Судно застряло на середине русла, в излучине. Со стороны низкого в этом месте левого берега далеко в реку вдавалась песчаная отмель. Только мелкая частая рябь на поверхности воды указывала её границу. Киль лодки вошёл в мягкий песок легко, как нож в масло. Течение затягивало судно на мель.

— Куда смотрел капитан? — сказал Витька, поднимаясь и потирая затылок. — Уметь надо, понял…

Спартак не обратил внимания на этот новый выпад. Он преобразился. От растерянности, уныния не осталось и следа.

— Все наверх! — скомандовал он рокочущим морским басом. — Команде сохранять спокойствие! Дождёмся прилива. Он снимет бриг с мели. А пока я занесу это происшествие в судовой журнал…

Но Витька вырвал у Спартака общую тетрадь и швырнул её в трюм, то есть, попросту говоря, на дно лодки.

— Хватит! — запальчиво сказал он. — Очумел, что ли? Какой тут прилив?! Вылезем, лодка сама снимется.

Он первый выпрыгнул за борт. За ним последовал Сёмка. Спартак снял майку, обнажив молочно-белое тело, и нехотя осторожно спустился в воду. Испанскую шапочку он не отважился оставить в лодке. Судно, освободившись от груза, действительно снялось с мели. Друзья подтолкнули его вперёд, но под килем опять зашуршал песок. Вода доходила ребятам чуть повыше щиколоток. Впереди, в каком-нибудь полуметре от носа лодки, подводная песчаная коса, круто обрываясь, уходила в глубину. Дно на отмели было покрыто рябью, словно поверхность воды под порывом ветра. Песчинки, гонимые течением, щекотали подошвы.

— Хорошо, — мечтательно сказал Спартак, плеснув себе на грудь воды.

— А ну, дружно, раз-два — взяли-и! — скомандовал Витька, бесцеремонно забирая в свои руки бразды руководства спасательными работами.

Лодка немного продвинулась вперёд, потом ещё немного. Наконец последний толчок, и судно сорвалось с мели, покачиваясь, поплыло вперёд по свободной воде. Витька успел вскочить на корму. Сёмка сорвался с обрыва, окунулся с головой, но сейчас же догнал лодку вплавь. Тут сзади послышался отчаянный вопль:

— Ребята, стойте! Куда вы? А я как же?!

Капитан метался вдоль края отмели, призывно размахивая руками.

— Плыви, подождём! — откликнулся Сёмка.

— Не могу я!

— Почему-у?

— Плавать не умею-ю!

Сёмка и Витька вытаращили глаза. Вслед за тем по реке раскатился неудержимый хохот.

Судно тихонько двигалось, подгоняемое течением. Никто им не управлял. Над бортами виднелись только босые, весело дёргающиеся ноги. Команда валялась на дне трюма, надрывая животы хохотом. Если бы у Спартака вдруг обнаружился хвост, даже этот факт не изумил бы ребят до такой степени. Не умеет плавать! Разве мальчишка может не уметь плавать?! Да ещё если готовится стать моряком. Да к тому же капитаном! Ха-ха, ничего себе, хорош капитан! Теперь понятно, почему за всё время их знакомства Спартак ни разу не предложил выкупаться на речке. Недаром его больше привлекали подвалы и чердаки. И у человека хватило нахальства объявить себя капитаном!

Вдоволь насмеявшись, Витька повернул лодку назад. Против течения греблось трудно, и он запыхался прежде, чем судно подошло к отмели. Сёмка протянул капитану руку. Тот, желая проявить моряцкую ловкость, шагнул в лодку, но лишь оттолкнул её и рухнул в воду, взметнув тучи брызг. Глубина под ним была вполне достаточная, чтобы утонуть. Спартак вовремя догадался об этом и потому принялся ожесточённо хлестать руками по воде.

Витька первым сообразил, что капитан собирается отдать концы, то есть, попросту говоря, утонуть. Витька прыгнул в воду, одною рукой подхватил утопающего под мышки, другою ухватился за борт.

