Мгновение спустя резная створка ворот приоткрылась, и в щель выглянул круглолицый насупленный слуга.

— Меня зовут Сугавара, — деловито представился Акитада. — Мне нужно срочно поговорить с твоим хозяином.

Подобный тон возымел действие, так как ворота отворились шире и привратник впустил его внутрь. Акитада огляделся по сторонам. Выложенная камнем дорожка пролегала через неметеный, усыпанный палой листвой двор. Слуга, только что накинувший поверх обычного хлопкового кимоно траурную полотняную безрукавку, был немало раздражен — по-видимому, тем, что его застали врасплох, — однако довольно учтиво провел Акитаду в дом, где помог ему разуться, а потом проводил в небольшой кабинет в глубине жилища.

Рассеянный свет проникал в комнату сквозь обтянутые бумагой двери, ведущие наружу. Акитада обратил внимание на множество выцветших шелковых картин и каллиграфических свитков — они висели на темных деревянных стенах и покрывали резные подставки, уставленные чашами и вазами из прозрачного жадеита. Посреди комнаты за низеньким черным столиком сидела согбенная щуплая фигура.

Нагаока оказался невзрачным, бесцветным человечком, серым от головы до полы платья. Его чисто выбритое лицо пепельного оттенка было изборождено глубокими морщинами. Облаченный в кимоно из дорогого серого шелка, он сидел, застыв неподвижно в согбенной позе. Когда дверь отворилась, он лишь на мгновение безучастно вскинул глаза, но даже неожиданный приход незваного гостя не изменил выражения его лица.

— Не сейчас, Сасё, не сейчас, — устало проговорил он.

— Хозяин, но господин настаивает, — удрученно возразил слуга.

Акитада вошел в кабинет и, закрыв за собой дверь, представился со всем этикетом:

— Мое имя Сугавара Акитада.

Сообразив, что перед ним стоит человек отнюдь не низкого звания, Нагаока торопливо встал и раскланялся. Он был почти одного роста с Акитадой, но узок в плечах и гораздо тоньше в обхвате.

— Чем могу быть полезен вам, господин?

— Я пришел сюда разузнать о кое-каких предметах старины, — сказал Акитада, присаживаясь без приглашения, — однако случайно обнаружил, что мог бы быть вам полезен в ваших нынешних трудностях. Только что я встретил возле ваших ворот своего давнего друга старшего офицера полиции Кобэ. Он поведал мне о недавно случившейся трагедии. Примите мои самые искренние соболезнования.

Нагаока все еще стоял посреди комнаты и смотрел на гостя с выражением крайнего изумления на лице. Потом, внезапно сморщившись и наконец обретя голос, он проговорил:

— Мой брат… Мой младший брат арестован за убийство. Если вы поможете, я был бы… — Слезы хлынули у него из глаз. Он замолчал, прикрыл лицо рукой и рухнул на подушку. — О-о!.. Никто не может помочь мне, — всхлипывал он. — Прямо не знаю, что и делать!

Акитаду поразило, что Нагаока, похоже, больше горюет не о мертвой жене, а об убившем ее брате. Когда Нагаока наконец прекратил рыдать и утер лицо платком. Акитада сказал:

— Могу я узнать, где произошло убийство? Нагаока вскинул на него покрасневшие глаза.

— В Восточном горном монастыре. Они совершали туда паломничество.

Этого Акитада и ожидал. На протяжении всей жизни его преследовали такие вот замысловатые совпадения, устроенные судьбой. Ливень, загнавший его под крышу Восточного горного монастыря в ночь убийства, странный разговор с престарелым настоятелем, адская настенная роспись и ночные кошмары неизбежно привели его теперь сюда, в дом Нагаоки. Он почувствовал, как жутковатая дрожь пробежала по спине.

— А почему вы так уверены, что ваш брат невиновен? — спросил он у Нагаоки.

— Да потому что я знаю его как самого себя! — воскликнул торговец. — У Кодзиро кроткий характер, и он неспособен на убийство. И напрасно он признался в том, чего не делал, — ведь он не помнит ничего из той ночи и не знает, как попал в комнату моей жены.

Про себя Акитада подумал, что потеря памяти вряд ли может являться подтверждением невиновности, пусть даже и не вымышленной, но вслух лишь сказал:

— Может, вам лучше рассказать мне, как все было? Но Нагаока уже замкнулся в себе.

— Простите, — сказал он, — но я не понимаю, почему вас так интересуют мои семейные неприятности.

