Следующая неделя и воскресенье
Но он решил по-своему. Выключил мой будильник и уехал, пока я спала.
Я нашла записку.
Сегодня и завтра никуда не ходи, отсыпайся, ешь кашу, принимай лекарства. К среде будет готова кредитка на твое имя, забери ее в бутике. Купи себе что-нибудь радостное. Я постараюсь прилететь в четверг. Приготовь обед.Твой Глеб
Я собралась и поехала к Вере. Оля ходила по дому в черном платке и с четками в руках. Верины уговоры возымели действие, и девочка согласилась закончить институт. Все неучебное время она проводила в церкви, где делала всякую грязную работу. Но прибирать в собственной квартире не хотела.
Я сделала полную уборку и оставила Сергею записку с просьбой позвонить по поводу дальнейшей работы. Он позвонил позже, и мы договорились, что все останется по-прежнему, как при Вере.
Ночевала я у себя дома.
Во вторник поехала к Глебу и сделала уборку у него. Съездила помыла его «порше». Шубу брать не стала, а новую обувь все-таки взяла себе.
Вечером позвонил Петров. Пришлось пригласить его в гости. Мне удалось напустить на себя радостно-идиотическое настроение. Я делала вид, что не понимаю его намеки. А прямо потребовать вознаграждения за свои усилия он не осмелился. Я подписала договор, по которому должна была получить аванс в размере двух тысяч условных единиц за пять тысяч тиража моей книги, с условием, что, если им удастся продать больше, они будут доплачивать мне десять процентов стоимости каждого экземпляра, проданного сверх оговоренного тиража. Чтобы понять этот несложный расклад, мне потребовалось полчаса. Петров, всегда считавший меня толковой, смотрел на меня с недоумением. Наверное, он подумал, что я накурилась дури.
В среду я поехала к Светлане. Дома не было никого. У меня все пошло быстро. И я успела до пяти часов в Эрмитаж, где до закрытия простояла в Римском зале около статуи Антиноя, моего нового любимца, пока меня не вытурила охрана. У него точно такой же, как у Глеба, большой грудной мускул.
В четверг утром я поехала к Глебу и приготовила ему обед. Но ждать его не стала, а пошла домой и легла спать. Я никак не могла придумать, что скажу ему, когда он вернется, как мотивирую свое желание уйти. Кроме того, я боялась, что уйти мне просто не хватит решимости и когда я его увижу, то позволю себе еще один день, а потом еще. И так до тех пор, пока он не уйдет сам, и тогда я умру. А умирать не хотелось.
Я уже просто не могла об этом думать.
Но в четверг Глеб не появился. И не дал о себе знать.
В пятницу был мой второй рабочий день у него. Я приехала. Его следов нигде не было. Значит, он пока не прилетел. Я опять сделала уборку. Вчерашний обед показался мне протухшим, я его выкинула и приготовила все заново.
* * *
К субботе все произошедшее со мной в прошлые выходные казалось кинофильмом. Порнофильмом.
А был ли мальчик? Может, мальчика никакого и не было? А может, я его убила? И съела? Я пыталась искать на своем теле следы происшедшего. Но запахи смылись, следов ужасныя зубов или когтей не наблюдалось, отверстия сузились. Ничего.
Нужно было срочно переключить на что-то свое внимание.
Я давно мечтала о плюшевой красной скатерти. Поеду-ка я на блошиный рынок. Вдруг повезет?
На сотовом кончились деньги, это было как нельзя кстати.
Как только перед моими глазами возникало кино прошлых выходных, я просто мысленно выключала телевизор. С третьего раза у меня это стало получаться.
И мне действительно повезло. Упившийся в хлам бывший интеллигент продавал именно такое плюшевое сокровище, как мне хотелось. Правда, пятен там имелось больше, чем чистых мест, но зато будет с чем скоротать вечер. Однако, придя домой, я поняла, что стирать не смогу. Стирка слишком располагает к размышлениям. Тогда я отправилась в соседнюю квартиру и до позднего вечера смотрела с Остином и Филоновой английскую премьер-лигу, они забавно перепирались, кто симпатичнее – Бекхэм или Стивен Джерард. Играли «Манчестер» с «Ливерпулем». Мне пива не дали, но все равно было весело.
Когда оставаться в гостях стало совсем неприлично, я молниеносно, только чтобы не начать о чем-нибудь думать, побежала к себе, быстро съела таблетку снотворного и легла в постель. Чтобы разные мысли не лезли в голову, я горланила советские патриотические песни, пока мне не постучали соседи сверху. Наконец снотворное победило. И еще один день кончился.
Утром в воскресенье случилось неотвратимое.
С самого утра кто-то названивал в мою дверь.
Странно, но это оказался Глеб. Живой и здоровый.
Я впустила его, он ворвался, бодрый и прохладный.
– Соня, уже полдвенадцатого. Я звоню давным-давно. – Он обнял меня. – Ну, как ты? Желудок не болел?
