Римму Сергеевну встретили в полутемной прихожей Таня и ее мать. Они пригласили ее раздеться и проходить, а учительница стояла и смотрела на пожилую полную женщину и молчала, точно оцепенев. Теперь она вспомнила: «Учит она, учит, сама говорит, что знает, а выйдет к доске — и ровно бы память у ней отшибет». Надо было позаниматься с Таней дополнительно, но Римма Сергеевна всегда спешила домой. Отстающая ученица была не к чести учительницы, и она посоветовала устроить Таню на работу. «Видно, придется, раз уж способностей нету», — согласилась мать. Почему же ее пригласили после этого на семейное торжество?
— Раздевайтесь, проходите, — говорили хозяева.
Она овладела собою и прошла в комнату.
— Вот бывшая Танина учительница, — сказала мать.
— Большая у вас семья, — улыбнулась Римма Сергеевна, вспомнив слова Тани, что будет семейный вечер, и увидев довольно многочисленное общество.
— Что вы, что вы, — возразила мать Тани. — Мы с дочкой двое, а это все ее знакомые, с завода.
Римму Сергеевну усадили рядом с худощавым немолодым человеком в сатиновой рубашке.
— Это Иван Гаврилович, тоже Танин учитель, — сказала мать. — Токарь с завода, известный человек. Танечку на станке работать учил.
Токарь налил Римме Сергеевне вина, другие тоже наполнили рюмки. Иван Гаврилович встал.
— За молодого техника! — сказал он.
— И чтоб техник стал инженером, — добавил с другого конца юноша, сидевший рядом с нарядной Таней и не спускавший с нее сияющего взгляда.
Все выпили.
— Кушайте, гости дорогие, — приглашала мать Тани.
Токарь стал очень разговорчивым. Он, видимо, считал долгом занимать учительницу беседой.
— Выросла ведь, а? — говорил он, с отцовской гордостью поглядывая на Таню. — Технологом стала, надо мной командует. А пришла в завод какая? Давайте я вам холодца положу. Хороший холодец.
— Спасибо, — благодарила Римма Сергеевна.
За столом стало шумно, каждый нашел собеседника и свою тему. Танин сосед что-то говорил ей, улыбаясь, и Таня тоже улыбалась открыто и радостно.
— Робкая, маленькая, — продолжал Иван Гаврилович. — Вроде как ее кто пришиб. Я ей объясняю, а она мне одно: «Не получится. Не смогу». — «Как это, говорю, не сможешь?» — Токарь прихлопнул ладонью по столу, и посуда легонько зазвенела.
— Ладно тебе, Иван Гаврилович, в азарт-то впадать, — добродушно заметила хозяйка.
— Я правильно говорю, — с глубокой убежденностью возразил токарь. — Веры у нее в свои силы не было, вот оно как! А способности неплохие. Я поначалу ей самую легкую работу давал. Сделает — похвалю, потруднее что дам. Гляжу — вроде завлекаться стала, интерес проявлять. И токарь вышел из нее очень даже неплохой. Год прошел — учиться ее потянуло. Вместе с Николаем в техникум поступили. Тут уж он ей помог, вдвоем занимались. И любовь к ним, видать, пришла через эти самые занятия.
— Дорогие гости! — обратилась ко всем Танина мать. — Предлагаю я теперь выпить за здоровье Танечкиных учителей, за Ивана Гавриловича и за Римму Сергеевну. И за Николая…
— Я-то при чем? — смущенно возразил было Николай, но хозяйка оборвала его:
— Молчи, молчи, уж я знаю при чем. Пожелаем им всего хорошего.
Тост присутствующие шумно одобрили. Римма Сергеевна на минуту почувствовала особенную теплоту в сердце, точно она вместе со всеми многое сделала для Тани. Но токарь, едва поставив рюмку, заговорил опять:
— Худо это, когда человек веру в свои силы теряет. А кто виноват? В школе если взять — учителя виноваты. Не всякий молодость понимает. Правильно я говорю?
— Вы извините, — сказала Римма Сергеевна. — Мне пора идти. Тетради не проверены, к урокам надо подготовиться.
Ее уговаривали еще посидеть, но она отказалась. Все вышли ее проводить, Иван Гаврилович подал пальто, Таня и Николай, держась за руки, дружелюбно смотрели на учительницу. Римма Сергеевна попрощалась со всеми и подошла к Тане.
— Желаю тебе успехов, Таня, — сказала она. — И счастья. А там, в школе, ты мне все-таки не то хотела сказать, — добавила она.
Таня покраснела.
— Вы меня простите, Римма Сергеевна, — попросила она.
— Ну, за что же, — сказала Римма Сергеевна и поспешно вышла.
На окраинной улице было тихо и полутемно: редкие электрические лампочки светили скупо. В густой синеве неба мерцали звезды. Под ногами поскрипывал снег.
Она медленно шла по улице, слушала скрип снега, смотрела на звезды, и ей хотелось так идти долго-долго, быть может, всю ночь, до самого рассвета. А дома ее ждали толстая стопка непроверенных ученических тетрадей и недовольный муж.