Только в субботу в моей голове окончательно перестала пульсировать боль. Домой я пришла в пятницу. Пришлось признать, что доктор Хомерин был прав — без посторонней помощи эти несколько дней я бы, пожалуй, не обошлась. А к вечеру пятницы, после всех треволнений этого дня, я даже пожалела, что не осталась в больнице. Главное, чего я не знала и о чем совершенно не думала, — в больнице я была защищена от набегов полиции.

Конечно, копам не терпелось встретиться со мной. Уже в среду утром они примчались в пункт оказания первой медицинской помощи — и Монтгомери, и Бобби Мэллори, и Майкл. А потом Монтгомери два дня подряд присылал в клинику сотрудника. Доктор Мец Хомерин случайно наткнулся на него, выходя из моей палаты, после чего на моей двери появилась большая красная табличка с надписью: «Посетители не допускаются», что вызвало массу волнений среди сестер и нянечек, которые позднее и рассказали мне об этом во всех деталях.

До своей машины я доехала на такси. «Шеви» завелся с какими-то странными рокочущими звуками, которые не умолкали всю дорогу до дома. Вскоре после полудня я уже взбиралась по лестнице, а еще через некоторое время явился мистер Контрерас, нагруженный всякой едой.

Я в это время отмокала в ванне, стараясь не замочить свои перевязанные руки.

— Ну почему же ты мне ничего не сказала, куколка? Я бы забрал тебя из больницы. Ну как же можно с такими руками вести машину!

— Мне просто захотелось немного побыть одной. Знаете, в больнице каждый, кому не лень, показывает тебя любому студенту-медику.

— Уж слишком ты самостоятельна, голубушка моя. Иногда можно и о помощи попросить, ничего в этом зазорного нет. И уж я знаю совершенно точно: есть у тебя, конечно, нечего; если бы я не пришел, так бы и умирала с голоду. Поэтому мы с принцессой не уйдем, пока ты все не съешь. А потом, если захочешь побыть одна, только скажи. Исчезнем в тот же миг.

Ладно, намеков он не понял. Я сдалась и оставила его ждать в гостиной, а сама еще некоторое время полежала в ванне, вытерлась и оделась. Пеппи все это время крутилась рядом со мной — она не признавала никаких запретов.

В одном, по крайней мере, Лотти была права: мои тряпки воняли так, что невозможно было находиться с ними в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы надеть их на себя. Мне даже стирать их не хотелось, и хоть это были самые новые мои джинсы, я засунула их в пакет вместе с рубашкой и всем остальным и выставила на задней лестнице — пусть выбросят на помойку.

В конце концов, отмывшись и одевшись во все чистое, от бюстгальтера до носков, я вышла к мистеру Контрерасу. Он приготовил такой стол! Настоящий пир! Мне в моем состоянии ни за что столько не съесть. Но больше всего ему, конечно, хотелось услышать о моих приключениях.

— Ты почему мне ничего не сказала? — ворчал он. — Шла на такое опасное дело… А я обо всем должен узнавать из газет. Ну куда это годится?! Открываю сегодня утреннюю газету и сразу натыкаюсь на этого переростка Райерсона. Ты только послушай: «Самый беспокойный частный сыщик в Чикаго». Читаю дальше и узнаю, что ты там кого-то спасала из горящего здания, получила удар по голове, а мне даже не удосужилась позвонить из клиники. И я сказал ей, сказал своей принцессе: «Знаешь, ты ведь могла осиротеть, а узнала бы об этом самой последней».

Пеппи виляла хвостом в подтверждение его рассказа. Ее влажные янтарные глаза смотрели на меня не отрываясь, а я медленно пережевывала кусок бифштекса.

— С тех пор как две недели назад в моей жизни появилась тетушка, вы мне житья не давали за то, что беспокою вас по ночам. Что же мне было — выслушивать еще одну нотацию?

— Это несправедливо, — сказал мистер Контрерас. (Он был удивлен и оскорблен. Мало того, что его оставили в стороне, так я еще пережила такие сказочные приключения.) — И это не в первый раз, киска. Ты что, забыла, как я помог тебе и Лотти, когда бандиты напали на ее клинику? Ты забыла, как я отделал тех молодчиков, которые ломились в твою квартиру? Мне уже семьдесят один, но я еще в хорошей форме. Вполне могу пригодиться в драке.

Я очень хорошо все помнила. И именно поэтому старалась больше не вмешивать старика в самые «привлекательные» моменты своей деятельности. Но сказать ему правду я, конечно, не могла. Вместо этого стала плести какую-то чушь о том, что не приняла всерьез слова Элины, зная, что она пьянчужка и могла все это выдумать. Он задумчиво кивал.

