Странное дело, но Ленка не захлебнулась. И даже не наглоталась мерзкой мыльной воды. К происходящим с ней чудесам, стремительным, как само ее падение, у Ленки не успело сложиться абсолютно никакого отношения. Она совсем не удивилась, что свободно дышит в воде. Некогда было удивляться, не уследить было за тем, что с ней происходит. Провалившись в бесцветную глубь, неизвестно сколько времени падая в нее с широко раскрытым ртом и распахнутыми глазами, она вдруг плюхнулась на что-то омерзительно-волосатое и склизкое. С чего мгновенно была сброшена сильным рывком.
И в тот же миг, упав на дно, Ленка впервые с момента внезапного погружения под воду ощутила себя, впервые отреагировала на то, что с ней происходит. «Бр-р! Во что это я вляпалась?» — от брезгливости Ленку всю передернуло. Она упала на что-то мягкое, рыхлое и одновременно колкое, будто мокрые опилки. Со всех сторон на ее голову, плечи, грудь, бедра навалилась вода, неподъемная, шелковистая и прохладная, словно ватное одеяло, вынутое из темной кладовки, в которой оно пролежало все лето. Вокруг — одна вода, без конца и края, как будто так и надо, как будто всю жизнь была одна вода. А в воде, в трех шагах напротив… «Я те дам „вляпалась“!» — вдруг раздалось в Ленкиной голове. Именно раздалось, а не подумалось. Ленка зашлась от ужаса, увидев перед собой нечто… Но вместо крика из ее рта вырвалось несколько пузырьков воздуха.
Эмоции перехлестнули Ленкину душу, чувства сменялись с молниеносной скоростью. На смену страху пришла крайняя степень изумления, потом истерический смех, потом ощущение полной беспомощности, ужас снова охватил ее… Наконец, Ленка впала в прострацию. Она опять не понимала, ни что с ней, ни где она, ни кто ее так напугал. Мозг, видимо защищаясь, отказался переваривать ту информацию, которую сообщали глаза.
«Что ж ты так спужалась, а? Того гляди, мне воду от страха испортишь!» — снова раздался в Ленкиной голове тот же голос — сильный, басовитый, но сказанный словно сквозь толстую ткань.
Ленка смирилась. Она вдруг поняла, что то, что она видит сейчас — не сон и не глюки.
Она увидела себя в довольно просторном помещении, вместо света наполненном водой.
Стены его были увешаны необычными подвижными коврами — они едва заметно колыхались, словно дышали. Рисунок их был незатейлив и в то же время радовал глаз. Он представлял собой чередующиеся в неуловимой последовательности горизонтальные полосы красного, зеленого и желтого цвета. Ленке даже показалось, что она во дворце восточного правителя: вот сейчас вбегут юные наложницы, у которых нет лиц, но есть бриллиантовые пупки, и внесут поднос с гранатом, киви и дыней. А за рабынями последует и сам эмир или шах… Раз — и рисунок стен изменился, а с ним и Ленкино восприятие того, что она видела. Ковры перестали казаться коврами, теперь они напоминали ей трехцветные жалюзи, сквозь которые пробивалось синее солнце… Пронеслись еще две-три секунды, полосы стали шире, засветились изнутри, свет, разлившись по ним снизу вверх, устранил между ними мельчайшие зазоры, будто затопил золотой смолой. Теперь это были не жалюзи, а четыре громадных плоских экрана. На них светилось красно-зелено-желтое Ленкино лицо, расплывшееся в счастливой улыбке. С четырех сторон транслировалась ее простая земная радость… От неожиданности Ленка вскрикнула, выдохнув в воду тугую порцию пузырьков. В ту же секунду экраны заколыхались, заходили ходуном, как шторы от сильного порыва ветра, снова распались на тысячи трехцветных полос, которые вдруг засверкали люминесцентным огнем, изогнулись, искривились, приняв самые причудливые формы — Ленка с ужасом смотрела на то, как полчища неоновых змей готовятся ее атаковать… Опять вода проглотила очередные секунды, а с ними и красно-зелено-желтых гадов, вернув на их место восточные ковры. Подводный мираж повторился. Красота на грани фола…
Наконец Ленка заставила себя увидеть того, кто сидел напротив. Это был толстый, просто безобразно толстый мужик. С чего Ленка взяла, что ужасное существо, сидевшее напротив, мужского пола? А черт его знает! Женская интуиция подсказала ей, что таким убожеством, пусть и подводным, которое сейчас сидело перед ней и нагло пялилось на нее голую (разумеется, голую — она же только что из ванной, черт бы ее побрал!), может быть только мужик. Даже если этот мужик — чудовище! В самом деле, разве порядочной женщине придет в голову прятаться под водой, устраивать засады на красивых обнаженных девушек? Ах, какой пассаж!
«А ты ничаво! Есть за что тяпнуть, когда стану лапать! О-хо-хо-хо!» — захохотал в Ленкиной голове все тот же глухой бас. Но Ленка больше не боялась его. Она внимательно рассматривала мужеподобное чудовище. Первое, что бросалось в глаза, — его огненно-рыжая, точно из начищенного золота, шевелюра и такого же благородного цвета борода. Даже сине-зеленый тон воды не смог приглушить ее яркого блеска. Видать, волосы были хорошо вымыты или начищены воском. «Еще бы, — хмыкнула про себя Ленка, — наверняка я сюда не первой провалилась со своим шампунем». «Не первой, не первой, не первой…» — эхом отозвался глухой бас.
Все остальные элементы внешности и туалета чудовища не были столь же привлекательными, как его волосы: огромный зеленый нос, выпученные глаза, будто чудовище само испугалось Ленки, куцая, явно не по росту курточка из красивой черной, с малиновым отливом ткани, грязно-зеленого цвета юбка в крупную черную клетку, прошитая не то толстой ниткой, не то шнурком. Из-под юбки, спускавшейся почти до самого дна, до того странного грунта, похожего на мокрые опилки, выглядывали острые носки неизвестной Ленке обуви.
Чудовище разглядывало Ленку, развалившись на черном стуле с таким же малиновым блеском, как у куцей курточки. У стула была высокая спинка, прямо над головой чудовища увенчанная удивительным предметом со множеством граней, гладких, способных блестеть, сверкать в ярком свете. Ленке этот предмет показался потухшим фонарем.
Сравнив его с фонарем, Ленка будто спровоцировала чудовище на следующий шаг: «фонарь» внезапно вспыхнул и… стало ясно, что это царская корона. Теперь только Ленка смогла разглядеть, что корона-«фонарь» водружена на самую верхушку пышной шевелюры чудовища, а не на спинку стула. Корона заиграла самыми разными оттенками золотого. Потрясающее зрелище! Среди оттенков, которыми переливалась корона, были необыкновенные — хрустально-золотой, бутылочно-золотой, древесно-золотой, — которых Ленка никогда не встречала в своем мире.
— Это ж царь, — наконец дошло до нее. — А я думала, чуче…
— Я те дам «чучело»! Дерзишь, спесивая! — бас в Ленкиной голове был просто вне себя от гнева. — Пред тобой Подванной и прочих водяных волостей мое величество вань-царь Воплей XVI собственной персоной! На колени, спесивая! Приказываю тебе я, вань-царь Воплей!
Вань-царь выпустил в Ленкину сторону очередь пузырьков, но Ленка не вняла его приказу, замешкалась, пытаясь переварить, что только что окриком прозвучало в ее голове. Тотчас по обе стороны от вань-царского трона возникли два водяных столба, быстро-быстро закрутившихся вокруг своей оси, точно смерчи. Они немедленно приблизились к Ленке, угрожая расправой.
— Стоп, робята! Будет время, еще потешитесь, пощекочете ее. А пока пригоните ее ко мне! — отдавал приказы в Ленкиной голове вань-царь. — Эх, ничаво не могу поделать с собой! По нраву пришлась мне эта новая вобла!
— Это я-то вобла?! Ну уж это слишком! — не на шутку рассвирепела Ленка и сама, без помощи водяных смерчей, храбро шагнула к трону вань-царя Воплея XVI. — Да ты сначала на себя посмотри, а потом будешь меня воблой обзывать! Да я, чтоб ты знал, самая красивая девка на работе. Мне все мужики об этом говорят. Ты, чучело подводное! А ну-ка глянь на меня! — совсем не стыдясь наготы, Ленка встала перед вань-царем — распрямив плечи, вызывающе нацелив на обидчика отвердевшие в воде соски грудей, насмешливо упершись руками в бока — Это я-то не така? Два бидона молока, чернобурка вон яка! — Ленка, дразня вань-царя, показала взглядом вниз, на свой обласканный теплой водой живот.
