#img_22.jpeg

Жизнь улыбалась Тунису. Был он еще сравнительно молод, ему только минуло тридцать. Он пользовался успехом не только у деловых людей, но и у женщин. Этому успеху сопутствовала солидная материальная база. Он был квалифицированным скорняком, но скорняком, не оставлявшим своих анкетных данных в анналах отдела кадров какого-либо государственного или кооперативного учреждения или фабрики. Тунис был кустарем-одиночкой, избегавшим, однако, общения с фининспекторами. Труд его был засекречен не только от финансовых органов, но и от соседей и даже от родственников.

В его мастерской, расположенной в подвале, стояло нехитрое оборудование: бутылки с красителями разных цветов, инструменты. Это была маленькая фабрика искусственного меха. Здесь кролики превращались в леопардов, а шкуры обыкновенных дворняжек — в куничий воротник. Подделки были неотразимы, и покупатели диву давались необыкновенной дешевизне мехов всех сортов.

Доходы Туниса росли изо дня в день. Рос и его профессиональный авторитет. Человеком он был непьющим и некурящим. Лишь слабость к женскому полу толкала его подчас на значительные денежные издержки.

Тунис познакомился случайно с девушкой, оставившей в его жизни неизгладимый след. Высокая и статная, белокурая красавица Котляровская очаровала даже видавшего виды Туниса.

«Вот это девушка!» — думал Тунис и, пустив в ход свое обаяние и красноречие, убедил ее провести с ним вечер в театре, а потом поужинать где-нибудь в ресторане. После недолгого колебания девушка согласилась. Ей понравился этот интересный, веселый и остроумный человек.

«В этом ничего плохого нет, — подумала она, — почему бы и не сходить с ним в театр?»

Простая работница фабрики, помогавшая старушке матери, она не могла часто посещать театры. Договорившись о месте встречи, Тунис побежал в сберегательную кассу. И вот выбритый и надушенный дорогими духами, в великолепном костюме Тунис встретил свою новую знакомую.

События разворачивались так, как и хотел Тунис. Театр, ужин в ресторане. Роль влюбленного Тунис выдерживал идеально. Он не позволял себе ничего лишнего, и лишь прощаясь с девушкой у ее дома, к которому они после ужина подъехали на такси, поцеловал ей руку.

— До послезавтра, да? — спросил Тунис.

Она молча кивнула головой.

— Смотри, берегись, — говорила подруга Котляровской, когда та рассказала ей о встрече с Тунисом. — Сначала он поводит тебя по театрам и ресторанам, а потом, смотри, горько плакать будешь!

Но Котляровская лишь смеялась и шутила:

— Это тебя просто завидки берут!

Слишком сильным было впечатление от вечера, проведенного с Тунисом, чтобы Котляровская отказалась от дальнейших встреч. Жизнь шла чередом. Днем работала, вечером встречи с Тунисом. И случилось то, что и должно было случиться. В один душный предгрозовой вечер Тунис зашел к ней с букетом цветов и с вином.

— Сегодня день моего рождения, и мы должны с вами его отпраздновать! — весело сказал Тунис и стал высыпать на стол многочисленные свертки.

«Какой он хороший!» — думала Котляровская.

— Что же вы не сказали, что сегодня ваш день рождения? Я бы подарок приготовила!

— Пустяки, — сказал Тунис, — вы — самый лучший для меня подарок. Быть вместе с вами — это все, что мне нужно для полного счастья. — И он поцеловал ей руку.

Шутя и смеясь, сели они ужинать. Тунис чокался с ней и пил за свое здоровье и за здоровье любимой. И так бокал за бокалом. За папу, за маму. В полном изнеможении, не соображая, что она делает, Котляровская опустила голову на плечо Туниса. Он обнял ее.

Одержав очередную победу, Тунис исчез. Он предусмотрительно не назвал Котляровской своей фамилии и адреса. Мать-одиночка, испытавшая горе и раскаяние, упреки подруг и осуждающие взгляды пожилых матерей, Котляровская отдавала все силы воспитанию сына. Борис выделялся из окружающих ребят своими знаниями и замкнутостью. Грусть его бросалась всем в глаза.

Закончив девятый класс и видя, что матери очень тяжело одной сводить концы с концами, Борис пошел работать на фабрику. Здесь он встретился с Виктором Тунисом. Встретился и даже подружился с ним, не подозревая, что новый друг — его родной брат по отцу.

Шли годы. Борис стал уже довольно квалифицированным работником, а Виктор Тунис — мастером цеха.

Летом 1961 года Борис пригласил Виктора зайти к нему на квартиру. Виктор согласился.

— Мама, познакомься, — сказал Борис, — это мой друг.

— Очень приятно, — ответила Котляровская, протягивая Виктору руку, и вдруг страшно побледнела, схватилась рукой за сердце и стала медленно опускаться на пол.