Спартак вытаращил покрасневшие бессмысленные глаза на своего спасителя, фыркнул и хотя заикаясь, но вполне отчётливо произнёс:

— Но… почему н-не кричали: «Ч…век за бортом!»? Эх, вы… вы…

Это критическое замечание настолько обескуражило Витьку, что он попробовал оправдаться:

— Я х… хотел, н… но…

Тут Витька хлебнул воды, вследствие чего и лишился возможности дать необходимые объяснения.

Кое-как Сёмке удалось вытащить обоих мореплавателей на палубу.

С минуту Спартак пыхтел и отдувался, потом с гордостью сказал:

— А я чуть не утонул.

Подумал и добавил:

— Только утопающего надо брать не за подмышки, а за волосы…

Вдруг он схватился за голову, и лицо его выразило отчаяние.

— Феска!

Красивую испанскую шапочку с кисточкой поглотила река.

— Витька! Что же ты её не поймал?! — накинулся Спартак на своего спасителя.

— А зачем её ловить? Она всё-таки получше тебя плавает, — с усмешкой отозвался Витька Штормовой Ветер.

Спартак понял: всё кончено. Даже проявленное им в минуту опасности великолепное самообладание уже не принималось командой в расчёт. Вместе с испанской шапочкой коварная река унесла остатки его капитанского авторитета. Спартаку стало холодно, мелкий озноб сотрясал тело.

— Садись за вёсла, погрейся, — предложил Витька и перебрался на капитанский мостик, то есть на кормовую банку.

Капитан безропотно занял его место. Судно сейчас же стало мотаться во все стороны, подобно голодному тигру в клетке. Наконец, совершив крутой вираж, оно врезалось в берег.

— Приехали, — не без иронии заметил Сёмка.

— Мне никогда не приходилось грести, — едва слышно признался Спартак.

— Заметно, — язвительно бросил Витька и, оттолкнув Спартака, снова взялся за вёсла. — Уметь надо, понял!

Новое открытие даже не очень удивило ребят. Что ещё можно ожидать от мальчишки, который за двенадцать лет жизни не удосужился научиться плавать.

— Давай поднимем бунт, — предложил Сёмка.

— Давай, — согласился Витька.

— Капитана высадим на необитаемый остров.

— Ну вот ещё, время терять. Лучше выбросим за борт.

— Верно, пусть сам плывёт до острова.

— Зачем плыть? Он по дну быстрее дойдёт…

Ребята захохотали. Спартак молчал, повесив голову. Легко ли слушать насмешки от собственной команды! И он решился.

— Я отказываюсь быть капитаном. Пусть Витька командует.

Спартак демонстративно положил на колени Штормовому Ветру судовой журнал. И тут отношение к бывшему капитану круто переменилось. Шутникам словно языки отрезали. Воцарилось молчание. Мальчики глазели по сторонам, на жёлто-зелёные берега и делали вид, что ничего не произошло. Молчание нарушил Сёмка.

— Э… ты не обижайся, Спартак, — с трудом подбирая слова, сказал он. — Мы тебя научим плавать…

— Конечно, и грести научим, — поспешно добавил Витька. — Только ты не дуйся… мы же так, шутили.

— Да нет, я совсем не обижаюсь, — великодушно сказал Спартак. Он даже улыбнулся. Никому бы и в голову не пришло, что экс-капитану невыносимо больно расставаться с высоким званием, что он едва сдерживает слёзы.

Впрочем, Витька это почувствовал и попытался смягчить участь товарища.

— Ты будешь моим помощником. Ладно?

— Ладно, — согласился Спартак. — Я буду вести журнал.

— Давай. А то я не очень-то люблю писать. Тут уметь надо.

Порядок на судне был восстановлен. Достали ветчину, хлеб. До чего же вкусной показалась им еда! Кусок простого черного хлеба они не променяли бы теперь ни на какое мороженое. Сёмка даже покаялся, что дома так часто пренебрегал не только чёрным, но и белым хлебом. Матери приходилось чуть ли не насильно вталкивать в него каждый кусок.

