К тому времени, когда они торопливо спешились перед школой боевых искусств Хигэкуро, солнце уже село. На другой стороне улицы в потемках толпились перепуганные соседи. Акитаду трясло от возбуждения, слабости и холода. Он перешел через улицу и обратился к толпе:

— Кто из вас видел, как уходили девушки?

Вперед робко выступила низенькая пожилая женщина. Он узнал ее — это она в прошлый раз болтала с Аяко. На ее округлых щеках блестели слезы.

— Быстро расскажите мне все, что знаете, — приказал Акитада, — Над ними нависла большая опасность.

— Это было пару часов назад, — начала та. — Монахи в храме как раз пробили час Петуха. Я выглянула на улицу позвать к ужину сынка и увидела Аяко и Отоми. Они шли вон там, — махнула она рукой. — А на углу свернули к югу.

— Вы знаете, куда они пошли?

— Нет. Но Отоми взяла с собой рисовальные принадлежности.

— В той стороне есть какие-нибудь храмы?

— Только храм Солнечного Лотоса еще открыт. С тех пор как учитель Дзото объявился в наших краях, все ходят в горный монастырь. А остальные позакрывались, даже большая пагода милосердной Каннон.

— Мне сказали, что девушек разыскивали какие-то мужчины. Это так? Вы их видели?

Женщина отчаянно замотала головой.

— Не я. Уж я-то догадалась бы не пускать их по следу Отоми. Это вон та дура виновата. — И она вытащила за руку прятавшуюся за чужими спинами бледную перепуганную молодуху. — А ну иди расскажи его чести, что ты натворила.

Та горько заплакала.

— Сколько там было мужчин? — прикрикнул на нее Акитада.

— Не помню, — всхлипнула несчастная.

— Дура, ты же говорила — десять! — тряхнула ее за плечи пожилая соседка.

— Это сначала десять. Когда они подошли спросить, их было уже пятеро. — Молодуха завыла в голос. — Они же вышли из школы, вот я и подумала, что это ученики господина Хигэкуро.

Акитада испепелил ее взглядом, развернулся и подошел к ожидавшему возле лошадей Торе.

— Пойдем! Может, внутри что-то подскажет нам, куда пошли девушки.

За открывшейся дверью было темно. Первое, что поразило Акитаду, это запах — теплый, сладковатый, с металлическим привкусом. Потом он услышал слабый звук мерно падающих капель. На улице темнело, но в открытую дверь еще пробивался тусклый свет — он помог Акитаде разглядеть на полу учебного зала несколько бездвижных фигур.

Кровь! Это был запах свежей крови, целых потоков крови. Акитада шагнул в зал, Тора неотступно следовал за ним.

Вспомнив про соседей на улице, Акитада велел ему:

— Закрой дверь и чиркни кремнем. — То ли от запаха, то ли от вызванной болезнью слабости его замутило, пришлось даже зажать рот, чтобы задержать тошноту.

Тора закрыл дверь и, шаря в поисках кремня, сказал:

— Хигэкуро там, возле столба.

Внезапный страх охватил Акитаду. Сколько тут этих тел? Что, если соседки ошиблись и Аяко никуда не ушла, а погибла здесь, защищая отца и сестру? Он шагнул в темноту, поскользнулся и неуклюже упал на бок.

— Господин! — Тора чиркнул кремнем. Свет мелькнул и тут же погас. — Господин, с вами все в порядке? На полу полно крови.

— Все нормально, — отозвался Акитада, поднимаясь на колени. Его трясло от холода и слабости, голова шла кругом. — Ради всего святого. Тора, зажги скорее свет! — Он вытер руки о штаны и встал.

Тора гремел в темноте какими-то предметами. Пару раз он громко выругался, уронил что-то с грохотом, потом мелькнул огонек кремня и на стене зажегся масляный светильник. Гора пошел зажигать следующий.

Акитада огляделся по сторонам. Представшее его взору зрелище было сродни настоящей кровавой резне. Густая темно-красная кровь заливала все вокруг. Лужи на полу, промокшие насквозь татами, и этот мерный, тягучий звук падающих капель, напоминавший медленное биение сердца. Акитада насчитал шесть тел, включая мертвого Хигэкуро. Все это были мужчины.

