По сравнению с напряжением Битвы за Атлантику и невероятными приключениями подводных лодок в Средиземном море, Дальним Востоком серьезно пренебрегали, хотя, конечно, такое пренебрежение не было следствием выбора. Как мы уже видели из предыдущих воспоминаний, Китайская станция в Гонконге была самой загруженной из всех заокеанских мест расквартировки подводного флота в течение почти 20 лет, предшествовавших войне. Команды радовались жизни, и в лучшие времена на станции базировались 15 субмарин. Они прошли испытания и были оборудованы для защиты обширных интересов Британии на Востоке. Когда началась война, Британии потребовалось, чтобы все наличные лодки были стянуты в домашние воды, и субмарины были поспешно выведены с Дальнего Востока. В течение года после своего прихода на службу в Британскую и Средиземноморскую флотилии семь из пятнадцати были потоплены.

Когда японцы напали на Перл-Харбор, что в итоге привело к вступлению в войну Америки, у Королевского флота была всего одна субмарина, «Ровер», стоявшая в сухом доке Сингапура на ремонте. Семь голландских подлодок, до этого соблюдавшие интересы собственного государства в этой районе, тоже перешли под контроль Британии, но к Рождеству 1941 года четыре из них затонули. После нападения на Перл-Харбор адмирал сэр Джефри Лейтон, командующий Восточным флотом, буквально умолял о подкреплении. Он получил всего две субмарины: новую лодку класса «Т», «Траста», которая пришла из Средиземного моря 26 декабря, и пришедшую следом за ней 9 января «Труант», которой командовал коммандер Хаггард. Последняя только что закончила пятимесячную службу в Средиземном море.

Коммандер Уильям Кинг был ветераном китайской станции. Вспомним по его прежним высказываниям, что он впервые попал туда в 1932 году. Потом он много сражался и в норвежской, и в средиземноморской кампаниях в команде «Снеппер», которую изъяли со службы осенью 1941 года для переоборудования. Он вспоминает:

«Я сдал “Снеппер" [37] и отправился в Барроу-ин-Фернесс, чтобы принять свою вторую лодку, “Трасти" — большую по размерам но ненамного лучше приспособленную для жизни на ее борту. Воздушного кондиционирования или чего-то подобного не было. Мы вышли на патрулирование в Средиземное море, а потом нас отправили на Дальний Восток, чтобы подлатать оборону Сингапура. Мы прибыли в гавань на северной стороне острова и обнаружили, что никого из руководства нет. Мне сказали, что японцев с минуты на минуту ждут на другой стороне дамбы. Я отправился на другую сторону острова. Мы сделали то, что должны были сделать, и попытались найти что-то из еды, которую можно было бы взять с собой. Все, что мы смогли найти, было сгущенное молоко «хорпекс» и австралийские пастилки от кашля, которые и должны были поддерживать наши силы во время патрулирования Мы вышли из бухты и немедленно столкнулись с 20 000-тонным японским транспортом. Вся его палуба была покрыта транспортными средствами, и мы открыли огонь из пушки. Он скрылся в языках пламени и затонул. Мне сделали выговор. Мне сказали, что следовало торпедировать транспорт, но я нарочно не сделал этого, так как мы могли легко столкнуться с главным японским флотом, а ближайшее место, где можно было бы получить новые торпеды, было в тысяче миль отсюда.

Потом я услышал по радио, что Сингапур пал. У нас было несколько повреждений и текло масло. Мы пошли в Сурабайю, которую уже не раз бомбили. Нам необходимо было взять топливо и воду. Бухту уже обстреливали, и я принял решение остаться на поверхности. Голландская субмарина, которая погрузилась, погибла со всей командой, после того как на нее сбросили глубинные бомбы в мелкой воде. После этого мы потащились на Цейлон и встали в Коломбо, где некоторое время оставались на ремонте в сухом доке. Вышли из него, вовремя, до Пасхального рейда японцев на Цейлон, и были около корабля-базы, загружаясь торпедами, когда налетели японские самолеты.

Оставшиеся корабли союзников ушли в Индийский океан, и мы были единственной оставшейся в бухте современной подлодкой, так что на нас нападали без конца, и самолеты пролетали почти на уровне мачты. Я даже мог разглядеть летчиков в их кабинах. К счастью, мы заменили свой пулемет “люис” на “брен”, который работал превосходно. Еще у меня был очень хороший младший связист, который вовсю садил по этим ребятам. Он подбивал их, когда они прилетали, и подбивал, когда они улетали. И поэтому их бомбы не попадали в цель. Было видно, как они дырявят бухту совсем рядом с нами, нервно торопясь уйти от “брена”, плевавшего в них огнем. Некоторым это так и не удалось — эти налеты стали концом их карьеры. Просто они были слишком смелыми и летали слишком низко.

Затем мы отправились патрулировать Малаккский пролив — в условиях, в которых с трудом можно было поддерживать человеческую жизнь. Очень многие заболели. Я был болен и не думаю, что хорошо справлялся со своими обязанностями. Все это было из-за того, что не было кондиционирования воздуха. Это самое худшее, чего можно ожидать от подводной лодки. Живешь в самом грязном зловонии — смеси человеческих запахов, выделений, кухни, газов батареи, топлива, стирки, всего — невероятный коктейль. Слава богу, природа милосердна: когда живешь в постоянной вони, твои изумленные нервы устают и больше не ощущаешь этих запахов. Когда поднимешься на поверхность и глотнешь свежего воздуха, а потом воздуха снизу, то точно понимаешь, в чем ты жил. Курильщики говорили мне, что приходилось выкуривать три сигареты, прежде чем начнешь получать удовольствие — настолько весь организм пропитан этой гадостью. Запахи были невероятным неудобством — не в последнюю очередь из-за того, что когда мы ходили в туалет, то «продукты жизнедеятельности» приходилось хранить в ведрах, вроде большой банки. В конце дня или когда можно было подняться на поверхность, мы выплескивали с борта содержимое этих ведер.

