Когда я вошла в гостиную, Лотти подняла свои густые брови.

— У тебя походка победительницы, — сказала она. — С твоим офисом все в порядке?

— Нет, но я нашла то, что все они искали. — Я вынула бланк и показала его Лотти. — Посмотри. Ты что-нибудь в этом понимаешь?

Она надела очки и, выпятив губы, внимательно прочла то, что я ей дала.

— Ты знаешь, иногда, когда мне платят за медицинскую помощь жертвам несчастных случаев в промышленности, я просматриваю такие документы. Насколько я понимаю, здесь все в порядке. Обычно я их не читаю, только бегло проглядываю, подписываю и отправляю в банк. И имя Гильчовски ничего для меня не значит, я только вижу, что это польское имя. Может быть, все дело именно в этом имени?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Для меня оно тоже ничего не значит. Но на всякий случай я все же сделаю копию и хорошенько ее спрячу... Ты поела?

— Я ждала тебя, дорогая.

— Тогда позволь мне пригласить тебя на ужин. Я очень голодна; чтобы найти этот бланк, пришлось много поработать, в том числе и физически, хотя не обошлось и без головы, — ничто так не развивает логическое мышление, как университетское образование.

Лотти приняла мое предложение. Вымывшись под душем, я надела мои самые приличные брюки. Мое облачение дополнили модная рубашка и свободный жакет. Кобуру я аккуратно прикрепила слева под мышкой. Бланк убрала в карман жакета.

Когда я вышла в гостиную, Лотти внимательно меня оглядела.

— Ты хорошо прячешь свою игрушку, Вик. — Видя мой недоуменный вид, она рассмеялась: — Дорогая, ты оставила пустую кобуру в кухонном мусоре, а я знаю, что не приносила в дом «смит-и-вессон». Поехали?

Я рассмеялась, но ничего не сказала. Лотти отвезла меня на угол Белмонт и Шеридан, и мы просто, но вкусно поужинали в винном погребке гостиницы «Честертон». Первоначально это был винный погреб, но затем его превратили в небольшой ресторан. Лотти с удовольствием выпила их кофе и съела пару пышных венских пирожных.

Когда мы вернулись домой, я настояла, чтобы мы проверили и парадную и черный ход, но никого не было видно. Войдя, я тут же созвонилась с Ларри Андерсоном, моим мастером по ремонту, и сговорилась с ним, чтобы он привел в порядок мою квартиру. На завтра у него была большая работа, и он обещал прибыть с лучшими своими помощниками во вторник. Не стоит благодарности, он с удовольствием это для меня сделает. Затем я связалась с Ральфом и договорилась, что мы с ним поужинаем завтра вечером в ресторане «Ахаба».

— Как лицо, лучше? — спросил он.

— Спасибо, куда лучше. Завтра вечером у меня будет вполне приличный вид.

В одиннадцать я пожелала Лотти покойной-покойной ночи и завалилась в постель. Уснула я мгновенно, точно провалилась в черную дыру. Лишь много позже мне стали сниться сны. На обеденном столе моей матери стояли красные венецианские бокалы. «А теперь возьми ноту си, Вики, и постарайся ее удержать». Я взяла и с колоссальным усилием удержала ноту. К моему ужасу, на глазах у меня ряд бокалов превратился в красную лужу. Это была кровь моей матери. Проснуться мне удалось лишь с большим трудом. Громко трезвонил телефон.

Пока я ориентировалась в незнакомой обстановке, Лотти уже успела ответить. Когда я подняла свою отводную трубку, я услышала ее бодрый, умиротворенный голос: «Да, это доктор Хершель». Я повесила трубку и скосила глаза на маленький освещенный циферблат будильника: пять тринадцать. Бедная Лотти, подумала я, ну и собачья жизнь. И перекатилась на другой бок.

Через несколько часов телефон разбудил меня снова. Я смутно вспомнила предыдущий звонок и, не зная, вернулась ли Лотти, протянула руку к трубке.

— Алло, — сказала я и услышала голос Лотти. Я хотела уже опустить трубку на рычаг, когда послышался тихий дрожащий голосок:

— Можно попросить мисс Варшавски?

— Да, это я, Варшавски. Чем могу служить?

Раздался щелчок, означавший, что Лотти положила свою трубку.

— Это Джилл Тайер, — произнес дрожащий голосок, стараясь говорить спокойнее. — Вы не могли бы приехать ко мне домой?

— Прямо сейчас? — спросила я.

— Да, — выдохнула она.

— Конечно, моя лапочка. Прямо сейчас. Ты не могла бы предварительно сказать мне, в чем дело?

Я прижала трубку правым плечом к уху и уже одевалась. Было половина восьмого, и плотные джутовые шторы Лотти пропускали достаточно света, чтобы я могла одеваться, не включая электрический свет.

— Я... я не могу сейчас говорить. Меня зовет мама. Приезжайте, пожалуйста.

— О'кей, Джилл. Держись. Я приеду через сорок минут. — Я положила трубку и с лихорадочной поспешностью надела ту же одежду, что и накануне. Не забыла я прихватить с собой и револьвер. Затем я пошла в кухню, где Лотти ела тост и пила густой кофе по-венски.

