Каролина поставила поднос на столик возле кровати и откинулась на подушки. Прошло четыре дня с тех пор, как ее привезли в монастырь. По распоряжению настоятельницы сегодня ее кровать выкатили в зимний сад.

Ночью пришла весна. Через высокую застекленную стену светило яркое мартовское солнце.

Настоятельница переходила с медной лейкой от одного растения к другому. Эти двадцать квадратных метров цветущих зарослей с выложенной камнем дорожкой посередине и плещущимися фонтанчиками у стен были ее единственной радостью. Время от времени она бросала взгляд на гостью. Первые два дня та была без чувств. Потом жизнь постепенно вернулась к ней. Однако она ничего не ела, оставалась апатичной, безучастной ко всему, и настоятельнице никак не удавалось расшевелить ее, пробить это жутковатое молчание. Подойдя ближе, настоятельница увидела пустой поднос. Графиня все съела: рис, фрикасе из дичи, салат, ореховый крем. Настоятельница отставила в сторону лейку и присела к девушке на кровать.

– Я рада, что вам лучше. Значит, я могу сегодня отослать курьера. У вас есть особые сообщения для императора?

– Для императора? – Каролина невольно приподнялась. – Как я могла бы себе такое позволить?

– Он был очень озабочен вашим здоровьем. И настоятельно просил меня держать его в курсе.

Каролина опустилась на подушки. Ее лицо замкнулось. Странные чувства боролись в ней. Значит, это была правда, а не лихорадочный бред… Она противилась этому всеми силами, но голос и взгляд Наполеона преследовали ее, тревожили. Ей казалось, что она продолжает слышать и ощущать их на себе. Это было насилием над ее волей, рядом с которым меркло все остальное: воспоминания об Альбере, отчаяние, вызванное его смертью, бессильная ненависть к тому, ради кого он отдал жизнь. Она попыталась стряхнуть с себя таинственное наваждение.

– Что с моим отцом? – спросила она. – Вам что-нибудь известно о нем?

– Он уехал вместе с императором в Париж.

– Без меня? – Каролина сказала это скорее сама себе.

Настоятельница подняла брови.

– Мне кажется, молоденькой девушке здесь безопаснее.

В ответ Каролина звонко, вызывающе рассмеялась. «Мое первое впечатление было верным», – подумала настоятельница. Когда четыре дня назад девушку принесли без сознания, при виде спутанных черных волос, обрамляющих красивое лицо, и в обмороке хранившее следы гордыни и непокорства, ей пришло на ум сравнение с дремлющим хищником. С существом диким, строптивым и сильным. Что бы ни случилось с этой девушкой, она найдет в себе силы вновь подняться, восстать, как птица Феникс из пепла. Настоятельница непроизвольно покрутила кольцо, которое носила на мизинце левой руки. На темно-синем лазурите был выгравирован герб герцогов де Ламар Феникс. В семье веками жила вера в магическую силу сказочной птицы. Ей она не помогла ни разу. Герцогиня была полностью сломлена тогда, десять лет назад, получив известие о смерти возлюбленного. Она покинула Париж и удалилась в монастырь. В Париже до сих пор бродят слухи, что герцогиня Элиэтт де Ламар скрывается под вымышленным именем в Англии. Лишь один человек знал правду: ее сводный брат Жиль. Но и ему не удалось вернуть ее к прежней жизни. Все ее существование было сплошным ожиданием, она это прекрасно понимала: ожиданием смерти. Но эта молодая особа была сильным созданием, для нее всегда будет существовать другой манящий берег – жизнь.

Голос Каролины вывел настоятельницу из задумчивости.

– А неприятель?

– Приближается к Парижу! На этот раз все поставлено на карту.

Симон знал, что делал, оставив в монастыре жеребца Каролины. Когда она узнала об этом, удержать в постели ее было уже невозможно. Два дня настоятельнице еще удавалось помешать ее конным прогулкам. На третий день Каролина уже не спрашивала. Ранним утром она вывела Месяца из конюшни и поскакала за ворота монастыря.