Можете представить себе картину: лезешь вверх через боевую рубку, при скорости ветра 80 миль в час (потому что двигатель — с нисходящим потоком), тащишь эти ведра, которые прикрыты только мешком, и выплескиваешь содержимое на подветренную сторону. Мне обычно приходилось быстро отходить с места, где мы стояли, выплескивать экскременты и быстро ретироваться. Никогда не поднимайтесь на поверхность, потому что самолеты, летавшие над нами, всегда ждали именно этого. Так обстояли дела в те дни.

Другое — это то, что когда погружаешься, хочется расходовать как можно меньше кислорода, и вот говоришь всем, чтобы оставались на местах и вели себя тихо. В команде подводной лодки всегда был дух хорошего товарищества, который поддержал всех в трудных обстоятельствах. Естественно, иногда случались ссоры, но ненадолго, потому что все знали — скоро опять будет трясти. А то, что наши подлодки по сравнению с американскими — трущобы, это правда. Если надо было что-то сделать, например, загрузить торпеды или еще что-нибудь срочное, то обнаруживалось, что кислород весь вышел очень быстро. Тогда было необходимо вытащить торпеды после погружения, находясь на приличной глубине и под наблюдением. Поэтому приходилось держать всех в тишине, насколько возможно, и все разговоры начинались ночью, когда мы поднимались на поверхность. На Дальнем Востоке в таких условиях никогда не было удобно, и единственным утешением было то, что бедняги на берегу были в еще худшем положении, чем мы сами».

Еще шесть субмарин наконец прибыли на базу в Коломбо с марта по август 1943 года, чтобы соединиться с кораблем-базой «Лючия». Это количество все еще было ничтожным для долгих патрулей, которые были необходимы на Дальнем Востоке после падения Сингапура, но в присылке большего количества лодок было отказано, хотя просьбы продолжались. Как и 14-я армия фельдмаршала Уильяма Слима, подводники Дальнего Востока были изолированы на забытом фронте — у это неудивительно: Средиземное море и Атлантический океан требовали сверхусилий. На Дальнем Востоке можно было проводить лишь предварительное патрулирование до того, как в сентябре 1943 года капитулировали итальянцы. К тому времени ситуация стала критической. К началу этого месяца у Восточного флота была в распоряжении всего одна подводная лодка, голландская O-24, остальные были потоплены или выведены.

Капитуляция Италии сделала возможным скромное пополнение, которое пришло в первые месяцы 1944 года. 4-я флотилия была сформирована из семи лодок классов «Т» и пяти класса «S». К апрелю начала действовать 8-я флотилия, состоявшая из шести лодок класса «S». Две флотилии осуществили почти девяносто патрулирований с января по сентябрь 1944 года. В августе, когда больше лодок освободилось из Средиземноморья, 3-я флотилия, сформированная на р. Клайд, отбыла в Тринкомали, на восточный берег Цейлона, и в сентябре Восточный флот насчитывал 26 подводных лодок.

Было обещано дальнейшее пополнение, и все новые субмарины классов «S» и «Т» строились в доках Британии в последние месяцы 1945-начале 1945 года для Дальнего Востока. Очень скоро началась охота, торпеды носились по восточным морям, и десятки вражеских кораблей и судов снабжения, хотя многие из них и были настоящей мелюзгой, были отправлены на дно.

Джон Трауп, который при предыдущей нашей встрече был первым лейтенантом на «Турбулент» Линтона, повторимся, покинул субмарину незадолго до того, как она затонула со всей командой и начал подготовку к самостоятельному командованию. Ему было всего 24 года, а он блестяще выдержал курсы «Перишер» (командирские) и начал следующий этап своей жизни подводника как командир новенькой лодки класса «S», «Стронгбау». Команда была собрана наспех, в основном из призывников военного" времени» (ПВВ), прослуживших во флоте всего около шести месяцев:

 «Вполне вероятно, что у кого-то захватывало дух, но они все старались изо всех сил — это было великолепно. Думаю, что между ПВВ и профессионалами была разница, но после недолгого времени различить их было довольно трудно. Профессионалы были надежными, знали свое дело, им ничего не нужно было говорить и так далее, зато ПВВ были полны энтузиазма. Некоторые были не слишком хороши, но в целом, думаю, они были энергичной командой. Их собрали на разных жизненных дорогах и бросили на подводную лодку. Мы ушли на Дальний Восток перед самым “днем Д” в 1944 году в составе конвоя торговых судов.

К тому времени Битва за Атлантику была выиграна, и мы отправились с конвоем прямо на юг, к Гибралтару. Мы уже покидали Атлантику, когда произошла высадка “дня Д”. Было грустно, что я не там. Тем не менее мы продолжали путь через Средиземное море. Нас задержали на Мальте примерно на неделю или на десять дней, так как не было решено, будет ли моя лодка действовать в Эгейском море — немцы в это время все еще занимали греческие острова.