Воплей XVI остановил Ленкино возмущенное красноречие просто, двумя словами объяснив смысл обидного ей слова «вобла».
— Вобла — значит водяная бля. И я тебя захотел, вобла! За-хо-теллл!! — вань-царь кричал в Ленкиной голове. Вдруг юбка под каким-то невидимым напором разорвалась у него на коленях, а из дыры вывалилось щупальце. Безобразное трехпалое щупальце!
Ленка невольно отпрянула назад, от омерзения ее всю передернуло, но когда в следующую секунду она сообразила, что это вовсе не щупальце, а трехголовый член, Ленке совсем плохо стало.
— Поди сюда, спесивая! Вобла командировочная! — истошно орал Воплей XVI. Его три ужасных члена были цвета июньских грунтовых огурцов, они жадно тянули к Ленке головки, будто самонаводящиеся ракеты.
— Мамочка родненькая, спаси! — Ленка что есть силы сжала ладонями уши, будто это могло ей помочь избавиться от вожделенных криков вань-царя. Она не понимала, раздает он ей комплименты или на чем свет стоит ругает: — Вошка моя сладкая! Вышка пугливая! Я тебя хочу, водокачка розовая!..
Пятиться назад или еще лучше — убежать у Ленки не было никакой возможности. Позади, словно две неправильные пирамиды, сложенные из прозрачных фрез, неотступно крутились воины-смерчи. Они медленно, неуклонно надвигались на Ленку, вынуждая ее отступать к явно ополоумевшему от возбуждения вань-царю. Вода вокруг смерчей опасно бурлила, будто вспененная лопастями корабельного винта.
— Озолочу, вовочка! — казалось, что попало орал Воплей XVI. «Вовочка» на его языке означало, скорее всего, «водяная девочка» — по аналогии с «воблой» и «вошкой». Но Ленке было сейчас не до морфологических разборов странноватых вань-царских словечек. Она едва не прозевала момент, когда вань-царь махнул рукавом куцей своей курточки и в сторону Ленки полетела тучка золотых блесток. Несколько плавно упали ей на плечи и грудь. Это были золотые монеты. Ленка оглянулась (там, за ее спиной, упала большая часть золота)… и от страха выдохнула очередь пузырей. Не на шутку испугалась, когда увидела, как разлетаются в стороны рассеченные на части золотые монеты. Что делать?! Смертоносные смерчи уже были совсем близко от нежного Ленкиного тела, с другой стороны в нее хищно прицелились три одноглазых братца.
«Господи, спаси-помилуй меня! — вдруг вспомнила Ленка о том, кому час назад неумело молилась. — Ерешная я, грешная, но не настолько же, чтоб отдаться этому уроду!»
— Ну все, вобла, разозлила меня вконец! — зарычал в Ленкиной голове и в самом деле заведенный до предела Воплей XVI. Его огуречного цвета концы, видимо от перевозбуждения, приобрели болезненную бурую окраску. Позади, в полуметре от Ленки, по-сумасшедшему лопатили воду смерчи, косые струи воды больно били ей в спину, буквально царапая лопатки и поясницу…
И тут на голову вань-царю, точь-в-точь как Ленка, свалился громадный грузный мешок. Он был пошловатого серо-розового цвета. Таким увидела Ленка в первый момент нечто, вдруг рухнувшее откуда-то сверху. Когда же она присмотрелась, то разглядела торчавший из мешка (точнее, из того, что она приняла за мешок) живой инструмент. Он показался ей таким знакомым, таким родным, ну просто красавцем по сравнению с трехголовой буро-зеленой гадостью, что Ленка радостно расхохоталась. Бесшумно так расхохоталась и даже нечаянно пукнула, выпустив стайку веселых пузырьков.
Тем временем завязалась драка, нешуточная драка между вань-царем Воплеем XVI и голым мужиком, невесть как провалившимся в Ленкину ванну. Мужик, видимо, больше от страха, чем от храбрости, что есть силы дубасил чудовище по голове, вань-царь неумело отбивался. Воины-смерчи немедленно кинулись хозяину на подмогу, а Ленка была такова.
Проблуждав с полчаса по подводному, а точнее, подванному царству, Ленка пришла к выводу, что она находится в затопленном подвале. На эту мысль ее навели стены, выложенные обычной кафельной плиткой, и изредка попадавшиеся на ее пути трубы с поржавевшими вентилями. Нигде не было видно выхода, даже малейшего намека на него. Зато часто встречались уходящие влево-вправо коридоры и коридорчики. В один из них Ленка и вплыла, наконец решив свернуть с основного пути.
Впереди, метрах в сорока-пятидесяти, неожиданно забурлила вода, быстро выросли в размерах два существа продолговатой формы. Они стремительно и шумно приближались, сильно работая не то ногами, не то плавниками. Предосторожности ради Ленка прижалась к кафельной стене. Мимо на высокой скорости проплыли две крупных русалки с развевающимися волосами — казалось, волосы были совершенно сухими.
«Ну и слава Богу, — облегченно вздохнула Ленка. — Там жизнь. Хоть какая-то, но жизнь».
Она продолжила путь, робко, со страхом и одновременно надеждой ожидая новых открытий. Вскоре она подплыла к металлической цвета расплавленного свинца решетке, перегородившей поперек коридор. Решетка сантиметров на двадцать не доходила до округлого, арочной формы потолка коридора, завершаясь частоколом из четырехгранных наконечников. Ленка отважно толкнула полуоткрытую дверцу, находившуюся в решетке, и вошла-вплыла в другой мир.
Спустя время, которому Ленка давно не вела счет, коридор привел ее к громадному помещению, где не было видно ни стен, ни потолка, ни каких-либо других границ, кроме исчезавшего в толще воды пола или дна, покрытого все теми же мокрыми опилками вперемешку с водорослями. Водоросли, как вскоре выяснилось, оказались искусственными.
Вода здесь была иная, с бирюзовым оттенком, она светилась изнутри, светящиеся блики были круглой формы, они плавали вокруг Ленки — слева, справа, повсюду, — как золотистые кружки жира в тарелке с куриным бульоном. Но Ленке так не хотелось вновь оказаться чьей-то приманкой! Она понимала, что единственное ее спасение — это непрерывный путь вперед. Она не знала, сколько еще времени продлится с ней этот удивительный фокус — возможность дышать под водой легко-легко, словно она… Нет, с рыбой Ленка наотрез отказывалась себя сравнивать.
На пути стали попадаться странные, прямо-таки необыкновенные предметы — в одиночку и целыми группами, собранными, как показалось Ленке, в продуманные, весьма искусные композиции. Чувствовался чей-то вдохновенный мотив и мастерская рука. Ленке все это ужасно нравилось: золотая — не иначе! — пальма с бриллиантовой — ну очень похоже! — росой на тонких, словно фольга, листьях, малахитовый единорог с рогом из теплого, будто домашнего, изумруда (рядом с единорогом спиралью свернулась точь-в-точь, как живая, змея с янтарными клыками, но Ленка не испугалась ее), семейство, примерно с дюжину, карликовых слонов из алого коралла, водопад в искусственных скалах (странно, но вода водопада не смешивалась с водой подванного мира) и много еще разных чудес.
Ленка на пару минут задержалась у водопада. Вода в нем была совершенно прозрачной, лишенной малейшего оттенка. Ленка вгляделась, наклонившись к водопаду так низко, что ее нос едва не коснулся… Вот это да! Водопад состоял из тысяч тончайших прожилок или струн, натянутых на уступы скал. Ленка протянула руку и осторожно коснулась нескольких струн — водопад тихонько зазвенел в ее голове.
Ленка перевела взгляд на миниатюрный замок, воздвигнутый неизвестным автором на вершине самой высокой из скал. Замок окружала крепостная стена из темной меди. Медь ворот, сооруженных посреди стены, была совсем черна, с неприятным зеленым налетом, свидетельствовавшим о глубокой старости ворот, скрывавших в себе и, возможно, за собой какую-то тайну. Ленка не удержалась и двумя пальцами попыталась открыть ворота. Те тут же поддались, но, открывая их, Ленка почувствовала удивительную тяжесть, совсем не вязавшуюся с маленьким размером ворот.
Отворив их, любопытная Ленка обнаружила кусок черной замши (она была спрятана под сводами замка), а в ее центре — большую, с крупную фасолину, молочную жемчужину. От изумления Ленка вскрикнула — из ее рта ударила короткая тугая струя воздуха, — но от жемчужины отказываться не стала. Руки ее заметно дрожали, когда она решила рассмотреть удивительную находку поближе.