— Итак, — сказала она. — Второй срочный вызов за сегодняшний день. Меня вызывала глупая девчонка, которая сделала неудачный аборт и залилась кровью. Что бы ей обратиться сразу ко мне. — Она сделала гримаску. — И конечно, все это надо было сделать тайком от матери. А куда же едешь ты?

— В Виннетку. К очень приятной и совсем неглупой девочке. — Перед Лотти лежала открытая «Сан таймс». — Ничего нового о Тайерах? — В моем голосе звучал панический страх.

Лотти налила мне чашку кофе, и я стала, обжигаясь, пить его большими глотками, одновременно просматривая газету, где я, однако, не нашла ничего меня интересующего. Я пожала плечами, взяла у Лотти намазанный маслом тост, поцеловала ее в щеку и поспешила на улицу.

По обычной своей осторожности, прежде чем выйти на улицу, я тщательно осмотрела лестницу и тротуар, примыкающий к дому. Я даже скользнула взглядом по заднему сиденью и капоту двигателя — не вскрывали ли его, — прежде чем сесть в машину. Дух Смейссена все еще продолжал меня преследовать.

Был как раз час пик, и движение было довольно интенсивное. Но когда я свернула на Иденс, моя машина была едва ли не единственной на дороге. Я дала Джилл свою визитную карточку главным образом для того, чтобы она чувствовала чью-то теплую заботу, но, честно сказать, не ожидала сигнала SOS. Стараясь не превышать допустимой скорости, я думала о том, почему она обратилась к моей помощи. Молоденькая девочка из предместья, которая никогда не сталкивалась со смертью, могла все еще испытывать потрясение, но, по моим наблюдениям, у нее был спокойный, уравновешенный характер. Может, что-то случилось с ее отцом?

Я выехала в 7.42 и в 8.03 свернула на Уиллоу-роуд. Неплохой результат, если считать, что я проехала пятнадцать миль, причем три из них в напряженном уличном движении. В 8.09 я подъехала к воротам особняка Тайера. Дальше путь был закрыт. Произошло что-то из ряда вон выходящее. Въезд был перекрыт полицейской машиной со сверкающей вертушкой, и весь двор был забит машинами и полицейскими. Я дала задний ход и поставила машину на гравиевой обочине. Только после того как я заглушила двигатель и вышла, я заметила обтекаемый черный «мерседес», который стоял во дворе в субботу. Но на этот раз он был не во дворе и стоял под каким-то странным углом на обочине. И он уже не был гладким и обтекаемым. Передние баллоны были сплющены, лобовое стекло было все в дырах, пробитых, как я предположила, пулями.

В районе, где я живу, подобное происшествие собрало бы шумную толпу зевак. Но здесь, на северном берегу, люди стояли небольшими спокойными группами. Их удерживал на расстоянии молодой подтянутый полицейский с усами.

— Да, они здорово изрешетили автомобиль мистера Тайера, — сказала я молодому полицейскому, проходя мимо.

Когда случается что-нибудь чрезвычайное, полиция не любит делиться имеющимися у нее сведениями. Они никогда не рассказывают, что произошло, и не отвечают на наводящие вопросы. Полицейские Виннетки не составляли исключения.

— Что вам надо? — подозрительно спросил молодой человек.

Я хотела ответить ему прямо и откровенно, но сообразила, что меня ни за что не пропустят во двор.

— Меня зовут Ви.Ай. Варшавски, — сказала я, улыбаясь с видом праведницы. — Я была гувернанткой мисс Джилл Тайер. Когда сегодня утром случилась эта беда, она позвонила мне и попросила срочно приехать.

Молодой коп нахмурился.

— У вас есть с собой какие-нибудь документы?

— Конечно, — уверенно ответила я; хотя и недоумевая, каким образом водительская лицензия может подтвердить мои слова, я все же покорно достала и предъявила ее.

— Хорошо, — сказал он, изучив ее достаточно внимательно, чтобы запомнить номер. — Вы можете поговорить с сержантом.

Оставив свой пост, он подвел меня к воротам.

— Сержант, — завопил он. Один из полицейских, стоявших возле ворот, обернулся. — Это гувернантка мисс Тайер.

— Благодарю вас, начальник, — сказала я с важным видом. Прошла по подъездной дороге к двери и повторила свою придуманную историю сержанту.

И он тоже насупился.

— Нас никто не предупреждал о приходе гувернантки. Вообще-то мы никого не пропускаем. Вы не журналистка?

— Конечно нет, — возмутилась я. — Послушайте, сержант, — сказала я с примирительной улыбкой. — Нельзя ли попросить мисс Тайер подойти к двери. Она скажет, звала она меня или нет. Если нет, я могу уйти. Но ведь она звонила мне, боюсь, что она будет очень расстроена, если вы меня не пропустите.

То, что один из членов семейства Тайеров, даже такой молодой, как Джилл, будет сильно расстроен, заставило сержанта призадуматься. Я боялась, что он позвонит Люси, но вместо этого он велел одному из своих людей привести мисс Тайер.