Борец-калека полулежал в центре зала, сжимая в одной руке окровавленный короткий меч, а в другой — свой огромный лук. Его застывший взгляд был устремлен в потолок — или на поразившее его сверху оружие. Поразившее дважды и раскроившее переносицу и левый висок, где из зияющей дыры виднелся мозг. Кровь до сих пор сочилась из этих ужасных ран, пропитав его роскошную черную бороду и одежду на плече и капая в пустой колчан.

Сдерживая вновь подступившую тошноту, Акитада тронул бледную щеку Хигэкуро. Она была холодна. Кровь на ощупь оказалась густой и вязкой.

— Видимо, это произошло незадолго до твоего прихода, — сказал он Торе.

— Хигэкуро был тогда еще теплый, — отозвался тот. — Я обежал весь лом в поисках девочек и сразу бросился к вам. — Он огляделся по сторонам. — Пятерых ублюдков утащил с собой на тот свет.

— Да. Женщина говорила, их было сначала десять, потом пять, — кивнул Акитада. — Думаю, она видела, как те заходили в школу. Пятерых Хигэкуро уложил, а остальные бросились разыскивать Аяко и Отоми.

Он бродил среди трупов убийц. Все они были ему незнакомы — молодые, мускулистые, в темных полотняных кимоно, головы повязаны платками, как было принято среди мелких торговцев и ремесленников. Акитада сорвал одну такую повязку и увидел пол ней бритую голову.

— Монахи, — подтвердил он свою догадку.

За злодеяния они заплатили дорогой ценой. Каждый получил по две стрелы и больше, а тот, что ближе всех подобрался, валялся теперь со вспоротым животом. Уже умирая, Хигэкуро успел разделаться с врагом, нанесшим ему смертельный удар.

В жилой части дома они обнаружили чудовищный погром. Все сундуки и ящики были открыты, их содержимое раскидано по полу, занавески и ширмы, рассеченные клинками, свисали клочьями. Во внутреннем дворике в пустой дождевой бочке еще теплился огонек разожженного костра. Поворошив пепел, Тора извлек обугленный подрамник с остатками бумаги и шелка.

— Они сожгли ее рисунки, — сказал Акитада. — Пошли. Здесь больше нечего искать. Мы только тратим время.

У выхода Тора прихватил со стойки одну из боевых палок. Соседи во дворе уже разбрелись по домам, лишь какой-то прохожий шел по улице, непринужденно насвистывая. Тора в сердцах выругался.

Акитада, беспокоясь за безоружную Аяко, которой грозила схватка с пятью монахами-головорезами, вскочил на лошадь. Вот тут-то он и разглядел свистуна.

Хидэсато!

В следующее мгновение он соскочил с седла, бросился к Хидэсато и припер его к беленой стене богатого соседского дома. Схватив сержанта за грудки, он тряс его, стуча головой о стену.

— Ах ты, жалкий тупой пес! Где ты шлялся, когда нужен был здесь?! Вот так ты платишь людям за доброту?! — Акитада едва не задохнулся при мысли, что доброта эта включала в себя возможность попользоваться телом Аяко. — Ты просто низкая тварь, раз поступил так с нею!

Тора оттащил его в сторону. Акитада прислонился к стене, пытаясь отдышаться и унять дрожь в руках и ногах.

— Что это с ним? — прохрипел Хидэсато, держась за голову. — Не иначе как спятил!

Тора с горечью объяснил ему:

— Пока ты нежился в бане, монахи приходили снова, убили Хигэкуро и теперь гонятся за девушками. Может, они уже мертвы теперь по твоей милости.

У Хидэсато опустились руки. Недоуменно моргая, он смотрел на Тору и его хозяина, потом увидел кровь на одежде Акитады и бросился в дом. Распахнув настежь дверь, сержант исчез внутри.

Акитада, шатаясь, пошел к лошади. С трудом взобравшись в седло, он пнул ее в бока и помчался по дороге. Тора пустился следом, не обращая внимания на крики Хидэсато за спиной.

Они высматривали крыши пагод. Самую первую нашли быстро. Обшарпанная табличка на воротах гласила: «Храм Солнечного Лотоса». Некогда ярко-красные иероглифы давно выцвели и стали бледно-коричневыми. Какой-то дряхлый монах сметал со ступенек опавшую листву.

— Эй ты! — окликнул его с лошади Акитада. — Не видал здесь двух молодых женщин?