К сожалению, нас туда не отправили. Нас отправили на Дальний Восток. Мы прибыли в Тринкомали в конце августа. Простояв десять дней на причале, мы вышли в патрулирование, а потом продолжали патрулировать практически без перерыва и в следующем году. Я был на патрулировании в Индийском океане, когда было объявлено о победе, так что я провел там около года. За это время я выходил в патрулирование из Тринкомали, пересекая назначенный район напротив Бирмы, вдоль западного берега Суматры к проливу Малакка и спускался на юг к Сингапуру. У нас были превосходные карты Адмиралтейства. Мы на них полагались безоговорочно, потому что в те дни у нас были очень примитивные радары и навигация в проливе была нелегким делом. Минные поля спускались по обе стороны Суматры и малазийского побережья, и обычно мы плавали, ориентируясь скорее по небесным светилам, чем по чему-либо еще, и измеряли глубину лотом, так как берег был довольно плоским и трудно было определить, где находишься. Цели, которые мы находили, были известны в Королевском флоте как суда снабжения. Мы всегда топили суда снабжения, а враги всегда топили торговые суда — они были точно такими же. Не было ничего больше 5000 тонн — в основном каботажные суда, много небольших кораблей и всякий плавающий утиль. Такие корабли и каботажные суда, которые быстро тонули — вот то, чем они воевали.

Иногда мы проходили мимо целей, потому что считали их слишком маленькими или потому, что было слишком мелко и нельзя было подобраться к ним. С этой проблемой мы сталкивались несколько раз. Атаку я начинал в верхней точке Малаккского пролива, где было полно песчаных отмелей. Эхолот показал 12 футов под килем, и это значило, что я не могу открыть огонь: когда я выпущу торпеды, они угодят прямо в дно. Вот с чем приходилось сталкиваться. У меня, например, было что-то вроде неписаного правила: я не должен заходить на глубины меньше 60 футов, потому что нельзя будет погрузиться и нельзя будет защититься. Я всегда помнил, что единственная оборона против нападающих самолетов — это погружение.

Это стало особенно трудным, когда мы начали перемежать патрули с большой частью секретной работы в водах, которые патрулировали японцы, — высадкой агентов и диверсантов, очень похожей на то, что мы делали в Средиземном море. Одна высадка была на Таиланде, и, к несчастью, все десантники попали в плен. Сделали один заход на место, откуда должны были забрать группу, находившуюся на острове у западного берега Суматры. Это были американец, чернокожий и местный житель. Мы должны были забрать их, пополнить запасы и привезти назад. Они находились там уже очень давно, записывая передвижения кораблей; поразительные люди. С нашей точки зрения, это тоже была трудная операция. Нам было сказано встретить их у острова, где мы увидим эти людей на пироге с аутригером. Мы видели, как они гребут, и они видели при свете дня перископ, но мы не смогли подойти из-за воздушной активности японцев, и пришлось ждать до темноты. Но они начали грести вслед за перископом, пытаясь идти вровень с нами.

Они явно были обессилены, а мы ничего не могли поделать. Наконец я решил отправить им послание в бутылке. Мы составили осторожную записку, в которой просто указали: “Бросьте якорь и ждите до сумерек”, и я вложил ее в бутылку из-под шерри. Потом нам пришлось думать, как отправить им эту бутылку. У нас была подводная пушка для стрельбы дымовыми свечами. Мы вложили бутылку в пушку и выстрелили. Я подошел под их лодку, и бутылка всплыла рядом с ними. Как назло, когда она появилась, они снова увидели перископ и снова принялись яростно грести по направлению ко мне и совершенно не заметили бутылку. Потом я погрузился, зная, где они находятся, и ждал, пока не стало почти темно. Мы вернулись, взяли их на борт и отдали им все сигнальные аппараты, какие смогли достать. Когда им надо было возвращаться, началась буря, и я сказал, что отбуксирую их назад, так как нас отнесло на несколько миль. Мы привязали их к корме, а потом так потянули, что утащили их вниз. Буря начала стихать, и нам пришлось приготовить торпедную лебедку, чтобы поднять их пирогу из воды и сделать все заново. Когда мы закончили, было уже вовсю светло, так что я дьявольски волновался. Ветер стих, они уплыли, а я выскочил на поверхность чтобы убраться по возможности подальше и не подводить их. Потом я узнал, что они не погибли и их вывезли, когда закончилась война. Это был очень похоже на все эти невероятные происшествия в Средиземном море (на «Турбулент». — Д.П.), но это было и крайне рискованно — подходить близко к берегу, где не было защиты и невозможно было уйти под воду. Мы были очень уязвимы, и не было слов, чтобы описать смелость агентов. Они никогда не были в тягость — они были сверхлюдьми.

Один или два раза мы были на волоске от гибели. Однажды, идя в надводном положении на юг, к проливу Малакка, мы увидели в отдалении на траверзе дымок. Было похоже на торговый корабль. Мы пошли параллельным курсом с ним, чтобы оказаться впереди него, но когда я глянул в перископ, то увидел, что это эсминец. В эту же минуту он повернулся по направлению ко мне, мы погрузились, а он пошел прямо на меня, бросаясь из стороны в сторону как сумасшедший. С него сбросили глубинные бомбы, хотя это не было так уж плохо; появилось всего несколько течей. Японские атаки глубинными бомбами отличались от немецких умением; у японцев были хорошие эхолокаторы, и они бомбили довольно точно, в противовес общепринятой точке зрения. Мы думали, что они будут примитивными противниками, у которых есть только гидрофоны. Но у них было и то и другое, а эхолокаторами они пользовались весьма эффективно, особенно с моей точки зрения, так как я был зажат в самой верхней точке узкого конца Малаккского пролива.