— Нет-нет, они меня ничуть не интересуют. Просто так уж случилось, что я заночевал в том монастыре и, вероятно, мог видеть или слышать что-нибудь, способное оказать помощь вам или полицейскому расследованию. А кроме того, я вообще увлекаюсь распутыванием сложных юридических дел, и мне уже неоднократно удавалось раскрыть правду в подобных вашему случаях. Собственно, на этой почве я и познакомился несколько лет назад со старшим офицером Кобэ. Он тогда был простым капитаном, а я служил в министерстве юстиции. Уверен, что он охотно поручится за меня. — Последнее у самого Акитады вызывало некоторые сомнения, но подхлестывавшее его любопытство все больше и больше влекло его к убийству в семье Нагаоки. — Что, если вы немного расскажете мне о вашей жене и о брате?

Нагаока внимал с интересом и теперь уже кивал:

— Конечно, конечно, я обязательно расскажу. Видите ли, мой брат гораздо моложе меня и сложен крепче. Он очень обаятелен, и люди тянутся к нему.

Акитада понимающе кивнул:

— Похоже, как раз именно такого человека я видел у ворот монастыря, когда приехал туда. Дама, что была с ним, была укутана вуалью.

— Моя жена была одета в светлое кимоно с вышивкой в виде цветов. Она тоже молода… то есть была молода.

— Точно. Они прибыли туда чуть раньше меня, только, боюсь, мы не успели толком разговориться.

— Надо же, какое совпадение! — удивился Нагаока, качая головой. — Это кимоно… Я как раз недавно подарил его ей. В нем она и умерла. Когда я увидел ее, ее лицо было… изуродовано, но она все равно была прекрасна. — Он содрогнулся всем телом. — Как вы добры, что предложили помощь! Мы с братом… — Голос его дрогнул. — Мы всегда были неразлучны. Родитель наш умер молодым, и я заменял ему отца. А теперь вот это ужасное происшествие, и я буквально проклинаю себя!..

— За что? — удивился Акитада и тут же прибавил: — Нет, мне, конечно, не хотелось бы влезать в чужие семейные дела, но, по-моему, вам полагалось бы горевать о погибшей жене. Вы же вместо этого, похоже, всецело озабочены арестом вашего брата.

— Разумеется, я потрясен смертью жены, — угрюмо ответил торговец. — Но она мертва, а мой брат жив и сейчас больше нуждается в помощи. Кроме того… — Он тяжко вздохнул. — Мы уже давно оба тяготились этим браком. Нобуко не любила меня. Думаю, она воспылала чувством к моему брату. Этого и следовало ожидать. Ведь ей было всего-навсего двадцать пять, а мне пятьдесят. Ну взгляните на меня! Кто я? Скучный старик, вечно ковыряющийся в каком-то старье. А брат на пятнадцать лет младше меня. Он пишет стихи и по ночам в саду бренчит на цитре. Тут любая молодая женщина не устоит.

Сам будучи счастлив в супружестве с Тамако. Акитада затруднялся представить, что может чувствовать муж, когда жена ищет любви его собственного брата. Ему вдруг пришло в голову, что Нагаока сам имел сильный мотив для убийства жены. Даже несмотря на вполне разумные объяснения, реакция торговца была на редкость странной. Ведь муж, преданный сразу двумя близкими людьми — женой и братом, — должен быть не на шутку разгневан и даже разъярен. А этот человек всего лишь робко упомянул о неверности жены и проявлял неистовое возмущение арестом брата.

А между тем Нагаока продолжал свой рассказ: — Не следовало мне жениться во второй раз. По крайней мере на такой молодой девушке, что годится мне в дочери. — Он беспомощно всплеснул руками. — Нобуко была такая веселая и живая, когда жила в доме отца. Она любила танцевать и петь, и у них в доме всегда было полно молодежи. Я надеялся, что забота о детях заполнит ее жизнь, но мы так и не завели детей. Очень скоро я обнаружил, что она несчастлива со мной, и постепенно как-то отдалился от нее. Я притворялся, что занят работой, но на самом деле мне невыносимо было видеть ее такой несчастной. Она радовалась только при появлении моего брата, и меня это устраивало. — Он замолчал и угрюмо уставился на один из свитков на стене. Подождав немного, Ахитада спросил:

— Простите, но не хотите ли вы сказать, что ваша жена от скуки взяла себе в любовники вашего брата?

Нагаока был потрясен таким предположением.

— Конечно, нет! Они не были любовниками, хотя я не стал бы возражать. Только Кодзиро никогда не предал бы меня, разве что… — Он покраснел и решительно прибавил: — Нет, мой брат никогда не сделал бы сознательно ничего, что причинило бы мне вред. Как, впрочем, и я ему.

— Сознательно? Люди не совершают прелюбодеяние несознательно.

Нагаока отвернулся.

— Я так не считаю.

Акитада, уловив в его словах тень сомнения, как можно осторожнее проговорил:

— Но ведь что-то было?

