Свет загорается. Гопск. На заднике — картинка комнаты в уже знакомой по первой сцене хрущевке. За окном душный жаркий день. Августовское солнце заметно подпалило огнем листву старого сада, но сейчас солнца не видно, небо пасмурно и мрачно — природа в ожидании грозы. Однако в комнате уютно и даже появились элементы комфорта: к мебели добавились телевизор одной из последних модных моделей, торшер с изысканным абажуром и великолепное большое кресло. Телевизор стоит справа от дивана на изящном журнальном столике, заменившем собой прежний обеденный стол. Вместо старого буфета у правой стены стоит невысокий стильный современный сервант. Диван тоже преобразился — в нем отсутствуют колеса и руль. Теперь это обычный удобный диван. Алек, небритый, развалился в кресле напротив включенного телевизора, звук в котором при этом отсутствует. Гера отпустил волосы; он вальяжно возлежит на диване, курит и читает газету. С его места не видно экрана телевизора — телевизор повернут к Гере задней частью корпуса.

Алек. Какая тишина… Вокруг ни души.

Гера (с рассеянным видом листает газету). Что, давит? Так ты звук включи. Что ты телек без звука смотришь?

Алек. Это новости… С сурдопереводом.

Гера. Зачем он тебе? Ты что, глухой?.. Не понимаю — с твоим-то слухом.

Алек. Я ничего не слышу. Абсолютно. Не могу настроиться ни на одну душу. Словно мир вымер. Словно где-то рядом кончилась кровавая война, она унесла всех… А меня контузило…

(Гера встает с дивана. Направляется через всю комнату к серванту. Берет с полки бутылку виски и бокал. Наливает себе, пьет. Ставит бутылку и бокал сверху на сервант. Смотрит на Алека.)

Гера. Это тебя так новости грузят? Плюнь на них! Какая может быть, на фиг, война, если сегодня двести восемьдесят девятый… 289-й?.. Да, 289-й день нашей погони. И ты в этой погоне бессменный лидер… Хе-хе, после меня.

Алек. …Тишина невыносима. Она переполняет меня, как вчерашнее дерьмо, от которого я никак не могу освободиться.

Гера. Э, парень, да ты совсем… Лучше выпей. Хочешь?.. (Наливает в свободный бокал, подойдя к Алеку, протягивает ему.) Держи. А я, знаешь, не согласен с тобой. Эта погоня…

Алек (ставит на столик бокал, не сделав из него ни глотка). Какая погоня? Разве?

(Гера возвращается к серванту, наливает в свой бокал, пьет.)

Гера. Да, погони будто нет. Сейчас… Мы будто что-то утратили: нет больше сумасшедшей гонки, ветра в лицо, адреналина, диких наших выкриков и радостных кличей, которые ветер немедленно срывал с наших губ и разрывал в клочья за нашими спинами… Все того, что было с нами, больше нет. Все изменилось. Изменились, я чувствую, и мы…

(Пауза.)

Алек. Тишина. Вместо голосов и стонов души в моих ушах тишина. Я пытался вычислить Немую женщину — она словно под землю провалилась. Словно ее раздавила эта самая тишина…

Гера. …Я определенно изменился. Я научился ощущать и ценить покой. Да, что сейчас происходит с нами… эта остановка… этот дом… Это же ништяк, чувак! Мне так клево никогда еще не было! Теплая хата, куча всякой крутой выпивки и жратвы. Гляди — икра, грибы, паштеты…

(Гера принимается поспешно вынимать из серванта тарелки с бутербродами и банки с икрой, грибами, маслинами и паштетом и ставить их сверху, рядом с бутылкой.)

Алек. Тебе-то зачем? У тебя ж солнечная батарея?

Гера. А! Что-то она больше не тянет. Эта погоня… Знаешь, я благодарен ей. Она вернула мне прежнюю форму. Погоня вернула мне… (Смеется.) Ха-ха-ха — аппетит! Во мне вновь проснулся вкус к жизни, вкус к еде. (Пробует вначале икру, затем грибы.) Я могу тебе с полной уверенностью заявить, что эта икра — супер, а вот грибы… дрянь. Совсем не соленые. Но все равно, м-м…

(Гера набивает полный рот, громко жует, прикладывается к бокалу.)

Алек. Перестань чавкать.

Гера. Что?

Алек. Ты громко сербаешь и чавкаешь. Разучился есть, пока твоя солнечная батарейка исправно фурычила.

Гера. Чавкаю? Тебя это раздражает? Но ты же сказал, что потерял слух и ничего не слышишь?.. (Пауза.) Так я тебе скажу на это: хватит ныть! Ты задрал меня своим нытьем! Посмотри, какой вокруг класс: дом, сад, коньяк, виски, мартини, маслины, икра — а ты трандишь!.. Включи телевизор и заткнись. Или почитай газету. (Подходит к дивану, берет газету, кидает ее Алеку.)

Алек (даже не повернув головы в его сторону). Она старая.

Гера. Как старая? Разве?

Алек. Ксюша ее черт-те когда принесла… Еще до погони.

