Только через неделю Тора с Гэнбой сумели найти время, чтобы выбраться в город. Стоял последний месяц года, и погода отнюдь не радовала теплом. А дел в доме нашлось множество, и самыми насущными из них были ремонтные работы, хотя даже Акитада понимал, насколько неуместны звуки молотка и пилы в доме с траурной табличкой на воротах.

И вот наконец дружная парочка отправилась в город, держа путь в его южную часть. День начинал клониться к закату. Холодные серые тучи заволокли небо, грозя разразиться снегопадом. В стеганых ватных кимоно и сапогах на подкладке они бодро шагали в сторону набережной, мечтая поскорее отведать ночной жизни.

Они шли через жилые кварталы, где вдоль тихих пустынных улиц тянулись беленые стены, скрывавшие за собой низенькие приземистые постройки и разросшиеся вширь сады. Лишь иногда им встречался какой-нибудь слуга, метущий землю перед солидными воротами, или одинокий паланкин со спешащим по делам седоком.

Чем дальше они углублялись на юг, тем больше менялся характер окрестностей. Домишки здесь были победнее и теснились друг к другу, едва не соприкасаясь крышами; и вместо пышных густых садов теперь встречались только жалкие кучки деревьев, сиротливо цеплявшихся за свинцовое небо своими костлявыми руками-ветками. Жили здесь преимущественно торговцы. Дома служили им и рабочим местом, и кровом для сразу нескольких поколений семьи. Дворы их мели жены или кухарки, а из прохожих чаше всего встречались покупатели или приказчики, шныряющие из двери в дверь.

Гэнба, как всегда, привлекал к себе восхищенные взгляды. Да и как не заметить такого великана, статью и мощью скорее походившего на шагающее дерево, нежели на человека? По походке в нем легко можно было узнать борца, а борцы везде в почете. Поэтому неудивительно, что люди, завидев его, останавливались и восхищенно глазели ему вслед.

А он, добродушный и счастливый, как ребенок, которого вывели на прогулку, улыбался им в ответ и время от времени напоминал Торе:

— По-моему, близится час ужина, а?

— Рановато еще для ужина, — отвечал ему Тора, пребывавший в не менее бодром расположении духа, чем его спутник. — Давай-ка лучше подадимся в веселый квартал. Может, девчонок каких встретим?

— Да какие девчонки в такой холод? Жди, выйдут они тебе на улицу! — уверенно возразил Гэнба. — Люди сейчас стараются забиться под крышу и набить себе пузо чем-нибудь горяченьким. — Он смерил Тору испытующим взглядом и прибавил: — Тогда уж лучше в какой-нибудь чайный дом. И девчонки твои уж точно все будут там в такую-то погоду.

Тора призадумался.

Они добрались до веселого квартала, но, как и предсказывал Гэнба, здесь оказалось пустынно — лишь изредка пробегал одинокий прохожий, а женщин и подавно не было видно. Бедняга Тора заглядывал в каждое окно, но все они были затянуты бумажными ширмами или занавесками.

Тогда он предложил зайти куда-нибудь выпить по чарке вина, но у Гэнбы на этот счет имелись более основательные мысли.

— Хозяин хотел, чтобы мы разузнали про актеров. Так пойдем туда, где актеры едят! — предложил он.

Для этого им пришлось распрощаться с уютными улочками веселого квартала и выйти на ветреную набережную. Шквалы холодного северного ветра едва не сбивали с ног. Река Камо, покрытая рябью, шевелилась, словно живая.

— Тьфу ты! Ну и погодка! — пожаловался Тора, всматриваясь вперед.

На здешних улочках обитали рыбаки, но постепенно их тесные хибары начали сменяться длинными рядами лавок и харчевен, тянувшихся вдоль реки. По сути дела, это была восточная оконечность города, и здесь Тора с Гэнбой надеялись разведать что-нибудь о бродячей труппе под руководством Уэмона.

Тора готов был заглядывать в каждое встречное заведение, но Гэнба упрямо топал по направлению к довольно большому зданию, высившемуся посреди квартала. На его низенькой двери висела вывеска с названием «Приют речных дев», и, судя по всему, заведение это процветало. Из-за двери и окон слышался басистый гул голосов. Почуяв ароматы рыбной кухни, Гэнба зашевелил ноздрями, причмокивая губами в предвкушении.