Нагаока сорвался и даже перешел на крик:

— Я не знаю всей правды!.. И он тоже не знает! Судя по всему, Кодзиро был сильно пьян. Когда он напивается, он часто не помнит на следующий день, где был вчера и с кем. Городские стражники из веселого квартала частенько приводили его домой в бессознательном состоянии. Это меня всегда тревожило, потому что я боялся, что пьянство не доведет его до добра. — Он вздохнул. — Так и случилось.

— Ваш брат жил здесь?

— Нет, только приезжал погостить. У него имеется свой дом в деревне. Я помог его купить на деньги, оставшиеся от отца. Он усердно трудился на этой земле да еще присматривал за имением принца Апуакиры неподалеку. — Нагаока нервно сцепил руки. — И что теперь подумает принц! Ну почему?! Почему такому надо было случиться теперь?!

— Что значит «теперь»?

— Кодзиро перестал пить. Больше месяца не прикасался к вину. — Нагаока умоляюще посмотрел на Акитаду. — Вы только поймите — поведение Кодзиро в монастыре иначе как странным не назовешь. Все его былое пьянство происходило из-за любовного разочарования, но он справился с ним, покончил с этой слабостью.

Акитаду не оставляли сомнения. Человек, привыкщий проводить время, бражничая до потери сознания в веселом квартале, запросто мог напиться и в монастыре, после чего напал на собственную невестку. Однако он сказал:

— Как случилось, что он оказался в монастыре с вашей женой?

— Это Нобуко решила совершить туда паломничество. Она хотела сделать пожертвование и прочесть какие-то особые молитвы, которые, говорят, помогают женщинам зачать. Я-то считал все это чепухой, но она… В общем, мне не удалось отговорить ее. Сам я ехать не хотел, и Кодзиро вызвался сопровождать ее.

— Понимаю. А как ваш брат объясняет состояние, в котором его нашли?

— Он не может объяснить. Клянется, что выпил только чаю, но..

— Подозреваете, он врет? Нагаока беспокойно заерзал.

— Нет, конечно, нет. Но я не знаю, как это объяснить. От него буквально несло вином, и рядом нашли почти пустой кувшин с каким-то дешевым пойлом.

Акитада кивнул:

— Продолжайте. Что еще он говорит?

— Кодзиро помнит, что почувствовал себя усталым и нездоровым, утверждает, что пошел прилечь в свою комнату. Это было последнее, что он помнит, а уж потом монахи ворвались в комнату моей жены и нашли ее мертвой рядом с ним.

— Но зачем же тогда он признался в преступлении? Нагаока беспомощно сцепил руки в задумчивости.

— Потому что в другие разы он тоже ничего не помнил. Он думает, что мог убить ее в своего рода припадке. Я пробовал уговорить его отказаться от признания. Пусть бы лучше полиция расследовала это дело дальше. — Он поморщился. — Но сегодня приходил старший офицер — сказал, что дело закрыто, и посоветовал не вмешиваться, чтобы не сделать Кодзиро еще хуже. Он сказал, что улики против моего брата такие увесистые, что они готовы добиться от него признания силой. Неужели они и впрямь могут сделать это?

— Вполне. У них принято выбивать признания бамбуковыми палками.

— Но мой брат не обычный преступник! — воскликнул Нагаока. — Он уважаемый землевладелец. Не могли бы вы упросить их подождать? Ведь должно же быть какое-то объяснение тому, что Кодзиро оказался в ее комнате. Может, кто-то что-нибудь видел в ту ночь.

Их беседу прервал слуга:

— Хозяин, вы будете сейчас кушать рис, или мне погасить огонь на кухне?

Нагаока непонимающе смотрел на него, потом проговорил:

— Рис? А что, уже пора есть?

— Уже час как пора, — сказал слуга и метнул на Акитаду обиженный взгляд.

— Ах вот оно что! — спохватился Нагаока, беспомощно глядя на Акитаду, и вдруг вспомнил о хороших манерах. — Простите меня, любезный господин. Похоже, я совсем утратил чувство времени. Не окажете ли мне честь, не согласитесь ли отобедать со мной вместе?

У Акитады еще имелись вопросы, но с ними можно было подождать. Ему нужно поговорить с Кобэ как можно скорее. Чем дольше он будет медлить, тем свирепее станет Кобэ, а его помощь еще понадобится Акитаде, если он собрался помочь Нагаоке. Поднимаясь со своего места, он поблагодарил Нагаоку и уверил его, что постарается сделать все возможное для его брата.

Нагаока тоже встал. Ему заметно полегчало, только трудно было сказать, чего ему больше хочется — избавиться от Акитады или получить от него помощь.

— Мы с братом перед вами в глубоком долгу, — сказал он, низко раскланявшись.