Минута шла за минутой, а она все не показывалась, и я уже стала опасаться, что меня заметила Люси и, естественно, разуверила полицию насчет моего утверждения, будто бы я была гувернанткой Джилл. Но немного погодя Джилл все же появилась. Ее овальное личико было полно беспокойства и горя, каштановые волосы — растрепаны. Когда она увидела меня, ее лицо немного прояснилось.

— А, это вы, — воскликнула она. — Они сказали, что пришла моя гувернантка, и я подумала, что это старая миссис Уидкенз.

— Так это не ваша гувернантка? — спросил патрульный.

Джилл посмотрела на меня с тоской и болью. Я вошла в дом.

— Скажи этому человеку, что ты посылала за мной, — сказала я.

— Да, да. Час назад я позвонила мисс Варшавски и попросила ее приехать.

Патрульный взирал на меня подозрительными глазами, но я была уже в доме, и одна из могущественного семейства Тайеров настаивала, чтобы я осталась. Он принял компромиссное решение, заставив меня вписать мое имя печатными буквами в его записную книжку. Все время, пока я это делала, Джилл тянула меня за руку, и, как только я кончила выводить свое имя, прежде чем патрульный мог задать какой-нибудь вопрос, я слегка хлопнула ее по спине и подтолкнула по направлению к холлу. Она отвела меня в маленькую комнату около большой зеленой статуи и закрыла дверь.

— Вы сказали им, что вы моя гувернантка? — Она все еще пережевывала эту мысль.

— Боюсь, что, если бы я сказала им правду, они меня не впустили бы, — объяснила я. — Полиция не любит пускать частных детективов в свои заповедники... Что произошло?

На ее лице вновь появилось скорбное выражение.

— Вы видели машину снаружи? — Я кивнула. — Это был мой отец, они убили его.

— Ты видела, как это случилось?

Она покачала головой и коснулась рукой носа и лба. По ее щекам заструились слезы.

— Я слышала выстрелы, — жалобно сказала она.

В комнате стояли кушетка и стол с несколькими журналами на нем. По обеим сторонам окна, выходящего на южную лужайку, — два кресла с тяжелыми подлокотниками. Я пододвинула их к столу и посадила Джилл в одно из них. Сама же уселась в другое, напротив.

— Прости, может, это и бестактно, ноя должна задать тебе несколько вопросов о случившемся. Но спешить с этим мы не будем, если хочешь, поплачь вволю.

Ее рассказ перемежался всхлипами.

— Мой папа обычно уезжает на работу между семью и семью тридцатью, — сказала она. — Иногда — раньше. Если в банке какая-нибудь особенно срочная работа. Я обычно еще спала, когда он уезжал. Люси готовила ему завтрак, а когда вставала я, она кормила и меня. Мама завтракает кофе и тостом в своей комнате. Она всегда на диете.

Я кивнула, давая понять, что не только запоминаю эти подробности, но и знаю, зачем она их рассказывает.

— Но сегодня ты не спала?

— Нет, — согласилась она. — Только вчера мы похоронили Пита, и у меня было так тяжело на душе, что я не могла спать — только чуть-чуть дремала. — Она перестала плакать и постаралась говорить более спокойным голосом. — Я слышала, как папа встал, но не пошла завтракать вместе с ним. В последнее время он был такой странный, и я боялась, что он скажет что-нибудь очень нехорошее о Пите. — Вдруг она разрыдалась. — Я не пошла с ним завтракать, а теперь он мертв, и у меня больше никогда не будет такой возможности. — Слова вырывались у нее короткими фразами, между всхлипами, и она повторяла их вновь и вновь.

Я взяла ее за руки.

— Я знаю, как это тяжело, Джилл. Но ведь ты не спасла бы его, если бы позавтракала с ним. — Я похлопывала ее по рукам, но ничего больше не говорила. И только когда рыдания немного утихли, я наконец сказала: — Расскажи мне, что случилось, моя лапочка, и мы подумаем с тобой, что мы можем предпринять.

Она собралась с духом и сказала:

— Рассказывать почти нечего. Моя спальня наверху. Я подошла к окну и смотрела, как он выезжает на улицу. — Она сглотнула, но тут же продолжила: — Самой улицы за кустами не видно, да и из моего окна не все видно, но по шуму я поняла, что он выехал на улицу и повернул к Шеридан. — Я поощрительно кивнула, все еще крепко держа ее за руки. — Я уже хотела вернуться к кровати, раздумывая, не одеться ли мне, когда услышала все эти выстрелы. Только... Только я не знала, что это выстрелы. — Она аккуратно смахнула две только что выступившие слезы. — Это было ужасно. Я услышала треск разлетающегося стекла, затем визг шин — так бывает, вы знаете, когда слишком крутой поворот, — и я подумала, уж не случилась ли авария. Он был в таком взвинченном состоянии, что мог поехать по Шеридан-роуд и сбить кого-нибудь.