В тускло освещенном зале их прихода никто не заметил. Многочисленные столы и деревянные скамьи были расставлены здесь для удобства путешественников и тех, кто забежал перекусить наспех. Но пожалуй, главной причиной этого практического решения был чудовищно грязный пол. Посреди зала между столов и скамей располагалась кухня. Здесь над огнем было подвешено несколько громадных котлов, за которыми приглядывал раздетый по пояс мускулистый здоровяк с лоснящимися от пота лицом и грудью и повязкой на лбу. Время от времени он прекращал помешивать свое варево, чтобы наполнить черпаком очередную миску, протянутую ему кем-нибудь из подавальщиков. Гости шумели, то и дело отвешивая в адрес повара грубые мужские шутки.

Тора первым делом начал озираться в поисках женщин, но Гэнбу интересовали совсем другие вещи. Благодушно улыбаясь, он схватил Тору за локоть и потянул его к одному из столов поближе к котлам. Там он опустился на скамью рядом с каким-то стариком, угрюмо разглядывавшим содержимое своей чарки.

— Не возражаешь, братец, если с тобой посидят два усохших от жажды человека? — спросил Гэнба на местном наречии.

Глядя на грязную одежду и небритый подбородок старика. Тора сразу смекнул, что это не иначе как местный пьяница.

Тот поднял на незнакомцев затуманенный взор.

— А чего возражать? — проговорил он скрипучим голосом, с трудом выговаривая слова. — Пить в одиночку грустно, а грусть губит здоровье. Это еще древние заметили.

Тора с Гэнбой переглянулись. Дедок выражался как образованный, что совсем не вязалось с окружающей обстановкой и его собственной наружностью. Пьяница, словно прочтя их мысли, вдруг хитровато усмехнулся и поднял свою чарку. Осушив ее до дна, он махнул ею здоровяку-повару и крикнул:

— А ну-ка, Яси, плесни мне еще твоего эликсира счастья! А то я чую, синие демоны вроде снова наседают на меня!

«Синие демоны? Этот старик, случаем, не продавец ли всяких заклинаний — из тех, что сидят в толчее на базаре?» — подумал Тора. Некоторые из них называют себя кудесниками и утверждают, что могут вызвать демонов, когда им захочется. Теперь он с любопытством и очень осторожно изучал пьяницу.

Повар посмотрел в их сторону, заметил двух новичков и крикнул старику:

— Хватит с тебя! И прятать тебя больше не буду! А уж тогда хозяин тебя обязательно найдет, если опять окажешься в сточной канаве да еще, чего доброго, схлопочешь перо в бок!

Эта смешная угроза немного успокоила Тору — пьяница оказался всего лишь чьим-то слугой.

Но старик, вперив в повара мутный взгляд, поднялся, покачиваясь.

— Любезнейший! — проговорил он с невероятным достоинством. — Я оскорблен вашей грубостью, равно как и вашим тоном. Хочу поставить вас в известность, что я никакой не слуга. По воспитанию и образованию я равен благородным, а если и служу, то нахожу в этом великое удовольствие. — Но эту красивую речь он тут же испортил, закачавшись и повалившись назад так неожиданно, что Гэнбе пришлось вскочить, чтобы поймать его. — Спасибо, мой благородный друг, — пробормотал старик, растопырив руки. — Всему виной головокружение. Знакомое предупреждение.

— Предупреждение? Какое? — спросил Тора.

— А-а… — сказал старик, стреляя по сторонам слезящимися глазами и все еще неловко разводя в воздухе руками. — Вы с вашим другом слишком молоды, чтобы понять, каково живется старому ученому, вынужденному скатиться до таких низов. Вы ведь не прожили долгой жизни в стране, где знания и интеллект никому не нужны. А сказать я хотел вот что: у меня всегда кружится голова, как только синие демоны начинают наседать. И вот опять я, кажется, как назло куда-то задевал деньги…

Тора огляделся по сторонам в поисках синих демонов, но увидел вокруг обычных людей, которых больше интересовала еда в собственной миске нежели какой-то чудной старик, кривляющийся за чужим столом.

— И где же эти демоны? Что-то я их не вижу! Гэнба усмехнулся:

— Да он имеет в виду свои грустные мысли, ради которых и пьет. Может, составите нам компанию, господин? — предложил он старику, вытягивая из-за пояса связку монет. Когда тот поклонился в знак согласия, Гэнба махнул подавальщику: — Эй! А ну-ка тащи сюда побольше вина и еды на троих!