— Мамочка, что с тобой? — закричал Борис и подхватил мать на руки, посадил ее на стул.

— Это так, ничего, — пытаясь улыбнуться, ответила мать, — со мной бывает. Устала очень. Прошу вас, Виктор, садитесь и не обращайте внимания.

Она вышла из комнаты. Стала хлопотать на кухне. Машинально ставила тарелки, резала хлеб и с ужасом думала: «Неужели он сын Туниса? Вылитый его портрет. Такое сходство!» Безусловно, это он. Как теперь рассказать Борису, а может, не рассказывать? Зачем тревожить старую рану? А может, Тунис не виновен в том, что он исчез. Может, виновата я?..»

Котляровская взяла себя в руки, решив, что сначала все узнает сама, а уж потом решит, как быть.

Когда начали обедать, Котляровская не спускала глаз с Виктора.

«А ведь это он! — думала опять Котляровская. — Тот тоже редко был разговорчивым. Только иногда после выпивки шутил».

Борис проводил Виктора и вскоре вернулся домой. Но матери дома не было. Котляровская пошла по другой стороне улицы за Виктором и, когда он дошел до угла Столешникова переулка, подошла к нему.

— Вы меня извините, Виктор, — сказала Котляровская, подойдя к нему, — но вы так похожи на одного моего знакомого, что я не могла удержаться и решила с вами поговорить.

Виктор удивленно посмотрел на нее.

— Пожалуйста, буду рад вам помочь, если смогу. Что же вас интересует?

— Простите, как ваша фамилия?

— Тунис. А что?

— Да так, ничего. А где вы живете?

— В Столешниковом — мама, папа и я.

— Значит, я ошиблась, тот жил на Пресне.

Они расстались, но удивленный Виктор, придя домой, за ужином рассказал родителям о встрече с Котляровской.

После рассказа сына Тунис заметно покраснел и стал катать по столу хлебный шарик, а потом, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Ладно рассказывать сказки, спать пора.

Но в эту ночь Тунис не сомкнул глаз. «Неужели та самая, белокурая? И от нее сын. Кошмар! А мой болван приведет еще его ко мне в дом? А в чем я виноват? Насилия не было, была любовная история».

— И для ясности замнем все это, — сказал он громко.

— Что для ясности? — спросила сквозь сон его жена. — Спи, полуночник, выдумал еще по ночам разговаривать? Досчитай до ста и уснешь.

— Да спи ты! — огрызнулся Тунис, но все-таки послушался совета жены и стал считать.

Яркое солнце, выглянувшее из-за серой тучи, разогнало сомнения Туниса. Все теперь казалось ему далеким и совсем не страшным. «Что было, то прошло! — подумал он и лениво потянулся. — К черту воспоминания, сегодня выходной день и нужно отдыхать. Впрочем, отдыхать не придется, у меня еще много работы».

И он спустился в свою подпольную фабрику искусственного меха, где на веревках сушились шкурки.

Виктор позвал Бориса в гости.

— Я у тебя был, теперь ты ко мне зайди.

— Хорошо, приду, — ответил Борис. — В пять буду у тебя.

Борис пошел домой и попросил у матери свежую белую рубашку и галстук.

— Куда это ты так наряжаешься?

— К товарищу, к Виктору, в Столешников переулок.

— К какому Виктору? Не к тому ли, что был у нас?

— Да, к этому.

— Не ходи, Борис, — стала упрашивать его мать, — чувствует мое сердце, что все это добром не кончится.

— Но почему, мама? В чем дело? Что страшного в том, что я к нему пойду.

Борис недоумевал и удивленно смотрел на мать, которая стояла у стола с побледневшим лицом.

— Не ходи, Борис, умоляю. Не ходи ради меня.

— Хорошо, но тогда объясни толком, в чем дело. Что тебе плохого сделал Виктор?

— Боренька, не ходи. Я не хочу, чтобы ты встречался со своим подлецом отцом. Теперь тебе ясно, куда ты идешь? Виктор — твой родной брат по отцу. А твой отец — негодяй и обманщик. Он искалечил мне всю жизнь. За многие годы, когда я тебя воспитывала, он ни копейки не дал на тебя. Или ты хочешь полюбоваться на этого негодяя?

Неожиданное открытие матери потрясло Бориса. Он задумался. А потом, как бы стряхнув с себя тяжесть, сказал:

— Пойду, мама, полюбуюсь. А ты не бойся. Все-таки любопытно посмотреть на своего отца!

— Делай как знаешь, — тихо сказала мать и ушла из комнаты.

Пытливо всматривался Борис в своего отца. Хотел найти в нем что-нибудь близкое и не нашел. Борис был портретом матери. Он был таким же белокурым, как и она. А отец и Виктор были тоже как две капли воды похожи друг на друга.

