На следующее утро Сёмка скрылся из дому чуть ли не затемно, не дожидаясь пробуждения матери. Он знал, что ему влетит, но утешил себя тем, что всё равно придётся отвечать за нерешённые задачи и лишний проступок ничего не меняет.

Через полчаса экспедиция в полном составе сидела на бревне. Подсчитали наличность — четыре рубля. Четыре замызганные скомканные бумажки. После некоторого раздумья Спартак сказал, что ещё рубль, пожалуй, можно добыть у Лены. Ей только вчера дали на альбом, потому что она собирает гербарий. Но ведь всему свету известно, какая она жадная.

И тут друзья, пожалуй, впервые за утро услышали Витькин голос. До этого Витька не участвовал в разговоре, даже против обыкновения ни разу никому не указал, что «уметь надо». Вёл он себя как-то странно. Сидел, опустив голову, и шумно вздыхал, словно ему не хватало воздуха. И лицо у него было совсем не Витькино. На нём, как писали в старых романах, лежала печать тихой грусти. В глазах исчезли озорные весёлые искорки. Но самое удивительное: рыжеватые Витькины вихры были расчесаны на пробор. Время от времени он поплёвывал на ладонь и приглаживал их.

— Нет, она добрая и хорошая, — сказал Витька. Это был не его бодрый и смешливый голос. Это был голос умирающего лебедя.

— Добрая… Ха-ха, — засмеялся Спартак и подтолкнул Сёмку, призывая и его повеселиться. — Уж я-то знаю. Баба-яга и та, наверное, добрей…

Тут произошла странная вещь. Витька вскочил и встал в позу кулачного бойца.

— Если ты ещё раз назовёшь Лену бабой-ягой, я дам тебе в ухо.

Спартак до того удивился, что оставил вызов без ответа. У Сёмки защемило в груди — он сразу понял, в чём дело. Витька опустил кулаки, причём не забыл вздохнуть.

Спартак между тем пришёл в себя.

— А почему ты не хочешь, чтобы я называл Ленку бабой-ягой? Моя сестра — как хочу, так и называю.

— Всё равно нельзя.

— Да почему ж?

— Не скажу. Это тайна.

— А я знаю, — вмешался Сёмка. Ему захотелось смутить Витьку и вообще доставить ему какую-нибудь неприятность.

Он отвёл Спартака в сторонку и прошептал на ухо:

— Витька в неё влюблён.

Спартак только ахнул:

— Врёшь!

— Ей-богу!

Спартак подскочил к Витьке и, сгорая от любопытства, спросил:

— Ты влюблён в Ленку? Правда?

Витька побагровел, на глазах выступили слёзы.

— Чего, чего?..

Голос у него охрип. Глядя в землю и сжав кулаки так, что кожа побелела на суставах, из последних сил просипел:

— За это… навтыкаю…

Спартака не смутила угроза. Он обнял Витьку за плечи, усадил рядом на бревно, умоляюще заговорил:

— Витенька, миленький, да ведь это же здорово, это прямо как в книгах. Все мужественные герои обязательно влюбляются. И потом совершают подвиги во имя избранниц своего сердца. Значит, ты настоящий, мужественный герой. Ведь Ленка — избранница твоего сердца?

Витька обескураженно молчал. Он ожидал услышать ядовитые прозвища, приготовился отражать насмешки, и вдруг — герой.

— Ну признайся, Витя, ты влюблён в Ленку? — не отставал Спартак. — Ну, пожалуйста. Я бы и сам влюбился, да только с девчонками скучно. Про путешествия они ничего не понимают.

— А Лена понимает, — все ещё сохраняя угрюмый вид, сказал Витька.

Спартак вскочил, взъерошил волосы.

— Значит, ты влюблён в неё?

От этих слов Витька испытывал странное, незнакомое ранее наслаждение. В мягком звучании самого слова «влюблён» содержалось столько нового, столько запретного и потому волнующего, что Витька почувствовал себя значительнее, даже взрослее друзей, будто видел и знал больше, чем они. Восхищение Спартака приятно щекотало самолюбие. Ему захотелось, чтобы это продолжалось вечно. И он со смущённым вздохом сказал:

— Ага.

