Отпевание Нэнси было назначено на одиннадцать утра в понедельник в методистской церкви, которую она посещала, будучи ребенком. Мне казалось, что я провела слишком много времени на похоронах своих друзей. У меня был темный костюм, который настолько ассоциировался с подобными процедурами, что я не осмеливалась надеть его просто так. Посему я слонялась по квартире в колготках и блузке, будучи не в силах унять суеверный страх, ибо мне чудилось, что, надев костюм, я смирюсь со смертью Нэнси.

Я ничем не могла занять свой ум, не могла Думать ни о Чигуэлле, ни о Гумбольдте, ни о способе, благодаря которому мне удалось бы навести полицию на след убийцы Нэнси. Даже то, как привести в порядок деловые бумаги у себя в гостиной, я не могла сообразить, хотя провела там несколько утренних часов, пытаясь разобраться в этих бумагах, которые я могла бы выбросить. Я была слишком разбита.

Неожиданно для самой себя, все еще оставаясь в нижнем белье, я отыскала в телефонном справочнике номер офиса Гумбольдта и позвонила. Равнодушная телефонистка соединила меня с его кабинетом, но трубку сняла не Кларисса Холлингсворт, а ее помощник. Попросив к телефону мистера Гумбольдта и немного поторговавшись, я наконец получила в ответ голос мисс Холлингсворт.

Ледяным контральто она покровительственно приветствовала меня:

— У меня не было возможности переговорить с мистером Гумбольдтом о вашей встрече, мисс Варшавски. Заверяю вас, что он получит эти сведения, но он больше не приходит сюда каждый день.

— Да, я не надеюсь, что вы звоните ему домой для консультаций. Однако в случае, если вы вдруг сделаете это, вы можете прибавить к моему сообщению еще кое-что: скажите, что я виделась с доктором Чигуэллом вчера вечером.

Она закончила разговор с унизительной для меня быстротой, и я продолжала говорить уже в мертвую трубку. Насколько позволяли мне дрожащие руки, я справилась с одеванием и в очередной раз поехала на Южную сторону.

Методистская церковь «Маукт оливз» была возведена в начале века. Тяжелые скамьи с высокими спинками из темного дерева и гигантское круглое окно-розетка напоминали те времена, когда храм был заполнен женщинами в длинных платьях и детьми в ботинках с высокой шнуровкой. Нынешняя община не могла позволить себе роскошь содержать в порядке витражи из толстого стекла с изображением Иисуса в изгнании. В тех местах, где изображение задумчивого аскетического лика Христа было разрушено временем, вставили фрагменты из армированного стекла, и получилось лицо человека, страдающего кожным заболеванием.

Пока четыре брата Нэнси стояли у постамента, их дети, сидевшие на передних скамьях, толкались и пихали друг друга, невзирая на соседство драпированной урны с прахом их тети. Их переругивания и взаимные оскорбления шепотом разносились под сводами нефа до тех пор, пока не потонули в скорбных звуках органа.

Я прошла вперед, чтобы миссис Клегхорн знала, что я здесь. Она улыбнулась мне с трогательной теплотой.

— Зайди к нам после службы, — прошептала она. — Выпьем кофе, нам нужно поговорить.

Неприязненно поглядывая на своих внуков, она пригласила меня сесть рядом с ней. Я мягко отказалась — не хотелось быть буфером между ней и расшалившимися чудовищами. Кроме того, я хотела стоять в стороне, чтобы видеть, кто присутствует на церемонии. Это, возможно, банально, но убийцы часто не в состоянии противиться желанию быть на похоронах своих жертв. Может, даже некое примитивное суеверие — попытка удостовериться, что их жертва действительно мертва и что ее похоронят по всем правилам, чтобы дух усопшего не блуждал.

После того как я нашла себе место у входа, появилась Диана Логен, великолепная в своей серебристой лисице. Она коснулась моей щеки и пожала мне руку, а затем устремилась по проходу вперед.

— Кто это? — прошептал голос мне в ухо.