Старик близоруко прищурился и отвесил поклон, потом, отставив метлу, прокряхтел:

— Добро пожаловать, достопочтенный господин! Не желаете ли купить благовоний и воскурить их перед светлейшим Буддой?

Видя дряхлость старика, Акитада подъехал ближе и повторил вопрос.

Добродушная улыбка расплылась по старческому лицу.

— Это вы про Отоми и ее сестру? Да, они проходили здесь. А потом о ней справлялись какие-то парни. — Он снова улыбнулся. — Она ведь красавица!

— Что вы им сказали?

— Пожелал всяческого благополучия и поблагодарил за добрые слова.

Акитада стиснул зубы, не в силах унять дрожь, и беспомощно взглянул на Тору.

— Что ты сказал тем парням? — рявкнул тот.

— А-а… Ну так бы и говорили! Разумеется, указал им, куда пошли девчонки.

Акитада застонал от бессилия.

— И куда же? — заорал он, сжимая в кулаках поводья.

— Вид у вас уж больно нездоровый, господин, — как ни в чем не бывало продолжал старик, озабоченно вглядываясь в лицо Акитады. — Вы бы зашли к нам отдохнуть. Хотите, наш аптекарь Касин приготовит вам чай на травах?

— Благодарю. Как-нибудь в другой раз. — Акитада с трудом сдерживал ярость. — Мы очень спешим. Те парни, которых вы послали по следу Отоми и ее сестры, хотят причинить девушкам вред. В какую сторону они пошли?

У старого монаха отвисла челюсть.

— Вред?! Ай-ай-ай!.. Надеюсь, вы ошибаетесь, господин. Отоми сказала, что хочет рисовать Каннон, поэтому я направил тех парней в старый храм, что на юго-восточной окраине. У них там в главной пагоде есть прелестная икона богини милосердия, восседающей на лотосе. Сама-то пагода заперта, но задняя дверь… — Акитада с Toрой уже не слушали старика и скакали во всю прыть по узкой улочке.

Потревоженные конским топотом, из дверей выглядывали любопытные жители. А между тем уже смеркалось. Молочные облака заволакивали небо белесой пеленой.

— Скоро стемнеет, а у нас нет фонарей! — крикнул Тора Акитаде.

— Тихо! — придержан тот свою лошадь.

Перед ними выросли темные силуэты храмовых построек, окруженных деревьями. Среди них, как черный безмолвный страж, высилась главная пагода. Эти постройки и еще целый городской квартал были обнесены высокой стеной.

На углу Акитада спешился и привязал лошадь к голой иве. Дрожа на холодном ветру, он прислушивался и ждал, когда к нему присоединится Тора.

— Вы кого-нибудь видели? — шепотом спросил тот.

Акитада покачал головой.

— Тсс!.. Тихо!

Ветер гнал опавшую листву, шумел в кронах деревьев. Где-то вдалеке ухала сова.

— По-моему, я слышал голоса, — сказал Акитада. — Пошли. Попробуем пробраться внутрь. Главные ворота наверняка заколочены. Только тихо!

Тора еще крепче вцепился в свою палку.

— Только бы мне поскорее добраться до этих подонков!

Они пересекли улицу и двинулись вдоль стены, надеясь отыскать пробоину в каменной кладке. Из-за стены донесся странный шипящий звук, заставивший их замереть. Потом все стихло, и они уже собирались двинуться дальше, когда вдруг услышали приглушенные ругательства и треск ломающихся кустов. Вдалеке прозвучал командный мужской голос, и шорох в кустах стих.

— Они там! — шепнул Тора.

Акитада кивнул.

— По-моему, только ищут. Возможно, мы вовремя.

Они продолжали обследовать стену, но та, как назло, была в отличном состоянии — даже ногу не на что поставить, чтобы вскарабкаться; к тому же Акитада не имел ни малейшего желания еще раз подставлять Торе свои плечи. Сейчас он не выдержал бы и ребенка, не то что крепкого молодого парня.

— Давай-ка попробуем через главный вход, — предложил он.

В этот момент безмятежную тишину прорезал пронзительный женский крик.

— Они добрались до девушек! — крикнул Тора, беспомощно поглядывая на стену.

— Это кричала Аяко! — Акитада уже сломя голову несся к сторожке.