Я сбежала вниз, как была в ночном халате, и тут откуда-то сзади прибежала Люси. Она кричала, чтобы я поднялась наверх и оделась, но я побежала прямо к машине. — Она вся сморщилась, борясь с подступающими слезами, закрыла глаза. — Это было ужасно. Папа, весь в крови, лежал на руле. — Она покачала головой. — Я все еще думала, что это несчастный случай — столкновение, но я не видела другой машины. Я подумала, что они, может быть, удрали, те, с визжащими шинами, но Люси, видимо, догадалась, что его застрелили. Во всяком случае, она не позволила мне подойти к автомобилю — я была босиком, — к этому времени кругом собралось уже много других машин, и Люси попросила кого-то вызвать полицию. Она хотела, чтобы я шла домой, но я не соглашалась до прибытия полиции. — Она глубоко вздохнула. — Я не могла оставить его одного, совсем одного...

— Конечно, моя ласточка. Ты поступила совершенно правильно. А твоя мама вышла из своей комнаты?

— Нет. Когда приехала полиция, мы вернулись в дом, и тогда я вспомнила о вас и позвонила. Но мне пришлось повесить трубку. — Я кивнула. — Люси разбудила маму и обо всем рассказала, мама заплакала и пошла ко мне. Когда она вошла, мне пришлось повесить трубку.

— Значит, ты не видела людей, которые убили твоего отца? — Она покачала головой. — А полиция считает, что убийцы были в отъехавшей машине?

— Они все время говорят о взрывном устройстве. А я думаю, что никакого взрывного устройства не было.

Я кивнула.

— Вполне разумно. А теперь я хочу задать тебе важный вопрос. Ты позвала меня, чтобы я тебя утешала и поддерживала, что я с удовольствием сделаю, или ты хочешь, чтобы я что-нибудь предприняла?

Она удивленно уставилась на меня своими серыми глазами, которые уже слишком много видели для ее лет.

— А что вы можете сделать? — спросила она.

— Ты можешь нанять меня как детектива, чтобы я нашла убийц твоего папы и брата, — сказала я деловым тоном.

— Но у меня же нет денег, только на карманные расходы. Когда мне исполнится двадцать один год, я получу свою долю наследства, но сейчас мне только четырнадцать.

Я рассмеялась:

— Не огорчайся. Если ты хочешь меня нанять, принеси мне доллар, и я дам тебе расписку, и это будет означать, что ты меня наняла. Но тебе придется поговорить об этом со своей матерью.

— Мои деньги наверху, — сказала она, вставая. — Вы думаете, что папу убил тот же человек, который убил и Пита?

— Не исключено, хотя у меня пока нет никаких достоверных свидетельств.

— Но может быть, этот человек хочет уничтожить всю нашу семью?

Я задумалась. Конечно, такую возможность нельзя было исключать, но это был уж очень драматический способ расправиться со всем семейством, к тому же и очень медленный.

— Навряд ли, — сказала я наконец. — Такое предположение имеет под собой некоторые основания, но ведь если бы они хотели расправиться со всей семьей, почему бы им не сделать этого вчера, когда вы были в машине все вместе.

— Я пойду за деньгами, — сказала Джилл, направляясь к двери. Как раз в этот миг холл пересекала Люси.

— Так вот ты где, — резко сказала она. — Твоя мама хочет тебя видеть, а ты спряталась здесь. — Она заглянула в комнату. — Да еще уединилась с этой сыщицей. Уходи, — сказала она, обращаясь ко мне. — У нас и без того тут достаточно бед, чтобы накликать новые.

— Извините, Люси, — сказала Джилл тоном совершенно взрослой женщины. — Мисс Варшавски здесь по моему приглашению. И она уйдет, только если я попрошу ее об этом.

— Посмотрим, что скажет на это ваша мать, — едко сказала Люси.

— Я сама с ней поговорю, — резко возразила Джилл. — Подождите, пожалуйста, пока я принесу деньги, — добавила она, обращаясь ко мне.

После ухода Джилл Люси сказала:

— Я только знаю, что мистер Тайер возражал против вашего присутствия здесь; и я думаю, что бы он сказал, если бы увидел вас...

— Мы обе знаем, что он уже ничего не может сказать, — перебила я. — Но если бы он откровенно рассказал мне или кому-нибудь другому, что именно его заботило, вполне вероятно, он не погиб бы сегодня утром... Послушайте. Я испытываю к Джилл большую симпатию и очень хотела бы ей помочь. Она позвонила мне сегодня утром не потому, что нуждалась во мне как в частном детективе, боюсь, она и понятия не имеет, что это такое, но потому, что нуждается в моем участии. Вы не думаете, что она здесь одинока?

Люси посмотрела на меня с кислым видом.

— Возможно, мисс детектив, возможно. Но если бы Джилл лучше относилась к своей матери, возможно, и та тоже относилась бы к ней лучше.

— Понятно, — сказала я сухо.

Тут как раз возвратилась Джилл.

— Ваша мать ждет вас, — резко напомнила Люси.

— Я знаю, — выкрикнула Джилл. — Сейчас я к ней пойду.

Она вручила мне доллар, и я с серьезным видом написала расписку на листке своего блокнота. Люси, стянув губы в тонкую щель, следила за всем этим с разгневанным видом. Как и в субботу, мы прошли через длинный холл. Миновав библиотеку, мы оказались в задней части дома.