Полицейское отделение занимало целый городской квартал на улице Коноэ неподалеку от имперского города. Протискиваясь сквозь толпу, Акитада прошел через тяжелые, облитые бронзой ворота и попал в просторный двор. Он сразу же направился в главное административное здание и там спросил у молодого стражника про Кобэ. Ему повезло — старший офицер оказался на месте. Акитада нашел его на веранде, где он разговаривал с одним из тюремщиков. Увидев Акитаду, Кобэ удивленно приподнял брови.

— Могу я поговорить с вами наедине? — спросил Акитада и покосился на стражника.

Кобэ провел его в какую-то комнату, взмахом руки приказав всем выйти.

— Итак? — сухо спросил он, когда они остались одни.

— Я по поводу Нагаоки. Кобэ засверкал глазами.

— Клянусь вам, я не собирался встревать, но после того, что вы сказали, я подумал, не окажусь ли я так или иначе замешанным в этом деле.

— Что это значит? — рявкнул Кобэ. Он повысил голос, заставив Акитаду нервно оглянуться на дверь. — Что значит «замешанным»? Вы только что вернулись после долгого отсутствия. Так как же вы можете быть причастны к местному делу? В общем, так: если это опять очередная ваша уловка, то вы напрасно тратите время.

— Ну подождите. Подождите, — спокойно проговорил Акитада. — Вам же понравилось, когда я вмешался в прошлый раз и когда мы работали вместе. Мне показалось, мы стали друзьями.

Кобэ чуточку смягчился и понизил голос:

— Поймите, это дурно смотрится, когда вы суете свой нос в дела полиции. Во-первых, мы тогда начинаем выглядеть неумехами. А теперь, когда вы еще к тому же занимаете важный государственный пост, могут и вовсе пойти разговоры о недопустимом влиянии сверху.

Акитада едва сдержал смех.

— Какой еще важный пост! Силы небесные, Кобэ! Да я никто! Я за себя-то не могу постоять. Но даже если бы я и был влиятелен, уж вы-то меня знаете!.. Я никогда не стал бы встревать в политические игры.

Кобэ вздохнул.

— Хорошо, забудем об этом. Расскажите-ка лучше, как вы замешаны в том, что произошло три дня назад в Восточном горном монастыре.

— Я ночевал там в ту ночь и слышал чей-то крик. У Кобэ отвисла челюсть.

— Что-о?!

— Из-за сильного ливня мне пришлось искать укрытия в монастыре. Я приехал туда следом за молодой парочкой. Спалось мне скверно, и среди ночи я внезапно проснулся — почему, не знаю. Только, пробудившись, я понял, что где-то кричит женщина. Я выбежал из своей комнаты, но заплутал в лабиринтах монастыря. На следующее утро я рано отправился в путь. У ворот я рассказал о случившемся монаху-привратнику, и он дал мне взглянуть на схему монастыря. По его словам, в этом дворе, где кричала женщина, находятся лишь служебные постройки, которыми монахи пользуются только в дневное время. Также из-за дождя в ту ночь в монастыре ночевало много народу, в том числе труппа бродячих актеров, дававших представление накануне. Актеры эти, как я убедился собственными глазами, все были пьяны в стельку. Они запросто могли разбрестись по монастырю со своими женщинами. В общем, я не стал забивать себе голову и решил забыть об этом. Кобэ внимательно слушал.

— Но вы-то считаете, что это как-то связано с убийством.

Акитада кивнул, а Кобэ продолжал:

— А я вот не согласен. Все это либо приснилось вам, либо, как вы сами подметили, это шумели пьяные актеры. Но если вам от этого станет легче, я готов послать туда своих людей — пусть разберутся. Где вы ночевали? В гостевых комнатах?

— Нет. У них там есть помещения для особых гостей в одном из крыльев монастыря. Там я и ночевал. А жилье для обычных постояльцев находится оттуда далеко.

— Понятно. То есть вы, как всегда, в самой гуще событий, — сказал Кобэ. — Только в любом случае вам больше нет необходимости беспокоиться об этом в дальнейшем. Вы доложили мне, и этого достаточно.

— А что, если я как раз слышал крики убитой женщины? — запротестовал Акитада. — Странным было бы такое совпадение, если бы просто какая-то женщина из компании актеров кричала в ту ночь под окнами моей комнаты. И не может ли такого быть, что она была убита не в своей комнате и не братом своего мужа?

Кобэ метнул на него свирепый взгляд.

— Такой вывод неуместен, и вы это знаете. — Прищурившись, он спросил подозрительно: — А как вы узнали, где она была найдена?

— Мне сказал Нагаока.

— Стало быть, вы все-таки пошли к Нагаоке! — вспыхнул Кобэ. — И конечно же, он попросил вас вступиться за его брата.

— Да, попросил.