Ее воротца были распахнуты настежь. Они вбежали во двор — пустынный, тихий и зловещий. Справа высилась пагода, крыльями раскинув широкие карнизы; слева приютилась какая-то гробница, а прямо перед ними возвышался главный храм, который они видели с дороги. Его раскрытые двери, черневшие пустотой, напоминали разверстую пасть смерти.

— Крик был на заднем дворе! — на бегу бросил Акитада. — Давай через храм. Так быстрее.

Они взбежали по ступенькам — печати сломаны, дверь нараспашку. С улицы проникал слабый свет. У входа, справа, стояла будочка церковного служки, принимавшего подношения у паломников и продававшего благовония и свечи. Впереди чернел молельный зал. Они остановились и прислушались — никаких звуков.

— Пошли! Они, видимо, на заднем дворе, — сказал Акитада.

— Да разве мы что увидим без фонаря? — возразил Тора. — Я поищу вон в той будке.

— Не надо. И времени нет, и свет нас выдаст.

Они осторожно ступали по темному залу, выставив вперед руки. Вдруг что-то с грохотом упало.

— Что это? — спросил Акитада.

— Ногой зацепился за что-то и уронил пачку.

Было слышно, как Тора шарит руками по полу.

— Да черт с ней!

Тора бросил поиски и догнал Акитаду. Когда тот уже коснулся руками задней стены. Тора вдруг выругался, послышался гулкий удар, после чего воцарилась тишина.

— Ну а теперь-то что?!

Ответа не последовало, только приближающийся шорох. Акитада безрассудно двинулся на этот звук. Вдруг кто-то вцепился в его колени мертвой хваткой, резко дернул, и Акитада упал плашмя, в последний миг пригнув голову, чтобы не удариться об пол затылком.

Нападавший навалился на него всем телом, хватая за руки и пытаясь добраться до горла. Это был стандартный борцовский прием. И хотя Акитада вряд ли мог выдержать схватку с матерым головорезом, борцовские навыки пришли на выручку. Он защищался инстинктивно, но противник, хоть и худой, боролся отчаянно и двигался проворнее. Они беззвучно катались по дощатому полу.

К счастью, сопернику тоже мешала темнота. Благодаря этому Акитада успевал уворачиваться и в конце концов умудрился нанести увесистый удар ногой. Противник с глухим звуком врезался в столб и затих. Стоя на коленях, Акитада позвал Тору. Ответа не последовало. Он проверил, на месте ли поверженный враг, и пошарил вокруг руками в поисках Горы. Наконец он нашел его и принялся трясти. Тот застонал, сел и, не разобравшись, со всей силы лягнул Акитаду, так что тот отлетел и ударился в стену.

— Фух!.. Да это ж я!

— Что-о?! — прохрипел в ответ Тора. — Ох, ну простите! Кто-то схватил меня за ногу! — пришел он в ярость. — Где эти ублюдки? Я оторву им башку и размажу по стенам!

Несмотря на опасность, Акитаду пробрал смех.

— Да успокойся ты, — сказал он, потирая больное плечо. — Тут и был-то всего один. Он и со мной пытался проделать такую же штуку, но мне повезло, и я его отключил. Значит, снаружи осталось всего четверо. Только этого надо связать и заткнуть ему рот. Дай-ка мне свой пояс.

Но, пошарив в темноте там, где лежал поверженный враг, они обнаружили, что тот исчез. Поискав вокруг еще немного, Акитада сжал Торе плечо. Они прислушались. Тихий шорох удалялся в направлении главного входа. Напрягая зрение, Акитада разглядел на фоне дверного проема движущуюся тень и бросился на нее сзади. Обхватив противника обеими руками, он повалил его наземь.

Но раздавшийся крик боли принадлежал женщине, да и руки Акитады, державшие хрупкое тело, тоже чувствовали это. Он скатился в сторону и тут же понял: Аяко!

Он уже хотел окликнуть ее по имени, радуясь, что нашел живой и здоровой, уже протянул руки, чтобы обнять, как вдруг какой-то тяжелый предмет обрушился ему на голову. Темнота вспыхнула ярким светом, и все померкло.

Тора, услышав крик Аяко и падение Акитады, бросился на помощь и вступил в схватку с кем-то очень большим и сильным. Ругаясь последними словами, он уже занес кулак, чтобы пригвоздить к земле нового врага, как вдруг услышал голос Хидэсато:

— Тора! Это ты?

— Хидэсато! — опешил тот. — Что ты здесь делаешь?