Я вздрогнула и обернулась. Это был сержант Мак-Гоннигал в темном костюме, постаравшийся выглядеть подобающим траурной церемонии образом. Итак, полиция тоже надеялась…

— Она играла в баскетбол со мной и Нэнси. Нынешняя хозяйка фирмы «Золотой берег — Пуэрто-Рико», — прошептала я. — Я не думаю, что она могла Прихлопнуть Нэнси, у нее была возможность отыграться лет двадцать назад. Сегодня я тоже пришла с этой же мыслью. Я не всех знаю по именам, скажите мне, кто же убийца?

Он слегка улыбнулся:

— Когда я вас увидел, то подумал, что все мои хлопоты позади, ибо маленький польский сыщик собирается схватить преступника прямо перед алтарем.

— Это методистская церковь, — прошептала я. — Не думаю, что у них это называют алтарем.

Кэролайн вошла с группой людей, которых я видела в офисе ПВЮЧ. Их отличала неестественная серьезность, свидетельствовавшая о том, что они нечасто выполняют эти торжественные обязанности. Медные кудри Кэролайн были уложены в некое подобие прически. Она облачилась в черный костюм, сшитый на более высокую женщину, — подшивка на подоле сборила, и было ясно, что Кэролайн укоротила юбку со свойственной ей нетерпеливостью. Если она и заметила меня, то не подала вида, проследовав к скамьям в середине прохода.

За ними вошли несколько более пожилых женщин, скорее всего приятельниц миссис Клегхорн из местного отделения библиотеки.

Когда они прошли вперед, я увидела худого молодого мужчину, появившегося вслед за ними. Тусклый свет выхватывал его силуэт. Он неуверенно осмотрелся вокруг, увидел, что я пристально разглядываю его, и отвернулся.

Откуда это выдающее его замешательство? Он снова повернул голову в мою сторону. Кто он? Его виноватая неуверенность помогла мне вспомнить. Это был молодой Арт Юршак. Он точно так же двигался, как тогда в офисе своего отца, и поворот головы все тот же, что и тогда в разговоре со старыми шпиками.

В полумраке я не могла рассмотреть точеные черты его прекрасного лица. Он уселся где-то за моей спиной.

Мак-Гоннигал постучал меня по плечу.

— Кто этот молодой отпрыск? — поинтересовался он.

Я улыбнулась ангельской улыбкой и приложила палец к губам — орган зазвучал громче, возвещая о прибытии священника. Мы прослушали «Да пребудет со мною», исполненную в таком медленном темпе, что я едва сдерживалась, чтобы не завопить, опережая каждый следующий аккорд.

Священник был низенький, толстый мужчина с черными волосами, остатки которых он аккуратно расчесал по обе стороны от пробора. Лицо у него было морщинистое, и он напоминал проповедника с экрана телевизора, который вызывал у меня тошноту. Однако, когда он заговорил, я поняла, что допустила ужасную ошибку, попытавшись судить по внешнему виду. Он определенно хорошо знал Нэнси и говорил о ней с красноречивой убедительностью. Я почувствовала, как вновь сжимается мое горло, и откинулась на скамье, задрав голову и якобы следя за игрой света на потолке. Потолочные балки были расписаны голубыми и оранжевыми узорами, как принято в викторианских церквах. Сосредоточившись на кружевах рисунка, я сумела взять себя в руки и вступить в церковный гимн.

При этом я продолжала наблюдать за молодым Артом. Всю службу он сидел на краю скамьи, сжимая пальцами спинку передней скамьи. Когда наконец последние аккорды «В божественной любви пребывает» полнозвучно вырвались из органа, Арт тихонько встал и направился к выходу.

Я поймала его на крыльце. Он, нервничая, переминался с ноги на ногу, будучи не в состоянии освободиться от пьяного попрошайки. Я дотронулась до его руки — он вздрогнул.

— Не знала, что вы с Нэнси были друзьями, — сказала я. — Она никогда не упоминала о вас при мне.

Он что-то пробормотал.

— Я — Варшавски. Мы с Нэнси играли в баскетбол в высшей школе и колледже. Я видела вас в офисе десятого административного района на прошлой неделе. Вы — сын Арта Юршака, не так ли?