Люси открыла дверь слева и сказала:

— Вот она, миссис Тайер. А с ней эта ужасная женщина-детектив, которая вымогает у нее деньги. В субботу мистер Тайер вышвырнул ее из дома, но она опять здесь.

Стоявший возле двери патрульный окинул меня удивленным взглядом.

— Люси, — взъярилась Джилл. — Это ложь.

Она прошла мимо высказывавшей ей свое осуждение женщины прямо в комнату. Я стояла за Люси, глядя через ее плечо. Комната была восхитительная, сплошь застекленная с трех сторон. На востоке большое окно выходило на озеро, на севере можно было видеть чудесную лужайку с зеленым теннисным кортом. Комната была обставлена плетеной бамбуковой мебелью с веселого вида желто-красными подушками, торшерами; пол был затянут паласом. Множество растений и цветов придавало комнате сходство с оранжереей.

Миссис Тайер сидела в самом центре этой чудесной комнаты. Даже без макияжа, слегка заплаканная, она выглядела очень красивой; я сразу же узнала ее по портрету, помещенному во вчерашней «Геральд стар». Очень хорошенькая молодая женщина, по всей видимости старшая сестра Джилл, сидела в почтительной позе возле своей матери, а напротив нее сидел слегка сконфуженный красивый молодой человек в рубашке для игры в поло и клетчатых брюках.

— Пожалуйста, Джилл, я не понимаю ни одного слова из того, что говорите вы с Люси, но, пожалуйста, не кричи, дорогая, мои нервы совершенно не в состоянии переносить этого.

Я прошла мимо Люси в комнату и приблизилась к кушетке, где полувозлежала миссис Тайер.

— Миссис Тайер, примите мои соболезнования по поводу утраты вашего мужа и сына, — сказала я. — Меня зовут Ви.Ай. Варшавски. Я частный детектив. Сегодня утром ваша дочь попросила меня приехать и при возможности помочь.

— Я зять миссис Тайер, — сказал молодой человек, выпятив челюсть, — и я могу с уверенностью сказать, что, если в субботу мой тесть вышвырнул вас из дома, ваше присутствие здесь нежеланно.

— Ты попросила ее приехать, Джилл? — спросила молодая женщина, явно шокированная.

— Да, попросила, — ответила Джилл с упрямым выражением лица. — И ты не можешь выгнать ее, Джек, это не твой дом. Я попросила приехать, и я наняла ее, для того чтобы она выяснила, кто убил папу и Пита. Она считает, что это сделал один и тот же человек.

— Послушай, Джилл, — сказала старшая сестра. — Я думаю, что это дело полиции, и тебе незачем тревожить мать, нанимая частных детективов.

— Как раз это я и старалась внушить ей, миссис Торнсдейл, — раздался ликующий голос Люси.

Джилл сморщилась; казалось, она вот-вот заплачет.

— Успокойся, моя ласточка, — сказала я. — У всех и без того взвинченные нервы, зачем лишние споры? Почему бы тебе не представить мне всех присутствующих.

— Извините, — проговорила она. — Это моя мать, моя сестра Сьюзан Торнсдейл и ее муж Джек. И Джек думает, что можно помыкать мной, как и Сьюзан, но...

— Спокойнее, Джилл, — сказала я, кладя руку ей на плечо.

Сьюзан была вся пунцовая.

— Ты испорченная, избалованная девчонка, Джилл; тебе следовало бы проявлять больше уважения к человеку, куда более опытному, чем ты. Ты представляешь себе, что будут говорить люди о нашем папе и об этом убийстве? Дело выглядит так, буд-" то его убили гангстеры, а это может навести кое-кого на подозрение, будто наш папа был связан с гангстерской бандой. — Ее голос поднимался все выше, вплоть до последнего предложения.

— Похоже, что тут действовала организованная преступность, — сказала я. — Некоторые гангстерские шайки совершают такие убийства, но обычно у них не бывает достаточно ресурсов.

— Послушайте, — сердито произнес Джек. — Мы же попросили вас уйти. А вы, видимо, решили блеснуть своим красноречием. Сьюзан сказала правильно: нам будет достаточно трудно объяснить смерть мистера Тайера, а уж вмешательство частного детектива нам и совсем ни к чему.

— И это все, что вас беспокоит, — вскричала Джилл. — Что скажут посторонние люди? А смерть Пита и папы вас совершенно не волнует.

— Никто так горько не сожалеет о смерти Питера, как я, — сказал Джек. — Но если бы он слушался своего отца и жил в приличной квартире, а не в этой трущобной развалюхе, да еще вместе со своей потаскухой, его бы не убили.

— О! — прорыдала Джилл. — Как вы можете говорить так о Питере? Он пытался делать что-то действительно полезное, важное... Вы такой лицемер. Вы и Сьюзан только и думаете о том, сколько денег зарабатываете, да еще о том, что скажут о вас соседи. Ненавижу вас. — Она разразилась новым потоком слез и бросилась мне в объятия. Я ласково обняла ее правой рукой, а левой стала искать в сумке мой носовой платок.