— Я пошел за вами следом. И правильно сделал. Я подумал, что какой-то ублюдок, схватил Аяко. Аяко! Где ты? Вот чертова темень! Разве можно тут что-нибудь, разглядеть?

Тора чиркнул кремнем. В коротенькой вспышке света он увидел Хидэсато с длинной бамбуковой палкой в руке и Аяко, склонившуюся над распростертым телом Акитады.

Дурак! — прошипела Аяко. — Ты же ударил Акитаду! Может, даже убил!

Тора ощупью пробрался к выходу и вскоре вернулся с мерцающим фонарем.

— Ну как он там? Плохо?

— Дышит. — Аяко подняла с пола окровавленную руку Акитады.

— А где Отоми? — спросил Тора.

— Я ее спрятала. Смотри, сколько крови!

Тора опустился на колени и принялся рвать на полоски рубашку.

— Не надо было ему сюда идти, — вздохнул он, глядя на бледное лицо Акитады.

— Ну я же не знал! — жалобно оправдывался Хидэсато.

— Ты болван! Тупой болван! Что ни сделаешь, все некстати, — с горечью и презрением проговорила Аяко.

Хидэсато горестно опустился на пол и закрыл лицо руками. Они не обращали на него внимания. Вокруг высились тяжелые колонны, уходившие втемную пустоту сводов. Огромная настенная роспись с изображением богини милосердия переливалась в мерцающем свете фонаря всеми оттенками красного и розового.

— Побудь с ним, пока он не придет в себя, — сказал Тора, когда они перевязали голову Акитаде. — А мы с Хидэсато сходим и навешаем этим проклятым ублюдкам, пока они не нашли Отоми.

Он ожидал, что Аяко станет спорить, но она только кивнула.

Хидэсато виновато смотрел на нее.

— Прости, Аяко. Я же не хотел, чтобы так получилось. Просто было темно. Я понимаю, что только все испортил. Но клянусь, что заглажу свою вину перед тобой! Пусть мне даже придется умереть! — Он отвернулся и пошел к выходу.

Тора подобрал с пола свою палку и побежал догонять Хидэсато. Аяко хмуро смотрела им вслед, потом снова склонилась над Акитадой.

Снаружи темнота казалась не такой непроглядной. Из дальнего конца сада донеслись шум и чьи-то ругательства.

— Слава Богу, они еще не нашли ее, — сказал Тора и прислонил палку к перильцам крыльца. — И без того деревьев полно. А по мне, так лучше свободные руки.

Хидэсато тоже положил свою палку.

Они уже наделали столько шума, что таиться не приходилось. Монахи явно разделились, чтобы получше обыскать территорию. Двоих Тора с Хидэсато вскоре обнаружили. Своего противника Тора огрел подвернувшимся под руку куском черепицы, а Хидэсато извлек из-под одежды обрывок металлической цепи и метнул ее в другого. Удар пришелся в цель — они с Торой услышали, как хрустнула шея. Монах рухнул наземь без единого звука.

— Ну вот, этого допрашивать уже не придется, — усмехнулся Хидэсато. — А как твой?

— Я своего тоже угрохал.

Убитые оказались бритоголовыми и носили короткие мечи, которые Тора с Хидэсато забрали себе.

Свою следующую жертву они обнаружили по звуку — мерзавец громко чертыхался, пытаясь выбраться из запутанных плетей колючей лианы, но моментально притих, когда перед ним возник Тора с обнаженным мечом в руке.

В тот же миг послышался другой голос:

— Даиси! Что там такое? Ты нашел ее?

Тора приставил ему к горлу острый клинок и ответил:

— Нет! Я ногу подвернул. А кто с тобой?

— Хотан. А где остальные?

— Сейчас подойдут. — И одним ударом вышиб из пленника дух.

— Еще двое? Это уж, наверно, последние, — подошел к нему Хидэсато.

Тора кивнул.

— Я сказал им, что мы сейчас придем.

Они побежали по заросшей тропинке и вскоре столкнулись лицом к лицу с двумя головорезами. Одеты те были как остальные и тоже носили на головах повязки, только на этот раз противники обнажили мечи и приготовились к бою.