Кобэ что-то пробурчал себе под нос и принялся расхаживать по комнате, время от времени бросая на Акитаду сердитые взгляды. Пройдясь из стороны в сторону несколько раз, он остановился перед Акитадой и спросил сквозь зубы:

— И что же вы ему еще сказали? Говорили про женский крик и про вашу версию, что убийство, должно быть, произошло в другом месте?

— Конечно, нет! Я вовсе не собираюсь мешать вашей работе.

— Ха! Да вы уже порядком навредили. Теперь по милости Нагаоки дело затянется. А ведь я специально ходил к нему предупредить, что под давлением улик нам придется подвергнуть его братца допросу с пристрастием, и если он не захочет подписать признание, то будет мертв через неделю.

У Акитады защемило под ложечкой.

— Вы не посмеете сделать этого! У вас не имеется достаточных улик. Он был сонный или не в себе, когда его нашли, и ничего не помнит.

— Это он говорит, что не помнит. Он просто был пьян, и память обязательно вернется к нему, как только он отведает бамбуковых палок.

Акитада попробовал найти убедительный довод, но так и не смог. В отчаянии закусив губу, он попытался подойти к вопросу с другой стороны.

— А что говорит ваш лекарь, делавший вскрытие? Какова, по его мнению, причина смерти?

К удивлению Акитады. Кобэ заговорил уклончиво:

— Да в общем-то ничего особенного. Смерть произошла где-то в течение ночи. Эти лекари, знаете ли, не большие любители точности. В порыве ярости убийца искромсал ее мечом. Зрелище, я вам скажу, не самое приятное. — И, немного помолчав, Кобэ многозначительно прибавил: — Кстати, брат Нагаоки был найден прямо с мечом в руке и весь был залит ее кровью, когда их нашли.

Сердце Акитады бешено заколотилось.

— И тело еще у вас? Кобэ кивнул:

— Да, в морге. Но это не тело, а сплошное месиво. Вам не захочется смотреть.

— Мне захочется. Покажете? Кобэ отвернулся.

— Да ведь уже три дня прошло, — умоляюще проговорил Акитада. — Совсем скоро вы отправите ее на сожжение. И как же я, по-вашему, смогу навредить делу, если взгляну на нее?

Помедлив еще мгновение, Кобэ наконец повернулся и неохотно кивнул.

— Ну ладно, — пробормотал он, направляясь к двери. — Может, я совсем с ума сошел, только кое-что в этом мертвом теле меня беспокоит. Мы даже спорили с лекарем, делавшим вскрытие, по поводу причины смерти. Так что я бы хотел послушать ваше мнение. Кстати, лекарь, по-моему, все еще где-то здесь.

Когда они шли по коридору, все полицейские чины с улыбкой энергично кланялись Кобэ. Новая должность явно помогла ему заслужить их уважение. С одними он шутил, другим просто кивал и только раз остановился и распорядился, чтобы лекаря вызвали в морг.

Они вышли из здания через заднюю дверь, пересекли просторный плац и направились к ряду приземистых построек. В самой последней из них и располагался морг, по строению скорее напоминавший обычный подвал. Перед узенькой дверцей стоял стражник. Он распахнул ее настежь, как только увидел Кобэ. Переступив через деревянный порог, они ступили на утрамбованный земляной пол. В пустой комнате вдоль стены лежали в рядок завернутые в циновки мертвые тела, и только один труп лежал в самом центре. Легкий запах разложения, исходивший от него, пока еще не был слишком назойлив. Скудный свет проникал в трупницкую сквозь два высоких окошка, покрытых деревянными решетками.

Кобэ подошел к лежавшему посреди комнаты телу и сбросил с него циновку. Обнаженная мертвая женщина покоилась на спине. Рядом лежала ее свернутая одежда. Акитада сразу узнал ткань — плотный кремовый шелк, расшитый узорами из хризантем и зелени. Он видел эту одежду на закутанной в вуаль женщине, ожидавшей под дождем у ворот монастыря. Роскошная материя была заляпана кровью и грязью, и Акитада, еще недавно раскошелившийся на дорогостоящий шелк для сестры, не мог не пожалеть, что такая красота так печально закончила свое существование.

— Вот, пожалуйста, взгляните на нее, — сказал Кобэ, подождав, когда Акитада насмотрится на одежду. — И что вы думаете по этому поводу?

Акитада посмотрел и внутренне содрогнулся. То, что предстало взору, не могло не потрясти даже его, повидавшего на своем веку множество насильственных смертей. Теперь он пожалел, что тогда так и не увидел спрятанного за вуалью лица женщины. Ведь теперь он так и не сможет узнать, была ли она красива. Что осталось от этого рта, еще недавно улыбавшегося мужу или любовнику и произносившего слова любви… или ненависти? И эти глаза больше никогда не увидят красоты мира, и никогда больше не отразятся в них мечты о счастье или печаль. Вместо человеческого лица он увидел застывшее в смертельной маске кровавое месиво — нос и один глаз полностью отсутствовали, другой глаз был сокрыт под запекшейся кровавой коркой, а на месте рта нелепой черной дырой зияла огромная отверстая рана. Ему моментально припомнились ужасы, изображенные на адской ширме. Уж не в морге ли совершенствовал этот художник свое жуткое ремесло?