— Как щедро с вашей стороны, господин, предложить помощь незнакомому несчастному человеку, — сказал старик. — Позвольте представиться: Харада, доктор математических наук, в настоящее время служу управляющим у своего коллеги профессора Ясабуро в Кохата. А теперь позвольте узнать ваше благородное имя и звание — чтобы я смог вернуть долг.

— Я — Гэнба, а это мой друг Тора. Только что уж там считать какие-то медяки? Нам совсем неохота есть и пить одним. Вместе-то веселее!

Харада раскланялся, сообщил, что несказанно рад новому знакомству, и вызвался расписать им местные достопримечательности. Он уже начал свой цветистый рассказ, когда подавальщик принес полный кувшин вина, две чистые чарки и огромное блюдо с маринованной редькой. Харада наполнил чарки, разлив мимо только самую малость, а Гэнба накинулся на закуску.

— Так вы, оказывается, просто управляющий в хозяйстве? — сказал Тора, у которого из головы не шли синие демоны. — То есть вы не предсказываете судьбу и не вызываете всяких там духов?

Повар, слышавший эти слова, не удержался:

— Все его духи водятся на дне чарки. Пьянь он синюшная.

Харада, и не думая обижаться, ответствовал:

— А вот и нет, дражайший мой командир кастрюль и сковородок. Питие — это самое простое из того, что я делаю. Я держу на своих плечах весь мир, и нескончаемые заботы день за днем изнашивают меня.

— Угу! А от винца этот твой мир начинает ходить ходуном, пока у тебя в глазах не помутится, — огрызнулся повар, наливая черпаком огромную миску рыбной похлебки. Потом, вручив ее подавальщику и кивнув на их стол, он сказал, обращаясь к Торе и Гэнбе: — Да все просто, проще некуда. Когда он не в духе, он пьет. После первой чарки ему, как водится, легчает. Тогда он опрокидывает вторую и чувствует себя уже совершенно другим человеком. Но этому другому человеку тоже подавай выпить, вот он и надирается до синевы… Вечно налижется так, что потом ползком до дому добирается да горланит во всю глотку!

Шутка эта была встречена дружным хохотом. Харада было запротестовал:

— Да я пью, только чтобы успокоиться! Но с другого стола кто-то крикнул:

— Ага! Знаем, знаем! Вчера вот, например, так успокоился, что двигаться не мог!

— Придурки! — пробормотал Харада. С презрением отодвинув в сторону миску с похлебкой, он наполнил свою чарку из кувшина и сказал: — Вот китайские поэты знали толк в вине! Вино выпускает на волю талант, освобождает его от оков повседневной суеты. — Он опустошил свою чарку. — «Наполню чарку я свою, не дам засохнуть ей». Это сказал По Чу-и. А Ли По сказал вот как: «Любить могу вино я, не стыдясь богов». Ли По, конечно, знал, что без толку объяснять такие вещи трезвому человеку. Настоящий поэт должен насыщать свою душу, а не брюхо набивать. — Оторвав взгляд от пустой чарки, он увидел, как Тора с Гэнбой проворно уплетают похлебку. Подергав носом, он задумчиво посмотрел на свою миску и придвинул ее к себе.

Гэнба между тем разделался со своей порцией и сидел, довольно причмокивая. Увидев это, польщенный повар отправил ему огромную тарелку с варенным на пару угрем — козырным блюдом здешней кухни.

— Так вы, стало быть, поэт? — спросил Тора у нового знакомого. — А то мне вроде показалось, вы говорили, что управляете каким-то хозяйством.

— Не хозяйством, а поместьем. — Харада остановил на Торе усталый взгляд, потом, выразительно рыгнув, сказал: — Вы, молодой человек, возможно, этого не знаете, но поэта не столько интересует постоянный доход, сколько х-хороший х-хозяин. Вот п-профессор Ясабуро, мой старый друг и коллега, он-то вот очень в-ве… великодушный человек и пользуется моими талантами, когда в них есть нужда. — Хлебнув из чарки, он снова рыгнул и продолжал: — В моем лице вы видите сейчас посланника доброй воли, носителя счастливой вести, хранителя той субстанции, что привносит радость в жизнь даже самых законченных п-прагматиков. Одним словом, я только что закончил миссию милосердия. — Тяжко вздохнув, он сложил руки на столе, уткнулся в них лицом и отключился.

Тора, слушавший все это время лишь вполуха, повернулся к Гэнбе и с удивлением обнаружил, что тот перестал есть. Блюдо с угрем стояло рядом почти нетронутым. Застыв с палочками в руке и даже не донеся до рта аппетитный кусочек, он сидел с отвисшей челюстью и смотрел куда-то через плечо Торы.

