Солнце пекло так, словно над головою была раскаленная плита. Николка совсем раскис от жары, и папа с мамой с трудом волокли его за руки. Но они при этом успевали восторгаться изумительной природой и живописным поселком.

— Костя, смотри! Какие горы! — то и дело восклицала Люся. — Нет, ты не туда смотришь, вон, направо.

— Хорошо бы как-нибудь сходить в лес.

— Скоро море? — нетерпеливо спрашивал Николка.

— Скоро, — успокаивала Люся. — Обязательно сходим. Я только из географии знаю кавказский лес. Что тут растет? Кажется, бук, граб, горная сосна…

— Орешник, — подсказал Костя.

— С орехами? — вскинулся Николка.

— С орехами. Вон речка. Люся, давай подойдем, постоим у речки.

— Лучше скорее к морю.

— Немножко!

Речка была мутная и, должно быть, довольно глубокая. Она текла спокойно, плавно, и раскидистые ивы свешивали над нею гибкие зеленые ветви.

— Совсем как в Подмосковье, — задумчиво проговорил Костя. — Наверно, в Выселках у твоей тети…

— Она ужасно обидится, когда получит письмо, — сказала Люся.

— Папа, а тут есть рыба? — спросил Николка.

— Есть, — уверенно заявил Костя.

— А какая?

— Форель.

Костя слышал, что в кавказских реках водится форель, и был доволен, что не оказался в глазах сына, да и Люси тоже, незнайкой.

— Ну идемте же к морю, — заторопила Люся. — Я хочу купаться.

— И я, и я! — запрыгал приободрившийся Николка.

Море… Большое. Синее. Соленое. Вы стоите на песке у самой воды, а оно набегает на берег легкими волнами и плещется у ваших ног. Какие пустяки, что не удастся купить телевизор! Какая ерунда, какая мелочь, что придется спать в комнате с нештукатуренной стеной и пить вместо чая сырую воду, и стоять в очереди за керосином… Пусть будет тысяча неудобств и неприятностей, их все стоит перенести ради этой счастливой минуты.

Море… Вы сидите на берегу и смотрите в голубую даль. Солнце нежит ваши голые плечи, песок греет ваши голые ноги, а море расстилается перед вами, такое спокойное, гладкое, чистое, необъятное. Вы смотрите в его беспредельный простор, и уходят из сердца, растворяются в этом просторе усталость и горечь и растет светлое, чистое, крылатое чувство, и вы уже ощущаете себя сильными, как море, смелыми и гордыми. Белый пароход показывается вдали между небом и морем. Рыбачья лодка стоит на якоре. А ближе к берегу плещутся, ныряют, кричат и визжат счастливые курортники.

Люся зачарованно глядела на море. И Костя залюбовался смыкающимся вдалеке с горизонтом синим пространством. И оба в эту лирическую минуту забыли о Николке.

А Николка был огорчен и разочарован. У него даже губы сложились в капризный бантик, словно он собирался заплакать. Года два тому назад он в таком настроении непременно бы заплакал, но теперь, уже будучи мужчиной (папа так сказал, подарив Николке резинового крокодила в последний день рождения: «Ты теперь уже мужчина»), Николка не позволял себе этой роскоши. Он мог только недовольно морщиться или понемногу хныкать, реветь же принимался лишь в самых трагических обстоятельствах, когда и мужчине не стыдно поддаться минутной слабости.

Люся с чувством декламировала!

— Люська, ты молодец! — объявил Костя. — Ты просто отлично придумала: поехать к морю.

— А оно не черное, — словно бы про себя заметил Николка.

— Я была уверена, что мы здесь замечательно отдохнем, — самодовольно проговорила Люся.

— А оно не черное! — теперь уже во весь голос крикнул Николка.

— Что не черное? — не понял Костя.

— Море. Ты говорил: черное, а оно синее.

— А-а… — Костя засмеялся. — Это оно так называется: Черное, а на самом деле, правильно, синее.

— Почему синее называется черным? — допытывался Николка.

— Ну… так назвали…

Ничего более вразумительного Костя не придумал. Не все на свете можно объяснить. Не втолковывать же четырехлетнему мужчине, что иной раз не только синее, но и белое может называться черным, и наоборот. Сам со временем поймет, что люди не всегда называют вещи своими именами.

— Давайте же купаться! — говорит Люся.

Костя берет Николку на руки и входит в воду. Какой он красивый, Костя, ее Костя! Какое у него крепкое, мужественное тело, мускулы так и переливаются под кожей, вот только чересчур белый, надо ему как следует загореть. А Николка боится, глупыш.

— Не бойся, Коленька!

— А ну-ка, — командует Костя, — Раз! Два! Три!

И он с размаху опускает сына в воду.

— Ой! — кричит Николка и вдруг заливается звонким смехом.

Люся смотрит на них, на мужа и на сына, и улыбается. Все люди тут, у моря и в море, такие счастливые! Вот эта смуглая девочка, которая то и дело ныряет и фыркает, как дельфин, — ну конечно, она счастливая. Старушка, не умеющая плавать, купается у самого берега и блаженно улыбается. Девушка и парень, лежа на берегу кверху спинами, о чем-то тихо заинтересованно разговаривают. Тощий мужчина в черных очках осторожно пробует ногой воду… Ну, конечно, все они счастливые, все, все! А те, кто здесь живет, у моря, они, должно быть, счастливы всегда.

— Мама, иди к нам! — кричит Николка.

— Иду!

Люся ступает в воду и вздрагивает.

— Ой, холодная!

— Теплая, теплая! — кричат вместе Николка и Костя.

Люся делает еще несколько шагов, ежится, а потом с размаху бросается в воду и плывет. Море с легким всплеском принимает ее тело, ласкает ее и бережно поддерживает. Люся легко вскидывает руки, выпрямив послушное гибкое тело, помогает себе ногами. Она знает, что Костя смотрит сейчас на нее, любуется ею, и плывет красиво и неутомимо.

— Лю-ся, обратно! — кричит Костя обеспокоенно.

— Ма-ма!

«Еще немного», — думает Люся и плывет дальше, навстречу беспредельной синеве моря и неба.

А потом они лежат на берегу и греются под южным солнцем.

Длинный пляж тянется вдоль берега как бы трехцветной лентой: у самого моря серая полоска из гальки, в середине — желтый песок, а другой край ленты — зеленый, там раскинулась поросшая травой лужайка. Курортники в основном льстились на песок. Иные сидели под тентом, а другие, преимущественно семейные, укрепляли на четырех колышках простыню и устраивали себе таким образом индивидуальный балаган.

По форме пляж напоминал большого радиуса дугу. Справа эта дуга ограничивалась небольшим береговым выступом, за которым размещался в бухточке порт. А слева врезалась далеко в море длинная скала, поросшая лесом, но с голым каменистым носиком.

— Мама, посмотри, гора, как большой-большой еж, — сказал Николка.

— А она так и называется: Ежик, — сообщила женщина в красном купальнике, расположившаяся рядом с Холодовыми.

— Да что вы! — изумилась Люся. — Костя, слышишь? Эта гора называется Ежик. А Николка сам догадался. Говорит: «Гора, как еж». У него просто феноменальная наблюдательность! Ну, иди к маме!

И, обняв сына, Люся принялась восторженно его целовать.

Потом она легла животом на горячий песок и долго глядела на Ежика. Огромный каменный зверь лежал тихо, опустив к морю серую морду, словно задумался или принюхивался к воде, грея на солнышке свои зеленые деревья-иголки.