Это было чудовищное по своей жестокости нападение. Убийца находился либо в припадке безумия, либо испытывал звериную ярость по отношению к жертве и поэтому полностью потерял рассудок. Акитаде пришел на ум Нагаока — муж.

Кобэ, которого не волновали ни философия, ни психология, нетерпеливо подгонял:

— Ну давайте же! Или вы ждете лекаря, чтобы он сказал вам, что с ней произошло?

— Так-так, опять разговорчики обо мне у меня за спиной? — послышался с порога высокий отрывистый голос. Маленький энергичный человечек лет пятидесяти бодрой, подпрыгивающей походкой вошел в комнату. Он глянул на Акитаду, поклонился обоим и заговорил с Кобэ в непринужденном, почти задорном тоне: — Итак? Чем же мы обязаны второму визиту высокого начальства?

— Мы? Кто это «мы»? — усмехнулся Кобэ, удивленно приподняв брови. — У вас тут что же, Масаёси, целый штаб или просто морг? Или, быть может, вы свели близкое знакомство с покойной госпожой Нагаока?

Шустрый человечек весело загоготал.

— Разумеется, последнее. У нас с ней обычные рабочие отношения, зато какие близкие и, я бы сказал, не лишенные страсти. — Он подмигнул Акитаде, который молча насупился.

— А я вот пришел с другом, — объяснил Кобэ. — Его зовут Сугавара. Он не в меру любознательный парень и обожает разгадывать всякие задачки, особенно дела, которые веду я. Поскольку он изъявил желание взглянуть на труп, то я подумал: вы сможете извлечь из этого пользу, учитывая, что вы, кажется, так и не сподобились определить своим куриным умишком причину смерти. — Кобэ повернулся к Акитаде: — Это господин Масаёси, наш тюремный лекарь.

Акитада сухо кивнул новому знакомому. Ему очень не понравилось насмешливое отношение доктора к мертвому телу уважаемой замужней женщины.

Масаёси если и заметил эту холодность, то не подал виду.

— А я наслышан о вас, — сказал он. — Помнится, в свое время много разговоров ходило о том, как вы ловко навесили на этого торговца шелком убийство девицы из веселого квартала.

Акитада едва не задохнулся от гнева.

— Никто на него ничего не вешал. Этот человек был виновен в преступлении. К тому же это было давно, и вам вряд ли известны все факты. Медицинского освидетельствования там, кстати, не требовалось. Впрочем, позже я получил кое-какие полезные советы от одного из ваших коллег, но, уж конечно, в том, что касается профессионализма, они ни в какое сравнение не идут с вашим мнением. Кстати, будьте любезны, поделитесь им со мной по поводу данного случая.

Глазки у Масаёси заблестели.

— Ага! Теперь-то мне понятно — у нашего начальства появился союзник. Ну уж нет, так нечестно, я не буду говорить первым. Скажите-ка сначала вы, что думаете по поводу ее смерти.

Раздраженный панибратским тоном, Акитада все же согласился и приступил к осмотру тела. Супруга Нагаоки была, насколько ему помнилось из той встречи у монастырских ворот, среднего роста, имела красивые формы и бледную кожу. Если не считать искромсанных в кровавое месиво лица и шеи, никаких других ран на теле не наблюдалось. Не смущаясь ее наготой, на которую ему довелось насмотреться в банях и во время летних купаний, Акитада склонился над мертвой женщиной, внимательно исследуя ее красивые ноги и руки, маленькие упругие груди, плоский живот и округлые бедра.

— Она была красива и молода, лет двадцати с небольшим, и вела подвижный образ жизни, — заключил он и принялся осматривать ступни ног, ладони и пальцы рук. — Кожа слишком нежная и белая для простой крестьянки, руки и ноги знали хороший уход, вот только… — Он пощупал ее бедра и предплечья, потом, поджав губы, распрямился.

Кобэ нетерпеливо заглянул ему в глаза:

— Ну так что там? Как она умерла?

Акитада окинул взглядом чудовищные раны, нанесенные убийцей. Некоторые из них могли быть смертельными. Они начисто уничтожили лицо, почти перерубили шею и глубокими рубцами покрывали плечи.