Я не соображала, что ответить. И судорожно придумывала, как же все-таки сказать ему, чтобы он уходил.
Он понял мое молчание иначе.
– Прости, что не приехал в четверг. Там были всякие осложнения. Я слал тебе эсэмэс-ки, но ты не отвечала.
Я все еще не знала, что сказать.
Он вздрогнул.
– Ты не одна?
Он побежал в спальню, осмотрел всю квартиру. Заглянул в кладовку.
Прочел инструкцию по применению снотворного.
– Просыпайся, просыпайся. Много ты съела этих колес? Одевайся, поедем завтракать, я тебе кое-что хочу показать.
Я поняла, что потеряла свою волю, и поплелась одеваться и чистить зубы.
Он притащил меня к себе, сварил мне овсяную кашу с изюмом, сам тоже съел большую тарелку.
– Это – тебе подарки, – показал он пальцем на горку пакетов в спальне.
Подождал, не захочу ли я посмотреть их прямо сейчас. Я не хотела. Он подошел ко мне, обнял, заглянул в глаза. Смотреть на него прямо я не могла.
– Да что же происходит? А, я догадался. ПМС?
Я кивнула, чтобы он отстал.
Мы сели в машину и поехали в северном направлении. Сначала был город, город, город. Потом пригород, садоводства, потом лес, почти совсем облетевший, предзимний. Мы проехали километров восемьдесят. И остановились в поселке под названием Лосево. Там Глеб купил мне сиговой икры. Я съела целую упаковку.
– В ПМС это всегда помогает, – прокомментировал Глеб.
Свернув с шоссе, мы подъехали к большому бетонному сооружению. Он открыл своим ключом тяжелую металлическую дверь. «Вот где на самом деле хранятся трупы убитых красавиц», – вяло подумала я. Но страшно не было.
Внутри находилась странная конструкция, напоминающая велотрек, переходящий в полый деревянный цилиндр метров двадцати в диаметре и метров пяти в высоту.
– Ты смотрела в детстве советский детектив, назывался «Гонки по вертикали»? Меня он перепахал в свое время. Там показывали цирковой номер, где спортсмен на мотоцикле ездит по вертикальным стенам. Я несколько лет назад навел справки, действительно был такой номер. Я нашел тех, кто его делал, и построил похожий вертикальный трек. Смотри.
Он вывел из-за ширмы легкий красивый «сузуки», сел на него, надел шлем и стал разгоняться по кругу. Когда скорость, судя по всему, перевалила за семьдесят километров в час, он стал подниматься. Вскоре он поднялся до уровня моей головы и представлял собой непрерывный обруч, вращающийся вокруг меня. Я боялась шелохнуться или издать звук. Малейший сбой мотоцикла, малейшее неверное движение могли убить нас обоих. Я ждала, когда он снизится.
Он остановился возле меня, весь потный и счастливый.
– Я никому никогда не показывал.
Я неловко бросилась ему на шею. Почувствовала себя размороженной.
– Ну наконец-то. – Глеб облегченно вздохнул.
– Значит, вот как ты реализовывал свое либидо!
– Я еще картины пишу.
Предаваться страсти пришлось, подложив под ладони и колени ватник сторожа.
Получилось незабываемо.
Глеб еще раз внимательно посмотрел мне в глаза. Я по-прежнему не могла ответить ему прямым взглядом. Ведь все стало только сложнее.
Мы сели в машину.
– Расскажи, что ты делала без меня. Как твои дела?
– Нормально, – ответила я.
– На кладбище засветло не успеем.
– На кладбище?
– Да, надо навестить Веронику.
Мы действительно приехали на Парголовское кладбище, когда уже стемнело.
У Глеба нашелся большой букет белых лилий, видимо, этот пункт маршрута был запланирован заранее.
Мы подъехали прямо к могиле, пару раз царапнув защиту картера неровностями грунтовой аллеи.
«Только бы там не оказалось большого помпезного памятника с сентиментальной надписью», – думала я.
Но опасалась напрасно, там стоял большой гранитный крест.
Портрета тоже не было. Глеб оставил фары включенными, и они освещали плиту с ее именем и гранитную скамейку. В землю была врыта ваза, Глеб налил в нее воды «Эвиан» и поставил цветы.
Слава богу, никаких речей тоже не последовало. Мы постояли, помолчали минут десять. Глеб перекрестился.
– Ну все, пойдем.
Мы сели в машину, но не уезжали.
Глеб помолчал. Потом достал из кармана бархатную коробочку, протянул мне и сказал:
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Я была в ужасе. Только не это, только не сейчас. Это кольцо ничего мне не гарантирует.
– Пожалуйста, убери сейчас же и больше не говори мне об этом никогда.
Несколько разных эмоций пробежали по его лицу.
– Я ничего не понимаю. Почему? Объясни.
