У себя в комнате Акитада нашел аккуратно сложенное на подушке элегантное кимоно. Он благоговейно развернул его, любуясь швейной работой сестры. Теперь он был готов по первому зову явиться во дворец и уж теперь точно не осрамился бы перед высокомерной молодежью вроде того юнца в секретариате. Он скинул стеганое уличное платье и примерил новый наряд. Тот оказался ему в самую пору. Он как раз искал пояс, когда в комнату вошла Ёсико.

- Ну как, нравится? – спросила она. – Выглядишь просто великолепно! Сам советник-кампаку будет смотреться бледнее рядом с тобой. Я прямо не могу дождаться, когда ты пойдешь на новогодний церемониал выразить свои праздничные пожелания его величеству.

После этих слов все сомнения Акитады моментально рассеялись.

- Спасибо тебе, милая сестрица, – сказал он, преисполнившись чувства. – Оно прекрасно сшито и, наверное, отняло у тебя много долгих изнурительных часов. Боюсь только, не слишком ли это было для тебя – ведь тебе приходится заботиться о матушке.

Она, улыбаясь, расправила на нем платье.

- Пояс... Сюда нужен пояс. И я даже знаю, где взять ткань! Серебристо-серый шлейф батюшкиного парадного кимоно как раз очень подойдет к этому темно-синему.

- Не надо! – поспешил возразить Акитада. – Не надо ничего отцовского! – И, видя ее изумленный взгляд, он нерешительно прибавил: – Не будешь же ты портить его лучшее платье! Только подумай, что скажет матушка.

- Что за ерунда! Оно уже испорчено временем. Так зачем пропадать добру? А матушка ничего не узнает. Я вообще решила, что отныне мы с тобой должны подумать о своем будущем. Хватит уже, довольно мы натерпелись от воли родителей, которым всегда было безразлично наше счастье.

- Ёсико! – Потрясенный до глубины души, Акитада в изумлении уставился на сестру. Она, будучи женщиной и младшим членом семьи, осмелилась взбунтоваться против многовекового семейного уклада, предписывающего детям выказывать неизменное почтение родителям. Такую критику в их адрес он слышал от нее впервые. Он вдруг почувствовал, что она стала для него будто бы чужой. Но что же случилось? Что заставило ее так измениться?

- Ну? Разве я не права? – сказала она, упрямо и решительно выдвинув вперед подбородок. – Разве кто-то из них когда-нибудь выказывал нам свою любовь или заботу? Отец выставил тебя из дома, а матушка запрещала мне выходить замуж, потому что хотела держать меня при себе как дешевую прислугу. Все, чего ты добился в жизни, ты сделал самостоятельно. А что касается меня... – Она отвернулась, и ее голос задрожал. – Мне уже поздно надеяться на счастье.

Сердце Акитады сжалось. Он взял сестру за плечи и повернул к себе.

- А вот и не поздно. У тебя будет отличное приданое, и я сделаю все, чтобы найти тебе хорошего мужа Вот увидишь, пройдет годик-другой, и ты тоже будешь носить под сердцем ребенка.

- Какой ты добрый, Акитада! – едва слышно прошептала она, потом отодвинулась и громко сказала: – Ну расскажи, как ты провел сегодняшний день, и покажи мне картину, купленную для Тамако.

Он развернул свиток.

Ёсико захлопала в ладоши:

- Ой, Акитада, она просто очаровательная! А малыш... Какой восхитительный малыш! Наверное, и Ёри теперь вот такой же. Мне кажется, нам нужно за- вести для него щенка.

- Ёри будет чуть помладше, но он крупный мальчик для своего возраста. – Акитада прищурился, пытаясь сделать мысленное сравнение. – Черты лица у него тоньше и глаза больше. И волосы будут погуще – даже косички по бокам торчат в разные стороны. А вот ручки и ножки такие же крепенькие.. – Он вдруг замолчал и задумался, потом, поймав на себе вопросительный взгляд сестры, сказал: – Я так за них тревожусь, что ни о чем другом думать не могу. Завтра же поскачу им навстречу и выясню, что случилось.