Жемчужина была потрясающе красива! Она приковывала к себе взгляд мягкой округлой формой и ровным неземным светом, разлитым, словно капля молочного ликера, внутри той идеальной формы. Жемчужина и в самом деле казалась идеальной. Вот… Вот только что это за кончик нити, который торчал из нее? Ленка прищурилась, разглядывая нить, которую в первый момент не заметила. И вдруг резко потянула за ее конец. Удивительно, но нить послушалась ее нетерпеливых пальцев, потянулась, как бы отлипая от жемчужины по всему ее периметру. Так открывают пачку бинта или сигарет, потянув за конец нити или фольги… Ленка, затаив дыхание (это означало, что она перестала выпускать пузырьки воздуха), разломила пополам жемчужину. В ней лежала крошечная, с семечку, ракушка. В жемчуге — ракушка! «Ну и дела! — удивилась Ленка. — Все наоборот. Наверное, в таких ракушках рождается жемчуг. Хм, что бы это значило?»
Неожиданно ей в голову пришла, казалось, совершенно абсурдная мысль. Решив проверить догадку, Ленка вернулась назад. Перво-наперво она отыскала малахитового единорога с изумрудным рогом. Ростом существо-миф было ей по колени. Ленка не поленилась, осмотрела его со всех сторон и наконец нашла то, ради чего возвращалась, — конец нити. Там, под брюхом единорога. Осторожно потянула нитку… Из малахитовых половинок посыпался мусор: древесный уголь, кусочки слюды, металлический порошок… Может, из всего этого рождается малахит? Или изумруд? Кто знает…
«Бутафория какая-то… Зачем все это? Все шиворот-навыворот. Словно знак…» И тут Ленка впервые подумала о том, что все, в чем сейчас ей приходится участвовать, открывать или быть свидетелем каких-то удивительных и ужасных событий, на самом деле должно происходить лишь в ней самой — в ее мыслях и воображении. «Я как та ненастоящая жемчужина. Кто-то выдернул меня из реальности, как жемчужину из раковины или малахит из горных пород. Зерно вдруг стало оболочкой, формой, а форма — зерном. Что за жестокие чудачества? Кому интересно играть со мной, подсовывая на каждом шагу реальность-наоборот? Прямо подводный антимир какой-то!.. А как все здорово начиналось: Киев, планы, любовник… Где он, черт бы его побрал! Знал бы, куда я влипла! Точнее, провалилась…»
Вода была теплой и кроткой, как Псел жарким июльским вечером. Будто Ленка с разбега нырнула и… передумала возвращаться на берег. Дышалось на редкость легко, будто Ленка вышла на высокий берег реки, вдохнула полной грудью свежего ветра. Тело щекотали невидимые струи, вокруг водили хороводы стаи золотых кружков света. Ленке они казались единственными живыми и, может, разумными существами, обитавшими в этом странном месте. Подванный мир был по-своему красив и, в общем-то, лишен каких-то реальных угроз в отношении Ленки, так что для долгого отчаяния и беспокойства у нее не было серьезных причин. Она довольно быстро успокоилась, особенно после того, как отломила от головы единорога его изумительный изумрудный рог (слава Богу, хоть он оказался настоящим — без нитки). С рогом под мышкой Ленка пустилась дальше вплавь.
Впереди, слева по ходу движения, на абсолютно ровной и гладкой долине дна неожиданно возникло довольно крупное возвышение. «Может, затопленный ангар какой-нибудь или свалка мусора, или еще чего-нибудь в том же духе?» Почти правильной прямоугольной формы, с низким покатым верхом, оно было как бы перечеркнуто под прямым углом продолговатой тенью, падавшей откуда-то сверху. Такую тень могло отбрасывать дно небольшого судна, например катера или яхты. Но яхта в гостинице?!.. Хотя кто сказал, что Ленка до сих пор в гостинице?.. Итак, впереди виднелось нечто — темное, неживое на вид, пересеченное, как крестовиной, тенью.
При Ленкином приближении возвышение все больше обретало черты искусственного сооружения. У него оказался невысокий, на уровне Ленкиного носа, вход, наглухо закрытый железной дверью. Железное распятие висело над входом. Почему-то сразу Ленка признала в композиции, висевшей над дверью, распятие. Большой крест. В его центре — циферблат неведомых часов. Вместо цифр темнели маски — с искаженными гримасами лики человекоподобных существ с гребнями на голове. В концы стрелок, выходящих за края циферблата, как в запястья Бога, были вбиты гвозди. Словно вбиты… «Без десяти три», — взглянув на часы-распятие, машинально отметила Ленка. Под стрелками была выбита короткая надпись из мелких незнакомых символов. Ленка ломать голову не стала, разгадывая смысл загадочной надписи, а потянула на себя ручку двери и смело вошла-вплыла внутрь. При этом успела подумать: «Храм какого-нибудь подводного божества.
Возможно, ему поклоняется тот сексуальный маньяк — вань-царь Воплей… Надеюсь, меня здесь не изнасилуют и не принесут в жертву».
В храме стоял, точнее, зыбко покачивался полумрак — вода, окрашенная в темно-лиловый цвет. Черная стена, продолжавшаяся по обе стороны двери, уже через 10–15 шагов растворялась в том полумраке. Но темные краски не давили на Ленкино сознание, наоборот, создавали иллюзию довольно большого храмового пространства, причем не вытянутого в длину (что, по идее, должно было быть, согласно продолговатой внешней формы храма), а устремленного ввысь. У Ленки создалось впечатление, что она оказалась на дне широкого и очень глубокого колодца. Задрав голову, она увидела высоко-высоко над собой светло-бирюзовый прямоугольник неба (или, может, подсвеченный изнутри купол храма), по которому медленно расходились круги. Будто кто-то только-только поднял из колодца ведро…
«Странно все это, — вздохнув, подумала Ленка. — Куда же я все-таки влипла?» Она постояла, пока глаза привыкли к полумраку. Разглядела под ногами дорожку, начинавшуюся у самой двери и уходившую в глубь храма. Выложенная плоским камнем, казавшимся серо-жемчужным в прозрачной темно-лиловой воде, дорожка легко покалывала голые Ленкины ступни, будто несла в себе слабый электрический заряд. Кроме того, на дорожке уверенно стоялось. Видимо, она обладала достаточной в воде силой притяжения. Ленке так надоело плавать, что она с удовольствием пошла.
Вскоре дорожка привела к круглому, похожему на пьедестал возвышению. В его центре пустовал стул с высокой спинкой. Стул, наподобие трона вань-царя Воплея XVI.
Пьедестал с троном (разумеется, Ленке было невдомек, чем на самом деле являлся тот стул) был испещрен десятками золотистых дуг — взад-вперед они скользили по пьедесталу, как ящерицы. Глянув вверх, она поняла: то расходящиеся под куполом круги отбрасывают блики.
Ленка, наверное, еще долго бы разглядывала это загадочное и одновременно простое сооружение, если бы не голоса, вернее, мысли, чужие мысли, разноголосые и пока невнятные, внезапно раздавшиеся в ее голове. Спокойствие, недавно воцарившееся в ее душе, мгновенно было разрушено. Но Ленка даже обрадовалась родившимся в ее голове голосам: ей больше не хотелось оставаться одной в этом подводном храме. И она, сойдя с дорожки, поплыла почти наугад, всматриваясь сквозь темно-лиловую толщу воды, прислушиваясь к мыслям-голосам, стараясь понять их пока неуловимый смысл, чтобы вдруг осознать для себя, насколько опасно это ее движение к незнакомой жизни.
Неожиданно Ленка уткнулась в стену. Хотя до нее, казалось, оставалось еще несколько десятков метров. Стена выглядела угрожающе черной. От сильного испуга Ленку спасли только серебристые маски часов.
Маски висели на стене в полутора метре от дна храма. Их была целая галерея… С чего Ленка взяла, что перед ней маски часов? Сейчас она не могла ответить на этот вопрос. Сегодня ею правил не рассудок, а интуиция — прирожденное чувство выхода из трудной ситуации, даже из такой абсурдной, как эта.