Его точеное надменное лицо стало еще бледнее, и я испугалась, что он может потерять сознание. Хотя он был стройным молодым человеком, я была не уверена, что сумею поддержать его, чтобы предотвратить падение.

Пьяный, который до этого заинтересованно прислушивался к нашему разговору, бочком подошел поближе.

— Ваш друг выглядит очень усталым, леди. Как насчет пятидесяти центов на кофе… чашку для него и чашку для меня?

Я решительно повернулась к нему спиной и взяла Арта за локоть:

— Я частный детектив и стараюсь разобраться в обстоятельствах смерти Нэнси. Если вы с ней были друзьями, я хотела бы поговорить с вами. О ее контактах с офисом вашего отца.

Он безмолвно покачал головой, и его голубые глаза потемнели от страха. После довольно долгой внутренней борьбы он, похоже, едва совладал с собой, вынуждая себя заговорить. Однако, к несчастью, когда он открыл было рот, остальные присутствующие на похоронах начали выходить из церкви. Как только люди поровнялись с нами, Арт выдернул свою руку и бросился на улицу.

Я попыталась последовать за ним, но наткнулась на пьяного. Я обошла его, сумев удержаться на ногах, и выругалась. Он обругал меня в ответ и тут же умолк, так как появился Мак-Гоннигал. Годы жизни, проведенные в непосредственных контактах с полицией, пробудили в нем шестое чувство, и он обрел способность узнавать их даже в партикулярном платье.

— Кого это вы так напугали, мисс Варшавски? — потребовал ответа сержант, игнорируя пьяного.

Мы оба наблюдали, как Арт сел в «крайслер» последней модели, стоявший в конце улицы, и машина умчалась.

— Моя персона действует на мужчин, — резко ответила я. — Я свожу их с ума. А вы нашли вашего убийцу?

— Я не уверен. Ваш экземпляр мужского пола был единственной подозрительной личностью среди всех собравшихся. Почему бы вам не продемонстрировать, что вы полезный член общества, и не назвать его имя?

Я повернулась к нему лицом:

— Тут нет никакой тайны. На самом деле его имя хорошо известно в этих краях: Арт Юршак.

Губы Мак-Гоннигала сжались.

— То, что Мэллори мой босс, вовсе не означает, что вы должны резко разговаривать со мной, словно я — это он. Назовите мне имя парня.

Я подняла правую руку:

— Честное бойскаутское, сержант. Юршак — его отец. Молодой Арт только недавно вступил в должность в его агентстве, или офисе, или где-то еще. Если вы поймаете его, не стоит пользоваться резиновой дубинкой, я не думаю, чтобы ему досталось от папаши слишком много жизненных сил.

Мак-Гоннигал сурово усмехнулся:

— Не беспокойтесь, Варшавски. У него куда более сильная защита, чем у толстокожих. Я не намерен ерошить его курчавые волосы… вы отправляетесь к Клегхорн на кофе? Я слышал, как некоторые дамы говорили об этом, выходя. Можно ли проскользнуть туда с вами?

— Мы, маленькие польские детективы, живем для того, чтобы помогать полицейским. Идемте!

Он усмехнулся и распахнул передо мной дверь автомобиля.

— Что там у вас внутри, Варшавски? Вы — совсем не то, чем кажетесь.

Горсточка людей, присутствовавших на похоронах, была уже в доме на Маскегон, когда появились мы. Макияж миссис Клегхорн был подпорчен, но слезы уже высохли, и она встретила меня тепло, любезно приняв и Мак-Гоннигала. Я на минутку задержалась с ней в маленькой прихожей, чтобы переговорить, а сержант прошел в дом.

— Керри забрала детей к себе, поэтому сегодня будет несколько поспокойней, — сообщила она. — Возможно, когда я уйду на пенсию, я уеду в Орегон.

Я крепко обняла ее:

— Пересечь всю страну, чтобы уклониться от обязанности бабушки? Может быть, вам просто следует сменить замки? Это было бы менее дерзкое решение.