Это было место, известное как «Канал спины одного фантома», и меня поймали пять противолодочных кораблей, пара фрегатов и три первоклассных траулера. Они заставили нас пережить неприятные минуты, очень неприятные. Повреждения были такими, что нам пришлось пытаться вернуться в базу, до которой была тысяча миль. Так что это заняло какое-то время. Повреждения не поддавались ремонту, что бесило. У нас был продавлен прочный корпус; в то время подводные лодки (по крайней мере, моя) были клепаными, и сила взрыва вдавила крепление двойного соединения, так это называлось, и образовалась течь. Главные двигатели тоже сдвинулись со своих мест, и от этого была сильная вибрация.

Торпеды застряли в аппаратах, воздушные компрессоры были разбиты вдребезги, и вообще лодка была в плохом состоянии. В итоге мы вернулись на базу, но это был конец. Определили, что с такими повреждениями лодка не сможет погрузиться глубже 150 футов, что не сулило никому ничего хорошего. И мы ушли в Англию. С одной стороны, это бесило, но с другой — могло быть и хуже.

Была разница в отношении к врагам-немцам и врагам-японцам. И, я думаю, все остальные страшно не любили японцев. Они по-зверски обращались с военнопленными, и мы знали, что они творят с людьми кошмарные вещи. Мой кузен, Пэт Келли, командовал подлодкой “Стратеджем”, в той же флотилии, и его потопили в Малаккском проливе, всего за пару месяцев до этого. Спасся только один офицер. Для пленных это были черные дни, и с ними очень жестоко обращались. Мы все об этом знали. Немцев не любили, но их уважали, в особенности за их флот. Они хорошо и метко стреляли, лучше, чем итальянцы, но не такими были японцы».

О последних упоминает и другой командир, лейтенант-коммандер (впоследствии контр-адмирал, сэр) Хью Маккензи, прибывший на новенькой субмарине «Танталюс» в апреле. До этого он участвовал в средиземноморской компании как командир «Трешер», и у него были два абсолютно разных задания. Задания по патрулированию часто перемежались высадкой агентов и диверсантов по всему Дальнему Востоку, иногда прямо по заданию южно-азиатского отделения разведки Маунтбаггена, иногда по заданию Управления специальных операций. Оно имело отношения ко всем районам, несмотря на общий недостаток снабжения, трудности с союзниками или военными контролерами и сложности с доставкой агентов на позиции. Последнее легло в основном на плечи британской подводной флотилии, и часто задания заканчивались трагедией. Как вспоминает Маккензи:

«С апреля по сентябрь мы ходили во время патрулирования до пролива Малакка. Вода была мелкая, грязная, жаркая, трудная для навигации, везде — песчаные отмели, и было очень мало целей. Практически во время каждого патрулирования мы должны были высаживать агентов. Обычно мы подбрасывали их до западного побережья Малайи — подходили близко к береговой линии и отправляли их на сушу на разборных байдарках. Нам почти всегда удавалось успешно высадить их, но редко — подобрать, и почти всегда нас заставали врасплох японские самолеты, когда мы пытались приблизиться к ним. Было ясно, что японцы знали слишком много. Дело в том, что они взяли в плен множество агентов на берегу и применяли ужасающие способы получения информации от них — пытки, и поэтому узнали примерное место, где их должны были забирать. Агенты были очень смелыми людьми — знали, на какой риск они идут, и немногие из них возвращались назад. Большинство из них были британцами, которые оказались в Малайе перед войной».

Маккензи также участвовал в одном из наиболее противоречивых инцидентов войны на Дальнем Востоке — попытке взорвать японский флот в Сингапуре. Это было одно из 81 заданий, которые проводились на удерживаемой японцами территории австралийским отделом Управления специальных операций, или, как эта организация называлась в то время, Отделом разведки (также известным как Специальный отдел). Это было то самое задание, которое проводилось под названием «Операция “Римо“, что по-малайски значит «тигр». Эта миссия провалилась — трагическая миссия; операция сама по себе была амбициозной, да еще и увязла в «сотрудничестве» соперничавших друг с другом британских и американских административных военных организаций. Генерал Дуглас Макартур, например, производил на австралийцев такое впечатление, словно бы было недоволен их вкладом в войну на Тихом океане. Его тактика «я знаю лучше, чем любой из вас» явно не была чем-то необычным в любой ситуации. По словам Граффа Кортни (который, как мы помним, сопровождал генерала Марка Кларка в его специальной миссии к Орану), подозревали, что Специальный отдел (SDR) является троянским конем англичан, который они внедрили на американский военный театр, чтобы снова заполучить потерянные Британией колонии (в данном случае — Сингапур), когда война подойдет к концу и вдвойне восстановить свое влияние на Дальнем Востоке. В свою очередь, главная штаб-квартира будет терпеть SDR из политической вежливости по отношению к союзнику, но сделает его бессильным -так, что его можно будет без опаски игнорировать, и отведет ему место в тени, рядом с остатками австралийской армии. Каждый проект SDR должен был получить одобрение американской штаб-квартиры, даже если это одобрение давалось с неохотой; необходимый воздушный и морской транспорт следовало получать от соответствующих воздушных и военно-морских командиров, которые имели право отказать Штаб-квартира также непрямо, но ощутимо контролировала финансы SDR, и каждая планируемая операция, не получившая одобрения, умирала в зародыше от финансовой анемии.