Интуиция не только подсказывала направление Ленкиных действий, но и раскрывала смысл неизвестных ей вещей и явлений. Вот и сейчас: стоило ей только взглянуть на непонятные предметы, висевшие или прибитые к стене, ощетинившиеся стрелками, словно ножами, как ей сразу же стало ясно: это маски часов. Пародия, насмешка, сатира на то, перед чем благоговеют и чему служат люди. Инструментов времени — маски! Ой, сколько здесь всего было интересного! Ленка брела-плыла вдоль необыкновенной стены, с открытым ртом, полным безвкусной воды, рассматривая храмовые диковины. «Это ж надо, вместо икон — маски!» — недоумевала она. Вода стояла у нее в горле, но все не решалась пролиться внутрь, затопить легкие.
Мысленно все маски Ленка разделила на три группы: простые, смешные и совсем непонятные. У первых отличались в основном стрелки или циферблаты. Так, стрелки-усы сменяли стрелки-антенны, а те — стрелки-ножницы, затем — стрелки-ветки с шипами, стрелки-свечи, стрелки-петарды, стрелки-шампура, с которых каплями жира стекало подводное время… Вместо привычного плоского циферблата вдруг возникло свиное рыло. Попались на глаза часы-красная кнопка, часы-противопехотная мина, часы-печать (на них можно было даже прочесть обрывок надписи: «Прыватне пидпрыэмство…»), часы-конфорка от газовой плиты. Что ж, время — та же стряпня: у кого-то оно подгорает, у кого-то — пальчики оближешь, да добавки не дождешься… Ленку особенно позабавили часы-гамбургер: из-под двух уродливых бесформенных «лепешек» торчали беспомощные стрелки часов, точно стрелки зеленого лука. Но чего Ленка совершенно не поняла, так это присутствие в коллекции масок человеческой головы. Маленькая, сморщенная, она удручала своей правдоподобностью. Голова была настоящей, с окаменевшей гримасой ужаса. Без малейших намеков на маску, тем более маску часов.
И только сейчас Ленка поняла, что все, что она до этого видела, вся эта нелепая галерея, — сплошной фарс. Визуальный ряд, вся логика которого направлена на одно: показать слабость человеческого духа, придумавшего в угоду или во спасение себе часы — посредника между смертью и животным страхом этой смерти.
Словно в продолжение умных Ленкиных мыслей (возможных разве что только здесь — в нереальном мире, нереальном храме и наедине с вполне реальным страхом), в ее сознание громко и уверенно снова начала входить чья-то речь, на время умолкшая. Мысли-слова, ясно сформулированные, но не до конца понятные, произносились в Ленкиной голове хорошо поставленным мужским голосом:
— …«Не сотвори кумира из времени своего, но дорожи назначенным часом». Так написано над входом в храм Вовремя. Приходя в наш храм водяного времени, вы непременно обращаете взгляд на стену с масками времени. Я никогда не рассказывал вам о них. Сегодня, перед тем как начать проповедь… Вы должны знать: их там никто не развешивал. Очень давно, десятки тысяч лет назад, маски сами появились на стене, как коралловые полипы, как наросты или мох на деревьях. В итоге, не иначе как с благословения Всевышнего, вышла удивительная галерея масок часов, в которой оказался заключен глубокий смысл. Да не один! Что мы видим? Отражение непрерывного поиска вань-человеком истины во времени. Или истинного времени — как вам будет угодно. А кто-то из вас возразит: это всего лишь аллегория времени, не больше. И будет по-своему прав. Но можно воспринимать эту галерею буквально: время многолико, полигамно, но мы живем лишь по одному циферблату, единственному известному нам, посвящающему нас в секунды-секреты плоского времени… Погодите, среди нас, кажется, новичок. Позвольте, я приглашу его к нам. Иди к нам, ветка! Будь смелей! Мы ждем тебя, ветка! Слушать мудрого вань-батюшку нужно глядя в его немой рот!
Ленка поняла, что зовут ее, и поначалу не удивилась обращению «ветка». Она завернула за угол стены, начинавшийся сразу же за тем местом, где висела ужасная сморщенная голова.
Завернула — и ее взгляду открылось удивительное зрелище. Из глубины небольшого прямоугольного пространства, ограниченного с трех сторон стенами, лился яркий, близкий к «электро», голубой свет. Он пронизывал воду так же легко и естественно, как утренние лучи солнца пронизывают холодную атмосферу земли. Свет поманил к себе Ленку, и она поплыла ему навстречу, радостно предвкушая знакомство с чем-то необычным, которое, даст Бог, принесет ей спасение.
Прежде чем она смогла разглядеть источник чудесного света, Ленка увидела спины… Видимо, это были те вань-люди, к которым в Ленкиной голове обращался их водяной священник. Вань-людей было десятка три-четыре. В длинных, до пят, серебристо-лиловых одеяниях, похожих на плащи, с островерхими капюшонами, они замерли в полупоклоне, стоя к Ленке спиной.
Подплыв ближе, Ленка разглядела: то были не капюшоны, а плавники. У нее создалось впечатление, что плавники растут прямо вдоль голов вань-людей. Может, так оно и было… Не оборачиваясь, вань-люди расступились, открывая Ленке проход к плоскому возвышению. В его глубине стояло что-то наподобие органа, точнее, его части, — ряд труб-регистров разной высоты. Трубы были сплошь прозрачными, в них что-то бурно кипело, излучая тот пронзительный голубой свет, который так поразил Ленку. Впереди труб, в самом центре возвышения, с вытянутыми в стороны руками стоял водяной священник.
Ленка проплыла по образовавшемуся проходу, то и дело касаясь скользких плащей, и встала у возвышения, служившего, видимо, алтарем. Вань-батюшка, плотный, коренастый, с абсолютно лысым, как рыбий пузырь, серебристым черепом, ощетинившимся черно-оранжевым плавником, опустил руки, и вновь его речь зазвучала в Ленкиной голове:
— Сегодня, как обычно, я буду говорить о воде. В ней мы рождаемся, зачинаем свое продолжение, в воде заканчивается отсчет нашего личного времени. Итак, вода, ветка, это изнанка жизни, ее быстротечная ткань, — вань-батюшка неожиданно уставился на Ленку и продолжил проповедь, уже не отводя взгляда от ее сухих в воде глаз. — Вода — это легкие, которыми дышит все живое. Это желудок, переваривающий все насущное, а из исключительного откладывающий маленькое яйцо — жемчужину. Вода — это огромный растекшийся мочевой пузырь, который мочится сам собой — драгоценным соком любви… Вода — это слизистая оболочка души. У воды много разных имен. Все они одной крови. Очень даже может быть, что имен у воды больше, чем у земного бога. Очень даже может быть.
Время — это вода. Не потому, что уходит как сквозь пальцы, а потому, что сама вода — это то же время, сконцентрированное на одной идее, одной сути — жизни. Но из этого не следует, что вода — это сжиженное время, наподобие… ну, например, сжиженного природного газа, которым, я слышал, заправляют автомобильные баллоны. Вовсе нет. Я утверждаю: вода — это голубая плазма, лучшее агрегатное состояние, в котором может находиться время. Время-плазма, так сказать… Ты успеваешь за моими мыслями, ветка? В воде наибольшее число заряженных энергией ионов-секунд…
Но и это еще не все. Время и вода — это все-таки не одно и то же. Скажем так: это сущности одного вида. Как, к примеру, мужчина и женщина. В воде мужского больше. Вода забирает у времени всю лишнюю энергию. Оттого-то в воде столько заряженных ионов-секунд. Вода лучше организована, как мужчина. У воды есть русло, есть цель: у реки — это море, у моря — это луна, к которой по ночам тянутся волны. Наконец, у воды есть семя. Время питается этим семенем, как женщина питается семенем мужчины… Тебе ведь известно, ветка, что у вас, женщин, не один рот и живете вы не по одному времени: желудок по своему, матка по другому, а душа мечется между разными временами… Забеременев семенем воды, время рождает то, что у земных людей принято называть историей земли. Ветка, ты чувствуешь несуразицу? Семя — воды, а история — земли! Ха-ха-ха!.. — вань-батюшка нарочито громко расхохотался в Ленкиной голове.
И тут Ленка, набравшись смелости, спросила. Точнее, подумала — рот лишь выпустил десятка три пустых пузырьков.
— Почему вы все время зовете меня «веткой»? Разве я похожа на отросток какого-нибудь растения?.. Или, подождите, я, кажется, начинаю догадываться…
— Вот именно! — вань-батюшка удовлетворенно кивнул головой, улыбнулся снисходительно. — Ветка — значит «водяная детка». Но если ты ощущаешь себя зеленой или цветущей веткой, что в этом плохого? Каждому свойственно ощущение его формы жизни, его ритма времени. И вкус воды у каждого свой, непохожий на вкус воды у соседа. Ощущение…
И вновь Ленка встряла во вдохновенную речь-мысль вань-батюшки: — Простите, вань-батюшка, что я вас перебиваю, но я могу забыть одну важную мысль, которая сейчас пришла мне в голову. Вначале вы говорили о воде и времени. И снова коснулись этих удивительных вещей, как будто истина и в самом деле в них. Может, и я когда-нибудь приду к этому, а пока меня волнует вот что. Если в воде больше мужского, а во времени женского, то… то… Кто же в таком случае ангел?
