Гул на берегу перерос в тяжелый рев. Кто-то потянул Вальку за рукав. Он инстинктивно отдернул руку. Перед ним стояла Амелиска. По губам ее он понял, что она зовет за собой. Он послушно последовал за девушкой. Но не тут-то было. Они не сделали и десяти шагов, как на них набросились разъяренные парсизоты. Вальке тут же поставили синяк под левым глазом, Амелиске мечом снесли веточку рога. Совсем худо пришлось бы им, если бы не подоспевшие вовремя отроки, бежавшие за здоровяком Владомиром. В это же время Екоро, о чем-то яростно жестикулируя, попытался остановить своих воинов, но они же вытолкнули его к краю разгоряченной толпы, где столкнулись два племени. Крики: «Во всем виновата рогатая ведьма!» и «Убейте человека! Он принес нам беду!» — тотчас были заглушены звоном мечей и стуком щитов. Потасовка грозила перерасти в кровавую схватку, когда среди враждующих возникла Освенца из племени фэзиров. Орбита, на которой вращался ее седьмой глаз, увеличилась в диаметре, разрослась до немыслимых размеров, глаз потрясла сильная вспышка — так вспыхивает сверхновая… На миг ослепну в, и парсизоты, и отроки замолчали. В абсолютной тишине раздался голос оракула:

— Кто скажет, кого нет среди нас?

В ответ — тишина. Лишь сухое покашливание, короткие стоны раненых и натруженный скрежет лат. Громадное войско спасателей, казалось, застиг врасплох простой вопрос оракула. Так длилось, может, минуту, а может, вечность, когда… Когда живую разнородную массу вдруг прорвало. Из разрозненных рядов спасателей посыпались имена, одновременно почудилось, как зазвенели птичьи голоса, заплескали над головой тугие крылья — точно вся благородная ненависть и глухое отчаяние, владевшие сердцами спасателей, вольной стаей вырвались на свободу.

— Архэ! — кричали одни.

— Клипран! — добавляли вторые. — Увы, он мертв.

— Босхалан! Он спас четырнадцать душ! — спешили сообщить третьи. — Одному Богу известно, где он сейчас.

— Лаурот, святейший витязь племени грулов. Он один на один дрался с богом Капрохом. Лаурот погиб как герой, а голову Капрохома мы носим с собой.

— Трамарик! Все девушки-арки любили его. Он был моим мужем.

— Коскосар! Мой сын, первый воин в войске мартироров. Он рассеял не одну дюжину хлопов. Мой мальчик… Мои глаза болят от слез.

— Ватаа! Меня до сих пор трясет, когда я вспоминаю, как кричала его оторванная голова. Но, черт подери, Ватаа был не прост, ой, не прост! Ватаа хитрец, он унес с собой жизнь чудовища Собабу!

— Да что там говорить! Все герои — Крэх, Оратий, Плэску, рыцарь Балкоф, юный царевич Валилак, гвардейцы Миту чан и Юхи Порроц!

Неизвестно, сколько еще горьких минут спасатели называли бы имена отважных соплеменников — воспоминания не на шутку разбередили их души. Но вот оракул подняла руки — и поток таких разных, но до боли родных имен тотчас стих. Будто кто-то в мгновение ока выстроил невидимую дамбу и теперь воспоминания неслышно о нее разбивались.

Подняв руки, окатив толпу пламенным взором сразу семи глаз, Освенца спросила:

— Кого нет среди нас… кого вы больше всего ненавидите!

— Виорах-х-х-ха!! — армия взорвалась десятками тысяч глоток. От мощного рева начавшая было остывать лава вдруг всколыхнулась, заходила ходуном, заплескалась, словно в блюдце кипяченое молоко под слоем пенки. Внезапный всплеск заставил всех обернуться. Завороженными взглядами спасатели наблюдали за тем, как оживает, просыпается Звен. Кое-кто, вздохнув, улыбнулся, у других в глазах блеснула надежда, третьи, потупив влажный взор, ковыряли мечами каменистую землю. Но Освенца, в одиночестве стоя позади толпы, сокрушенно покачала головой:

— Это ненадолго. То, что вы видите, обман. Чудесный обман, которого хотели ваши сердца. Состояние Звена на самом деле очень серьезно. И с каждым мгновеньем становится все хуже. Звен неумолимо остывает. Рано или поздно он замерзнет, как большая сильная река, уставшая бороться с дьявольски крепким морозом. Да, с дьявольски крепким!