Операция «Римо» была разработана по следам более ранней атаки на японский флот, начатой из Австралии. Это была операция «Джейвик», во время которой подполковник Айвен Лайон, откомандированный из шотландского полка Гордона для разведки и спецопераций, провел очень успешный рейд на Сингапурскую бухту. Складные байдарки были спущены с захваченного японского рыболовецкого судна, ныне известного как «Крейт»; пострадали семь кораблей, общим счетом в 40 000 тонн. Осенью 1944 года Лайон планировал другую, еще более крупную операцию, на этот раз с применением новых и предположительно секретных «брезентовых» подводных лодок, известных как «спящие красавицы» (MSC). Официально они назывались «моторные погружающиеся каноэ» и были изобретением Блонди Хейслера, руководителя «Героев Коклшелла», к тому времени служившему в штабе командования Юго-Восточной Азии Маунтбаттена. Предполагалось доставить 15 таких судов на субмарине на остров около Сингапура и оттуда начать атаку, в которой участвовали бы в основном подводные каноэ, и укрепить магнитные мины на японских кораблях «Спящие красавицы» в первый раз приняли бы участие в крупной операции

Что было в порядке вещей, генеральная штаб-квартира не придала операции первостепенного значения — из-за того, что к тому времени дальневосточная арена была очень загруженной, хотя для подводных операций Австралия значила больше.

С 1942 по 1945 год 122 американских, 31 британская и 11 голландских подводных лодок использовали австралийские порты, причем главную роль играл Фримантл. Более 60 подлодок использовали этот порт как действующую базу.

В августе операции «Римо» был дан зеленый свет, и снова операцию возглавил подполковник Лайон. Он руководил смешанной командой, набранной из британской и австралийской армий, Королевской морской пехоты, Королевского австралийского военно-морского флота и Королевского военно-морского добровольного резерва. Ранее засекреченный документ, подготовленный исследовательскими властями Австралии, гласит:

«Первоначальный план подготовлен в Лондоне и подразумевает следующее:

1. Подводный транспорт для района действий.

2. Разведку с субмарины базы, расположенной примерно в 70 милях от Сингапурской бухты Временно выбран остров Мерапас.

3. Снабжение этой базы с подводной лодки.

4. Захват местной джонки и погрузка на нее с подводной лодки группы, оперативного запаса и оборудования.

5. Джонка в качества плавучей базы плывет к месту встречи, с которого может начаться совместная атака 15 MSC на целевые районы.

6. Отступление к месту встречи Дальнейшее отступление на складных байдарках на предусмотренную базу.

7 Эвакуация с базы на подводной лодке».

Инструкция из Лондона также зловеще утверждала: «Если эвакуация не состоится в предусмотренный планом день, группа должна ждать следующие 30 дней, по истечении которых членам группы предоставляется свобода проводить самостоятельную подготовку к побегу». То, как именно им следует добираться домой, не указывалось.

Группа покинула Фримантл 11 сентября 1944 года на большой субмарине-минном заградителе «Порпойс» (лейтенант-коммандер Мершема), которая приобрела известность во время блокады Мальты — она провозила на своей минной палубе провизию и топливо. Теперь она везла 14 тонн запасов для операции «Римо». На борту также находились 11 складных байдарок и 15 моторизованных подводных каноэ. Без приключений они прибыли сначала на Мерапас, маленький, покрытый густым лесом островок в 70 милях к востоку от Сингапура. Лодка добралась до него 23 сентября, и разведка, проведенная после наступления темноты, показала, что Мерапас — подходящая база, с превосходным прикрытием и хорошим водоснабжением. Ночью 24 сентября запасы были выгружены с «Порпойс» на берег. Один офицер остался на месте охранять выгруженное, а остальные снова погрузились на «Порпойс» и отправились на поиски местной джонки

Прошло четыре дня, прежде чем было замечено подходящее судно — джонка «Мустика»; ее увидели у побережья Борнео. Ее остановили и захватили семеро членов группы «Римо». «Порпойс» приняла ее, и «Мустика» пошла к острову Педжантан, достигнув северного берега вскоре после полудня. В эту ночь оперативные запасы и оборудование, включая подводные суда, были перегружены с «Порпойс» на «Мустика», и субмарина ушла назад в Австралию. Она прибыла во Фримантл 11 октября 1944 года, с малайцами на борту — капитаном и восемью членами команды джонки, которых допросили. Были получены «некоторые полезные разведданные».