Положив руку на шею Месяцу, Каролина ласково похлопала его но блестящему загривку. Вороной скакун с белой звездой во лбу уносил ее все дальше и дальше от монастыря, взлетая па пригорки, навстречу восходящему солнцу.

Каролина изголодалась по воздуху, свободе, жизни. При первой же возможности она покинет монастырь и уедет и Париж. Как вообще отец мог бросить ее здесь одну? Неужели дела были так плохи? Но именно поэтому он и должен был взять ее с собой. Перед ней открылась просторная холмистая равнина, вдоль ручья были разбросаны отдельные березки, вдалеке маячил темный силуэт леса.

Каролина тесно-тесно прижалась к Месяцу, погоняя его:

– Быстрее, Месяц! Еще быстрее! – Ее волосы развевались по ветру.

Она обожала лететь вот так между небом и землей…

И в тот же миг тишину разорвали выстрелы.

Месяц встал на дыбы. Каролине с большим трудом удалось успокоить коня. Потом она увидели кавалерийский эскадрон. Он постепенно отделился от тени, отбрасываемой лесом, и словно темное облако перемещался по залитой солнцем равнине. Мундиры распознать было невозможно из-за солнца, стоявшего у всадников за спиной. Они приближались с пугающей быстротой. Теперь Каролина различила высокие прямые шапки. Казаки! Девушка круто развернула лошадь. Крупным галопом она помчалась назад и, пригнув голову, влетела в калитку монастыря.

На хозяйственном дворе царила суета. Взволнованные сестры в белых развевающихся рясах и черных накидках таскали бревна и мешки с песком, баррикадировали большие ворота тележками и досками. Среди сестер она заметила высокого монаха в низко надвинутом капюшоне. Он отдавал короткие четкие команды. Не успела Каролина всему этому удивиться, как у низкой монастырской стены уже появились первые черно-зеленые папахи. Воздух вдруг наполнился дикими воплями – и Каролина увидела, как со стены в монастырский двор спрыгивают казаки. За ними следовали все новые и новые. Мгновение – и двор кишел красными рубахами.

Каролина поспешила к маленькой потайной калитке, которая вела в галерею вокруг монастырского двора. Здесь было тихо и спокойно. Из монастырской часовни доносилось бормотание молившихся монахинь. Каролина побежала по галерее в поисках настоятельницы. Неожиданно она услышала за спиной звон шпор. Не оглядываясь, Каролина припустила что есть мочи. Однако тяжелые позванивающие шаги приближались. Две сильные руки схватили ее за талию. С трудом переводя дыхание, она обернулась и увидела перед собой молодое смеющееся лицо мужчины. Она попыталась вырваться, но руки казака крепко держали ее. Его озорной смех уступил место удивлению.

– Во Франции все монашки такие красивые? – Он говорил на ломаном французском.

Мягко, но настойчиво он подталкивал Каролину, пока та не оказалась прижатой спиной к стене.

Страха Каролина не испытывала, только нетерпение.

– Отпустите меня, немедленно! – Она опять попробовала освободиться от цепкой хватки.

Казак упрямо покачал головой. Глаза его сузились, дыхание стало прерывистым, и с неожиданной грубостью он рванул на ней одежду.

Каролина почувствовала его желание. Его руки жадно скользили по ее телу, и что-то в ней отозвалось на эти требовательные мужские руки и пылкие слова, которые бормотал юноша. Значения слов она, правда, не понимала, но их дикая нежность дурманила. Не ослабляя хватки, он увлек ее за собой на пол. Каролина пронзительно закричала, и в тот же момент он выпустил ее. Она увидела, как он одеревенело выпрямился и поднял руки, показывая, что сдастся. А потом за спиной казака блеснула шпага. Все произошло в считанные секунды: высокий монах с низко надвинутым на лоб капюшоном; казак, обернувшийся на приказ… два свистящих удара шпагой… искаженное от боли лицо казака, его рука, схватившаяся за щеку… Смертельно побледнев, казак прислонился к стене, в замешательстве разглядывая кровь на руке.