Гера (внимательно всматривается в «шапку» газеты). В самом деле, прошлогодняя…

(Пауза.)

Алек. Послушай, а ты заметил, как погоня… что она с нами сделала? Ведь мы ни на шаг так и не приблизились к Немой, но что с нами стало!

Гера (снова пьет). Брось! Ты гонишь. Давай, выпей еще. Все ништяк!

(Гера с бутылкой и тарелкой с бутербродами делает несколько нетвердых шагов к Алеку — Гера заметно покачивается из стороны в сторону. Хихикает что-то себе под нос.)

Алек. Ты пьян.

Гера. Дурак, мне просто весело. Мне хорошо. Я расслабился и получаю кайф от виски, которое в жизни не пил. От этой классной салями — м-м-м, супер! Хочешь? Ну и дурак!

Алек. С нами явно что-то происходит. Движение, которое раньше так зажигало, так завораживало и толкало нас вперед, — внезапно опостылело. Мы стали как вкопанные, словно в одночасье утратили цель…

Гера. Ты еще думаешь, что у нас была какая-то цель?.. Самообман. Немая женщина — это самообман. (Пауза.) Ее нет и никогда не было.

Алек. …Один из нас вдруг почувствовал зверский… звериный голод. Наконец-то дорвался до еды и теперь жрет все без разбору. Как свинья…

Гера. Ну-ну, потише! Так можно и в морду схлопотать!

Алек. …Другим овладела смертельная тоска. И неизвестно, что лучше при этом — умирать с голода или тоски.

Гера. Верно. А сдохнешь — тебя никто и не вспомнит добрым словом. А я… Мне только больше достанется.

Алек. Хм, не обольщайся. Ты тоже мертв. С того самого дня, как мы отказались от погони, мы оба мертвы. (Пауза.) А Ксюха…

Гера. Что Ксюха?

Алек. Она тоже — мертва…

Гера. Что ты гонишь? Какая, на фиг, «мертва»? Ксюха утром приходила, ты еще дрых, как убитый. Пришла, как обычно убирала у нас. Рассказала, что всего на неделю раньше нас вернулась в Гопск… Небось, тоже достало по свету мотаться, как думаешь?

Алек. …Ксюха опустилась, обабилась, пузо вон какое отрастило; плечи обвисли, как у старухи; взгляд потух… Нет прежней Ксюхи. Нет больше меня, тебя. (Пауза.) Один только Вадим…

Гера. Вадим?! Не произноси при мне это имя! Встречу, поймаю его — собственными руками убью! Ведь он предал нас. Наше общее дело — предал!

Алек. …Вадим нашел в себе силы, сумел вырваться из порочного круга… (Пауза.) Он единственный из нас, кто нашел Немую женщину. Его любовь к Немой женщине, их любовь… Это чудо!

Гера. Заткнись!! Иначе я урою тебя, как его!

Алек. Не уроешь… Никто его не уроет…

Гера. А-а, я знаю, на что ты намекаешь. Так знай и ты: я не боюсь его бомбовых почек!

Алек. …Теперь он неуязвим.

(Алек, взяв пульт управления телевизором, включает громкость.)

Голос диктора. …Как мы уже сообщали, два дня назад около пяти часов вечера в Торопиловском лесу, в двадцати километрах от города, прогремел мощный взрыв. Следственная группа обнаружила на месте взрыва останки мужчины и водительское удостоверение на имя Тополя Вадима Ивановича. Причина взрыва до сих пор устанавливается…

(Алек снова убирает звук. Пауза.)

Гера (застигнутый врасплох известием). На хрена он это сделал?.. Он убил Немую?.. Ее там нашли?

Алек. Нет, он не убивал Немую женщину. Там больше никого не нашли… Он больше никого не убивал… (Пауза.) Только себя.

Гера. Ты знал об этом, знал?!

Алек. Я смотрю эти новости в третий раз. Я надеялся…

Гера. Что?!

Алек. Я ждал, что скажут что-нибудь о Немой женщине… Но о ней так ничего и не сказали.

Гера. Почему же, черт побери?!

Алек. Не знаю. Наверно…

Гера. Заткнись, если точно не знаешь! Почему Вадим убил себя? Он убил себя одного или унес с собой еще парочку террористов?

Алек. …Наверно, Немая женщина по-прежнему жива. В то время как мы уже… Больше ей никто не угрожает… (Пауза.) Даже любимый мужчина…

(Пауза.)

Гера. Что ты сказал? Любимый?

Алек (швыряет в него пультом управления). Пошел на хер! Вот что я сказал. Дай мне бутылку. (Поднимается с кресла, забирает у ошарашенного приятеля бутылку, пьет из горлышка. Гера, не зная, что предпринять, вскидывает на него пистолет.) Ну, что ты машешь пушкой перед моим носом? У меня тоже есть пушка, вот, видел? (Показывает Гере свой пистолет.) Ты хочешь меня убить?.. Так стреляй! А я пока выпью. (Снова прикладывается к бутылке. Гера ошалелым взглядом следит, как жадно ходит кадык у Алека. Тот осушает бутылку, кидает ее на пол.) У-у, мне пришла в голову клевая идея. Давай выпьем вместе, а?.. Убери свою пушку — и выпьем.