— Удары, полагаю, нанесены мечом. Ни один нож не способен так глубоко рассечь тело, а вот раны от меча обычно выглядят именно так. Я их много повидал. — Отогнав внезапно нахлынувшие неприятные воспоминания, Акитада снова опустился на колени, чтобы более обстоятельно изучить раны. — Странно, — пробормотал он. — Она, по-видимому, лежала распростертая. Тот, кто орудовал мечом, похоже, стоял над ней, потому что раны глубже наверху, а книзу довольно поверхностны. Кроме того, он, а может быть, это была женщина, явно перерезал горло умышленно, так как для этого понадобилось зайти с другой стороны.

— Ага! — воскликнул Кобэ и бросил победоносный взгляд на Масаёси.

Тот усмехнулся и спросил:

— Что-нибудь еще?

Акитада все еще разглядывал тело, щупая его своим длинным указательным пальцем. Лицо представляло собой совершенное крошево из запекшейся крови, хрящей и костей, белеющих среди красной плоти. Один глаз был закрыт, другого попросту было не видно в этом кровавом месиве. Из черного от запекшейся крови рта торчали сломанные зубы. Одним словом, лицо это уже больше ничем не походило на человеческое. Акитада подавил в себе неприятный приступ дрожи.

— Крови маловато, — сказал он наконец, потом посмотрел на Масаёси и посуровел. — Это означает, что она была уже мертва, когда ее кромсали мечом. Не так ли?

— Великолепно! — хлопая вл адоши, воскликнул Масаёси тоном учителя, довольного успехами старательного ученика. — Только вот как тогда она умерла?

Раздраженный насмешливым тоном лекаря, Акитада снова устремил взгляд на тело. Никаких ран на нем не было, если не считать превращенных в крошево лица, шеи и груди. Тогда он осторожно перевернул мертвую женщину на живот. Шелковистые волосы были завязаны на затылке бантом, когда-то белым, а теперь потемневшим от засохшей крови. На спине ран тоже не наблюдалось.

— Может, на голове?.. — пробормотал Акитада, ощупывая череп под волосами.

Вся кровь из ран на лице и груди стекла потом вниз, пропитав волосы и бант. На черепе никаких ран или вмятин от удара твердым предметом тоже не оказалось.

— Нет, — сказал Акитада, сидя на корточках и задумчиво глядя на тело. — Если исключить отравление, то причина смерти, должно быть, скрыта под этими ранами. Лицо и горло так сильно искромсаны, что трудно определить, отчего она умерла, но версий может быть множество. От стрелы или ножа, попавшего в глаз или в рот, или, например, в горло. Только в последнем случае она бы сильно истекла кровью, и это было бы заметно.

— Ну и ну! Я прямо потрясен, — закивал Масаёси, оскалившись в широкой улыбке. — Чему-то вас, молодых да благородных, все-таки учат. — Тон его на этот раз был откровенно оскорбительным.

Акитада медленно поднялся на ноги. С высоты своего роста он посмотрел на коротышку-лекаря и холодно сказал:

— Из ваших слов мне понятно, что вы ровным счетом ничего не смыслите в благородном образовании.

При настоящих обстоятельствах вам было бы лучше попридержать свой язык. Ваши, судя по всему, нездоровые интересы привели вас на это поприще, так что если хотите на нем остаться, ведите себя сдержаннее.

При этих словах Кобэ, до сих пор внимательно слушавший, усмехнулся, что означало то ли удивление, то ли удовлетворение. Зато лекарь, вдруг изменившись в лице, сухо и демонстративно поклонился и проговорил:

— Прошу прощения, господин. Я забылся.

Этот человек был явно склонен говорить лишнее, и Акитаде совсем не понравилась его манера извиняться, но он сдержал гнев. Он не любил унижать людей, занимающихся каким-нибудь полезным делом, но этот лекарь позволял себе чрезмерные вольности. Да и кем он был для Акитады с его высоким государственным званием? Всего лишь мелким исполнителем. Поэтому Акитада лишь сказал:

— Ну что ж, а теперь, пожалуйста, расскажите, что вам удалось обнаружить.

Масаёси отвесил новый поклон и повернулся к телу. Отодвинув в сторону волосы, он указал на затылок женщины. Кровь в этом месте была смыта, и на бледной коже под самым ухом едва виднелась тоненькая розовая полоска.

— Вот, пожалуйста, — сухо сказал лекарь.

— Ну и что? — поторопился вставить Кобэ. — Ничего особенного. От такого не умирают.

Акитада наклонился к телу. Он медленно повернул голову мертвой женщины, стараясь проследить, куда ведет полоска. Обнаружив, что та скрылась под искромсанной плотью перерезанного горла, он распрямился и посмотрел на лекаря:

— По-моему, вы правы. Вы считаете, что ее задушили чем-то вроде веревки или шнурка?

Масаёси закивал.

— Других ран на теле нет. Как нет следов отравления или болезни. — Он наклонился, чтобы поднять веко у оставшегося неповрежденным глаза: белок весь покраснел от лопнувших сосудов. — Такое бывает, когда люди задыхаются, — заключил лекарь.