Когда Каролина обернулась, монаха нигде не было видно. Кто-то позвал ее по имени. Раскинув руки, к сестре подбегал Филипп. Увидев казака, он оторопел. Подошел к нему ближе, взял за подбородок и повернул его левую щеку к свету. Острие шпаги неглубоко поранило кожу. Но два удара были нанесены мастерски, на щеке красовался темно красный крест! Филипп разглядывал его, словно завороженный.

– Где он? Кто это был? – взволнованно выдавил наконец.

Каролина посмотрела на кровавый знак.

– Это был монах. Он исчез так же неожиданно, как и появился. Его лица я не разглядела.

Филипп схватил Каролину за руку.

– Скорее! – Он потащил ее за собой.

Ни в церкви, ни в хозяйственных постройках, ни во дворах – они не нашли его нигде. Он словно провалился сквозь землю.

Каролина завела Филиппа в свою келью, заперла дверь.

– Ты можешь объяснить, что все это значит? Кто этот монах?

Филипп в форме казацкого офицера прислонился к окну, не спуская глаз со двора. Его лицо было по-детски восторженным. Когда он произносил это имя, его голос звучал почти торжественно:

– Жиль де Ламар!

«Жиль де Ламар», – повторила про себя Каролина.

– Это же… Симон рассказывал мне о нем.

– Больше, чем Симон, и я не знаю. Всем известны только его поступки. Говорят, он ничего не боится. Во время революции он сотням помог бежать и спас их от гильотины. Он был другом генерала Бонапарта. Но недолго – ему претит насилие. Он живет для людей, которые нуждаются в его помощи. Мне говорили, что он добрый, умный и отважный. Вот идеал для подражания!

Каролина попробовала представить себе человека, о котором брат говорил как о божестве. Но в ее воображении всплывали лишь высокая фигура в монашеской рясе, свист шпаги, кровавый знак.

– И ты уверен, что это был он? – недоверчиво спросила она.

– Крест! Это его знак.

– Тогда почему ты носишься с этой ордой дикарей, если твой кумир – Жиль де Ламар?

– Потому что я хочу стать очевидцем падения Наполеона! Потому что собственными глазами надеюсь увидеть, как он отречется и его режим насилия рухнет.

– Ты так и отцу сказал? – Каролина все время порывалась спросить, что произошло между ними той ночью, когда горел Розамбу.

Филипп нетерпеливо отмахнулся.

– Не будем говорить об этом, во всяком случае – сейчас.

– Порой мне кажется, что я тебя понимаю, – вдруг серьезно заметила она.

Филипп с нежностью посмотрел на сестру. Они тронули его душу. Он знал, что между ними не нужны лишние слова и она не ждет, что он заговорит о смерти Альбера. Они были одного воспитания, одной крови.

– Рано или поздно ты до конца поймешь меня, – проговорил он. – Завтра мы будем в Париже. А это означает мир. – Он обнял сестру. – Вот увидишь, Каролина, все будет хорошо.

Еще не рассвело, когда на следующее утро казаки стали собираться и поход. Вестовой привез приказ царя. Вечером того же 30 марта все части войск должны встретиться под Парижем. Мужчины молча седлали лошадей, небольшими группами выезжали со двора и собирались на поле перед монастырем.

Последним из ворот выехал молоденький казак в низко надвинутой на лоб папахе. Однако конь выдал Каролину. Филипп тут же узнал Месяца и направил к нему свою лошадь.

– Тебе что, не надоели казаки? Тебе нельзя ехать с ними, это безумие! – В душе он, однако, гордился ею.

Филипп знал, что мог бы жениться только на женщине, похожей на сестру: гордой, красивой и непредсказуемой.

Каролина свесилась из седла и шлепнула гнедую кобылу брата.

– Вперед, казак! Вперед, в Париж!