— Полагаю, это свидетельствует о том, как я расстроена, Виктория, если высказываюсь в подобном духе. Я никогда не хотела, чтобы кто-нибудь знал, как я отношусь к детям своих сыновей. — На мгновение она замолчала, потом неловко добавила: — Если ты желаешь поговорить с Роном Каппельманом о… о Нэнси или о чем-то еще, он в гостиной.

Зазвонил дверной звонок. Она пошла открывать, а я вошла в гостиную. Я никогда не видела Рона Каппельмана, но не составило труда узнать его: он был единственным мужчиной в комнате. Примерно моего возраста, возможно, несколько старше, коренастый, коротко постриженный шатен, он был одет в твидовый пиджак с обтрепанными лацканами и обшлагами и в вельветовые брюки. Он сидел на круглом пуфике, без интереса перелистывая страницы старого «Нэшнл джиогрэфик».

Четыре женщины, тоже присутствовавшие в церкви, шептались в другом углу. Как я и предположила, они оказались сослуживицами миссис Клегхорн. Они взглянули на меня, но, поняв, что не знают, вернулись к своему разговору, напоминавшему слабое жужжание.

Я пододвинула кресло с прямой спинкой поближе к Каппельману. Он посмотрел на меня, и что-то дрогнуло в его лице. Он швырнул журнал на кофейный столик.

— Понимаю, — сочувственно сказала я, — мучительно говорить о подобных вещах с незнакомым человеком. Я бы не пошла на это, если бы не была уверена, что вы сможете помочь мне.

Он поднял брови:

— Я сомневаюсь, но вы можете попытаться.

— Мое имя — Ви. Ай. Варшавски. Я старая подруга Нэнси. Мы когда-то играли вместе в баскетбол. Довольно давно.

Я не могла смириться с тем, с какой скоростью понеслись года после моего тридцатилетия. И тем не менее мне казалось, что прошло не так уж много времени с тех пор, как мы с Нэнси учились в колледже.

— Верно. Я знаю, кто вы. Нэнси рассказывала о вас много раз, говорила, что вы спасли ее от безумия, когда обе были в высшей школе. Я — Рон Каппельман, но вы, кажется, уже знали это, когда вошли.

— Нэнси говорила вам, что в последнее время я работаю как частный следователь? Так вот я долгое время не видела ее, но неделю назад мы встретились на общей баскетбольной встрече.

— Да, я знаю, — вставил он. — После встречи мы вместе ходили на собрание, и Нэнси рассказала мне о вашей встрече.

В комнате слышался глухой рокот толпы. Присутствовавшие стремились говорить приглушенными голосами, окружающее пространство было невелико и не поглощало звуков, к тому же было очень тесно, и когда кто-то стоящий за моей спиной закурил, я почувствовала горячий пепел на шее — его нечаянно стряхнули в круглый вырез жакета.

— Могли бы мы пойти куда-нибудь еще и поговорить? — спросила я. — В прежнюю спальню Нэнси, или в бар, или в другое место? Я пытаюсь разобраться в обстоятельствах ее смерти, но, похоже, не могу нащупать конец нужной ниточки, чтобы распутать клубок. Я надеялась, что вы сможете рассказать мне что-нибудь.

Он покачал головой:

— Поверьте мне, если бы у меня была какая-то информация, я примчался бы к полицейским словно ракета. Однако буду рад, если мы уйдем отсюда.

Мы пробрались сквозь толпу, тепло простившись с миссис Клегхорн на выходе. Приветливое теплое участие, с которым она обращалась к Каппельману, без сомнения, свидетельствовало, что молодой человек и Нэнси были в хороших отношениях. Я несколько беспокоилась за Мак-Гоннигала, но он ведь опытный полицейский и способен постоять за себя.

На улице Каппельман спросил:

— Почему бы вам не поехать ко мне в Пульман? Здесь поблизости нет ни одного кофейного магазинчика, где было бы чисто и тихо. Впрочем, это вам, наверное, известно.