— Да это просто чушь! — не удержался Кобэ. — Зачем это ему понадобилось сначала душить ее, а потом кромсать на куски?

— А вот это, дорогой мой Кобэ, уже ваша работа, — сказал лекарь, поднимаясь на ноги. — А я, с вашего позволения, пожалуй, откланяюсь.

— Да-да, конечно, Масаёси, простите, что оторвал вас от дел, — пробормотал Кобэ.

Акитада кашлянул, и лекарь метнул взгляд в его сторону.

— Я могу еще быть вам полезен, господин? — спросил он ровным, сдержанным тоном.

— Меня интересует, не нашли ли вы каких-нибудь признаков… э-э… половых действий.

— Если вы имеете в виду половые сношения, то нет. Что-нибудь еще?

— Нет, благодарю вас. — Акитада понял, что лекарь счел себя уязвленным и таким образом попытался поставить его на место. Когда Масаёси ушел, он сказал Кобэ: — До чего же неприятный тип! И где вы его только откопали?

Кобэ нахмурился.

— Он неплохой человек. И такой же упрямец, как и вы. Только вот аристократов недолюбливает, и ваш выговор его рассердил. Теперь мне долго придется подлизываться к нему, чтобы добиться хоть какой работы. И зачем вам только понадобилось так унижать его? Особенно если учесть, что он оказался прав, а вы нет.

Акитада почувствовал, что краснеет.

— Он мне нахамил. Не забывайте, Кобэ, я ведь уже не тот, кем был восемь лет назад. Там, в далеких заснеженных землях, я получил несколько серьезных уроков и хорошо усвоил, что такое представитель власти. Этот человек без должного почтения отнесся к моему званию, а без уважения к власти и званиям не может быть порядка. Почтение к чинам продиктовано здравым смыслом, иначе в обществе воцарился бы хаос. Насмехаясь надо мной, он насмехался над порядком, установленным нашим императором и богами, а это недопустимо.

Кобэ расхохотался.

Акитада застыл в негодовании, потом повернулся, чтобы уйти.

— Да постойте же! — крикнул Кобэ. — Не делайте глупостей! Я согласен с вами, что у этого парня дурные манеры, но мне приходится смотреть на все с практической стороны. Масаёси чертовски хороший знаток своего дела, поэтому я не обращаю внимания на его странности. Вот взять, к примеру, этот случай. Если он говорит, что ее задушили, значит, так и было. Хотя судебное дело против брата Нагаоки от этого только усложняется, черт подери!

На это Акитада сухо отрезал:

— Как раз это не важно, потому что мертвая женщина — не жена Нагаоки.

Кобэ изумленно уставился на Акитаду:

— Не его жена?! Вы с ума сошли? Да муж её опознал! Какие могут быть сомнения? Даже сам Кодзиро признал в ней свою невестку.

— И все-таки они ошиблись. — Во взгляде Акитады читалась абсолютная уверенность. — Возможно, у них есть какие-то причины говорить неправду. Тело может принадлежать любой молодой женщине. У этой же хорошо развита мускулатура, на ладонях мозоли и кожа на ступнях загрубелая от частой ходьбы. Возможно, она и не крестьянка, но и не изнеженная дама, каковой, несомненно, была жена Нагаоки. Я не знаю, где она взяла это платье, но думаю, вам следует выяснить, не пропала ли где служанка. Ведь ни вам, ни вашему хваленому судебному доктору, судя по всему, не пришло в голову задаться вопросом, почему ее лицо было так изуродовано.

Кобэ снова расхохотался:

— Нет, сегодня явно не ваш день! Так уж случилось, что я поинтересовался насчет мускулатуры и мозолей. Нагаока говорит, что его жена выросла в деревне и привыкла скакать верхом, лазить по горам и всякое такое. Его послушать, так она была настоящий мальчишка-сорванец. — Он стоял, раскачиваясь на каблуках, глаза самодовольно блестели.

Акитада пребывал в растерянности.

— Вы уверены? Тогда зачем было кромсать ее лицо? С какой целью?

Кобэ взял его под руку и повел к выходу.

— Да ладно, не берите в голову! Для одного дня вы уже достаточно навредили. Почему бы вам не пойти домой? Вы, помнится, говорили, у вас матушка хворает, так что вас там наверняка заждались. — Он произнес эти слова отеческим тоном, намеренно стараясь уколоть побольнее.

Высвободив руку, Акитада процедил:

— Нельзя ли мне только сначала коротко переговорить с братом Нагаоки?

— Нет! — отрезал Кобэ тоном, не терпящим возражений. Глаза его при этом были холодны.

— Ни сегодня, ни завтра и вообще никогда. Выбросьте это дело из головы. Оно вас не касается.