— Ангел?! — переспрашивая, вань-батюшка заметно повысил голос в Ленкиной голове. Казалось, он опешил от неожиданного вопроса. Но уже в следующую секунду пришел в себя, спокойным взглядом смерил Ленку с головы до ног. — Ангелы — это твои ощущения, ветка. Положительные ощущения — твои белые ангелы… От отрицательных старайся поскорей избавляться, как рыба от мертвой икры. Иначе черные ангелы отнимут у тебя твое время.
— И любовь, — тихо продолжила-подумала Ленка.
— Ну все, проповедь моя подошла к концу! — как-то даже зло завершил выступление вань-батюшка, зыркнул на всех с алтаря, плавник на голове водяного священника вдруг принял форму секиры, да ненадолго — вань-батюшка снова смягчился во взгляде и уже подобревшим голосом заявил в Ленкиной голове:
— Приступим к помазанию временем.
Вань-батюшка спустился с алтаря по незамеченным Ленкой ступенькам и повел прихожан к правой от алтаря стене. Вань-люди выстроились друг за другом затылок в затылок. Странное дело, ни одной мысли, сказанной хоть одним из них, не родилось в голове у Ленки. Она же в очередь становиться не стала, обошла ее стороной, да вдруг встала сбоку как вкопанная, будто очарованная, увидев удивительную вещь.
Вань-батюшка встречал свою водяную паству возле довольно вместительной прозрачной емкости, похожей на котел с округлым дном. Там бурлило нечто гораздо более светлое, чем жидкость в трубах-регистрах, и тем более, чем вода храма. Поэтому нетрудно было разглядеть, как на небольшой высоте от дна котла вокруг невидимой вертикальной оси вращался серебристый стержень, заканчивавшийся плоским наконечником с острыми гранями. Стержень был несколько изогнут, повторяя линию дна и стенки котла. Еще два таких стержня, один из которых был немного короче и шире, казалось, покоились.
Ленка наверняка бы вскрикнула, если бы не вода, наполнившая ее рот, — ее внезапно осенило: перед ней были часы с циферблатом в форме параболической емкости! Секундная стрелка водяных часов заметно обгоняла бег секундной стрелки земных часов.
Обряд помазания временем проходил необычно. Вань-люди, один за другим подходя к часам, опускали в них правую руку, пытаясь, видимо, коснуться убегающей в водяную Лету секундной стрелки. И все до одного промахивались. Ленке стоило больших усилий, чтобы не отворачиваться всякий раз, когда стрелка отсекала пальцы или кисть у очередного помазанника. Из неизбежной, казалось, раны брызгало, будто «индиго» из новых джинсов, нечто ярко-синее, добавляя голубого оттенка в бурлящую жидкость. (Ее цвет становился все насыщенней, приобретая оттенок, близкий к цвету жидкости в трубах-регистрах.) Однако, когда вань-человек в ужасе выдергивал руку, неизменно оказывалось, что она цела-невредима. Лишь стекало с нее то ярко-голубое… Вань-человек спешно дотрагивался еще влажной рукой до лба водяного священника, а потом уже до своего. При этом вань-батюшка, не утираясь, повторял:
— Умерь гордыню свою, иначе время твое уподобится грешнику, и тогда кипеть ему в трубах гордыни, как грешнику в адском котле, — вань-батюшка лишь однажды показал рукой в сторону труб-регистров, где особняком бурлила чья-то голубая вечность. — Поделись временем своим! Помни: каждая живая сущность, в особенности человек, и водяной, и земной, богат временем. Не физической силой или силой разума, или силой духа, а временем! В каждом — его время. В ком-то больше, емче и напористей, в ком-то меньше, зато уникальней и точней. Земные люди называют этот свой дар харизмой, аурой, энергетикой или способностью соответствовать своему времени, заблуждаясь в главном: все, что происходит вокруг них, подчиняется законам их внутренних, личных времен. Отсюда вывод: каждый из нас должен пестовать время свое, как Бог пестует свою вселенную. Ваминь!
Ленке непреодолимо захотелось стать помазанной временем, поделиться своим временем с водяным священником. Она уже мысленно сделала шаг навстречу часам, как вдруг раздался страшный крик вань-батюшки — крик под сводами ее черепной коробки.
— Спесивая! Как ты смела здесь появиться?! — возопил вань-батюшка, а Ленка обмерла, грешным делом подумав, что ярость водяного священника направлена на нее. Но тут она обратила внимание на вань-человека, единственного с капюшоном на голове. Как раз в этот момент незнакомец опустил руку в часы с набравшим достаточно синевы водяным временем. Секундная стрелка, как это водится, будто бы отсекла помазаннику кисть, а из обманчивой раны хлынула густая белая жидкость, в мгновение ока замутив чистое голубое вань-время.
— Вогдалина! — продолжал кричать вань-батюшка. — Я приказал тебе не показываться больше в моем храме! Я отлучу тебя от времени твоего! — водяной священник неистовствовал, Ленка едва не выла от ужасной головной боли.
— Волоодий, ты так боишься моего простого времени, как земные люди боятся порчи, — смеясь, отвечал вань-человек в Ленкиной голове. И Ленка тому несказанно удивилась. Еще бы!
Голос вань-человека принадлежал женщине.
— Вон, вон!! — вань-батюшка едва не топал ногами. — Вон к своим вуртизанкам!
— Уймись, Волоодий, я ухожу. Ты забыл, наверное, — Вогдалина сделала паузу, — что рядом новичок. Тем более — земная женщина. Попробуй-ка ее помазать временем! — и Вогдалина глянула на Ленку. Их глаза на мгновение встретились — глаза земной женщины и… русалки. Вогдалина бесшумно ударила хвостом — и была такова.
«Подумаешь! И попробую!» — окончательно решилась Ленка и шагнула к часам. Вань-батюшка протянул было к ней руку, но тут же убрал.
— Все равны перед временем храма. И всяк входящий сюда имеет право быть помазанным временем каждого. Ваминь! Время, как власть, терпит только сильного.
И Ленка окунула в часы правую руку. Секундная стрелка, подойдя к ее кисти, вдруг встала. Вздохи крайнего изумления прокатились волной в Ленкиной голове, Волоодий схватился за голову. Когда он убрал от лица руки, сказал следующее:
— Не удивительно, что небесные ангелы стремились брать вас, земных женщин, в жены. В вашем времени, ветка, растворится весь космос. В вашем зародыше больше смысла, чем в любой религии… Что тебе надо от меня, ветка?
— Вань-батюшка, я хочу вернуться домой, — просто призналась Ленка.
— Просто пожелать такое, да далеко не просто выполнить твое желание. Времени в наших храмовых часах намного меньше твоих ленивых мгновений, которые ты отводишь для накрашивания губ после поцелуя чужого мужчины. Ну хорошо, я помогу тебе. У меня нет иного выхода, — вань-батюшка вздохнул, плавник на его голове сверкнул, как волчий глаз. — Но ты будешь вынуждена облегчить свое время, которое сейчас удерживает тебя здесь, как якорь корабль на причале. Ты прирожденный ловец жемчуга, который умеет хорошо прыгать с грузом под сердцем и долго обходиться без любви.
— Я не могу без любви! — Ленка плакала.
— Вот и хорошо. Тогда у тебя нет другого выхода, как облегчить свое время. У вас, земных людей, для этих целей существует поп, психоаналитик или бутылка крепкого спиртного напитка. Вань-люди придумали ось кругозора. Ты уже видела ее, когда шла к алтарю.
— Это тот трон?
— Можно ось называть и так, суть от этого не изменится. Пошли, ветка.
И Волоодий повел Ленку к центру храма, оставив паству наедине с собой и временем храма, по-прежнему кипевшим в водяных часах и трубах гордыни. В тех трубах время никогда не смешивается.
По пути вань-батюшка посвятил Ленку в секреты работы оси кругозора, но вначале рассказал, каким бывает время:
— Самое загадочное — время-икс. Оно непостижимо для твоего разума. Возможно, это время твоего рода или отдельного человека, тебе незнакомого, — вампира времени или сталкера, забредшего в твое время. Оно может быть временем врага или друга.