На обратной дороге у «Порпойс» начались проблемы с двигателем, и когда Хью Маккензи на «Танталюс» покидал Фримантл, отправляясь 16 октября в патрулирование, он обнаружил, что получил дополнительное задание — забрать группу «Римо» с места встречи у острова Мерапас. Предположили, что Маккензи может прервать патрулирование, чтобы забрать группу, примерно 7 ноября. Когда этот день наступил, у него на борту все еще были 15 торпед, значительные запасы топлива и не только, этого хватило бы для еще одного двухнедельного патрулирования. Продолжаем краткое изложение событий, которые готовились в Австралии:

«Поскольку главной целью Маккензи было нападение на японцев, ему не хотелось отвлекаться от патрулирования на этом этапе, чтобы забрать “Римо“. Кроме того, группе было сказано, что они могут ждать, когда их заберут, в любой день в течение месяца после первоначальной даты 8 ноября. Следовательно, Маккензи (после консультации со штаб-квартирой подводного флота — Д.П.) должен был отложить прерывание патрулирования до того времени, пока не потребуются топливо, запасы и расход торпед. Об этом сообщили майору Чепмену (офицер связи «Римо». —  Д.П.), и он согласился с предложенным раскладом. В итоге было решено устроить встречу 21-22 ноября. В 7:06 минут 21 ноября, после того как с поверхности стал виден берег, “Танталюс” погрузилась и подошла к северной оконечности острова Мерапас.

Перископная разведка не показала ничего подозрительного, хотя группы не было видно.

Субмарина всплыла точно рядом с островом в 19:16. Условия были подходящими для высадки, и было решено выгрузить складную байдарку около северо-восточного угла острова вскоре после восхода луны, в 23:45. Отсюда спасательная партия сможет высадиться на северном берегу. В 1:00 22 ноября “Танталюс” встала примерно в 600 ярдах от северо-восточной оконечности острова, и майор Чепмен и капрал Кротон пересели в байдарку. Затем “Танталюс” ушла в море, с намерением вернуться на следующую ночь.

В 21:50 22 ноября “Танталюс” встала в нескольких ярдах от северо-западной оконечности Мерапаса. Вскоре после этого подошла байдарка, в которой были только майор Чепмен и капрал Кротон. Чепмен доложил, что на острове не видно никого из группы “Римо”. Было решено, что дальнейшее ожидание рядом с остовом и попытки вернуться потом ничего не дадут. “Танталюс” беспрепятственно отошла и уплыла во Фримантл. На острове майор Чепмен обнаружил следы, показавшие, что вся группа была здесь и, очевидно, в спешке ушла. Найденные следы показали, что группа снялась с места по крайней мере 14 дней назад. Не было оставлено никакого послания, и не было видно никаких признаков боя или борьбы».

Приведенный ниже отчет о потере группы «Римо» был составлен после войны по материалам допроса японских военнопленных и местных жителей. В отношении передвижений группы он выглядит несколько гипотетично:

«1 октября группа “Римо” на джонке “Мустика” отплыла на остров Пулау-Лабан через проливы Тамланг и Суги. Пулау-Лабан, расположенный в 11 милях от бухты Кеппел, был точкой, откуда, как намечалось, должна была начаться атака. 6 октября вблизи Пулау-Лабан (и, вероятно, когда члены группы готовились выгружать “спящие красавицы”) к “Мустика”, на которой была группа “Римо”, подошла лодка местной полиции. По ошибке приняв лодку за японское патрульное судно, члены группы открыли огонь перебив всех местных полицейских, бывших в ней. Затем полковник Лайон решил, что, поскольку операция перестала быть секретной, ее следует прекратить из-за необходимости сохранить тайну моторизованных подводных каноэ. Поэтому последние были уничтожены, а вся партия разделилась на четыре группы. У каждой группы была своя резиновая лодка и приказ своим путем возвращаться на остров Мерапас. Через три дня японцам стало известно о случае с местной полицией, и все островные гарнизоны были брошены на поиски. По совпадению, все четыре группы встретились на острове Соле, где произошел бой с японцами. Во время перестрелки были убиты руководитель партии, подполковник Лайон, и еще один офицер. Остальные бежали к Мерапасу. По дороге был убит еще один старший офицер, подполковник Дэвидсон. Группа оставалась на острове до 4 ноября, когда ее снова обнаружили и атаковали японцы. Несколько японцев было убито, а группа не понесла дальнейших потерь.  Затем партия разделилась на маленькие группы и двинулась на юг. С этого момента их передвижения неясны. О троих известно, что они захватили китайскую джонку, которая направлялась на остров к востоку от Тимора. Одного из них утащила акула, другой был убит китайцем-членом команды, а третий, лейтенант Сарджент, попал в плен и больше его не видели.

В течение следующих нескольких дней остальные 11 членов партии были взяты в плен в разных точках. Их всех отправили в Сингапур в декабре 1944 года, где один из них потом умер от болезни. Судьба остальных так и не была выяснена. Полагают, что они погибли в перестрелках с японскими поисковыми партиями».

Десять оставшихся в живых пленных предстали перед японским трибуналом, и их приговорили к смерти. Приговор был приведен в исполнение 7 июля 1945 года, за месяц до капитуляции Японии. Им «оказали честь» и торжественно обезглавили. Так трагически закончилась неудавшаяся операция, о которой австралийцы никогда не забывали. Когда о ней упоминают, то до сих пор осуждают то, как партия «Римо» была на месяц оставлена на территории, кишащей японцами, хотя субмарина должна была забрать их во время патрулирования. Еще раз раскол между военными патрулями и секретными миссиями, «навязанными», как выражаются некоторое, подводному флоту во время войны, стал предметом жарких споров. Другим моментом, из-за которого операция «Римо» пошла прахом, стало то, что по настоянию Лондона была поставлена под угрозу безопасность, чтобы не рисковать «секретными моторизованными подводными судами». Жизни 22 человек показались менее важными, чем то, что 15 бесполезных игрушек попали бы в руки японцев.