— Да-да, киска, я понимаю, что ты хочешь сказать. У нас на работе был один такой. Все время ходил пьяный. Если же когда и явится трезвым, то уж после обеда точно напьется. Да что там! С ним просто опасно было работать. Один раз он не выключил точильный станок и Джейку — ты ведь помнишь Джейка? — полпальца оторвало. Но Греншо — этот пьяница — свалил все на меня.

К мистеру Контрерасу вернулось хорошее расположение духа, он говорил и говорил. Его благодушный голос, тяжесть хорошего бифштекса в желудке, теплое чувство удовлетворения от того, что я снова в своем собственном доме, — все это сделало свое дело — я почти отключилась в сладкой полудреме. Рука свесилась с кресла, Пеппи легонько лизала мои пальцы, а сама я согласно кивала в такт словам старика.

Резкая трель телефонного звонка вывела меня из этого приятного полузабытья. Я протянула руку и сняла трубку. Мюррей.

— Привет, Варшавски! Только начал сочинять твой некролог, а ты снова выкарабкалась. Сколько там у тебя еще жизней в запасе? Три?

— Я слышала, ты назвал меня самым беспокойным частным детективом в Чикаго?

— Ну и что такого? Это не оскорбление, я узнавал в юридическом отделе. Можешь подать на меня в суд, если докажешь, что это неправда. Слушай, скажи лучше, кто это сделал? Из какого лагеря — от Роз Фуэнтес или той бродяжки, Сериз?

— Иди спроси полицейских, им платят за расследование поджогов и убийств из городской казны.

— А ты будешь сидеть дома и следить по телевизору, пока они все это раскопают? — Он ухмыльнулся, — слушай, ну между нами, старыми сыщиками, что ты там делала?

Его голос с такой силой отдавался в трубке, что перед глазами у меня снова заплясали черные точки. Я отодвинула трубку подальше от уха.

— Сама не знаю — потеря памяти. Это, наверное, тоже было в газетах?

— Ну ладно, скажи хоть несколько слов. Я ведь для тебя делаю довольно много. — В его голосе звучали льстивые нотки.

Здесь он прав: если я и впредь рассчитываю на его помощь, надо кое-что подбросить и ему. Я рассказала Мюррею все с того момента, как Элина позвонила мне, и кончая пожарной лестницей.

— Теперь твоя очередь. Как пожарные узнали об этом так скоро?

— Анонимный звонок, — сказал Мюррей.

Мистер Контрерас смотрел на меня во все глаза. Ему нужны были все подробности. Я дотянулась до кушетки, достала из сумки блокнот, вырвала листок и нацарапала специально для старика: «Анонимный звонок». Кто-то, оказывается, позвонил по 911 из телефона-автомата на углу улиц Сермак и Мичиган. Мужской голос, больше полиции ничего не известно.

— Значит, ты думаешь, что кто-то охотится за твоей тетушкой? — спросил Мюррей. — Кстати, как она?

— Во-первых, я пока ничего не думаю — голова болит так, будто по ней проехали все грузовики с цементом, идущие на Дэн Райан. А что касается тетушки, то вчера она уже сидела и ела, но говорить со мной отказалась и притворилась такой больной, что доктора отгородили ее от полиции каменной стеной. Позвони в Риз, может, доктора позволят тебе поговорить с ней. Но только не очень на это рассчитывай. Теперь ты знаешь ровно столько же, сколько и я. Спокойной ночи, я ложусь спать.

Я положила трубку прежде, чем он успел спросить что-нибудь еще. Телефон зазвонил опять, но я не прореагировала. Мистер Контрерас предложил постелить мне постель на кушетке, приготовить чай, оставить у меня собаку и еще кучу всего… Черные точки снова запрыгали у меня перед глазами и стали разрастаться в огромные круги.

— Я хочу остаться одна в своей собственной квартире и лечь спать в свою собственную постель. Я знаю, вы мне желаете добра; вы помогаете мне, как сумасшедший. Но если вы сейчас же не заберете собаку и не оставите меня в покое, я заору или потеряю сознание, а может быть, и то, и другое.

Старик был оскорблен в лучших своих чувствах. С другой стороны, он, конечно, понимал, что я нездорова; ему и раньше случалось видеть сотрясение мозга.

— Да-да, киска, мы уходим, успокойся, тебе сейчас главное — не волноваться. Отдыхай как следует. Тебе надо набираться сил. Ты выглядишь так, будто потеряла десять фунтов.