- Но, Акитада!.. – взмолилась сестра. – А что, если?.. – Она осеклась на полуслове, вытаращив перепуганные глаза.

Он понял ее по-своему и поспешил возразить:

- Матушка неоднократно отказывалась принять меня. Не думает же она, в самом деле, что я стану сидеть у нее под дверью, как эти чертовы монахи! А если ей вздумается умереть в мое отсутствие, то тут уж ничего не поделаешь.

- Так-то оно так, но я подумала о дворце. Что, если оттуда пришлют за тобой?

Вид ее обеспокоенного личика вызвал у него улыбку.

- Меня не будет всего день или около того. Просто извинишься и скажешь, что меня отозвали срочным сообщением.

Следующий день выдался холодным и пасмурным, но почтовая лошадь была полна сил, и Акитада, одетый в простеганное ватой дорожное кимоно и сапоги на теплой подкладке, двинулся в путь.

За три недели, что прошли со времени его путешествия по этим местам, горные склоны сменили свое золотисто-бронзовое великолепие на унылые серовато-коричневые краски приближающейся зимы. Только сосны да кедры сохранили зелень, немного потускневшую в сумрачном свете пасмурного неба. Из-за ночных заморозков травы вдоль дороги пожухли, а желтовато-коричневые рисовые поля и вовсе почернели.

Вскоре Акитада добрался до подножия гор и начал крутой подъем. Однажды ему встретился небольшой караван путников, и он остановился спросить, не известно ли им что-нибудь о его семье, но оказалось, что они ехали с юга. Акитада гадал, как долго ему придется скакать. Неужели до самого озера Бива? Так далеко ему лучше не забираться, чтобы не вызвать недовольства при дворе, если вдруг его там хватятся. И зачем только он послушался матушку и вообще ходил показаться туда?!

Наконец он добрался до того места, откуда ответвлялась дорога к монастырю. Дощатая хижина, в прошлый раз показавшаяся ему заброшенной, сейчас была открытой – здесь путникам и паломникам подавали напиться с дороги. Через открытые ставни Акитада разглядел женщину в сине-белом платке и сером переднике – она сидела у крошечного очага, и рядом с ней стояли глиняный кувшин и несколько бамбуковых корзин.

Акитада спешился и привязал коня к дереву. Женщина, молодая и очень смуглая, выбежала ему навстречу.

- Добро пожаловать, господин! – крикнула она, на бегу беспрестанно кланяясь. – Добро пожаловать в приют Милосердных ветров! У нас вы можете отведать самых лучших угощений! Изысканные вина и столичные лакомства! Наши горячие напитки согреют вас после долгого пути. Пожалуйста, господин, заходите, позвольте мне обслужить вас!

Закончив эту многословную речь, женщина склонилась перед Акитадой в таком низком поклоне, что ему теперь были видны только ее спина и затылок. В такой позе она и застыла, по-видимому, увлеченно разглядывая его сапоги.

- Благодарю, – сухо сказал он. – Я бы, пожалуй, выпил горячего саке, прежде чем продолжить.

Она подскочила как ошпаренная и бросилась в свою хижину, где принялась черпать ковшиком саке из котелочка, стоявшего на жаровне.

Акитада последовал за ней и присел на край деревянного помоста. Саке, как он и ожидал, было дешевое и резкое, зато согрело ему нутро. Он заглянул в одну из корзин и решил купить лепешку. На столичное лакомство она мало походила – просто холодная рисовая лепешка с начинкой из рубленых овощей, – но за неимением лучшего Акитада жадно уплел ее и попросил у жен- шины другую.

Та, раскрасневшись, принялась ему подробно рассказывать, как поднялась ни свет ни заря, чтобы приготовить свежие лепешки и добраться со своими припасами до этой хижины.

Акитада улыбнулся:

- Ты молодец и хорошо готовишь. Знала бы ты, как мне не хватало тебя, когда я проезжал здесь несколько недель назад. Тогда еще ливень шел сильный.

- Помню, помню я этот день! – оживилась женщина. – Вы, наверное, ездили посмотреть в монастыре танцоров?