Гера. Давно пора. Дай сюда пистолет. (Гера берет у Алека пистолет, вместе со своим кладет на стол. Идет к серванту, вынимает вторую бутылку виски. Возвращается к Алеку. Ищет взглядом его бокал, найдя, наполняет его. Затем наливает себе.) Я сколько раз тебе говорил: столько пойла пропадает зря. Ну что, за нас?

Алек (неожиданно подхватывается — он явно чем-то взволнован или напуган). Да, сейчас. Только я позвоню. Извини, в последний раз. Чтоб уж окончательно, чтоб больше не сомневаться. (Спешно, суетливо прикладывает к уху телефон.)

Гера. Зачем тебе это? Снова ты за свое. Кому ты собрался звонить?

Алек. Немой женщине. Я хочу… Может, еще не все потеряно. (Напряженно вслушивается.)

Гера. Ну?

Алек. Ничего… Опять эта гребаная тишина! Значит, я и вправду разучился! Оглох, мать твою!

Что ты встал?! Где мой стакан?! У-у…

(Алек начинает судорожно рыдать и всхлипывать. Гера прижимает его голову к своей груди. Усаживает Алека на диван, обняв приятеля за плечи, садится рядом.)

Гера. Успокойся, все будет ништяк. Я ведь тоже… (пауза) прошел через это… Раньше тебя прошел. Успокойся. Вот выпей — и попустит. Глянь, какой прикольный дом. А сад? А сыр, маслины? (Берет с журнального столика яблоко.) Возьми вот яблоко, в нем волшебная сила. А как пахнет — чудо! (Откусывает от яблока и двумя пальцами вкладывает кусочек в неподвижный рот Алека.) Когда мы еще так…

(Алек сильно вздрагивает всем телом.)

Ну-ну, все будет путем…

(Они затихают, замирают. В комнату неслышно входит Ксения. Она на девятом месяце беременности. Вид у нее рассеянный, потерянный. Как сомнамбула, не разбирая дороги, бредет по комнате. Задевает сервант, сметает с него на пол какую-то банку. Не обращая внимания, плетется дальше. Цепляет ногой пустую бутылку. Натыкается на стол. Поднимает голову — видит затихших на диване Алека и Геру.)

Ксения. Почему он, а не они? Почему он, а не они?.. У них было все, у них была погоня. Но они предали погоню. (Кричит.) Вы не достойны больше погони! Знайте: он мог бы убить вас и не раз! Ему приказали убрать вас, и он бы непременно сделал это!.. Но он пожертвовал своей жизнью. Любовью пожертвовал. Ради меня… (Пауза.) Его больше нет, а они здесь пьяные, как свиньи! Ничтожества, слизняки. Все, все, что было у них, — растратили впустую! Отняли у меня горизонт… Предали погоню! (Хватает со стола пистолеты, направляет их на Алека и Геру.) Я убью вас, своло… О-о!! (Роняет на пол пистолеты, резко хватается за живот, оседает, обессиленная, на пол.) Мама… Мамочка!

Гера (приходит в себя от крика девушки). Вот те на — Ксюха… (Расталкивает Алека.) Гляди-ка, кто к нам пришел.

Алек. Ксюха! (Замечает, что девушке стало плохо.) Чего это с ней?

Гера. Чего-чего? Не врубаешься, что ль? Рожать она собралась, вот чего! Она еще когда утром приходила, я сразу заметил: вот-вот.

Алек. А нам что теперь?

Гера. Нюни свои собери и бегом за водой и полотенцем!

Алек (оторопев). А ты что, роды будешь принимать?

Гера. Вместе с тобой, кретин! Ну, чего встал?!

(Алек выбегает из комнаты, но тут же возвращается с полотенцем и тазом с водой.) (Склоняется над Ксенией, затем зовет Алека.) Неси сюда!.. Пошел уже. По-ошел!

(Промокает лоб девушке мокрым концом полотенца.) Давай тужься, Ксюха, давай!

Алек (в некотором испуге). Что, неужели пошел? Что теперь будет, черт!

Гера. Заткнись, придурок! (Снимает с волос Ксении заколку, протягивает ее Алеку.)

Перетяни лучше пуповину Ксюхиной заколкой!.. Да нет, вот здесь. А теперь нож давай!

Алек. Ты будешь пупок вязать? Гера. А как же, морским узлом. Алек. Да ну тебя.

(Гера принимает на руки новорожденного.)

Гера. Ты гляди, девочка… Молчит. Ксения (едва слышно). Моя девочка… Алек. Может, она немая?

(Вдруг комнату оглашает пронзительный детский крик.)

Гера. Сам ты немой. А эта девчонка — что надо! Слышь, как орет? Точно резаная! Ха-ха-ха! (Заливается радостным смехом.)

Алек (счастливый, бросается к девушке). Ксюша, возьмешь меня в крестные?

Гера (отстраняет Алека от Ксении). Да погоди ты! Дай ей хоть очухаться.

Ксения. Покажите мне Соню…

(Свет гаснет. Затемнение.)