Спартак сорвался с места и начал бегать взад-вперёд мимо Витьки, восклицая:

— Эх, вот здорово! Вот здорово-то!.. Эт-то здорово! — Наконец он остановился перед влюблённым и, рассматривая его, словно заморскую диковину, спросил: — Ты, значит, женишься на ней?

— Женюсь, — сказал Витька так твёрдо, словно на завтра назначена свадьба.

— Да ведь пацанам нельзя жениться.

— Вырасту. Мне уже скоро тринадцать лет.

Сёмка совсем пал духом. Его терзала ревность.

Почему не он первый признался, что любит Лену? Тогда на него, а не на Витьку смотрел бы Спартак с таким почтительным уважением, тогда он, а не Витька мог бы жениться на Лене.

«Ничего, — попробовал утешиться Сёмка. — Ещё неизвестно, кого она выберет. Я-то могу шесть раз на турнике подтянуться, а Витька только пять, да и то через силу. И рыжий он, и длинный, и бинокля у него нет…»

— А вздыхаешь-то зачем? — спросил Спартак. О любви он имел представление только по книгам. В жизни ему впервые довелось столкнуться с этим странным явлением, и теперь он надеялся полностью утолить свое любопытство.

Витька значительно помолчал и после очередного шумного вздоха проговорил:

— Дак страдаю. Ведь с позавчерашнего дня её не видел.

«Другие, может, тоже страдают, а молчат», — мысленно упрекнул его Сёмка.

— Как же ты страдаешь? — допытывался Спартак. — Болит, что ли, где?

— Ага, вот здесь.

Витька ткнул большим пальцем в область желудка.

— Живот, значит, — пособолезновал Спартак.

Витька поспешил опровергнуть:

— Не живот, а сердце.

— Ну, сердце, — согласился Спартак. — У меня после мороженого тоже болит. И после огурцов.

— Дурак! Сравнил тоже! — сказал Витька голосом, дрожащим от негодования, и резко отвернулся.

— Да не обижайся ты, пожалуйста, — с обезоруживающим простодушием заявил Спартак. — Я ведь не нарочно. Лучше скажи, что теперь будешь делать?

Витька не знал, что делать. Он только вздыхал. Неожиданно самым осведомлённым в этой совершенно неизвестной области опять оказался Спартак.

— Надо написать письмо.

— Кому? — флегматично отозвался Витька.

— Да Ленке же…

— А если она покажет письмо тёте Даше?

— Я ей покажу… Я её тогда…

— Нельзя, — сердито засопел Витька.

— Эх, забыл!.. Она же твоя невеста. Вот если бы не невеста, тогда вздул бы, и всё… А теперь трудно. Ну, да ладно, я объясню ей, что так полагается. Например, когда путешественник уезжает искать неведомые острова, он всегда пишет кому-нибудь письмо. Там всякие жалобные слова. «О светоч моего сердца, не знаю, наступит ли тот благословенный день, когда я опять смогу лицезреть ваше лучезарное лицо…» Или вот ещё: «Дорогая, когда ночь опускается над морем и звёзды смотрятся в темную бездну вод, я уношусь на крыльях воображения в наш уютный домик на зелёном берегу Темзы…»

Витька вздохнул особенно проникновенно.

— А дальше как?..

— Забыл! Но, ничего, сочиним.

— А можно прямо так написать? Про бездну и про Темзу?

— Конечно, можно.

Затем Спартак объяснил, что писать письмо невесте дело нелёгкое. Оно требует особой обстановки. Нужно, чтобы были тишина и уединение, чтобы птички чирикали для настроения или в крайнем случае какие-нибудь насекомые.

Как всегда решительно и без проволочек, Спартак приступил к выполнению задуманного. Друзья заняли места в кустах под вязом. Витька прилёг на спину. Как и полагается влюблённому, он смотрел в голубое небо и томно вздыхал. Сёмка задумчиво обдирал зубами кору с ближайшей ветки. Спартак достал свой безотказный карандаш, подумал и пошел строчить на выдранном из тетради листке, положив под него кирпич. Где-то на верхушке вяза среди ветвей хлопала крыльями ворона. Иногда она громко каркала. Словом, все условия были налицо.