Акитада покачал головой.

- Эх, жаль! Много потеряли. А я в тот день закрылась пораньше и с мужем пошла к монастырю. Вот уж было представление! Я уж было подумала, не в рай ли я попала. – Она, сама того не заметив, увлеклась рассказом. – Муженек мой говорит, если дела пойдут хорошо, то и в столицу сходим на актеров посмотреть. Вы-то сами их представления видели?

- Нет. Но если ты так хвалишь, то, пожалуй, в этом году схожу. А про убийство в монастыре ты слышала?

- Да. На следующий день. Вот страсть-то, правда? Только мы с муженьком пропустили все самое интересное – плелись домой под проливным дождем после представления да промокли как мышата. – Она рассмеялась и предложила Акитаде еще чашечку саке.

- Еще одну, пожалуй, можно, – согласился он. – А ты, случайно, не помнишь, как называлось представление?

- Оно называлось «Танцы непорочной страны». Но это только для монастырей. В столице-то они выступают перед обычными людьми, и получается, конечно, веселее. А называются они «Бродячий театр Уэмона» – по имени старика, что ими руководит.

- Понятно. – Акитада кивнул, не в силах сдержать улыбку при виде ее искреннего восторга, потом окинул взором тянувшуюся впереди узкую каменистую тропу, ведущую к монастырю. Может, ему удастся, сделав небольшой крюк, добраться до озера Бива до наступления темноты? Дальше озера он путешествовать, конечно, не отважится. Остается надеяться, что он встретит своих в пути или хотя бы узнает о них что-нибудь от встречных путников.

- Ты еще пробудешь здесь несколько часов? – спросил он у женщины.

- Дотемна, – сказала она со вздохом, окинув взглядом свои корзины. – Приходится работать до самого вечера, потому что путники стараются попасть в столицу до наступления темноты.

Акитада достал из пояса серебряную монету и протянул женщине.

- Вот тебе за еду и за одну услугу, – сказал он. – Будешь поглядывать, не проедет ли моя семья. Меня зовут Сугавара, и я жду возвращения жены и трехлетнего сына. Они едут в сопровождении одного старика, двух молодых самураев и нескольких конных телохранителей. Едут верхом, в повозках, и с ними еще носильщики. Если увидишь их, передай, чтобы подождали здесь моего возвращения.

Она с готовностью согласилась, засунув монету в вырез кимоно.

На этот раз Акитада добрался до монастыря быстро. Стоял уже промозглый полдень, но дорога была сухая Огромная черепичная крыша ворот, возле которых он в прошлый раз видел жену Нагаоки и ее деверя, еще не оттаяла от ночного инея. Золоченый шпиль пагоды исчезал где-то высоко в облаках.

Заслышав стук копыт, ему навстречу выбежал привратник. К счастью, это оказался все тот же монах, который в прошлый раз дал Акитаде посмотреть план монастыря. Они сразу узнали друг друга и обрадовались.

- Приветствую, приветствую вас, господин! – оживился монах, беря коня Акитады под уздцы – Слышали новость? В ту ночь, когда вы здесь гостили, и впрямь было совершено убийство.

Акитада спешился.

- Да, я знаю. Поэтому и приехал Столичная полиция задержала подозреваемого, но кое-что в этой истории не совсем ясно, вот я и решил съездить и еще разок взглянуть.

- Ага! Значит, я все-таки выиграл спор! – воскликнул обрадованный монах, привязывая лошадь Акитады к столбу.

- Спор? Какой спор?

- Я поспорил с приятелем, что вы вернетесь. Надеюсь, господин, вы простите мою дерзость, но, когда вы уехали, я посмотрел ваше имя в списке посетителей. И тогда меня вдруг осенило, что вы, должно быть, и есть тот самый Сугавара, раскрывший столько преступлений несколько лет назад.

Акитада был удивлен до крайности.

- Но как вы узнали? Ведь я много лет жил на севере.

- А очень просто, господин. У меня есть двоюродный брат, школьный учитель. Он был вашим студентом в университете, он-то и рассказал мне про те убийства, что там произошли. Его имя – Юсимацу.