Седьмой глаз оракула, сделав медленный виток, черканул, подобно лазерному лучу, по лицам спасателей. С напряженным вниманием все ожидали от Освенцы спасительного откровения или безжалостного приговора.

— Когда Звен окончательно застынет, он покроется пленкой, по прочности превосходящей любой ваш панцирь. Это значит, что тогда ни одна душа не сможет больше покинуть Юфилодор. Души навеки останутся пленниками в аду. И мы вместе с ними. Но ужасней другое. Люди и иные создания, которых Бог одарил душой, не смогут продолжить свой род. Младенцы, едва явившись на свет, погибнут, не дождавшись прихода души.

— Мы и без тебя знаем, что ждет нас и тех, за кого мы готовы положить свои жизни! — грубо вмешался парсизот, стоявший в шаге от Дьяченко. Невероятно свирепая физиономия воина не обещала ничего хорошего ни врагам, ни союзникам. Валька вздрогнул, вспомнив силу его кулаков. Во время последней драки этот парень подбил ему глаз. Теперь, черт, он неотступно следовал за Дьяченко. Над головой сурового воина, над его грязно-розовой ракушкой взошел кроваво-красный месяц — каменный рог, знак принадлежности к дикому ордену парсизотов-мстителей.

— Оракул, ты нагло пользуешься нами, ты тратишь время впустую! — продолжал рычать рогатый парсизот. — Ты или безнадежно глупа, Освенца, или враг наш. Я требую… Мы требуем, чтобы ты сейчас же назвала имя той сволочи, из-за которой сдыхает старина Звен! Из-за нее, мать твою, гибнут свободные души! Имя, оракул! Иначе я перережу глотку одному из твоих друзей.

С этими словами краснолунный воин метнулся к человеку, одной рукой прижал его к могучей груди, другой — приставил клинок к Валькиному горлу. От страха Дьяченко чуть не наделал в штаны. «Держись, Вал, я сейчас!» — сквозь плотные ряды воинов к нему попытался прорваться здоровяк Владомир, но в последний момент его удержала быстрая рука Амелиски.

— Отпусти человека, сынок, — внезапно раздался голос Екоро. Маленький вождь парсизотов возник как из-под земли. Он встал между оракулом и сыном, продолжавшим упрямо удерживать Дьяченко. Нож, правда, воин опустил.

— Атреко, не часто я велю тебе, твой царь и отец. Отпусти человека, — в другой раз приказал Екоро и после того, как грозный сын, пыхнув очами, нехотя оттолкнул Дьяченко, добавил. — И впредь слушайся воли оракула так же, как воли отцовской. Ты оказался глух к словам Освенцы, мой сын. Вы все оказались глухи! — царь парсизотов обвел осуждающим взглядом столпившихся вокруг воинов. — Оракул назвала имя врага, решившего погубить Звен, а следом разделаться с душами. Ведь так, Освенца?

— Именно так, государь, — кивнула Освенца. — Вы все прокричали имя его — Виорах!

— Дьявол?! Но как он мог?! Откуда ему стало известно о нашем походе?! — вновь взорвалась воинственная толпа — в глазах многих спасателей еще стояла картина ужасной гибели душ. Атреко кричал громче всех: — Виорах слишком далеко отсюда, чтобы нам навредить! А человек — вот он! От человека, как от дьявола, можно ожидать чего угодно!

— Хорошо, — неожиданно согласилась оракул. — Возможно, в твоих словах есть доля правды. Правда есть в словах каждого, кто здесь собрался. Поэтому… поэтому Атреко отправится с человеком к дьяволу.

— Что это?! Не слушайте ее, это уловка! Оракул хочет потянуть время! — недовольно загудело войско парсизотов, видимо, наиболее близкое к непримиримому Атреко.

— Молчать!! — рявкнул Екоро, взгляд его метал гром и молнии. — Молчать! Как вы, благородные спасатели душ, могли заподозрить такое в оракуле?!

— Тише, братья, — мягко попросила Освенца. — Если человек и вправду виновен, то насколько глубоко он пал, может знать только дьявол. Но если виновен сам Виорах, то добыть правду об этом способен лишь один из нас — человек.