— Джилл, — сказала миссис Тайер мягким, жалобным голосом. — Пожалуйста, не кричи так, доченька. Мои нервы совершенно не выдерживают крика. Я точно так же, как и ты, сожалею о смерти Пита, но Джек прав, доченька: если бы он слушался советов отца, всего этого не случилось бы и его отец был бы все еще... — Ее голос прервался, и она тихо заплакала.

Сьюзан обвила одной рукой мать и похлопала ее по плечу.

— Видите, что вы натворили, — язвительно сказала она, обращаясь то ли ко мне, то ли к сестре, я не поняла.

— Не знаю, как вас там зовут, польская сыщица, но вы уже причинили достаточно беспокойства, — начала Люси.

— Не смейте говорить с ней таким тоном, — крикнула Джилл, прижимаясь к моему плечу, отчего ее голос звучал приглушенно. — Ее зовут мисс Варшавски, и вы должны называть ее «мисс Варшавски».

— Я сожалею, мама, — сказал Джек с удрученной улыбкой, — но, поскольку Джилл не желает слушать ни свою сестру, ни меня, скажите ей, пожалуйста, чтобы она увела эту женщину.

— Успокойся, Джек, — сказала теща, опираясь о Сьюзан. Не глядя на него, она протянула ему свою руку, и я с удивлением заметила, что ее глаза отнюдь не красны от слез. — У меня просто нет сил уговаривать Джилл, когда она в таком настроении. — Однако она села прямо, все еще держась за руку Джека, и внимательно посмотрела на дочь. — Джилл, я просто не выдерживаю, когда ты так буйствуешь. Вы с Питером никогда никого не слушали. Если бы Пит был послушным сыном, он был бы сейчас жив. Но после того что произошло с Питом и Джоном, я не могу думать ни о чем другом. Пожалуйста, не говори больше с этим детективом. Она только добивается, чтобы ее имя напечатали в газетах, а я не хочу никакого нового скандала.

Прежде чем я смогла что-нибудь выговорить, Джилл вырвалась из моих объятий, все ее личико было пунцовое.

— Не смей так говорить со мной! — крикнула она. — Я любила Питера и папу, а ты нет. Это ты позоришь нашу семью. Все знают, что ты не любила папу. Все знают, что ты встречалась с доктором Малгрейвом. Может быть, папа потому и...

Сьюзан вскочила с кушетки и залепила своей сестре громкую пощечину.

— Да замолчи ты, проклятая девчонка!

Миссис Тайер снова заплакала, на этот раз уже всерьез. Под напором сильных, непреодолимых чувств зарыдала снова и Джилл.

В этот момент в сопровождении одного из патрульных в комнату с обеспокоенным видом вошел какой-то человек в строгом деловом костюме.

Он подошел к миссис Тайер и взял ее за руки.

— Как только я услышал эти печальные новости, я сразу же приехал, Маргарет. Как ты себя чувствуешь?

Сьюзан покраснела. Джилл перестала рыдать. Джек сидел, как будто проглотил палку. Миссис Тайер обратила на только что пришедшего большие, полные трагического выражения глаза.

— Как хорошо, что ты пришел, Тед, — достаточно смело, хотя и полушепотом, сказала она.

— Доктор Малгрейв, если не ошибаюсь — сказала я.

Он отпустил кисти рук миссис Тайер и выпрямился.

— Да, я доктор Малгрейв. — Он посмотрел на Джека. — Эта женщина — полицейский?

— Нет, — ответила я. — Я частный детектив. Мисс Тайер наняла меня, чтобы я установила, кто убил ее отца и брата.

— Маргарет? — недоверчиво переспросил он.

— Нет. Мисс Тайер. Джилл, — сказала я.

— Миссис Тайер только что велела вам оставить ее дом и оставить ее дочь в покое. Я думаю, что даже самый навязчивый адвокат понял бы, что в его услугах здесь не нуждаются, — вмешался Джек.

— Тише на поворотах, Торнсдейл, — сказала я. — Какая муха вас укусила? Джилл попросила меня приехать, потому что была страшно напугана — как и всякая нормальная девочка на ее месте. Но вы все так ополчились против меня, что я невольно задумалась: уж не скрываете ли вы что-то?

— Что вы хотите сказать? — нахмурился он.

— Почему вы не хотите, чтобы я расследовала убийство вашего тестя?. Вы боитесь какого-то разоблачения? Может быть, он и Питер поймали вас на каком-то воровстве и вам пришлось пристрелить их, чтобы замять это темное дело?

Он онемел от бешенства.

— А как насчет вас, доктор? Может, мистер Тайер узнал о ваших отношениях с его женой и пригрозил ей разводом, но вы решили, что богатая вдова — более лакомый кусочек, чем разведенная женщина, которая вряд ли получила бы достаточно большое содержание?

— Эй вы, как бы вас там ни звали, послушайте. Я не желаю слушать эти грязные инсинуации.