Вскоре Спартак закончил письмо и прочитал друзьям. Вот оно:

    «Борт брига «Победитель»

    На траверзе мыса Бурь 18°15′ ю. ш. и 142°18′ в. д.

Дорогая, когда ночь опускается над морем и звёзды смотрятся в тёмную бездну вод, я уношусь на крыльях воображения в наш уютный домик на зелёном берегу Темзы (это такая река). Наш смелый и отважный капитан Спартак Бич Океана железной рукой неустрашимо ведёт корабль прямо в залив Смерти, то есть навстречу гибели. Но нам на это наплевать, потому что с таким капитаном мы всё равно всех победим. У нас кончились продукты. Сёмка Нерушимый Утёс героически грызёт палку. А наш капитан орлиным взглядом пронзает морскую даль. Да здравствует Спартак Бич Океана! Если покажешь это письмо тёте Даше, тогда не посмотрю, что ты невеста… Понятно?!»

— Hy как?

Спартак с тревогой ожидал оценки своего творчества.

— Ничего, — сказал Витька без особого, впрочем, восторга. — Только последнюю строчку зачеркни.

— И про палку зачеркни, — угрюмо попросил Сёмка, выплёвывая кору.

Спартак с лёгкостью выполнил обе просьбы.

— Пожалуйста. На, подписывай.

Витька повертел письмо в руках, нерешительно сказал:

— Хорошо бы добавить ещё… Как там про себя ты написал: отважный… бесстрашный… железная рука… Вот и про меня бы…

— Нельзя, — сочувственно сказал Спартак. — Хорошо бы, но нельзя.

— Почему? Ведь про тебя-то можно.

— Про меня можно, потому что письмо-то не моё, а твоё… Я только писал, а на самом деле оно как будто от тебя и ты будто про меня пишешь, а я будто этого даже не знаю. А про себя нельзя так писать — нужно показать скромность.

— А… Ну тогда ладно, — печально согласился Витька.

Он взял письмо и подписал: «П.В.Д.Г.В.Ш.В.», что означало: «Преданный вам до гроба Витька Штормовой Ветер».

Тут Спартак спохватился:

— Эх, чуть не забыл про цветы…

— Какие цветы?

— Обыкновенные. Ты должен подарить Ленке цветы.

— Зачем?

— Так всегда делают.

Витька беспокойно завертел головой, как бы высматривая путь к отступлению.

— Я должен подарить?

Спартак задумался, как шахматист над сложной комбинацией.

— Нет. Если ты подаришь, то письмо не годится. Ведь ты как будто в путешествии. Пускай лучше цветы передаст Сёмка завтра перед отплытием.

Но Сёмка наотрез отказался и даже обиделся. Вот ещё, кто-то будет влюбляться, а он за всех цветы дари. Так каждый дурак влюбится. Вздыхай себе и ни о чём не заботься. Одно удовольствие.

Его стали уговаривать.

— Ну, подумаешь, — убеждал Спартак. — Она выйдет, ты ей и скажи: «Миледи, эти цветы Витька Штормовой Ветер дарит вам в знак преданности и кладёт своё сердце к вашим ногам». И положи ей под ноги цветы. Вот и всё.

— А «миледи» — что такое?

— Я не знаю. Так в книгах говорят.

Наконец Сёмка согласился. Ладно. Он собственными руками положит Витькино сердце к ногам своей возлюбленной. Пусть. Это будет в ущерб ему, но зато дружбе на пользу. Да к тому же ещё и неизвестно, кого Лена предпочтёт. Ведь она ничего-ничегошеньки не знает.

Спартак тут же приписал в конце письма:

«Дарю вам цветы с острова Страха. Их принесёт верный человек. Завтра ровно в девять часов утра ждите его на крыльце».

— Теперь я отнесу письмо, а вы побудьте тут, — сказал Спартак и скрылся в кустах.

До ребят донеслось его гиканье. Он представлял, что мчится во весь опор на коне с важной депешей.

Лена играла с подругами в классы, начерченные мелом на тротуаре. Вокруг царили мир и спокойствие. И вдруг, завывая подобно воину Чингисхана, на середину классов ворвался Спартак и осадил коня. Лена сейчас же вытолкала лихого наездника за пределы меловой черты.