– Элементарно. Угар пройдет. Благодарный пенис перестанет тобой командовать. И ты поймешь, что надо было жениться на юной богатой красавице, объединить капиталы с успешным тестем, нарожать идеальных детей. Или просто однажды тебе захочется другую женщину. И ты уйдешь. Я не хочу сидеть и ждать этого момента. Может быть, он настанет через месяц, может быть, через год, может, через пять лет. Но согласиться на это мучительное ожидание я не могу, не хочу и не стану. Отвези меня домой. Давай не будем больше встречаться. – Меня понесло еще дальше. – И потом, ты забыл, что у мужчины должны быть изъяны. Где они? У тебя их нет. Покажи, чтобы я поверила. И еще я не могу привыкнуть к тому, как невыносимо ты красив. Может, если бы ты был чуть хуже, было бы проще. В общем, я не знаю. Но я боюсь, я не хочу.
Красивые ноздри Глеба гневно раздувались.
– Все сказала?
Он газанул и сразу же несколько раз ударился днищем прекрасного «порше» о корни или камни.
– Если хочешь знать… Я не собирался говорить тебе. Но ты меня вынуждаешь. Я уже трижды за эту неделю хотел других женщин. Но у меня ни с одной не получилось. Понятно тебе? Не получилось. У меня получается только с тобой! И ты смеешь говорить про отсутствие изъянов? Я – урод!
Мы пронеслись через железнодорожный переезд, когда шлагбаум уже опускался и горели красные огни. Глеб, не притормаживая, совершил стоградусный поворот и вылетел на шоссе. В сторону города субботним вечером машин двигалось мало. Через пару минут мы въехали в город. Не доезжая квартала до метро «Озерки», Глеб резко затормозил.
Резина начертила на асфальте две каллиграфические единицы.
На панели кипела драка. Трое крепких скинхедов месили припозднившегося торговца арбузами, заводясь все сильнее с каждым ударом.
– Fight, real fight, – прошептала я, засмотревшись на драку. И вдруг, как сквозь сон, увидела, что, сняв свой красивый пиджак и издав воинственный клич апачей, Глеб с разбегу врезался в кучу-малу.
Как и я, изумленные скинхеды не сразу поняли, чью сторону он собирается принять, а когда стало ясно, что он решил заступиться за несчастного арбузника, рассвирепели не на шутку. Арбузник, как только понял, что может быть свободен, мелкими перебежками устремился прочь.
Мне оставалось вызвать милицию.
Наверное, стоило вмешаться в драку. Но никаких приемов я не знаю, а из доступного мне оружия не было при себе даже пилки для ногтей. В своей машине я вожу бейсбольную биту, но у Глеба не нашлось ничего.
Пока я собиралась вмешаться, приехали менты.
Когда скинхедов скрутили и положили на асфальт, старший из ментов оценивающе оглядел тачку, пнул в живот одного из драчунов и добродушно рассмеялся.
– Похоже, брать вас в обезьянник не имеет смысла. Только данные запишу. Этот крутач разберется с вами самостоятельно. За ваши координаты еще мне денег даст.
– Ну уж нет, увозите, – решительно сказала я, – а то устрою скандал вашему начальству.
Я достала автомобильную аптечку, из нее – перекись водорода и марлевый тампон.
Ухоженное красивое лицо Глеба понесло невосполнимые потери. Левая щека была глубоко разрезана, очевидно кастетом, и бровь над нею никогда уже не будет соболиной, как раньше. Во рту не хватало жемчужной верхней двойки, античный нос явно был сломан, повреждена и челюстная кость, говорить он почти не мог. Создавалось впечатление, что он нарочно подставлял лицо, чтобы походить на персонажа Джареда Лето в фильме «Бойцовский клуб». К счастью, глаза остались целы и весело смотрели на меня.
– Больно?
Глеб отрицательно покачал головой и прошептал:
– Ботокс.
У меня от смеха подогнулись ноги. Но смеяться было как-то неприлично.
Я усадила его на пассажирское сиденье и повезла на кафедру челюстно-лицевой хирургии Первого медицинского института.
Я умирала от жалости. Разбить лицо Глеба – все равно что отбить руки Венере Милосской. Кроме того, утрата красоты всегда казалась мне самым ужасным несчастьем. Ко всему прочему, я испытывала жестокое чувство вины. Ведь это я со своими комплексами втянула Глеба в эту кошмарную историю.
Он молчал и смотрел на меня.
– Когда ты увидишь себя в зеркале, то возненавидишь меня.
Челюсть ему вправили прямо в приемном покое.
– Дай пиджак, – тихо попросил он.
Я принесла. Он снова достал из кармана коробочку и сказал:
– Теперь ты обязана, как порядочный человек.
Аня Янушкевич советует:
Приобретая автомобильную аптечку, убедитесь, что в ней есть бинт, вата, перекись водорода, йод, а также нашатырный спирт и корвалол.