Тора обернулся выяснить, что же повергло Гэнбу в такой ступор. В зале было полно народу. За соседним столом шестеро мужчин, по виду скорее всего рыбаков, травили байки за чарочкой вина. За другим столом несколько женщин ели рыбную похлебку и обсуждали свои дела. У самой дальней стены какой-то степенный старик возглавлял семейную трапезу. А рядом с ними оживленно ссорилась супружеская пара. Тора так и не понял, что могло привлечь внимание Гэнбы. Выдернув палочки из застывших пальцев Гэнбы, он спросил:

— На что ты пялишься?

Гэнба опомнился.

— Ух! Ну и ну!.. — Он вдруг покраснел. — Видишь вон ту молодую женщину? Так вот по мне — она самое поразительное создание, какое я когда-либо встречал.

Тора внимательно изучал женщин. Симпатичные девчонки, подумал он, с удивлением и удовольствием отметив про себя, что Гэнба, кажется, заинтересовался-таки противоположным полом. Наверное, он имел в виду вон ту шустренькую, похожую на игривого котенка. Впрочем, и другие тоже ничего себе. Была среди них женщина годами постарше — наставница или, может быть, тетушка. Разглядев ее пышные формы, Тора недоуменно заморгал. Она возвышалась как гора среди хрупких молодух и места занимала не меньше двух мужиков. Широченные плечи, огромная вздымающаяся грудь, пышные руки — все это выпирало под нарядным черным шелком, а круглое румяное лицо кокетливо обрамляли завитые колечками пряди волос, игриво зачесанных набок. При виде этого зрелища Тора едва не заржал в голос. И ничего удивительного в том, что она была такая толстая — ведь она уплетала еду со скоростью, поразившей даже его, так хорошо знакомого с аппетитом Гэнбы. Палочки в громадных ручищах мелькали со скоростью молнии от одной миски к другой; пухлые мизинцы растопырились в разные стороны, пока она, самозабвенно чмокая и хлюпая, втягивала в себя похлебку, не разбираясь, где гуща, а где жижа. Тора повернулся к Гэнбе.

— Они и впрямь милашки, но ты посмотри на эту тетку! Сроду я не видал, чтобы женщины так ели. Неудивительно, что она толстая, как Хотэй.

Гэнба непонимающе смотрел на него, потом нахмурился.

— О чем это ты? Да она самая красивая женщина из всех, что мне доводилось видеть! Только посмотри, какая у нее розовая кожа, какой восхитительный ротик, а какое роскошное тело! А ест-то она как! Изящно, будто благородная дама! Уж никак не сравнишь с ее подружками. Я вообще не понимаю, чего ты вечно находишь в этих крохотных костышках, которых, судя по всему, предпочитаешь. Тора был ошеломлен.

— Да ты с ума сошел, не иначе! Это же просто какая-то разжиревшая шлюха, которая не может больше принимать клиентов, вот и содержит теперь заведение, а девчонок привела сюда поужинать. Да оставь ты ее в покое, далась она тебе! Она облапошит такого простака, как ты, вмиг — выудит у тебя все до последнего медяка, а потом еще посмеется над тобой со своими девчонками.

Гэнба встал, лицо его было мрачнее тучи.

— Доброй ночи! — рявкнул он.

— Ты куда? — спохватился Тора, указывая на недоеденное угощение. — Мы же еще не закончили с едой и даже не приступили к нашим делам. Так пока никого и не расспросили.

— Расспрашивать будешь сам, — бросил Гэнба через плечо и направился к столу, за которым сидели женщины.

Тора изумленно смотрел ему вслед. Перед ним был совсем другой Гэнба — не тот, что обычно шарахался от женщин. А Гэнба уже раскланивался перед толстухой и девушками. Лица их были густо размалеваны, и они явно не чурались мужской компании, потому что Гэнбе было тут же позволено присесть за стол рядом с худенькой красоткой, чьи брови были выщипаны, а вместо них нарисованы искусственные высоко на лбу — как это было принято у некоторых придворных дам или актеров, исполняющих женские роли. Тора сокрушенно качал головой. Ну Гэнба! Ведь пожалеет потом! Он даже поднялся и хотел последовать за приятелем, потому что чувствовал себя обязанным защитить этого простака от хитрых уловок уличных красоток. Но едва он сделал шаг в их сторону, Гэнба свирепо зыркнул на него, и Тора поспешно вернулся на свое место. Ну и ладно! Пусть получит хороший урок, подумал он и принялся за еду.