— Я пойду с ними, оракул! — почти над самым ухом Дьяченко прокричал знакомый голос. Валька немедленно отыскал глазами того, кто вызвался сопровождать его. Человек не скрывал своей радости.

— Хорошо, Владомир, пусть вас будет трое, — улыбнувшись, молвила Освенца. Ее седьмой глаз, на миг померкнув, засветился добрым чистым светом.

Валька поцеловал Амелиску, потерся небритой щекой о гладкую поверхность ее изящных рогов, шепнул на прощание: «Не забывай, я люблю тебя» — и три храбреца покинули войско спасателей. Они уже давно скрылись из виду, а спасатели, как зачарованные, все провожали их взглядами. Встревоженными, озабоченными, любящими, благословляющими и ненавидящими — такими разными взглядами.

До логова дьявола Атреко и Владомир не дошли. В лабиринте ада пришлось им сложить свои буйные головы. Сначала смертельно был ранен отрок. Случилось это, когда они уже пересекли ворота — те самые, из которых, казалось, совсем недавно они покинули лабиринт, спеша к берегам золотого Звена. Владомир шел первым, Атреко, скорчив недовольную гримасу, замыкал их маленькую группу. Шли молча, занятые невеселыми думками. Лишь отрок, на дух не переносивший хандру и уныние, время от времени нарушал тягостное молчание перченой шуткой или совершенно бредовой, фантастической историей. Чаще всего про кого-нибудь из четырехсот трех богов, явленных на адский свет его господином.

— А знаете, парни, как нашему Валу удалось одолеть бога?.. — обычно так, сохраняя серьезную мину, начинал травить очередную байку рогатый балагур. Вот и сейчас он спросил без тени улыбки, а сам краем глаза проследил за реакцией Дьяченко. Однако тот поначалу даже бровью не повел. Владомир, проявляя настойчивость, уточнил. — Да-да, Сахавала, того самого монстра, у которого член заместо хвоста?

Не дождавшись ответа, отрок сам все и выложил:

— Вал-то парень не промах. Когда бог схватил его за горло, Вал вцепился в его член. «Ты что, засранец, делаешь?» — удивился Сахавала. «Душу тебя», — прохрипел Вал. «Да ну, у меня ж голова в другом месте!» — пораженный выходкой человека, бог разжал пальцы. «Мне лучше знать», — Вал упрямо настаивал на своем и душил, душил… Сахавала и кончил. «Все. Конец тебе. Вон сколько мозгов вылезло», — вынес приговор Вал. А бог, придя в ужас, бросился наутек.

— И что — это все? — свирепая рожа Атреко выражала неподдельное любопытство.

— Ну что ты! Ведь самое странное, что Вал не ошибся. То и в самом деле были мозги.

— Да ну! — окончательно попался Атреко.

— Я тебе говорю! Слыхал когда-нибудь про астроваров?.. Нет? Эх, да разве можно что-нибудь почуять с такой башней на голове!

— Ну-ну, потише, — зашипев, Атреко схватился за меч.

— Значит, не слыхал. А зря. Эти самые астровары еще те чудаки. Наподобие карликов. Рассказывают, они не то в брюхах богов живут, не то, наоборот, сами плодят их.

— Ну ты, Владомир, разошелся! Знай-то меру, — хмыкнув, Валька покрутил головой. — Чтобы какие-то уродцы рожали богов. Пусть даже с душой демона. Для этого Виорах придумал лукры.

— Не все так просто, Вал. Но дай мне закончить историю. В конце концов она ж про тебя!.. Так вот. Мало кто верит, но Вал и вправду потянул не за конец бесноватого бога, а за голову астровара. Как раз в эту минуту карлик невесть зачем высунулся из божьего паха, да тут же угодил в ручищи нашего приятеля. Хрясть — мозги-то и повылазили!

Ухмыльнувшись, Дьяченко беззлобно ткнул кулаком отрока в бок. Атреко, поняв, что его развели, вновь замкнулся в себе, надев на лицо привычную злобную маску.