Попытки взорвать японский флот в Сингапуре не были оставлены. Х-лодки могли рассчитывать на успех! После бергенской атаки в Европе у них оставалось мало мишеней, и было решено отправить их на Дальний Восток. Шесть лодок погрузили на борт корабля-базы «Бонавенчур», переделанный «клановый» лайнер, который до этого был в распоряжении шотландских горцев и прибыл в первую неделю апреля 1945 года. Командир Фелл передал управление 7-й флотилией Соединенным Штатам, но, казалось, X лодкам суждено быть в тени, пока им не поручили специальную операцию по перерезанию подводных коммуникационных кабелей между Сингапуром и Гонконгом с одновременным нападением на крейсеры в проливе Джохор, у Сингапура. 27 июля субмарины «Спарк», «Стиджиэн» и «Спирхед» вышли из Бруней на Борнео, а «Силин» — из бухты Субик на Филиппинах; каждая из них тянула на буксире карликовую субмарину.

Высадка была назначена на 31 июля. Лейтенант Шин и его команда на ХЕ-4 успешно перерезали провод, соединявший Гонконг и Сайгон, и провод, соединявший Сайгон и Сингапур. Операция была проведена великолепно, в особо тяжелых обстоятельствах и, как обычно при подобных заданиях, куски кабелей были привезены назад в качестве доказательства. Лейтенант Уэстмакотт  и его команда на ХЕ-5 с трудом прорвались к своей цели в тщательно охраняемых водах Гонконга. Здесь они провели три с половиной дня, пытаясь выполнить задание, срываясь в открытое море каждый раз, когда появлялись патрульные суда. Однако попытка не удалась, и им пришлось вернуться на базу.

В это время лейтенант Иан Фрезер был отправлен в Сингапурскую бухту на ХЕ-3, чтобы взорвать японский тяжелый крейсер «Такао», а лейтенант Смарт на ХЕ-1 должен был сделать то же самое с «Миоко». Фрезер вспоминает:

«Из Лабауна на Борнео до Сингапурского пролива надо было пройти около 600 миль на буксире. Мы отправились в плавание в последнюю неделю июля 1945 года, нас тянула “Стиджиэн”. На входе в Сингапурский пролив мы сменили команды. Команда, бывшая на ХЕ-3 во время перехода, покинула ее, а я со своей основной командой заняли место в ней. Мы отцепились от буксира и начали двигаться вверх по Сингапурскому проливу, пока не достигли самого острова Сингапур Крейсер, который нам надо было атаковать, находился в старом доке Адмиралтейства на северной стороне Сингапура Это означало 12 мильный переход вверх по узкому каналу, огибавшему северную оконечность острова, этот канал назывался пролив Джохор.

Мы прошли через бон, ворота которого были открыты в бухту, около девяти часов утра 31 июля. Мы двигались по каналу, пока не увидели “Такао”, надвигавшийся на нас спереди. Он был тщательно замаскирован и стоял близко к берегу. Думали, что его будут использовать как плавучую батарею против британских войск, идущих из Бирмы. Я дал всем членам команды посмотреть в перископ. Один из них был новозеландец, “Киви” Смит. Я так и не узнал его настоящего имени. У меня был артиллерист-механик, которого звали Чарли Рейд. А водолазом был старший матрос: Мадженнис. Я дал им всем посмотреть на “Такао” в перископ перед тем, как мы начали атаку — очень нервничали, особенно когда погрузились и увидели корпус корабля через бортовой иллюминатор.

Мы прошли под кораблем и легли на дно. Водолаз Мадженнис вылез из лодки и, к своему ужасу, обнаружил, что все днище корабля сплошь покрыто ракушками. Ему пришлось соскребать их водолазным ножом, чтобы укрепить магниты. Это была довольно сложная работа: чтобы укрепить шесть магнитных мин, ему понадобилось сорок минут. Все они были заряжены и готовы взорваться. Он вернулся на субмарину, я дал полный ход — но ничего не произошло. Мы не могли сдвинуться. Начался отлив, и мы застряли в очень узкой дыре под кораблем, на который только что повесили целую гирлянду магнитных мин. Было похоже, что уровень воды упал на фут или около того, и “Такао” тоже опустился

Подлодка не могла двинуться с места. Мы могли только попытаться так или иначе вырваться. Полный вперед, полный назад, продували цистерны, заполняли цистерны. Это продолжалось добрых 20 минут, и за это время я немного обезумел. В конце концов мне удалось промять ложбину в морском дне, мы вырвались и прилично шли по морскому дну, когда обнаружилось еще одно затруднение. Мы сбросили контейнеры после установки магнитных мин, но заметили, что одна из них повреждена и прочно застряла, так что одна была, а другой не было, отчего наша лодка скособочилась. Она все время кренились на правый борт. Мадженнису снова пришлось выбраться из лодки в своем водолазном костюме и уравновесить ее. Он делал это, находясь в 50 ярдах от крейсера и в 30 футах очень чистой воды. Любой, кто посмотрел бы вниз, мог бы увидеть постоянную черную тень. Еще хуже было то, что у Мадженниса протекал водолазный костюм и на поверхность поднимался поток пузырьков.

Наконец он освободил боковую грузовую цистерну, снова забрался в лодку, и мы двинулись из пролива Джохор и дальше в море. Взрыватель был установлены на шесть часов. Иначе говоря, он должен был сработать в тот вечер около девяти часов. К этому времени мы порядком устали, так как находились в лодке что-то около 56 часов и, чтобы не спать, выпили таблетки бензедрина. В девять часов я остановил лодку и поднял всех на палубу, чтобы увидеть — если мы могли что-то увидеть, — как взорвутся заряды. Точно в назначенное время прогремел ужасающий, просто великолепный взрыв. Мы немного порадовались, потом продолжили путь, встретились со “Стиджиэн", снова поменялись командами, и нас на буксире привели назад, в Лабаун.