Рядом тихонько похрапывал Харада. Тора поймал на себе взгляд повара и спросил:

— Ну а с ним что будешь делать? Тот посмотрел на пьяного:

— С ним-то? Да ничего. Пусть остается. Он вообще-то безвредный. Приходит в город по делам своего хозяина, все поручения выполнит, а потом сюда — пропить все до последнего. А я вот приглядываю за ним, поскольку он тратит свои денежки здесь. Утром вытолкаю его, как водится, на дорогу — пусть плетется домой.

Тора отпил из своей чарки и сказал:

— А я вот слышал, к вам сюда и актеры заглядывают, когда наезжают в город.

— Конечно, заглядывают. Некоторые уже вернулись. Готовятся к зимним праздникам и к изгнанию злых духов, что проводится в конце года.

— А про труппу Уэмона ты ничего не слышал?

— Уэмона? Понятное дело, слышал. Его все знают! Сам-то он, конечно, старик, но актеры его все сплошь молодцы. Выступают даже перед знатью. — Он окинул взглядом зал. — Дандзюро лучший у него в труппе. Обычно заглядывает ко мне, только я его еще не видел с тех пор, как они вернулись. Наверное, женился наконец на своей девчонке по имени Охиса да обзавелся домом.

— А не знаешь, где бы я мог найти этого Уэмона? Повар не спешил с ответом, оглядывая Тору с головы до ног.

— А зачем он тебе?

— Да так, сугубо личный интерес. — Тора погладил усы и подмигнул. — Девчонка у них есть красивая в труппе.

Повар вдруг сразу замкнулся.

— Если ты гоняешься за кем-то из девчонок Уэмона, то можешь забыть об этом. Он человек уважаемый, и люди у него работают порядочные. Так что пойди лучше поищи где-нибудь у тетушек в веселом квартале.

Тора насупился.

— Да ладно тебе! Может, он просто не знает, на что горазда его молодежь. А я вот знаю. Ты сам-то их когда видел?

Повар усмехнулся:

— Конечно. Довольно часто ко мне захаживают — пожрать да выпить. Кстати, если ты уже встречался с ними, то должен был видеть тех девушек вместе с госпожой Вишневым Цветом. Да они были здесь, когда вы с приятелем пришли.

Тора мысленно проклинал себя за то, что упустил шанс. Теперь вот придется разыскивать.

— Ну а где они живут, когда наезжают в город?

— Какой ты настырный! — сказал повар, прищурившись. — Уж не знаю, что у тебя за дела к ним, но ты врешь. Может, ты насильник какой или маньяк. А может, полицейский. Посмотри на себя, какой у тебя важный вид. Нет, как ни крути, а я не могу помочь тебе.

«Скорее не хочешь», — подумал Тора. Ему хотелось объяснить повару, что он не насильник и не полицейский, но он понял, что опоздал с такими увещеваниями. В заведениях, подобных «Приюту речных дев», было принято заботиться о своих постоянных посетителях. Он вздохнул и обернулся назад, ища глазами Гэнбу, но стол, за которым тот сидел, уже пустовал. Гэнба смотался, предоставив ему платить по счету за ужин на троих.

На улице уже, как и полагалось в зимнюю пору, стояла темень. Тора задрал воротник и огляделся вокруг. Гэнбы в помине не было. С гор по-прежнему дул холодный ветер, свистя в переулках. От его порывов фонари перед заведением раскачивались в разные стороны. Их тусклый свет отражался в темных водах реки Камо, напоминая резвящихся в бешеной пляске светлячков. Редкие прохожие торопились мимо, подняв воротники и пряча руки поглубже в рукава.

Тора смиренно пожал плечами. Ему ничего не оставалось, как попытать удачи в других заведениях.

Через час, продрогший и унылый, он заглянул в какой-то полуразвалившийся кабак на дальних задворках квартала, и здесь удача повернулась к нему лицом. Хозяином этого подозрительного заведения оказался чудовищно неопрятный тип примерно Ториного возраста. Его длинные волосы и борода давно не знали воды; из одежды на нем были только замызганные полотняные штаны, предусмотрительно подвязанные на волосатом животе драной узловатой веревкой, да рубашка, не сходившаяся на груди и поэтому распахнутая впереди. Он скорее походил на уличного бродягу, нежели на добропорядочного владельца питейного заведения. Ко всему прочему, сразу же стало ясно, что его не заботила и такая вещь, как чистота речи — в придачу к грязной наружности он был еще и сквернословом.