А вот угадай, что это за время: оно твое, но тебе не принадлежит? А? Хорошо, подскажу тебе: это время как бы обитает… проистекает в объекте твоей любви. Догадалась? Да, это время-любовь! Оно в любимом человеке или ребенке, в воспоминаниях или золотой брошке… Время-любовь — это золотая пыльца, медовый налет, который так хочется залакировать, чтобы продлить-сохранить, ан нет! Нет, ветка, нет…
Вот еще: время-дочь. Не путай его с временем-любовью! Это другое. По сути, время-дочь — это то, что ты «лепишь» из своего внутреннего времени. Земные люди называют его судьбой-мачехой, ошибаясь в том, что, как я уже говорил, не время правит нами, а мы управляем своим временем. Просто удобно упрекать время в собственных ошибках.
И наконец, время-улица. Другими словами, ветка, повседневная твоя и не твоя жизнь. Улица с роскошными и облезлыми фасадами, парадными и обшарпанными подъездами, ухоженными клумбами и сточными канавами… На этой улице, кроме тебя, ветка, живут тысячи тысяч со своими временами, которыми они дорожат или небрежно выплескивают под ноги себе и прочим обитателям времени-улицы. Там живут и твои друзья, твои соседи. Когда ты сидишь с ними за праздничным столом и поднимаешь бокал, ты делишься с ними своим внутренним временем. Этот миг, ветка, ты называешь счастьем…
Ленка молча внимала словам вань-батюшки, уверенно, словно сытые рыбки, поселившимся в аквариуме ее головы. Ленка плыла следом за Волоодием, стараясь не отстать. Сзади, со стороны его черных пяток и плоских ступней, вань-батюшка не казался столь величественным и неземным, как четверть часа назад, когда он вдохновенно и властно проповедовал с алтаря. Напротив, раздувшийся, как балахон, его плащ придал ему сходство с Карлсоном. Но Ленка испугалась даже мысленно рассмеяться этому дерзкому сравнению.
— Ты пришла сюда вань-садом иллюзий. Помнишь малахитового единорога и жемчужину в медном замке — жемчужину, беременную своей скорлупой? — неожиданно Волоодий решил напомнить Ленке ее путь к водяному храму. — Пришла ты вань-садом иллюзий, а уйдешь по оси кругозора. Вот что надо знать тебе о вань-саде. Здесь представлены мечты вещей. Да будет известно тебе, каждая вещь, от рожденной в земле или воде до сотворенной руками человека, мечтает освободиться от оболочки — скорлупы, шелухи, панциря, раковины, кожи, иными словами, формы как таковой. Освободиться, для того чтобы в полный голос заявить о зерне своем, своей сути. Да, так же, как и твари живой, вещи присущи честолюбие и гордыня. Этим объясняется стремление вещи к освобождению от формы, этим же объясняются и перевоплощения вещи как промежуточные этапы на пути к желанной свободе. Свобода — единственная мечта вещи, ее самая большая иллюзия. В вань-саду иллюзий искусно сымитированы всевозможные перевоплощения вещей — их несбыточные мечты.
Но мои слова, ветка, не обязательно понимать буквально. Пусть они останутся для тебя аллегорией, скрывающей в себе затаенные мечты самого человека. Весь жизненный путь человек осознанно и неосознанно стремится «выпустить наружу» свое зерно, освободить свою суть — суть либо творца и мастера, либо ремесленника и работника, либо праведника и святого, либо властолюбца и тирана, либо падшего ангела и зверя. Однако судьба таких намерений известна и предрешена. В итоге окажется, что человек всю жизнь шел вань-садом иллюзий, то цветущим надеждами, а то утопающим в иле опавших времен, то полным сказочного умиротворения и согласия, а то вселяющим жуткий страх голыми красно-черными коралловыми ветками… Бывает вань-сад иллюзий самым разным, но никогда не способен родить плод!
— Как романтично! Как романтично то, что вы говорите! — Ленка искренне восхитилась рассказу вань-батюшки, но тот заскрежетал неприятным резким смехом в ее голове:
— Романтично? Ха-ха-ха! Я ругаюсь самыми грязными словами!.. Каждый слышит то, что хочет слышать. Впрочем, и живем мы по тому же закону.
Навстречу, обтекая их со всех сторон, плыла, будто стая золотых рыбок, вереница золотых кружков света — тех самых, которые Ленка ранее сравнила с кружками жира в тарелке с бульоном. Когда Волоодий поднялся возле постамента с пустым троном, на его головном плавнике оказались нанизанными с пару дюжин таких световых кружков.
— Вот это и есть ось кругозора. Ты сейчас сядешь на нее и обязательно вспомнишь самое главное в твоей жизни… что непременно приводит тебя в отчаяние. Только после этого я смогу вернуть тебя назад.
Ленка попыталась удобней усесться на оси кругозора. Казалось, ничто не создавало ей дискомфорта. Ни шип или стержень, который сантиметров на двадцать торчал из центра трона (все ж таки ось кругозора!) и по ее страшным предположениям должен был воткнуться ей в задницу, — села Ленка на трон — и будто в перине утонула! Ни электрические разряды, поначалу пощипывавшие ее нежное тело… Ничто в храме не мешало ей сосредоточиться, но несмотря на это Ленка трепетала сейчас от какой-то внутренней, зародившейся в ней самой опасности.
Закрыв от страха глаза, Ленка не могла видеть, как круги воды, до этого расходившиеся высоко-высоко над головой и отбрасывавшие дуги-блики на ось кругозора, вдруг стремительно начали сходиться. Меньше чем через минуту из эпицентра этого удивительного явления показался продолговатый цилиндрический предмет. Он быстро опускался, приближаясь к оси кругозора с испугавшейся самой себя Ленкой… Теперь можно было разглядеть его: внешне предмет напоминал серебристую трубу, начало ее имело вид усеченного конуса. Одновременно с тем, как опускалась странная труба, ось кругозора неожиданно сдвинулась с места, завертелась, с каждой долей секунды набирая все большие обороты, разбрасывая вокруг с ужасной силой потоки воды (которые вынудили вань-батюшку отплыть на безопасное расстояние) и наконец сделавшись похожей на громадного водяного воина-смерча или обыкновенную гидротурбину.
Когда Ленка, так ничего и не почувствовав, исчезла из виду, вань-батюшка в смятении опустил глаза. В этот момент из конуса ударил ослепительный луч света — ударил точно в Ленкину макушку. Волоодий этого не видел, но знал, что это именно так. Луч ударил, и тогда Ленка, улыбнувшись, все вспомнила.
Вспышка! Вспыш-ш-ш-ка! Вс-с-с-пышка! Щелчок в мозгу одновременно со вспышкой — и первый слайд перед глазами! С-с-с-лай-ды! Лай! Лай! Подобие слайда… Ведь бывают же случаи, когда пытаешься подобрать имя явлению, с которым сталкиваешься впервые, но бессилен сделать это…
…Сквозь тишину прошлого, покашливания, шорохи, шепот-удары по звонкому: бах-бах-бах! И вот: Ленка в ложе театра. Рядом, кажется, муж. Обнаженного локтя касается черного бархата ткань, висящая сбоку. Господи, ей не видно, какое на ней платье! На сцене танцует ее дочь… Но ведь у нее двое сыновей!..
…Вспыш-ш-ш-ка! Ее любовник с любовью в глазах выбрал клубнику из дуршлага. Ленка, лежа на спине на огромной кровати, ласкала правой рукой себе грудь…
…Йорк! Фа-а-ар! Ужасный Манхэттен проснулся. Уши заложил ужасный вой клаксонов «желтых такси». Снизу Людка Гриценко, Алка Барсук и Нинка Ходасевич, выкрикивая с акцентом ее имя, настойчиво звали с собой на рынок. Ленка, не веря своим глазам, смотрела на подруг с ужасной высоты 68-го этажа. Отсюда подруги казались мельче бисера в «фенечке» ее молодого любовника.
Ну какие же ужасные эти «желтые такси»!..
…Цок! Цок! Цок! Кто-то быстро и уверенно шел по коридору. Кто? Женщина? Ленка в замешательстве, Ленка нервничает: она не может понять, кто так быстро идет. Ленка видит глазами идущего: раз — впереди услужливо открыли дверь, два — мужчина с заискивающей улыбкой заглянул ей в лицо, три — чьи-то руки протянули лист бумаги и ручку с позолоченным пером (идущий бесцеремонно отпихивает!), четыре — поворот на 90 градусов, какие-то люди вдоль стен стоят в смокингах и с видеокамерами. Странный, нервный путь на фоне беспрерывного звона, боя, тикания часов. И этот голос, зачем он! «Прорывайся к любви напролом!»
