«Мерседес», живо урча двигателем, будто и его обрадовало бегство из плена, поднялся из яра и, слегка покачиваясь, несся по снежной дороге. Время от времени кабину хлестали тяжелые сосновые и еловые ветки, словно стараясь помешать их побегу. На коленях у Шубина, сидевшего посредине, пригрелся Сережа. Он тихо рассказывал отцу, как ему страшно было сидеть в черном брюхе печи, как бабка Таня принесла ему чипсов и жареных карасей… На душе у Безсонова было тревожно, ему не давала покоя тяжесть патронов, которыми были набиты его карманы.

Оттого что вокруг черно-белой стеной стоял зимний лес, казалось, что у дороги нет ни конца, ни начала. Время сжалось, сконцентрировалось до дрожи тахометра и теперь измерялось не секундами и часами, а десятками метров, оставляемых за собой мощным трейлером.

Безсонов вспомнил, что скоро должен быть поворот, где вчера по дороге на хутор они встретили голубоглазого старика с козой. Наконец показался тот поворот, он, как и следовало ожидать, был безлюден, лишь сосны-великаны открыли путникам свои мохнатые объятия. Машина миновала поворот, отъехав от него метров сто, как вдруг Сережа, глянув в окно, потянул отца за рукав: — Па, коза!

— Где?! — почти одновременно воскликнули Шубин и Женька. Безсонов посмотрел в боковое зеркало и увидел быстро удалявшегося от них деда Лешу и его неразлучную козу. Елянул вопросительно на Шубина.

— Нет! — сразу отрезал он, потом уже мягче сказал. — Здесь дом старика. А нам, Евгений, нужно спешить. Чтобы живыми добраться до своего дома.

Разговаривать Женьке не хотелось, тем более возражать…

До трассы оставалось с полкилометра, не больше, когда, будто из снега, на дороге вырос «опель».

— Не сбавляй газу, — спокойно предупредил Шубин. — Продолжаем движение с той же скоростью.

«Опель» быстро приближался. Дорога была узкой, и разойтись двум встречным машинам, казалось, нет никакой возможности. «Неужели будем таранить?» — пронеслось в голове Безсонова. Метрах в двадцати-тридцати от них, когда уже можно было разглядеть папаху сидящего за рулем Ульяна, «опель», притормозив, съехал на край дороги, зарывшись капотом в заснеженные кусты. В ту же секунду правая дверца его распахнулась и лес огласили сочные звуки пистолетной пальбы. С верхушек деревьев посыпался снег на стрелявшего. Радик, бесшумно открывая рот, держал в вытянутых руках пистолет и изрыгал из него красноватые вспышки. Женьке стало не по себе, струйка холодного пота сбежала под левой подмышкой.

Громко звякнуло, обдав осколками, лобовое стекло. «Ой, больно!» — взвизгнул Сережа. Генка как-то странно хмыкнул и, запрокинув голову, повалился на Шубина. Тот едва успел ухватиться за руль, нажал на тормоз, но не сумел справиться с управлением, и «мерседес», подмяв под себя несколько тонких осинок, неуклюже ткнулся в сосну.

Безсонов неожиданно успокоился. Схватив ружье, он выпрыгнул из кабины. Нагнувшись, Женька заглянул под трейлер и увидел бегущего на него Радика. Длинные волосы парня развевались, делая его похожим на бас-гитариста «Дип Перпл» с обложки одного из ранних альбомов этой группы, которую Безсонов в юности очень любил. Лежа под брюхом «мерседеса», Женька, быстро прицелившись, выстрелил залпом. «Вот так бы я охотился на зайцев», — совершенно некстати подумалось ему. Радик как-то неуклюже изогнулся на бегу, выронил пистолет и, несколько мгновений борясь с собой, упал боком на снег.

Безсонов перезарядил ружье, выбежал из-за машины и, чуть замедлив и без того затрудненный глубоким снегом шаг, выстрелил по очереди из обоих стволов.