Но не все было гладко. Через пару дней мы с кэптеном Феллом просматривали фотографии того места, сделанные с воздуха. Старый “Такао” все еще был там, предположительно сидя на дне. Нельзя было сказать наверняка, так как он был в очень мелкой воде. Но он точно не разлетелся на куски, как мы представляли себе по силе взрыва.

Кэптен Фелл сказал: “Это можно исправить только одним способом. Вам придется снова вернуться туда и сделать еще один заход”.

Это ужасно меня расстроило — я думал, что атака была успешной, а теперь приходится возвращаться... хорошее дело! Но мы сказали “ладно” и назначили возвращение через восемь дней. 9 августа я сидел на палубе “Бонавенчура” и смотрел кино. Х-лодка была готова к отплытию в тот день, на ней были новые запасы и новая взрывчатка. Вдруг фильм прервали, — вышел командир и объявил, что на Нагасаки была сброшена ядерная бомба. Нашу маленькую операцию отложили. В итоге, конечно, Япония капитулировала, так что нам не пришлось возвращаться в Сингапур. Я был очень рад этому.

Вместо этого меня сделали старшим офицером подводного флота в Сиднее, а потом я узнал, что меня и Мадженниса наградили Крестом Виктории. Мы оба должны были получить награду из рук короля, в Букингемском дворце. Было решено, что на обратном пути я отправлюсь в Сингапур, чтобы выяснить, что случилось с “Такао"! что я и сделал. Меня провели на борт офицеры-японцы. Один из них учился в Оксфорде, и его английский был совершенным. Он показал мне корабль до самого днища. Объяснение было в том, что “Такао” стоял в очень мелкой воде, и единственное место, куда мы могли попасть на Х-лодке, было под его серединой, где глубина составляла примерно 18 футов. От носа до кормы под кораблем было всего от 4 до 6 футов. Все снаряды взорвались, но не так, как ожидалось. Предполагалось, что они воспламенят боеприпасы на борту корабля, но боеприпасов там не было. Боеприпасы с него сняли. Теория о том, что корабль собираются использовать как плавучую батарею против британских войск, была неверной, и на борту была только команда технического обслуживания. Поэтому крейсер опустился всего на 6 футов по сравнению с первоначальным положением. Я узнал, что за мощный взрыв мы видели, -это взорвался самолет, который разбился при посадке в аэропорту. Таков был конец истории. Японцы не усмотрели в этой ситуации никакой насмешки. Они смотрели на это с иной точки зрения, чем мы».

Приказ о награждении Фрезера Крестом Виктории заполнял некоторые пробелы, которые он оставил в своем рассказе:

«Во время долгого похода к Сингапурскому проливу ХЕ-3 добровольно вышла из безопасного канала и вошла в заминированные воды, чтобы избежать гидрофонных постов. Отвага и решительность лейтенанта Фрезера выше всех похвал. Поход туда и обратно означал 80 миль в водах, заминированных как неприятелем, так и своими, мимо гидрофонных позиций, через ловушки и контролируемые минные поля и через проволочный бон».

А вот что было сказано о старшем матросе Джеймсе Мадженнисе:

«Мало кому понравилось бы устанавливать магнитные мины, а потом возвращаться на судно. Тем не менее Мадженнис продолжал работу до тех пор, пока не укрепил все мины после чего, невероятно уставший, вернулся на лодку. Вскоре после отступления несмотря на свою усталость, утечку кислорода и то, что его вполне могут заметить, Мадженнис снова вызвался оставить судно, чтобы освободить поврежденный магнитный держатель. Он проявил величайшее мужество и преданность долгу, полностью пренебрегая личной безопасностью».

Бои на Дальнем Востоке завершились. В последний год, с сентября 1944 по август 1945, британские и голландские субмарины 94 раза патрулировали район Юго-Восточной Азии, базируясь на Цейлоне, и 79 раз — в юго-западном районе Тихого океана, имея базы по Фримантле и заливе Субик. Хью Маккензи на «Танталюс» поставил в последние месяцы рекорд по продолжительности патрулирования среди британских субмарин. Он провел в зоне патрулирования 39 дней и прошел 11 692 мили. Коммандер Артур Хецлет на «Тренчент» в последние недели был объявлен героем. В июне 1945 года он потопил тяжелый японский крейсер «Асигара», который перевозил тысячи солдат для укрепления Сингапура. В добавление к своему ордену «За безупречную службу» Хецлет получил еще американский орден «За боевые заслуги» за атаку, названную блестящей. Во время этой атаки он выпустил 8 торпед с расстояние в 3650 метров, и пять из торпед попали в цель.

Старая боевая лошадка «Порпойс», которая принимала участие в каждой кампании на каждом театре военных действий с самого начала войны, не смогла вернуться из своего четвертого патруля, во время которого устанавливала мины в Малаккском проливе. Считают, что она затонула, подорвавшись на мине между 16 и 19 января, причем все 59 человек команды погибли. «Порпойс» была семьдесят четвертой — и последней — подводной лодкой, которую Британия потеряла во Второй Мировой войне