После первой же его цветистой матерной рулады лицо Торы просияло. Он подсел к трем босоногим работягам, прильнувшим к стойке, и крикнул:

— Вот задница! Да это ж человек из Цукубы! Хозяин заведения внимательно оглядел опрятное синее кимоно Торы.

— Да, — сказал он. — Ну а ты тогда кто же?

— Э-эх!.. Что же ты, кусок коровьего дерьма, песья ты отрыжка, вонючая ты медвежья блевотина, не узнаешь своих соседей?! Отупел, что ли, вконец?

После таких слов хозяин заметно расслабился и пробормотал:

— О, отварить мои яйца в кипятке! А по разговору и впрямь из соседей! Какая деревня?

— Охори.

Приятно удивленный, хозяин заорал:

— Не-е! Я-то вырос на другом берегу. Мы с моим стариком все рыбачили там, а улов возили продавать к вам в Охори. Вы еще, ублюдки, все в нас камнями кидались с берега. А мы с приятелем потом забрались к вам ночью и продырявили все бочки с водой в деревне.

Тора загоготал.

— Нас только пропустили. На следующий день полдеревни забилось в нашу баню. Ну ладно, скажи, а сюда-то ты как попал?

— Из-за проклятой воинской повинности. Я был еще совсем зеленый, когда меня сгребли эти вшивые ублюдки. Вот в итоге я здесь и оказался. Ну а ты?

Тора погрустнел. Он не мог припомнить ни одного случая, чтобы кто-то из солдат возвратился потом в свою деревню. Сам он так больше и не видел своих родителей.

— Ну и я примерно так, — сказал он, не вдаваясь в подробности.

Хозяин понимающе кивнул:

— Да-а… Времена не из легких! Ну а вид у тебя процветающий сейчас. Везучий ты черт! Видать, боги к тебе благосклонны. А я вот тихонько умираю с голоду. — Он похлопал себя по голому животу и хихикнул.

Тора рассмеялся.

— Ну да, всего мне досталось помаленьку — немножко воевал, немножко скитался, а главное, почти всегда везло. Меня, кстати, Торой кличут.

— Ага, вон оно что! Тигр, значит? — Толстяк кивнул со знанием дела. Любому, кто побывал на военной службе, было известно, как уважаемы прозвища, полученные там. — Ну, я-то сам не такой прыткий. Прозвали меня там Юси, потому как на большого неуклюжего быка похож. — Он наклонился под стойку, достал оттуда кувшин, налил из него в две чарки и одну пододвинул к Торе. Босоногие работяги с грустью заглянули в свои пустые чарки, глотая слюну. — Ну ладно, ладно! — смилостивился Бык и плеснул в их чарки из открытого бочонка. — Вот вам! За счет заведения. В честь моей знаменательной встречи с земляком.

Троица заулыбалась, раскланялась и дружно опрокинула свои чарки с подозрительным пойлом.

Тора сначала осторожно отведал. Самодельная бражка Юси оказалась крепкой, но пришлась в самую пору — приятно обожгла нутро после долгих скитаний по вечернему холоду. Тора поднял чарку и осушил ее до дна одним медленным смачным глотком.

— Да ты живешь лучше, чем тебе кажется, Бык, — с усмешкой сказал он и рыгнул.

Юси зашелся хохотом, и живот его затрясся, как соевая паста.

— Ну а чем же ты все-таки занимаешься? Дело свое имеешь?

— Нет. Служу у одного человека. Но он по достоинству оценивает мои таланты и обращается со мной хорошо.

— Э-э! Везучий пес! Все ему пожалуйста — и крыша над головой, и одежка нарядная, и жратва сытная трижды в день, да еще деньги на личные расходы! — Юси с завистью покачал головой и вернулся к теме прошлого. — Кстати вот, о крепком вине. Не приходилось ли тебе пробовать знаменитое пойло, что гнали монахи в монастыре на реке Тонэ? Они называли его соком горных ягод или как-то в этом роде и продавали во всех деревнях вниз и вверх по реке. Ох и крепкий был этот сок, скажу я тебе!

Тора помнил это и еще многое другое. Побеседовав немного о прошлом, он все-таки умудрился спросить про Уэмона.