— Евгений, бросьте! Едемьте скорей! — раздался за Женькиной спиной голос Шубина. Тот, газанув, попытался подать назад трейлер. Но Женька не услышал директора, оглушенный ружейной пальбой и ревом двигателя. Безсонов снова зарядил и, вскинув ружье, выстрелил по «опелю».

Безсонов уже прошел мимо неподвижно лежавшего Радика, разукрасившего снег свежей кровью, как вдруг, испытав мощный удар сзади, сам полетел в снег. Сильная боль пронзила его левый бок, в глазах потемнело, но он нашел в себе силы — приподнял голову и оглянулся. Увиденное произвело на него столь сильное впечатление, что он встрепенулся, порываясь вскочить, но боль тут же жестоко напомнила о себе, и он беспомощно ткнулся лицом в снег.

Коза с окровавленным правым рогом подошла к Безсонову и, шумно вдыхая воздух, обнюхала Женьку. Потом наклонила голову и попыталась поддеть его рогами. «Ну чего тебе надо?» — застонал Женька. Совсем близко от него, заслонив полнеба, смотрели на Безсонова глаза зверя. На несколько мгновений с них спала алая поволока, и, как в вымытом стекле, отразился крошечный лик голубоглазого мальчугана со снежной, как у одуванчика, головой. Подле ног пацана замер белый козленок.

И тут Безсонова осенило. Он полез за пазуху, нащупал листочек плотной бумаги и, собрав все силы, швырнул фотокарточку прочь от себя. Коза, победно заблеяв, побежала вдогонку за карточкой, упавшей в снег, но, проскакав мимо нее, не остановилась и, как живой снаряд, понеслась в сторону «опеля». Вскоре страшный грохот донесся до слабеющего Женькиного слуха. Безсонов, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, вынул из нагрудного кармана сложенный пополам лист бумаги, другой рукой ощупал вокруг себя снег и наконец отыскал то, что хотел — пустую ружейную гильзу…

Полуденное рождественское солнце, хоть и не в силах согреть, всячески старалось поддержать Женьку Безсонова. Перескакивая с ветки на ветку, оно, точь-в-точь как покойная бабка Тэтяна, то виновато улыбалось ему, то озорно подмигивало, словно стараясь отвлечь от нестерпимой боли.

Громыхнул над головой безымянный выстрел, вторя ему, раздались чьи-то крики, кто-то, кажется, голосом Шубина, отчетливо позвал Безсонова. Женьке так не хотелось прерывать безмолвную беседу с солнцем, но что-то, скорее всего инстинкт самосохранения, заставило его приподнять окоченевшую от въевшегося снега щеку. Он увидел быстро приближающуюся к нему, подпрыгивающую на бегу папаху, а под ней — искаженное яростью лицо старика. Безсонов инстинктивно потянулся к ружью. До него оставалось сантиметров десять (их могло быть гораздо больше — 20, 50, 100 — Женька уже не различал очертания предметов, тянулся к оружию с закрытыми глазами), когда…

Солнце кружилось в небесном хороводе, быстро, очень быстро, глаза не поспевали за ним, деревья спешили подставить ему свои зеленые ветви. Солнце, не замедляя свой танец ни на секунду, стекало с ветки на ветку, с листка на листок, как капля расплавленного золота, и расточительно блистало!.. Вдруг светило встрепенулось желтогрудой пичужкой и, резво слетев, опустилось доверчиво на плечо старику. Глаза у деда Лешего были безупречного голубого цвета, взгляд добродушный и одновременно назидательный. Но, слава Богу, чувствовалось, что укор в них скоро угаснет, сменится стариковской жалостью к нему, еще молодому Женьке Безсонову.

Растянувшись в беспамятстве на снегу, Безсонов не видел, как Ульян, в двадцати метрах от него вхолостую щелкнув курком пистолета, отшвырнул бесполезный «Макаров», как бежавший навстречу Шубин, опередив старика, выдрал из снега ружье и ударил залпом по ногам лесного бандита…