…Бах-бах-бах! Гремят барабаны, литавры звенят! На сцене театра танцует ее дочь. Странно, пять лет назад Ленка о ней только мечтала. За спиной дочери крадется молодой усатый грузин. В его улыбке — дву головая гвоздика…
…Вспыш-ш-ш-ка! Ее любовник с любовью в глазах: разбив яйцо, вылил его содержимое в прозрачную чашку. Ленка, лежа в кровати, самозабвенно смоктала указательный палец правой руки…
…Йорк! Фа-а-ак! Подруги с трудом протискивались в узком проходе между дощатыми прилавками. Восточный нью-йоркский базар пестрел нездешним товаром. Торговцы неистовствовали. Седой толстощекий цыган с золотой серьгой в ноздре больно схватил Ленку за руку. Подруги, смеясь, подтолкнули Ленку к цыгану. Людка, стерва, увела у нее молодого любовника…
…Цок! Цок! Цок! Кто-то быстро шагал по коридору. Раз — толкнул ногой дверь, два — вложил сигарету в рот, три — чья-то рука услужливо поднесла горящую зажигалку, четыре — удар по другой руке, резкий поворот направо. «Прорывайся к любви напролом! Если нужно — забудь отчий дом, Если нужно — оставь всех друзей. Прорывайся к любви, Одиссей!»
…Бах-бах-бах! Учащенно стучит сердце. Сцена театра. Дочь танцует самозабвенно. Заметно поседевший грузин разбрасывает под ее ногами кинзу и молодой зеленый чеснок. Дочь успевает перепрыгнуть высокий бокал с красным вином. Рядом в коляске спит ребенок…
…Ш-ш-ш-ка! Ее любовник с любовью в глазах… Он ловко открыл консервным ножом банку с яркой этикеткой и поддел чайной ложечкой черную ягоду. Ленка, свесив голову с кровати, закатила глаза — ее рука пропущена между ног…
…Йорк! Фа-а-ас! В шею Ленки больно впился стальной обруч. Второй конец цепи исчез во мраке. В противоположном углу камеры заснула большая черная кошка. За крошечным решетчатым окном — синезвездная ночь. Но Ленкина душа поет — кажется, она впервые влюбилась…
…Цок! Цок! Цок! Это просто невыносимо — смотреть глазами идущего в никуда! Быстрый путь по коридору продолжался. Впереди выросла дверь, обитая темно-алым, будто намокшим, бархатом. Раз — ручку на себя, два — ворваться стремительно в огромный кабинет, три — не смотреть на людей в респектабельных костюмах, рассевшихся по обе стороны длинного стола, четыре — проскочить за их спинами, отважно распахнуть новую дверь (на ней табличка «Тайм»)… Ленка на все сто была согласна с голосом: «Несмотря ни на что, прорывайся!»
…Бах-бах-бах! Удары топора по звонкому дереву. Сцену театра не узнать: занавес обрушился, сама сцена разворочена, повсюду следы пожара. Вокруг все проросло молодой зеленой травой. На расстеленном в траве покрывале полулежит ее дочь. В большом вырезе платья видна ее нежноперсиковая грудь. Дочь кормит курагой и изюмом троих детей. Высоко над ее головой край неба красиво рассвечен поздним июньским закатом…
…Ш-ш-ш-ка! Ее любовник с любовью в глазах и ярко сервированным подносом, на котором расставлены блюда с розовыми ломтиками ветчины и пестрой мозаикой десерта, шел к огромной кровати. Ленка, сладострастно улыбаясь, протянула ему правую руку. Неожиданно любовник, не останавливаясь, прошел несколько шагов мимо и встал на колени. Перед ним — страшненькое существо с большим носом и нелепыми ушами. Существо в испуге забилось в угол. Ее любовник, обмакнув дольку ветчины в чашку с яичным белком, с любовью в глазах принялся кормить страшненькое существо. Мысль словно титры: «Душа Ленки снимает пенки»…
…Йорк! Фа-а-атум! Снова восточный нью-йоркский базар. У подруг кислые мины. Ленку окружили важные люди, в ее адрес сыплются комплименты: ее любовь достойна восхищения и зависти. Режиссер, отпустив оператора, подошел к ней и учтиво поцеловал руку. Еде же все-таки снимали кино?
…Цок! Цок! Цок! Раз — идущий резко распахнул дверь с табличкой «Тайм», два — взгляд бегло коснулся картины с неясным рисунком, что на противоположной стене, три — взгляд вправо: там торшер с позолоченным абажуром, четыре — огромная кровать с роскошными резными спинками (на кровати живописный беспорядок), пять — у окна во весь рост замер обнаженный мужчина. Это так: «Несмотря ни на что, прорывайся! Если ветер в лицо — упирайся, Если козни врагов — не сдавайся, Но упрямо к любви пробивайся!»
…Бах-бах-бах! Издалека доносится угасающий звон колоколов. Вокруг — стены комнаты, залитой электрическим светом. Дочь в трауре, но она не грустна. Половинкой граната ее угощает чья-то узкая мужская рука. На экране телевизора танцует она, молодая…
…Ш-ш-ш-ка! Ее любовник неторопливо курил, сидя на краешке громадной кровати, и загадочно улыбался. Ленка, обиженно повернувшись к нему голой спиной, неподвижно лежала. По комнате неистово носилась молодая нелепая ее душа…
…Йорк! Фа-а-айл! Лимузин несся по трассе. Это была любимая Ленкина дорога без домов. Свежее мужское семя двигалось быстрей автомобильного галопа. Ленка слушала музыку и играла бриллиантом, подставляя перстень солнцу. Ей совсем не жаль брошенного любовника…
…Цок. Все тише — цок… Все медленней — цок… Пять — у окна во весь рост встал обнаженный мужчина — брюнет с длинными волосами, собранными в косу (солнце осторожно осветило правую половину его великолепного торса). Шесть — вошедший… Господи, что он делает? Ленке и смешно, и стыдно, и дух захватывает так, будто она летает во сне. А вошедший, не церемонясь, надел мужчине на руку часы с синим, как сапфир, циферблатом! Семь — его губы быстро приблизились. Восемь — крупным планом целующееся лицо. Есть! Это ее, Ленки, лицо! «Прорывайся, не будь дураком! Если нужно — пожертвуй всем разом, Если нужно — искупишь потом… Счастлив тот, кто любовью помазан»…
…Господи, так можно раздать себя по кусочкам! Слепые воспоминания — дорога в ад. Желать сломя голову — значит не видеть пропасти под ногами или однажды взлететь, будто во сне, к звездам, стать одной из них… Но Ленка не желала рисковать. Она не помнила, как ее, шальную, вытолкнула с оси кругозора центробежная сила любви, как она, пригнувшись, ловко увернулась от хищной руки вань-батюшки, как тут же подоспевшие знакомые воины-смерчи едва не зажали ее между водяными фрезами, как погоня придала ей отваги и скорости, как адреналин растекся алым огнем на щеках и призывно зудел в чреве, как бежала-плыла она, счастливая, по запутанным, как речь блаженного, коридорам подванного мира, как безумно трещал под ногами разрушенный вань-сад — нет, треск все-таки стоял в Ленкиной голове, — потрясающе трещали скорлупа жемчуга и обломки горных пород — обители малахита, золота и алмазов, но на бегу невозможно было осмыслить случившееся: неужели сбылись мечты вещей и они наконец-то освободились от формы, или то трещали обрывки Ленкиной памяти, едва не ставшие достоянием подванного мира?.. А сумела остановить Ленку та храбрая вуртизанка — на деле обыкновенная русалка, — что едва не разбавила грешной любовью бескровное храмовое время, — Вогдалина.
Ленка, придя в себя от побега, вдруг обнаружила прямо перед собой стену, увитую, будто старым плющом, черными трубами, а под ними все на том же грунте, похожем на опилки, — громоздкие машины, туда-сюда двигающие внушительных размеров поршнями, вращающие тяжелыми коленвалами и шестернями в распахнутых настежь кожухах, пышущие машинным огнем, миролюбиво лижущим воду, сыплющие искрами, чадящие черным дымом, не спешащим раствориться в дымчато-сиреневой воде.