— Уэмон? Как же, как же! Такими гостями горжусь! — воскликнул обрадованный Юси. — Я вроде слышал, они ходят заниматься к госпоже Вишневый Цвет. А тебя интересует кто-то из девчонок? Ты смотри, будь поосторожней с этой дамой, друг мой, и рук не распускай. Госпожа Вишневый Цвет не выносит грубых манер. Она известная акробатка и выступала при дворе.

Поначалу Тора даже не поверил. О женщинах актерской профессии всегда ходила дурная молва. Многие из них жили тем, что продавали свое тело в перерывах между выступлениями. И он, конечно же, мог себе представить, что творилось в заведении госпожи Вишневый Цвет.

Бык снова взялся за кувшин.

— Нет, спасибо, — сказал Тора. — Мне пора. Уже поздно, а мне еще нужно отработать свою мисочку риса. Скажи только, как разыскать эту госпожу Вишневый Цвет, и я пойду.

Бык нахмурился.

— А ты, случаем, не присматриваешь забаву в постель для своего хозяина? Ведь тогда лучше было бы сунуться в веселый квартал. Или он предпочитает мужчин?

Молниеносным движением Тора схватил Юси за веревку, поддерживающую штаны, и потянул на себя. Толстяк шмякнулся пузом о стойку, охнул и выругался. Не отпуская веревки, Тора придвинулся к нему и рявкнул:

— Ах ты грязная развратная скотина! Ты за кого меня принимаешь? За какого-то пошлого сводника, старающегося для извращенца?

— Прости, братец, я не хотел! Отпусти меня! — взмолился толстяк.

Тора медленно разжал руку.

— А ты наглый, если смеешь обвинять своего земляка в таких вещах. Я лучше бы откусил себе язык, чем стал бы спрашивать у тебя, как ты отделался от воинской службы.

Юси слегка побледнел и испуганно сказал:

— Не надо ничего объяснять, братец. Чем бы ты ни занимался, я желаю тебе удачи. Каждый из нас имеет свои секреты. Помни только, что не надо обижать госпожу Вишневый Цвет. Она еще не забыла про те неприятности и оторвет тебе яйца, если ты просто даже станешь улыбаться ее девушкам. Ее дом находится за храмом бога войны, через две улицы от реки. В общем, легко найдешь.

— Какие еще неприятности? — поинтересовался Тора.

— А ты что, не слышал? Какой-то ублюдок разгуливал по улицам и резал шлюх. Госпожа Вишневый Цвет взяла одну такую бедолагу к себе. Говорят, выглядит она теперь хуже обезьяны — носа, считай, нет и рот весь перекосился. А госпожа Вишневый Цвет!.. Ну что за женщина! Ну что за доброе сердце! — Бык восхищенно закатил глаза и вздохнул. А Тора подумал, что даме скорее всего просто требовалась дешевая прислуга.

Один из работяг вдруг обрел дар речи и воскликнул:

— Это дьявола рук дело! Дьяволы свободно разгуливают по ночам! Один из них пытался сотворить такое и со мной. Мне удалось спастись только благодаря амулету да молитвам. — Он сунул руку под рваную куртку и вытащил оттуда болтавшийся на шее замызганный пахучий мешочек.

Тора вздрогнул, но не показал виду.

— Ладно, Бык, спасибо за вино, но мне пора идти. Похоже, на улицах становится не так-то уж спокойно с наступлением темноты.

Ветер так и старался сорвать с него одежду, а на лице он чувствовал прикосновение чего-то мягкого и влажного. Задрав голову и щурясь на свет раскачивающегося фонаря, он увидел в его золотистом кругу пляшущие снежинки. Первые в этом году.

Заведение госпожи Вишневый Цвет он нашел без труда, хотя оно совсем не выглядело как дом терпимости. Само здание, длинное и приземистое, походило на склад. У него были прочные беленые стены и деревянная крыша, закрепленная огромными камнями. Несколько минут он стоял перед дверью, пытаясь разобрать, что написано на ее табличке. Даже при всей своей неграмотности он оценил изящество слога. «Учебный Зал Доблестного Духа и Небесной Грации. Госпожа Вишневый Цвет, владелица». Ну и ну!.. Тора отродясь не видывал, чтобы дома терпимости имели такие цветистые названия. Из двух высоких крохотных окошек пробивался свет и доносились какие-то странные звуки — приглушенный топот, короткие вскрики и чуть ли не хрюканье. Может, в этом заведении посетителям предлагались какие-то совершенно новые, неизведанные удовольствия, и Тора был совсем не прочь обогатить свой опыт новыми знаниями.