Так они дошли до ворот в лабиринт. Но не сделали и десяти шагов по ближайшему проходу, как под ноги им бросились мерзкие твари — жуткая помесь крыс, собак и еще каких-то бродячих созданий. За считанные мгновения воины порубили их на куски, истекавшие вонючей темнозеленой дрянью. Один такой кусок Атреко зачем-то кинул в свою дорожную сумку. Угрюмый и молчаливый парсизот по-прежнему вел себя недружелюбно к человеку. Даже не пытаясь скрыть своих чувств, он презирал Дьяченко. Однажды Атреко исчез. Пропал в заброшенных, заваленных грудами обломков, костей и прочего мусора коридорах лабиринта. Три дня не было от мрачного парсизота ни слуху ни духу. В это время и случилась беда. На спящих Владомира и Вальку напали.

В тот час они мирно посапывали, прижавшись спинами друг к другу, задремав после простого ужина пряными лепешками и корешками рач, захваченными в дорогу заботливым отроком.

Дьяченко приснилась его обычная жизнь — та первая жизнь, от которой, как ни странно, он до сих пор не отвык. Он увидел как наяву знакомый перекресток, людей, переходящих улицу, выходящих из церкви, жующих чебуреки, останавливающих маршрутки… Неизвестно, что снилось отроку — ему первому вонзили в бок клинок.

Несмотря на рану, Владомир нашел в себе силы встать на ноги и биться как лев. Нападавших — созданий с ужасным обличьем, патлатых, косматых, со спутанной шерстью — была тьма-тьмущая! Вновь прижавшись спинами друг к другу, друзья кромсали мечами звероподобных недругов. Неведомо, что те хотели от двух храбрецов: нападавшие издавали лишь нечленораздельные вопли и рычание. Сквозь суматоху боя Дьяченко разглядел: у многих из них головы были… крысиные. Он тотчас вспомнил первых хлопов, крысоголовых, обменивавших души одних людей на жертвоприношения других. «Ах вы ублюдки!!» Отчего-то сходство это еще больше разозлило Вальку, придало ему духу и сил. Позабыв об опасности, он яростно вклинился в самую гущу нелюдей, рубя, рубя, рубя чужие головы, шеи, руки… Кто знает, где была победа — близко ли, далеко ли. Когда однажды против Дьяченко не стало ни одного врага, он не поверил своим глазам. Сердце колотилось как бешеное, легкие натружено хрипели, точно после десятикилометрового кросса. «Владомир, неужто это все?» — прерывисто дыша, воскликнул Валька, но вместо крика вышел едва слышный шепот. Не счастливый, а смертельно уставший, он обернулся… и увидел скрючившегося на земле отрока. Тот тихонько, словно ребенок, стонал.

— Матерь божия! — невольно вырвалось у человека. — Владомир!!

Он кинулся к раненому другу, но добежать не успел — внезапно дорогу ему преградил Атреко. Глаза парсизота жгли нехорошим, змеиным огнем. Правда, других глаз у него человек и не помнил.

— Откуда ты взялся? — не понял сначала Валька. — Тут такое творилось! Видишь, сколько их. Вон, кажись, Владомира серьезно зацепили. Пойдем поглядим, какая помощь нужна ему.

— Нет, — как обычно прорычал парсизот. — С отроком все кончено. Он мертв. Теперь пришла твоя очередь.

— Что?! — вскрикнув, Дьяченко невольно отступил назад. Только сейчас до него дошло. — Сволочь, так это ты… ты… ты подстроил?! Ты прислал этих…

Одним-единственным ударом кулака Атреко свалил человека с ног. Встал коленом на грудь, вцепился железными пальцами в горло — в глазах Дьяченко тотчас все помутилось, поплыло, жизнь утратила резкость.

— Я убью тебя, человек! Ты недостоин… Я не знаю, чего ты недостоин, но больше ты не жиле…

Громадная тяжесть вдруг придавила Дьяченко, горячее и влажное потекло по лицу, остро запахло свежей смертью… Зато как легко стало горлу!

Владомир, едва удерживаясь на ногах, скинул с Вальки труп парсизота. Он заколол его в спину. У Владомира не было другого выхода. У отрока больше не было никаких сил. Он сел прямо на убитого им Атреко.

— Прости, Вал, дальше тебе придется идти одному. Я оставляю тебя. Я устал.

Он так и умер, сидя на мертвом сыне царя парсизотов. Дьяченко похоронил их обоих, сложив над ними из обломков крошечные пирамиды.