В туманной Бельгии, где дали серебристые, В местечке небольшом, над пеной волн морских Стоял убогий храм, куда влеклись туристы Взглянуть на временем нетронутый триптих. Прелестный образец старинного уменья, Бесценный чудный дар ушедших мастеров, Служащий вызовом столетиям и тленью Изящной свежестью неблекнущих цветов. С ним рядом, диссонанс искусству кватроченто, Мадонна-статуя с фарфоровым лицом В плаще со звездами блестела позументом И льном мишурных кос под стразовым венцом. В игре горящих свеч загадочной и зыбкой Она, шокируя заезжих знатоков, Дарила розовой фабричною улыбкой Нехитрую семью умильных рыбаков. И сторож старичок, гостей встречая в храме, Хвалил им живопись прадедовских икон, А сам с толпою пел тропарь Небесной Даме И видел, как народ идет к ней на поклон. Когда-же ветер выл, лохматились буруны И океан ревел, неистов и жесток, Рыбачки вешали игрушечные шхуны К звездам ее плаща и плакали у ног. Ударила война — Все жители бежали Под неумолчный гул германских батарей, Но сторож не ушел и, тень в стране печали, Остался на посту у замкнутых дверей. Когда-ж, ломая брешь в оживе обгорелом, Снаряд засыпал храм камнями и золой, С молитвой он вошел и вынес под обстрелом Из церкви статую с отломанной рукой. Он шел под градом пуль, под визгами шрапнели, Он шел и нес ее — властительницу грез… Он падал и вставал и к вожделенной цели Мадонну на плечах заботливо донес. И здесь, в кругу друзей, гордясь священной ношей Сказал, торжественно, распрямясь во весь рост: — Смотрите, вот она… Я спас ее от бошей, Мадонну кроткую в плаще из Божьих звезд! Засыпал страшный взрыв старинную икону, Пусть боши стерегут и прячут черепки, Но я не мог уйти, оставив им Мадонну, — Ей в храме столько лет молились рыбаки… Когда-же ветер выл, лохматились буруны И океан ревел, неистов и жесток, Рыбачки вешали игрушечные шхуны К звездам ее плаща и плакали у ног.