Ах, зачем он отказывался от чудесных, душистых ломтей! Сколько он мог бы съесть и не съел.

Сёмка решил, что теперь будет умнее и по возвращении из путешествия наверстает упущенное.

После завтрака, вернее обеда, Витька занялся наведением порядка. Он лишний раз доказал справедливость поговорки, что новая метла чисто метёт. Он вдруг нашёл, что провизия, одежда, котелок лежат не на месте, мешают передвижению по судну. По его распоряжению всё это имущество было уложено под носовую и кормовую банки. Крошки, оставшиеся на дне лодки после завтрака, он велел собрать и выбросить за борт рыбам. Спартак послушно выполнял команды, но его угнетало пренебрежение нового капитана к морским терминам. Перед уборкой, например, не был объявлен аврал. Бак Витька называл носом, ют — кормой, а трюм — дном. Это разрушало иллюзию. Чтобы сохранить её, Спартак достал карту, нанёс мель и рядом написал: «Рифы Утерянных Надежд». Затем раскрыл журнал и начал производить записи. Предоставим ему слово.

«Среда, 12 час. пополудни. Голод. Команда отказывается повиноваться. 12 час. 01 мин. На горизонте — земля. Пополняем запасы продовольствия и пресной воды. Продираемся сквозь джунгли. За ними — возделанные поля. Воинственные крики туземцев леденят кровь в жилах. Отступаем. Пират бросается на врагов и отважно гибнет. 13 час. 01 мин. Нерушимый Утёс определил местонахождение судна. До острова Страха пять часов плавания. Неправильно! У нас нет астролябии.

Суббота, 13 час. 20 мин. Рифы Утерянных Надежд. Судно на рифах. Ждём прилива. Опасаемся нападения туземцев. Снялись с рифов. Я остался для научных наблюдений. 13 час. 25 мин. Шторм 12 баллов. Высота волны 10 м. Меня бросает как щепку. Судно производит спасательные работы. Я на борту. Пучина океана навеки поглотила испанскую феску. Обязанности капитана возложены на Витьку Штормовой Ветер. У меня много дел, командовать некогда.

Понедельник, 14 час. С провизией плохо. Костлявый призрак голода встаёт перед нами. 13 час. 30 мин. Аврал. Большая уборка. Свистать всех наверх. Снаряжение спущено в трюм. Капитан не знает морских правил.

Четверг, 14 час. 38 мин. По левому борту — пустынные берега. Показался зверь неизвестной породы. Похож на бегемота. Капитан говорит, что это корова. Неправильно!

Пятница, 15 час. С берега доносятся звуки, похожие на собачий лай. Это лев или ягуар. 15 час. 01 мин. Радостное событие. Ура! На берегу Пират. Он спасся бегством. Капитан отказывается взять верного пса на борт. Команда поднимает бунт. Капитан идёт на уступки. Отданы якоря, спущена шлюпка. 15 час. 10 мин. Мы на берегу. Пират ползёт к нам на брюхе и виляет хвостом. Счастливая встреча. Капитан поднял палку, чтобы стукнуть Пирата за колбасу, команда грудью встаёт на защиту героя.

Воскресенье, 15 час. 15 мин. Курс зюйд-ост, ветер 1 балл с норд-норд-вест, скорость 8 узлов, волнение 2 балла, барометр падает. Пират спит у моих ног. Корабль, разрезая волны, идёт навстречу неизвестности».

Лодка шла вдоль левого болотистого берега. Пахло тёплой застоявшейся влагой. Здесь было очень медленное течение. Оно едва колебало жирную зелень осоки. По воде плыли ошмётки ила и лягушечьей икры. Неподвижный воздух звенел насекомыми. Над осокой висели стрекозы с синими крылышками. Крылышки мелко-мелко колебались, и казалось, что это от них исходит монотонный звон летнего дня. Пчёлы, толстые бархатисто-мохнатые шмели залетали с берега и, деловито покружившись над лодкой, стремительно уносились прочь.