Усмехнувшись, он посильнее ударил деревянным молоточком о медный гонг, висевший на крюке рядом с дверью. Тот издал приятный чистый звук, и дверь сразу же распахнулась.

Он шагнул в тускло освещенную прихожую. В полуоткрытую дверь он увидел кусок прекрасно освещенного зала с деревянным полом, устланным соломенными циновками. Вдруг в этом проеме промелькнула женская фигурка, как показалось Торе, совершенно обнаженная. За ней еще одна. Потом, передвигаясь прыжками, обратно пропорхала первая. Тора тихонько крякнул. Обычные сексуальные забавы, доступные в заведениях столицы, его давно мало впечатляли, но сейчас в нем зашевелилось любопытство. Интересно, какие услуги способны предложить эти две крошки?

Игру его разгулявшегося воображения прервал скрипучий голос:

— Чем мы можем служить вам, господин?

Тора обернулся. Какой-то древний старик, закрывая входную дверь, изучал гостя пристальным взглядом.

— Да вот мне сказали, — хрипло начал Тора, — что госпожа Вишневый Цвет… э-э… развлека… то есть что актеры время от времени заходят сюда.

— Да, заходят. И другие господа тоже. Имя госпожи Вишневый Цвет широко известно в этом кругу. А не скажет ли господин, что он предпочитает? Что-нибудь акробатическое? Или, может быть, господину больше нравятся мужские занятия с мечом или секирой?

Тора посмотрел вперед, в проем приоткрытой двери. Любовные утехи с акробатикой он еще мог себе представить, но мечи и секиры!.. А что, если такого рода учеба окажется ему не по карману?

— А нельзя ли сначала взглянуть, перед тем как решить? — спросил он у старика.

— Ну конечно, можно. Пожалуйста, проходите! — Старик распахнул дверь и вошел первым. Он сразу плюхнулся на скамью рядом с дверью и предложил сесть Торе. — С удовольствием отвечу господину на все его вопросы

Тора остановился на пороге с отвисшей от удивления челюстью. Он ожидал попасть в какую-нибудь крошечную гостиную, где девушек показывают клиентам, но оказался в огромном тренировочном зале. Теперь он увидел, что порхаюшие девушки не были обнаженными. Одетые в специальное белье, они вместе с молодыми мужчинами упражнялись во всевозможных прыжках и пируэтах. Парни подпрыгивали, перекатывались, кувыркались на циновках, подбрасывали женщин в воздухе и ловили их. Движения их были настолько умелы и слаженны, что, казалось, сливались в один сплошной круговорот. Медленно пятясь, Тора добрался до скамьи и опустился на нее, не отрывая зачарованных глаз от акробатов. Немного погодя он сумел различить в этом беспрерывном кружении человеческих тел трех мужчин и двух женщин и только теперь понял свою ошибку. Место, куда он пришел, было не домом терпимости, а учебным залом акробатов и актеров.

В зале находились и другие люди, не так откровенно раздетые. В одном углу какой-то старик, сидя на полу со скрещенными ногами, бил в маленький барабан, а рядом раскачивались в изящном танце две молоденькие красотки. В другом углу двое мужчин увлеченно вели тренировочный бой на мечах, сопровождая свои выпады и наскоки устрашающими криками. Тора только покачал головой при виде столь мирных, невоинственных движений и лишь потом посмотрел в глубь зала. Там вовсю шла борцовская схватка, только ее участников ему пока не удавалось разглядеть, потому что их загораживали другие зрители. Но тут же его ждал следующий сюрприз. На невысоком помосте в огромном кресле сидела знакомая ему толстуха из кабака, обтянутая в блестящий черный шелк и увешанная красными лентами.

Тора не смог сдержать изумления:

— А это еще что за черт?!

— Это госпожа Вишневый Цвет. Дает ценные указания участникам схватки. Большая любительница борьбы наша госпожа Вишневый Цвет. Никогда не пропустит ни одного соревнования, хотя сама она акробатка, конечно.

Тора пытался переварить услышанное, когда госпожа Вишневый Цвет вдруг подалась вперед и крикнула:

— Откройте руки, мастер Дэнчичи! И не надо бить! Ага! Очень хорошо, мастер Гэнба! Такого захвата не видела уже много лет!

Поначалу Тора решил, что ослышался, но в этот момент зрители принялись рукоплескать, и он смог разглядеть борцов. И там в самом деле стоял Гэнба в одной набедренной повязке — глупо улыбаясь, он смотрел на госпожу Вишневый Цвет, пока его соперник тяжело поднимался с пола.