Я потащилась вслед за его ветхим «рэббитом» вдоль улиц Сто тринадцатой и Ленгли. Перед шеренгой аккуратных кирпичных домов, тянувшихся по обочинам улиц Пульмана и выходивших своими чистенькими фасадами и открытыми верандами на шоссе, мы остановились. Район напоминал Филадельфию времен подписания конституции.

Эти скромные, хорошо сохранившиеся фасады не позволяли предположить, какие фешенебельные помещения могут скрываться за кирпичными стенами. Внутри холл был оклеен яркими цветочными обоями в викторианском стиле, а панели сделаны из отполированного до блеска темного ореха. Полы оказались просто безупречными, но их украшали ковры, мебель смотрелась превосходно.

— Великолепно, — сказала я, восхищенная. — Вы сами устроили все это?

Он кивнул:

— Плотничьи работы — мое хобби. Это позволяет мне отключиться от мерзости, царящей вокруг, и припасть к великолепию, среди которого я провожу свои дни. А мебель и украшения я подобрал в районе «блошиных рынков».

Он провел меня в маленькую кухню, выложенную итальянским кафелем. На стенах висела медная утварь, начищенная до блеска. Я взобралась на высокий табурет, стоявший рядом с изразцовой печкой, а он принялся варить кофе.

— Итак, кто попросил вас расследовать убийство Нэнси? Ее мать? Не уверен, что полицейские станут выслуживаться перед здешними политиками и убеждать народ, что правосудие идет своим неумолимым курсом.

Он покосился на меня, ловко собирая кофеварку.

— О нет. Если вы хорошо знаете миссис Клегхорн, вы должны понимать, что она не намерена мстить.

— В таком случае кто ваш заказчик?

Он повернулся к холодильнику, достал оттуда крем и тарелку со сдобными булочками.

Я бессознательно наблюдала сзади, как натянулись брюки, когда он нагнулся. Шов почти разошелся. Еще пара наклонов — и может возникнуть пикантная ситуация. Я честно удержалась, чтобы не уронить тарелку ему на ноги, и выждала, пока он опять не повернется ко мне лицом, готовая дать ответ.

— Нанимая меня, мои клиенты платят в том числе и за конфиденциальность. Если бы я выболтала их секреты вам, я вряд ли могла бы ожидать, что и вы раскроете мне свои, верно?

Он покачал головой:

— У меня нет никаких секретов. По крайней мере, в отношении Нэнси Клегхорн. Я адвокат ПВЮЧ. Я работаю на несколько групп общественности. Моя специализация — законность соблюдения общественных интересов. С Нэнси замечательно работалось. Она была организованной, имела ясную голову и знала, когда идти напролом, а когда отступить. Не в пример своему боссу.

— Кэролайн?

Трудно было представить Кэролайн Джиак чьим-то боссом.

— Итак, ваши отношения с Нэнси были чисто профессиональными?

Он передал мне кофейную чашку:

— Не пытайтесь подловить меня, Варшавски. Я играю в игры с большими мальчиками. Хотите сливок? Рекомендую. Видите ли, это ослабляет действие кофеина и помогает уберечься от рака желудка.

Он поставил передо мной тяжелую фарфоровую кружку и сунул тарелку с булочками в духовку.

— Нет. У нас с Нэнси был недолговременный флирт пару лет назад, когда я начинал работать в ПВЮЧ. Она переживала тогда неприятности, а я десять месяцев до этого развелся. Мы были утешением и поддержкой друг другу, но не смогли предложить друг другу ничего особенного. Кроме дружбы, которая достаточно своеобразна, если ничем не подпитывается. Конечно же не тем, чтобы бить своих друзей по голове и топить их в болоте.

Он вытащил булочки из печи и взобрался на табурет слева от меня. Я отхлебнула великолепного кофе и взяла булочку с черникой.

— Я предоставлю полицейским выяснить ваши действия в тот день, шаг за шагом. Где вы были в два часа пополудни в четверг и так далее. Меня же интересует вот что: кто все-таки преследовал Нэнси, как она полагала? Не считала ли она, что навлечет гнев Дрезберга? А может, это действительно было связано с восстановлением завода?