Он собрал посуду, поворчал по поводу того, как я мало съела, забрал собаку и вышел. Я заперла дверь на все три замка и поплелась в спальню. Черные крути перед глазами понемногу стали проходить, и я забылась в тяжелой полудреме. Элина была во всех моих снах. Конечно, она дыра в моей голове, но кто-то пытался ее убить, и я не могла этого так оставить.

Сегодня утром в клинике, перед тем как уйти, я пыталась с ней поговорить. Она притворилась спящей.

— Нечего разыгрывать из себя опоссума, тетечка. Тебе все равно придется когда-нибудь со мной поговорить.

А потом пришел доктор Хомерин, прервал мое наставление и вывел из палаты.

— У нее тяжелый шок, — пояснил он. — Это при том, что ее нервная система и до этого была не в лучшем состоянии. Я запретил впускать сюда полицейских. Хотите, чтобы и вас перестали допускать к ней? Стрессы ей сейчас категорически противопоказаны. Она нуждается в вашей поддержке, а не в укорах.

— Тогда и ее не допускайте в мою жизнь, — с яростью бросила я. — Запретите ей звонить по ночам и просить о помощи — запишите это в ее истории болезни. А заодно удостоверьтесь, что она не укажет мой адрес вместо своего, когда дело дойдет до уплаты по счетам, и не сделает меня своим гарантом. Вот если вы все это сделаете, тогда можете не допускать меня в ее комнату.

Доктор Хомерин внимательно смотрел на меня во время этого взрыва, а потом мягко произнес: по его мнению, мне следует подумать о том, чтобы после больницы забрать тетку к себе — ей наверняка понадобится уход, пока она окончательно не поправится. Мне захотелось задушить его его же стетоскопом. Вот тогда-то я и ушла домой.

Теперь же, вздрагивая и ворочаясь на своей постели в беспокойном сне, я пыталась понять, есть ли у меня какой-нибудь долг перед тетушкой? Дядя Питер, конечно, твердо ответил бы: «Нет!» — и дело с концом. Но то Питер… Я даже не позвонила ему — мой усталый ум не смог бы оказать достойное сопротивление его самодовольству. Есть ли у меня долг перед тетушкой, да такой, чтобы забыть о собственной работе и о собственной жизни?

Я подавала стакан с водой Габриеле, когда руки у нее настолько ослабли, что она не могла ничего удержать. Я выносила горшки за Тони, когда он уже не мог дойти до туалета. Хватит с меня, я и так уже сделала достаточно. Но убедить себя не могла.

Из этого беспокойного полузабытья меня вырвал приход полиции в лице Роланда Монтгомери и Терри Финчли. Было четыре часа. Роланд не отпускал кнопку звонка до тех пор, пока я больше уже не могла не обращать на него внимания. Я спросила в домофон, что им нужно, и услышала в ответ, что, если сейчас же не открою, он приедет с ордером на арест и заберет меня в участок. Пришлось впустить. Терри Финчли прибыл с ним вместе по приказанию Бобби Мэллори как представитель отдела тяжких преступлений. Ему, похоже, совсем не нравилось, как Монтгомери со мной обращается, но, будучи младшим по званию, он не имел права вмешиваться.

Я завернулась в одеяло и вышла в гостиную. Во сне я, видно, сильно вспотела, а сейчас чувствовала озноб. Черные круги перед глазами, слава Богу, исчезли, но голова словно набита ватой. Я села на кушетку, поджав под себя ноги.

— Выкладывай все, Варшавски, — сказал Роланд. — Что ты делала в этом здании? И как случилось, что оно загорелось именно тогда, когда ты была там?

— Уж такая я зажигательная особа, — пробормотала я; язык едва ворочался во рту.

— Что-что? — заорал Монтгомери.

Финчли едва заметно покачал головой — предупреждал, чтобы я была поосторожнее.

— Я звонила Фери, — внезапно вспомнила я. — Его не было на месте, ночной дежурный обещал ему передать, куда я иду. Он просил держать его в курсе, если я узнаю что-нибудь о тетушке. Не знаете, передали ему? Может быть, и Бобби поэтому там оказался?

— Здесь я задаю вопросы! — рявкнул Монтгомери. — А зачем ты звонила в участок?

— Остынь немного, лейтенант, и послушай, что тебе говорят. Я только что объяснила, зачем позвонила в участок. Фери получил мое сообщение или нет?