«Ну, какой же он мой, — рассуждал Тунис, — ничего общего. Она — это да, действительно, она. Ну и черт с ним, что это я еще ломаю себе голову. Ведь это чужой для меня человек». Но совесть все же мучила Туниса. Когда вышли на улицу, Борис не выдержал и спросил Виктора:

— А как ты относишься к своему отцу?

— Ничего, по-моему, он честный человек, если не считать кой-какой мелочи, — ответил Виктор.

Борис передал Виктору разговор с матерью. Виктор был потрясен таким открытием. Но так как он был добрым по натуре человеком, то обрадовался.

— Что же тут плохого — теперь нас двое Тунисов!

— То, что мы братья, это, конечно, неплохо, — согласился Борис и замолчал.

— Да ты не хмурься, это временное явление, и я поговорю с отцом, он поможет тебе и матери. Я это сделаю.

— Не нужно этого делать, я не хочу. Обещай мне, что ты не будешь говорить с отцом.

— Ну, если ты просишь, — не буду.

— Понимаешь, Виктор, — сказал Борис. — Твой отец не такой человек, чтобы раскошеливаться. Я лучше как-нибудь сам с ним поговорю.

.Захватив с собой двух белок, Борис позвонил в квартиру Туниса. Дверь открыла старуха.

— Здравствуйте, заходите. Вы что — с мехами?

— Да, вот белок принес.

Из подвала тихо поднялся Тунис. Он посмотрел на белок и сказал:

— Десять рублей, больше не стоят. И вообще такую дрянь мне приносить не следует.

Виктор наклонился к отцу и что-то прошептал на ухо. Тот сначала побледнел, потом хрипло сказал:

— Ладно, тридцатку дам, но больше не приноси и не приходи.

Выбросив на стол тридцатку, Тунис ушел в другую комнату.

Борис побледнел, не взяв денег, круто повернулся и, хлопнув сильно дверью, вышел.

— Папа, зачем ты так поступил со своим сыном? — сказал ему Виктор. — Почему ты не дал ему хотя бы полсотни? Ведь ты никогда в жизни не помогал ему и его матери.

— Молчать, щенок! — огрызнулся Тунис. — Сначала заработай, а потом и давай кому хочешь. Я тебе дам пятьдесят. Убирайся вон из моего дома, паршивец!

— Ладно, отец, я думал, что ты честный человек, а ты.

— Так я еще бесчестный! Вон из дома.

Долго еще орал Тунис, хотя Виктор уже ушел.

Ему нелегко было все это пережить. И он пошел в парк. Нужно было подумать, что теперь делать.

Шло время. И вот однажды к Тунисам снова раздался звонок.

— Вам кого?

— Да вот принес меха.

Дверь открылась.

— Проходите, я сейчас позову мужа. Тунис, к тебе пришли! — крикнула она и пошла в спальню.

Тунис, сразу почувствовав недоброе, спросил:

— Что у тебя? Покрасить, что ли? — и стал ковырять вилкой недоеденную котлету.

— Сейчас я тебе покажу, подлец, я тебе покрашу.

Тунис схватил тарелку с котлетами и побежал на кухню, но не успел захлопнуть дверь, как ударом топора был опрокинут на пол.

— Что там такое?! — закричала жена Туниса из спальни.

Не успела она выйти, как тоже повалилась на пол с разбитым черепом.

Борис ходил по квартире и искал деньги. Он шарил по комодам и шкафам, и только убедившись, что денег нет, выбежал на улицу. Прикрыв плащом рубашку и брюки, на которых была кровь, Борис незаметно вошел к себе в дом и закрылся в ванной комнате. Холодной водой он стал смывать пятна крови. Руки дрожали. Рубашка выпадала из рук. Он не выдержал, наконец, и обратился к жене:

— Замой, пожалуйста, пятна, подрался вот, нос разбили.

Та развела руками и заплакала.

— Что ты ревешь? — пытался успокоить ее Борис.

Любопытная соседка вышла из комнаты и обратилась к жене Бориса:

— Что вы плачете?

— Не видите — из носа кровь течет! Рубашку новенькую всю измазал. Эх, Борис, Борис!

Зять соседки, Савостин, был работником милиции, и когда ему рассказали о Борисе, он доложил об этом начальству.

Мы со следователем прокуратуры допрашивали Виктора. В числе родственников и знакомых он назвал Бориса Котляровского.

«Какое совпадение, — подумал я. — Встречи с Борисом, следы крови».

Мы приняли решение задержать Котляровского и произвести у него обыск. Наши подозрения подтвердились. На белой рубашке и брюках отчетливо были видны следы крови. Борис не стал запираться и сам рассказал об убийстве своего отца.