Он поморщился:

— Фантазии малышки Кэролайн… От них мне хочется бросить эту затею. Нехорошо, конечно, для адвоката… Честное слово, я не знаю. Мы оба разозлились как черти после того слушанья две недели назад. Когда мы с Нэнси разговаривали во вторник, она сказала, что не исключает и политических интересов и намерена попробовать, сумеет ли она выяснить, не Юршак ли заблокировал решение. Я работал над юридическими документами, пытаясь понять, как обойти столичные санитарные службы, чтобы получить разрешение. Может, стоило получить разрешение у властей штата и подключить государственный департамент.

Он рассеянно сжевал вторую булочку и намазал маслом третью. Его заплывшая жирком талия убедила меня отказаться от предложенной мне тарелки со сдобой.

— Итак, вы не знаете, с кем она говорила в офисе Юршака?

Он покачал головой:

— У меня создалось впечатление… ничего конкретного, правда, чтобы быть уверенным, но думаю, у нее был там любовник. Кто-то, кого она немного стеснялась показывать, и не хотела, чтобы о нем знали ее коллеги или кто-то, кого, как она считала, следует уберечь. — Он уставился в пространство, пытаясь облечь свои ощущения в слова. — Она скрывала, с кем обедала… ее нежелание идти на игры «Ястребов» — у нас был совместный абонемент… ну и так далее. Итак, она, возможно, получила информацию от него и не хотела, чтобы я знал об этом. Последний раз, когда мы говорили с ней — как раз сегодня исполнится неделя, — она сказала, что нащупала кое-что, но нужны доказательства. Больше я с ней не говорил.

Он внезапно замолчал и уткнулся в свой кофе.

— Ладно, а как насчет Дрезберга? Судя по тому, что вам известно о ситуации, не кажется ли вам, что он мог быть против возобновления производства?

— Бог мой, да я бы так не подумал. Хотя с такими, как он, никогда не знаешь наперед. Судите сами.

Он отставил кофейную чашку и, подавшись вперед, принялся перечислять виды деятельности Дрезберга, сопровождая свои слова усиленной жестикуляцией. Империя отходов занималась перевозкой, сжиганием, содержала контейнеры для хранения, проводила операции по захоронению. В пределах своих интересов Дрезберг пресекал любые ощутимые посягательства на его монополию, даже любые попытки в этом направлении. Стоит вспомнить угрозы год назад в адрес Кэролайн и Нэнси, когда обе они попытались забраковать новую печь для сжигания мусора, поскольку она не удовлетворяла санитарным нормам.

— Но возобновление производства ничего общего не имеет ни с одной операцией Дрезберга, — закончил он. — «Ксерксес» и «Глоу райт» сбрасывают все отходы в свои собственные лагуны прямо сейчас. Все, чего хочет ПВЮЧ, так это взять их отходы и пустить в переработку…

Я на минуту задумалась:

— Он мог увидеть в ваших намерениях потенциальную угрозу своей сфере влияния, то есть попытку ограничения рамок его деятельности. А может, он хочет, чтобы ПВЮЧ использовал для перевозки его грузовики.

— Если бы это было так, он просто наложил бы лапу на эти отходы и вынудил их использовать свои грузовики, не устраняя Нэнси. Я не говорю, что его участие исключено. Завод по переработке отходов определенно в сфере его интересов. Но для меня это пока не лежит на поверхности.

Мы перевели разговор на наших общих друзей, которых знали по Иллинойсу. Мы вспомнили моего кузена, которого Каппельман видел на стадионе, когда он появлялся там в составе «Ястребов».

— У них больше никогда не было другого такого игрока, — с сожалением сказал Каппельман.

— И это вы мне говорите?

Я поднялась и надела пальто:

— Если вы обнаружите нечто необычное… что-то, что так или иначе покажется вам имеющим прямое или косвенное отношение к смерти Нэнси, то позвоните мне, хорошо?

— Да, конечно.

Казалось, взгляд его блуждает. Было похоже, что он собрался что-то сказать, но передумал и, пожав мне руку, проводил до двери.