— Тогда молчите, — сказала я. — Или, может быть, Люси руководит отсюда ограблением богатых домов на северном берегу, как экономка, она, вероятно, знает, где хранятся драгоценности, важные документы и тому подобные веши. Когда мистер Тайер и его сын заподозрили, что она работает наводчицей, она наняла убийцу. — Я с энтузиазмом улыбнулась Сьюзан, которая бормотала что-то невнятное; я чувствовала, что моя фантазия разгуливается все сильнее. — Вероятно, и у вас мог бы быть свой мотив преступления, миссис Торнсдейл. Я хочу сказать, что ваше враждебное отношение удивляет меня. Чем большее нежелание проявляете вы, чтобы я провела расследование, тем подозрительнее кажется мне ваше поведение.

На некоторое время воцарилось молчание. Малгрейв сел возле миссис Тайер и вновь взял ее за руки. Сьюзан была похожа на кота, готового плюнуть на собаку. Моя клиентка сидела на одном из бамбуковых кресел, сложив руки на коленях. Она внимательно следила за происходящей сценой.

— Уж не хотите ли вы нас запугать, нас, семью Тайер? — спросил Малгрейв.

— Если вы имеете в виду, что я угрожаю выяснить правду, то ответ будет: да. При этом я, конечно, не исключаю, что вскроется множество грязных вещей, боюсь, что этого не избежать.

— Минутку, Тед, — сказал Джек, махнув рукой пожилому человеку. — Я знаю, как обходиться с такими, как она. — Он кивнул мне: — Назовите свою цену, — сказал он, вытаскивая чековую книжку.

У меня было поползновение вытащить «смит-и-вессон» и съездить его рукояткой по голове.

— Какая глупость, Торнсдейл, — резко сказала я. — Не все в жизни покупается. Несмотря на вас, на вашу тещу, на мэра Виннетки, я уже расследую это убийство — эти убийства. — Я безрадостно рассмеялась. — Два дня назад Джон Тайер предлагал мне пять тысяч долларов, чтобы я прекратила расследование. Вы здесь, на северном берегу, живете в каком-то воображаемом мире. Вы полагаете, что можете откупиться от любых неприятностей точно так же, как вы нанимаете мусорщика, чтобы он вывозил всю грязь, которая здесь накапливается, как вы нанимаете Люси, чтобы она поддерживала для вас порядок. Сильно ошибаетесь. Джон Тайер мертв. Он был вовлечен в какое-то грязное дело и не смог откупиться, точно так же, как не мог спасти и своего сына. Отныне причина их смерти не является вашей личной тайной. Эта тайна — общее достояние. Я и хочу ее раскрыть.

Миссис Тайер тихо стонала. Джек был явно смущен. Пытаясь как-то сохранить свое достоинство, он сказал:

— Разумеется, если вы собираетесь совать нос не в свое дело, мы не можем вас остановить. Мы только считаем, что этим должна заниматься полиция.

— Они не слишком-то поворотливы, — сказала я. — Они считали, что убийца Питера сидит за тюремной решеткой, но сегодня утром, пока заключенный ел свой тюремный завтрак, была убита вторая жертва — Джон Тайер.

Сьюзан повернулась к Джилл:

— Это все ты виновата. Привела сюда эту сыщицу, которая осыпает нас оскорблениями, — я никогда не испытывала ничего подобного в своей жизни. Папа убит, и что же ты предприняла — привела какую-то постороннюю женщину, которая унижает нас своими несправедливыми домыслами.

Малгрейв повернулся к миссис Торнсдейл, и Джек и Сьюзан заговорили с ним оба. Тем временем я подошла к Джилл, встала перед ней на колени и заглянула ей в лицо. Она была на грани обморока.

— Послушай, я думаю, тебе надо уехать отсюда. Нет ли у тебя какого-нибудь друга или родственника, который мог бы тебя приютить, пока худшее не останется позади.

Подумав с минуту, она покачала головой.

— Нет. У меня, конечно, множество подруг, но я не думаю, чтобы их матери пригласили меня к себе на несколько дней. — Она беспомощно улыбнулась. — Джек же говорил, что это скандальная история. Как жаль, что нет Аниты.

Поколебавшись, я сказала:

— А ты не хотела бы поехать со мной в Чикаго? Моя квартира разгромлена, и я живу у своей подруги, она с удовольствием примет и тебя на несколько дней. — Я знала, что Лотти не будет возражать против еще одного жильца. А я смогу задать Джилл кое-какие вопросы. К тому же я хотела ненадолго оторвать ее от семьи. Она была не робкого десятка и могла постоять за себя, но после того потрясения, которое она испытала, потеряв отца и брата, нуждалась в милосердии и покое.

Ее лицо просветлело.

— Вы в самом деле меня приглашаете?

Я кивнула.

— Пока тут идет спор, сбегай наверх, в свою комнату, и возьми с собой то, что тебе может понадобиться.

Когда она убежала, я сообщила миссис Тайер о том, что приглашаю с собой Джилл. Это, как и следовало ожидать, вызвало новый всплеск страстей.

Однако Малгрейв сказал:

— Сейчас важнее всего абсолютный покой для Маргарет — миссис Тайер. Если Джилл и в самом деле действует ей на нервы, пусть она поживет несколько дней вне дома. Я наведу справки об этой особе, и, если отзывы будут отрицательные, мы всегда сможем забрать Джилл домой.