Финчли вмешался прежде, чем Монтгомери снова успел заорать:

— Фери не сразу получил ваше сообщение. Он оставил свой биппер в кармане куртки, а сам пошел играть в покер. Только когда вернулся к себе за сигаретами, услышал сигналы и позвонил в управление. А потом сразу же умчался по тому адресу, который вы указали. Хотя к этому времени кто-то уже успел позвонить в полицию и сообщить о пожаре. Кстати, лейтенант Мэллори устроил разгон ночному дежурному за то, что тот не сообщил кому-нибудь еще о вашем звонке. Но ведь вы не сказали, что звонок срочный.

— Ага, а потом Фери и Бобби атаковали клинику. Ясно… А почему теперь здесь вы?

— Мисс Варшавски, — ледяным тоном произнес Монтгомери, — детектив Финчли находится здесь Для того, чтобы помочь расследованию. Почему послали именно его, вас не касается.

Я хотела было разразиться бурной речью по поводу того, что полиция должна служить гражданам, к коим я отношу и себя, следовательно, Монтгомери и мне должен служить… Но я чувствовала себя слишком усталой для того, чтобы бороться. Меня все еще трясло. Я поплотнее завернулась в одеяло, но продолжала дрожать. И пока Монтгомери задавал мне свои вопросы, я вновь прошла через все случившееся.

— Ну и кому же это было нужно — оставить вас двоих там, в горящем здании, на верную смерть? — спросил Монтгомери.

— Вы же у нас главный по поджогам и взрывам, лейтенант. Вот вы и разберитесь. Я же могу только сказать, что мне здорово повезло: сижу здесь с вами, что-то еще соображаю и даже могу вести эту увлекательную беседу.

Финчли хотел было что-то сказать, но потом передумал, лишь энергично черканул что-то в блокноте. В полумраке комнаты его коротко остриженные черные волосы почти сливались с темной кожей лица.

Монтгомери нахмурился и произнес:

— Гостиница «Берега прерий» находится как раз через дорогу от того места, вокруг которого вы так суетились на прошлой неделе?

— Вы удивительно проницательны, — сказала я со слабой улыбкой. — И что же из этого следует?

— Сдается мне, что вы сами и подожгли этот дом, чтобы привлечь внимание нашего отдела к расследованию пожара в «Копьях Индианы».

Все закружилось и поплыло перед моими глазами. Я случайно бросила взгляд на Финчли — у него буквально челюсть отвалилась.

— А я и не знал, что мы рассматриваем такой вариант, Монти, — тихо проговорил он.

— А я никогда не подозревала, что у вас такое богатое воображение, — обрела я наконец дар речи. — Начитались, наверное, Тома Клэнси в выходные.

Едва заметная усмешка пробежала по губам Финчли.

— Монти, какие у нас основания подозревать мисс Варшавски?

Монтгомери не обратил на него внимания.

— На прошлой неделе вы уже пытались отнять у нас время. Заявили, что там, на пожаре, погиб ребенок, когда никакого ребенка там и не было. Знаете, это характерная черта всех поджигателей — они не выносят, если на них не обращают внимания.

— Необыкновенно мудро, — хмыкнула я. — Прежде чем беспокоить меня, вы бы лучше пошли и поработали над этим делом. Установили бы тип зажигательной смеси и кто имеет к ней доступ. А заодно объяснили бы мне, как это я ударила себя по голове, затем, уже без сознания, подожгла гостиницу, а потом едва выбралась оттуда.

— Очень просто, — сказал Монтгомери, — у вас был сообщник.

Я откинулась на кушетку и закрыла глаза.

— Всего доброго, лейтенант. Дверь закрывается автоматически.

Он начал орать, но я не открыла глаз. Тогда он подошел ко мне и начал трясти за плечи с такой силой, что моя бедная голова всерьез загудела.

— Еще одно движение, — холодно сказала я, — и вас завтра же выставят за злоупотребление служебным положением и зверское обращение с гражданами. Убирайтесь ко всем чертям из моей квартиры и не вздумайте прийти, пока не запасетесь ордером на арест.

Я уверена, если бы не Финчли, Монтгомери покалечил бы меня. Не так уж он туп, как кажется, и потому сообразил, на чьей стороне детектив Финчли.

— Имей в виду, Варшавски, я глаз не спущу с твоей задницы. Я прилипну к тебе, как твои собственные трусики. Если что-нибудь затеешь, поймаю с поличным.

— Спасибо, что предупредил, лейтенант. Всегда полезно знать, кто твои враги, когда выходишь на улицу.

Дверь за ними захлопнулась. Я снова заперлась на все замки и проверила заднюю дверь. От усталости я не могла ни о чем думать, не могла даже позвонить Бобби и нажаловаться. Доковыляла до постели и свалилась в тяжелом беспокойном сне.