— Петька, не мешай! Чего тебе надо?

— Тебя надо, — с трудом переводя дыхание, сказал Спартак. — Поди-ка сюда.

Он отвёл её за угол дома, показал вчетверо сложенную бумажку.

— Тебе письмо.

— Письмо? От кого же?

Она хотела взять письмо, но Спартак спрятал его за спину. Затем он торжественно выпятил грудь и объявил условия:

— Лена, мне нужен рубль.

Это у него получилось столь внушительно и весомо, как будто он объявил о желании иметь по крайней мере миллион.

Лена развела руками.

— Где же я возьму?

— Тебе папа дал на гербарий.

— Так то на гербарий…

— Дай мне рубль, тогда получишь письмо.

— Ха, нужно оно мне!.. Без конверта — разве это письмо? Сам, наверное, написал какую-нибудь чепуху.

Лена повернулась, чтобы уйти, но Спартак загородил ей дорогу, прижал руки к сердцу.

— Лена, не сам… И — не чепуха… Там написано, знаешь…

Он замялся. Сейчас скажешь, а она к тёте Даше побежит. Лучше бы не связываться с этими девчонками. Разве угадаешь, что они могут выкинуть! Но выхода не было. И Спартак решился:

— Там написано про любовь.

Лицо сестры стало нежно-розовым. Спартак заметил, с каким любопытством взглянула она на его руку, сжимающую письмо.

И он заговорил быстро, вдохновенно:

— Это один… один пацан, то есть мальчик написал… Он отважный мореплаватель… Вот почитай, увидишь, как интересно. А завтра… В общем из письма узнаешь, что завтра… Бери, читай, только рубль дай… Мне очень нужно.

— На кино, да? Или на мороженое?

Спартак сморщился, как от боли. Оскорбительно было выслушивать такие слова.

— Да что ты! Я бы тогда у папы попросил. Мне нужно для другого. Очень-очень важное дело. Уж тебе-то я бы обязательно сказал… Но сейчас никак не могу. Это великая тайна. А деньги-то… Господи! Рубль… Тьфу! Да когда мы найдём сокровища…

— Какие сокровища? — насторожилась Лена.

— Какие… Говорю, отдам рубль потом. Я же ведь в долг прошу, а не навовсе…

— У меня дома деньги.

Спартак понял, что сестра сдалась, и отдал письмо.

Обратно он мчался также во весь опор. Друзья дожидались его в кустах. Витька по-прежнему мечтательно смотрел в небо и вздыхал. Но Спартак не обратил на его вздохи ни малейшего внимания.

— Ура! — провозгласил он, размахивая рублём, словно знаменем.

— Достал?! — не пытаясь скрыть своего удивления и восторга, сказал Сёмка.

— Ещё бы, — снисходительно улыбнулся Спартак. — Капитан Бич Океана всё может.

Впрочем, он тут же решил, что времени для купания в лучах славы у него впереди ещё достаточно и перешёл на деловой тон:

— Значит, отплываем завтра. А сейчас — по домам. Собирайте вещи и тащите ко мне в сарай. Только чтобы всё в строгой тайне.

Спартак хлопнул Сёмку по плечу и продекламировал:

— Ты рад, старина Нерушимый Утёс! Ведь сбылась мечта — завтра отплываем в неведомые страны!

— Ясно, рад, Бич Океана, — сказал Сёмка прочувствованно, как и подобает бывалому морскому волку.

— А как же письмо? — послышался робкий Витькин голос.

Он уже не лежал и не смотрел мечтательно на небо. И даже перестал вздыхать. Его ужасно разобидело, что Спартак ни словом не обмолвился ни о Лене, ни о письме к ней и вообще вёл себя так, словно не Витька был героем сегодняшнего дня.

— Письмо я передал, — беспечно сказал Спартак.

— Она прочитала?

— Не знаю. Прочтёт, наверное. Завтра Сёмка поднесёт цветы, и можно отплывать. Всё будет, как у настоящих путешественников.

Витька обиделся. Но Спартак даже не заметил этого. Он потерял интерес к приключению с Витькиной любовью, потому что приключение-то было, собственно, закончено. Оно сыграло свою полезную роль. Чем же, спрашивается, Витька недоволен?