Миссис Тайер улыбнулась улыбкой мученицы:

— Спасибо, Тед. Если ты одобряешь, я уверена, что все будет в порядке. Надеюсь, вы живете в благополучном районе, мисс...

— Варшавски, — сказала я сухо. — На этой неделе там еще никого не застрелили из автомата.

Малгрейв и Джек решили, что я должна назвать кого-нибудь, кто мог бы меня рекомендовать. Я поняла, что они пытаются соблюсти хоть какие-то приличия, и назвала им имя одного из моих старых профессоров-правоведов. Он будет изумлен, но выскажется положительно, если его попросят отрекомендовать меня.

Джилл вернулась причесанная и умытая. Она подошла к матери, которая все еще сидела на кушетке.

— Прости меня, мама, — шепнула она. — Я не хотела тебя огорчать.

Миссис Тайер слабо улыбнулась.

— Ничего, дорогая. Я понимаю: тебе трудно понять, что я чувствую. — Она посмотрела на меня. — Пожалуйста, позаботьтесь о ней. Ради меня.

— Да, конечно, — ответила я.

— Надеюсь, вы не доставите нам неприятностей, — предостерег меня Джек.

— Постараюсь, мистер Торнсдейл. — Я подхватила чемодан Джилл, и мы с ней направились к двери.

В дверях Джилл остановилась и оглянулась на свою семью.

— До свидания, — сказала она.

Все посмотрели на нее, но никто не проронил ни слова.

Когда мы подошли к парадной двери, я объяснила сержанту, что мисс Тайер нуждается в покое и заботе и проведет у меня несколько дней; получила ли полиция от нее все необходимые показания? Переговорив со своим лейтенантом по радио, он согласился отпустить ее — при условии, что я дам свой адрес. Я дала адрес, и мы пошли по подъездной дороге.

По пути Джилл не обронила ни слова. Она смотрела прямо перед собой и не обращала никакого внимания на окружающую местность. Только когда мы въехали на улицу Кеннеди с ее светофорами, она наконец повернулась ко мне.

— Может быть, я поступила неправильно, что оставила свою мать?

Я нажала на тормоза, пропуская вперед пятидесятитонную махину.

— Видишь ли, Джилл, все они старались внушить тебе чувство вины. Неудивительно, что ты чувствуешь себя виноватой, этого ведь они и добивались.

Несколько минут она переваривала мои слова.

— В смерти моего папы есть что-то и в самом деле вызывающее подозрение?

— Многие, возможно, обсуждают его смерть. Поэтому Джек и Сьюзан очень нервничают. И все же главный вопрос — почему его убили, — и даже ответ на этот вопрос не должны вызывать у тебя опасения скандала. — Я обошла фургон, развозящий экземпляры «Геральд стар». — Дело в том, что у тебя должно быть свое собственное чувство справедливости. Возможно, твой отец пошел на столкновение с бандой людей, которые расстреливают тех, кого считают своими противниками, потому что они оскорбляли его чувство справедливости. В этом нет ничего постыдного. И даже если окажется, что он занимался какой-то сомнительной деятельностью, это не должно затрагивать тебя, если ты сама этого не хочешь. — Я перестроилась в другой ряд. — Я не верю в то, что грехи отцов непременно должны пасть на головы их детей, и я не верю в людей, вынашивающих месть в течение двадцати лет.

Джилл недоуменно взглянула на меня.

— Конечно, это случается. Но вы должны сами хотеть, чтобы это случилось. Как эта несчастная женщина, твоя мама. — Джилл кивнула. — А несчастна она, возможно, из-за того, что произошло три десятка лет назад. Это был ее собственный выбор. Такой же выбор и перед тобой. Положим, мы выясним, что твой отец и в самом деле преступник. Это, конечно, тяжелое испытание. Но оно сможет отравить твою жизнь только в том случае, если ты это допустишь. В этой жизни происходит много такого, за что ты не несешь никакой ответственности. Например, смерть твоего отца и брата. Но какое влияние эти события окажут на твою жизнь — зависит от тебя самой. Ты можешь ожесточиться, хотя, судя по твоему характеру, это мало вероятно, а можешь воспользоваться этим уроком для своей дальнейшей жизни.

Я вдруг поняла, что проехала Аддисон, и вынуждена была свернуть на Белмонт.

— Извини, я прочитала тебе целую проповедь и так увлеклась, что проехала нужный" поворот. Но ведь проповедь никому не помогает.

Джилл кивнула и ничего не ответила; я же проехала на север по Пуласки и затем свернула к востоку от Аддисон.

— Без Питера мне так одиноко, — сказала она наконец. — Он был единственный в нашей семье, кто... кто любил меня.

— Да, тебе придется трудно, моя ласточка, — ласково сказала я и пожала ей руку.

— Спасибо, что приехали ко мне, мисс Варшавски, — шепнула она.

Мне пришлось нагнуться к ней, чтобы расслышать ее слова.

— Друзья зовут меня Вик, — сказала я.