Торе еще никогда не доводилось пользоваться в бою мечом. Ему удалось выжить только благодаря собственному проворству — он прыгал как обезьяна и махал мечом во всех направлениях. Хидэсато же хоть и был знаком с правилами такого боя, мечом владел плохо, поэтому вскоре отбросил его в сторону и взялся за свою цепь. Метнув ее, он обвил меч противника и рванул на себя, полностью обезоружив бритоголовою. Тора тоже наконец добился преимущества в схватке, лягнув монаха в пах. Тот заорал от боли и бросил меч, когда Тора подскочил к нему.

Эту парочку они связали, но, вернувшись в заросли колючек, где оставили третьего, обнаружили, что тот исчез. Пошарив вокруг, они наткнулись на распахнутую калитку, но дорога была пуста.

— Проклятие! Этот подонок удрал и теперь предупредит Дзото, — расстроился Тора.

Они оттащили своих пленников к храму.

— Эй, Аяко! — позвал Тора. — Теперь все спокойно!

Девушка вышла на крыльцо, пристально вглядываясь в темноту зарослей.

— Где Отоми? — спросил Тора. — Она же не слышит нас.

Аяко молча спустилась по ступенькам, не сводя глаз с Хидэсато.

— Ты ранен.

Хидэсато оглядел себя. Огромное темное пятно расплывалось у него на груди.

— Пустяки, — отмахнулся он.

— Ой, Хидэсато… Сядь скорее, дай-ка я посмотрю.

Под крыльцом что-то зашуршало. Тора схватился за меч, но это была Отоми. Глаза ее казались огромными на перепачканном грязью личике, к одежде прилипли сухие листья, мелкие веточки и паутина. Тора расплылся в счастливой улыбке, бросил свой меч и подхватил ее на руки.

Аяко обнаружила на плече Хидэсато колотую рану и сняла с себя пояс, чтобы перевязать ее.

— Пожалуйста, прости меня! — жалобно проговорил он, поднимаясь на ноги.

Лицо ее уже не было так сурово.

— Да прощать-то нечего. Я жалею, что набросилась на тебя, — сказала она, вставая. — Что ты мог видеть в такой темноте? Я и сама так же обозналась.

Он посмотрел на нее пытливо, виновато и, смущаясь, проговорил:

— Я бы не хотел, чтобы ты думала обо мне плохо. Я никогда не встречал таких людей, как ты, и готов умереть, лишь бы… — Голос его дрогнул.

Аяко улыбнулась, взяла его за руку и нежно сказала:

— Я знаю.

Акитада, шатаясь, вышел на крыльцо и застал эту трогательную сцену. Лицо его вмиг посуровело.

— Тора!

Тот вытянулся в струнку. Все взоры устремились на Акитаду, который стоял, держась за перила, и лицо его было таким же белым, как повязка на голове.

— Я вижу, вы тут полностью управились. Вы сообщили девушкам, что… случилось?

— Девушкам?! — Аяко пошла к нему, их взгляды встретились, но он тут же отвел глаза в сторону. — О чем это вы? Что произошло?

Тора с Хидэсато смущенно переглянулись. Держась за перила, Акитада медленно спустился с крыльца и сухо кивнул Аяко:

— Тогда, боюсь, мне придется сообщить вам, что ваш отец погиб сегодня днем.

Аяко застыла, глядя на него во все глаза.

— Его убили те же люди, что напали на вас с сестрой, — продолжал Акитада все так же холодно. — Но он храбро сражался и сразил пятерых, прежде чем погибнуть от меча. Я крайне сожалею, что вынужден сообщить вам столь трагическое известие.

Аяко гордо распрямилась.

— Я вам очень признательна, ваше превосходительство. Мы с сестрой навсегда останемся перед вами в великом долгу за то, что вы пришли к нам на помощь. — Она низко поклонилась, повернулась к нему спиной и пошла к Хидэсато.

Сердце Акитады сжалось от боли, к глазам подступили слезы. Немыслимым усилием воли заставил он себя вернуться в храм и скрыться под гулкими сводами.

Лампа все еще горела перед образом богини милосердия. Рядом лежали рисовальные принадлежности Отоми. Превозмогая слабость, Акитада схватился за столб и посмотрел в непроницаемое лицо на иконе. Черты его вдруг расплылись, все закачалось перед глазами, и вместо лика богини милосердия он видел лицо Аяко. Сияющие глаза смотрели на него с холодным отчуждением, на нежных губах застыла презрительная усмешка.

Он повернулся и нетвердой походкой вышел из храма в сизую мглу ночи.