За дымом Ленка углядела чудо — нечто удивительное, напоминавшее собой трамвайный вагон. Стены у вагона были совершенно прозрачными, поэтому разглядеть сквозь них Вогдалину Ленке не составило труда. Подплыв к вагону метров на двадцать, Ленка смогла рассмотреть даже блестящие поручни, за них держались, повернувшись к Ленке лицом, изумленные русалки. Она пришла в дикий восторг, но не столько от вида русалок (красуни были как на подбор, без дурацких плавников на голове, русалки приветливо махали Ленке изумрудными хвостами), сколько от того, что в вагоне совершенно не было воды.
— Сюда, ветка, сюда! — смеясь, отчаянно закричала Вогдалина в Ленкиной голове, и задор отрывной вуртизанки-русалки немедленно добавил Ленке огня. — Скоро здесь будут стражи вань-царя. Становись в эту очередь!.. Нет, так не пойдет: у нас слишком мало времени. Виза! — Вогдалина обратилась к толстой усатой русалке, больше похожей не на водяную женщину, а на бобриху из-за торчавших из-под верхней губы клыков. Хвост у Визы был облезлым цвета вареной крапивы, зато улыбалась толстушка, как проказливый ребенок. Она сидела напротив монитора, его вполне современный дизайн очень близко повторял очертания и отделку новейших мониторов «Макинтош». Сверху на мониторе стоял радиотелефон в перламутровом корпусе, справа рядом со стаканом с оранжевой жидкостью лежал миниатюрный черный лакированный чемоданчик, похожий на деловой кейс.
Ленка просочилась в русалочий вертеп легко и просто: дверь-вертушка одной створкой впустила ее внутрь, другой выбросила наружу воду, устремившуюся было за Ленкой. «Добро пожаловать в ворум!» — сказал кто-то из русалок слева. «Ворум? А что это?» — поспешила тут же выяснить Ленка, но Вогдалина жестом приказала ей молчать.
— Виза! — нетерпеливо повторила она и чуть ли не хлестнула хвостом по полу вагона-ворума. — Срочно отправь ветку на вызов!
— Куда ж я ее отправлю? — продолжая ехидно улыбаться, пожала плечами Виза. Она не отрывала взгляда от таблицы, высветившейся на экране монитора. — Ты же знаешь: десять минут назад я прозвонила все 673 номера, где остановились мужчины. Трех девчонок отправила, остальные ждут своей очереди.
Не успела Ленка представить, как русалка с хвостом является к какому-нибудь гостиничному постояльцу (так ведь и до смерти можно напугать!), как увидела три хвоста, брошенных возле круглого люка в полу ворума. Люк находился в пяти шагах от толстушки Визы. «Гляди-ка, предусмотрели!» — Ленка одобрительно хмыкнула. Спросила, кивнув на хорошеньких русалок, с интересом рассматривавших ее:
— Вогдалина, где я? Как это все называется?
— Ворум. Что-то вроде штаба, — принялась быстро объяснять русалка. — А это, — кивнула на люк, возле которого валялись три русалочьих хвоста, — наша возможность. Пользуясь ею, вуртизанки… Так, ветка, правильно зовут тех, кого ты называешь русалками. Так вот, пользуясь этой возможностью, вуртизанки попадают в гостиничные номера, когда отправляются выполнять заказ.
— Возможность? — недоуменно переспросила Ленка. — Но и на нашем языке это слово…
— На любом языке возможность означает одно: единственно возможный путь.
— А если возможностей неско…
— Возможность всегда одна! — нетерпеливо оборвала Вогдалина. Затем повернулась к Визе:
— Знаешь что, а ты прозвони женщин. Может, кто-нибудь из них захочет экзотики?
— Разве она экзотика? — возразила Виза, глянув искоса на Ленку. — По мне, так лучше с молодой вуртизанкой… С вуртизанкой никто не сравнится!
— Развратница, звони! — с нарочитой веселостью приказала Вогдалина. Видно было, что ей стоило больших усилий скрыть охватившую ее тревогу…
Тем временем Виза, что-то бурча себе под нос, принялась послушно щелкать по клавиатуре. Наконец на мониторе высветились данные, в каких номерах проживают женщины. Виза успела сделать два звонка, неожиданно вкрадчивым голосом предлагая провести вечер в компании красивой и необычной девушки, при этом выслушав в ответ от возмущенных хозяек номеров массу грубых и ехидных слов. Как вдруг в вагоне поднялся страшный гвалт. Русалки забили тревогу, увидев полчище воинов-смерчей, приближающихся к воруму между механизмами, смахивающими на станки.
— Ветка, это за тобой! Быстро они подоспели. Виза, продолжай прозванивать, а я сейчас устрою им встречу!
Вогдалина живо подбежала к чемоданчику, похожему на кейс, щелкнула замком — кейс оказался «ноутбуком» — и быстро-быстро стала что-то вводить. Что тут сразу началось! В водяные смерчи ударили десятки струй воды, лупану ли потоки песка и щебня — это механизмы, стоявшие на подступах к воруму, заработали водометами и пескоструйными машинами. Из скопления воинов-смерчей в ответ полетел какой-то мусор: тряпки, обломки досок, кости, мелкие предметы и даже ножи. Вдруг по прозрачной стене ворума ударил град монет.
— Ага, знай наших! Не ожидали такого! — зазвучали наперебой в Ленкиной голове возбужденные голоса русалок. — Взрываются как миленькие!
— Надо же, чего в них только нет! — удивилась, наверное, самая молодая из русалок, в отличие от подруг постриженная совсем коротко, «под мальчика», и с выкрашенным в апельсиновый цвет хвостом. — Мусор, деньги, оружие…
— На то они и воины — водяные смерчи. Все носят в себе, как человек в желудке пищу, — пояснила совсем старая на вид русалка с позолоченными морщинами на лбу.
— Но кто они — эти таинственные воины Воплея? — снова спросила молодая, но ответом ей прозвучал сильнейший взрыв, разнесший на стальные куски один из оборонительных механизмов. Ворум вздрогнул, его прозрачную стену пересекла большая трещина. Русалки, визжа, столпились вокруг люка возможности. Ленка с надеждой смотрела на телефон, ей уже было все равно, кому отдаться, лишь бы унести отсюда ноги.
— Ну что там у тебя, Виза? — Вогдалина была явно напугана, но по-прежнему старалась не показать виду. — Смерчи взрывают наши машины, а ты сидишь сонная, как карась в январе!
— Что ты заботишься так об этой земной женщине?! — вдруг вспылила Виза. — Лучше о нас подумай!
В этот момент новый взрыв потряс штабной вагон, новая сетка трещин покрыла его стену.
— Еще один взрыв — и ворум не выдержит! Тогда нас постигнет участь машин! — кричала Виза. От крика шея ее покраснела, на ней появились два бледных рубца — возможно, то были жабры. — Надо бежать! Воины разорвут нас на части!
— В самом деле, Вогдалина, брось свою ветку! — поддержала Визу старая русалка, морщины на ее лбу приобрели оттенок ржавчины. — Подумай о нашем спасении!
— Всем молчать! — жестко осадила всех Вогдалина. — И успокоиться… Эта женщина особенная. И совсем не потому, что лишена хвоста и дышит легкими. Ветка наделена редким внутренним временем — она остановила храмовые часы!
В воруме тут же поднялся гул — так шумно русалки отреагировали на эту удивительную новость. Ленка с благодарностью глядела на Вогдалину. Она и не подозревала, что русалка была свидетельницей того эпизода, когда Ленка сунула руку в вань-часы.
— Вот, кажется, есть заказ! — внезапно оживилась Виза — неприязни в ее голосе как не бывало! — Одна дама не против позабавиться с хорошенькой девочкой.
— В каком номере? — уточнила Ленка.
— Теперь это неважно, ветка! Полезай скорей в возможность! — торопила Вогдалина. — Виза отправит тебя прямо в объятия заказчицы. Прощай, ветка! Увидимся в твоем времени! Ведь твое время сильней наших водянистых иллюзий!..
Последнее, что увидела Ленка, покидая подванный мир, была ужасная взрывная волна, разнесшая вдребезги штабной вагончик русалок и захлопнувшая над Ленкиной головой люк возможности, как крышку гроба.
Перед тем как потерять сознание, она различила чьи-то смутные мысли, сказанные голосом, очень похожим на голос Волоодия: «Возможность дается нам даром или завоевывается в упорной борьбе. Но в том и другом случае она предполагает некий марш-бросок к избранной цели. И уже только после него, посмотрев назад или вниз, или вверх, словно с вершины горы или со дна бездны, можно различить много разных путей, ведущих к той же самой цели, — путей, зачастую более простых и бескровных. Но уже не одним из них невозможно пройти. Возможность — это нож без рукоятки: не порезавшись, не воспользуешься…»