Неожиданно потянуло свежестью. Порывами налетел ветер, зашуршал в осоке. Солнце скрылось за тучей. Туча была похожа на снежную гору или на корабль под всеми парусами. Широкие, щедрые и прозрачные, как лёгкая ткань, лучи солнца вырывались из-за тучи, освещая влажно поблёскивавшие верхушки недалёкого леса и стрижей высоко в небе. Туча с ослепительно белыми, как бы изнутри освещёнными краями, теперь сама казалась источником света. Она быстро меняла свои очертания. Вот уже это не корабль, а башня средневекового замка, а теперь гигантская голова с орлиным носом и насупленными бровями, затем голова превратилась в белого медведя, а медведь в женщину, окутанную белым покрывалом.

Сёмка, сменивший Витьку на вёслах, стал грести к правому берегу. Там близко к реке подступала дубовая роща, и в случае дождя можно было укрыться под деревьями.

Правый обрывистый берег смотрел на воду сотнями чёрных нор — ласточкиных гнёзд. Ласточки низко носились над рекой, мелькая на виражах белоснежными грудками.

Дождь застал путешественников на пол пути к берегу. Он хлынул сразу во всю силу. Река покрылась белыми пузырями, как будто её посыпали солью. Лодка сейчас же начала источать горьковатый запах нагретого солнцем мокрого дерева.

Ребята укрыли одежду под кормовую банку, а сами, смеясь от удовольствия и ёжась, подставили прокалённые солнцем спины под освежающие струи. В самый разгар дождя показалось солнце. Туча проходила теперь как раз над ребятами.

— Смотрите! Смотрите! — крикнул Сёмка, показывая вверх.

Высоко, высоко, под самой тучей, сверкали серебристые нити. Казалось, что из них соткан воздух. Ребята впервые видели дождь на такой высоте. Обычно ведь струи становятся заметны около самой земли.

Туча ушла на северо-восток, и в той стороне на несколько минут поднялась над лесистыми холмами гигантская арка радуги. У горизонта небо отливало нежным голубовато-зелёным цветом, как фаянсовое блюдо, с которого смыли пыль. Обрыв правого берега прорезали глубокие ветвистые промоины, а вода под обрывом сделалась жёлтой, словно гороховый суп. Отовсюду слышалось: «Кап-кап-кап…» Но прошло немного времени, высохли травы и листья, снова воздух зазвенел зноем и насекомыми.

Солнце склонялось к закату. Над судном роились комары, обещая на завтра хорошую погоду. По Сёмкиным расчётам, вдали должен бы уже показаться остров Страха. Но позади оставались излучина за излучиной, а острова не было. Это несколько ободрило Спартака, вернуло ему утерянный было апломб. Арифметика, конечно, арифметикой, но куда ей до астролябии. Витька предложил определиться путем опроса местного населения. Но Спартак воспротивился, решив почему-то, что экспедиция должна быть окутана непроницаемой тайной. Тогда Витька передал ему командование, а сам, подостлав под себя пальто, улёгся на дне лодки рядом с Пиратом. С непривычки к путешествиям его сморил сон. Спартак разложил на коленях карту и минут десять донимал Сёмку разными командами вроде: «Справа рифы, лево на борт!», «Паруса убрать, ложиться в дрейф!», «Баковым на бак, ютовым на ют, поставить все паруса!», «Земля под ветром, переменить галс, три румба вправо!» Наконец он умаялся и привалился к Пирату с другой стороны. Высокое звание капитана перешло к Сёмке. Он боролся дольше всех. Да где же ему было устоять против дремотно-звенящей тишины начинающегося летнего вечера. Вскоре Нерушимый Утёс свернулся клубочком в ногах у своих друзей. Прежде чем уснуть, он поднял на ноги Пирата и официально передал ему свои капитанские обязанности. Пёс важно уселся на корме. Поскольку судно благополучно шло своим курсом, то Пирату стало скучно, и он принялся ловить слепней, широко разевая пасть и громко клацая зубами.