- Юсимацу. Акитада мгновенно припомнил скромного «престарелого» студента, служившего вечной мишенью для издевок со стороны своих юных товарищей по классу и проявлявшего поистине редкое усердие в учебе. Эти воспоминания вызвали у Акитады улыбку.

- Ну и как поживает господин Юсимацу?

- О, у него все хорошо. Преподает в деревенской школе, имеет жену и двух маленьких сыновей. Говорит, что всем этим обязан вам.

Акитада смутился.

- Да вовсе нет. Он был очень прилежным студентом и преуспел бы в любом случае. Я рад слышать, что дела у него идут хорошо. Передайте ему от меня привет в следующий раз.

- Спасибо, господин! Обязательно передам. – Привратник потер руки и с готовностью спросил: – Ну а сейчас куда вас отвести?

- Я бы хотел осмотреть хозяйственный двор и галереи, где находится жилье для постояльцев. Сможете меня туда проводить?

По ступенькам они поднялись под крышу ворот. В сторожке Акитада заметил молоденького послушника, подметавшего пол соломенной метлой. Где-то бил колокол, его чистый, ясный звук уносился ввысь, к холодным облакам.

Привратник оживленно потирал руки.

- Я полностью к вашим услугам, господин. Для посетителей еще слишком рано. Вот только подождите минуточку. – Он заглянул в сторожку, чтобы дать новичку указания, и догнал Акитаду. – Ну все, вот я и готов! Кстати, меня зовут Эйкэн.

Акитада поблагодарил его У него целая гора свалилась с плеч при мысли о том, что на этот раз он избавлен от необходимости наносить визит настоятелю и объяснять ему цель своего посещения. В прошлый раз ему пришлось испытать чувство неловкости – ведь получилось, что он воспользовался священной обителью, словно какой-то дешевой придорожной гостиницей, просто чтобы укрыться от дождя. А сегодняшний его приезд в монастырь выглядел даже еще более подозрительным – ведь он не мог выступать ни как официальное лицо, ни как представитель интересов Нагаоки.

Благо, что его провожатый, похоже, не видел ничего плохого в такой вот любознательности. Даже наоборот, разговорился, пока они шли по дворам общественных зданий:

- Когда узнали об убийстве, я сразу же побежал в хозяйственный двор, где вы вроде бы слышали женский крик, но там смотреть было не на что. И все-таки я считаю, что у вас гораздо более наметанный глаз на подобные вещи. Мне кажется, от вас даже мельчайшая капелька крови на каком-нибудь камешке не укроется.

- Кровь там мы вряд ли найдем. В тот день шел сильный дождь. – Акитада не стал упоминать о том, что убитая женщина сначала была задушена и только потом изуродована. А удушение, как известно, не оставляет следов – разве что следы борьбы, которые в данном случае давно уже уничтожили монахи, когда разравнивали гравий.

Они прошли крытыми галереями и приблизились к простой деревянной двери. Эйкэн открыл ее, и они ступили во двор, с трех сторон окруженный низенькими приземистыми постройками, а с четвертой – той самой галереей, откуда они только что пришли. Из трубы над центральной постройкой поднимался сероватый столбец дыма. Внизу вдоль стены – длинная поленница, у соседней стены выстроились в ряд деревянные бочонки. Посреди двора на каменном возвышении – обнесенный деревянным заборчиком колодец с подвешенной на лебедке деревянной бадьей.

- Вот это наше хозяйственное подворье, – сказал Эйкэн. – Вон то строение напротив – монастырская кухня. Справа кладовка и баня, а слева – склад церковной утвари. Через него вы, наверное, проходили, когда возвращались в свою келью.

Акитада закивал:

- Ну да, конечно... Теперь припоминаю. Просто я тогда был измучен дорогой и очень устал, но вы совершенно правы. Мы действительно проходили через такое здание. Я еще, помнится, поразился страшной статуе повелителя демонов высотой в человеческий рост. – Он обернулся, чтобы мысленно подсчитать расстояние и определить направление. – Теперь-то, при свете дня, я больше чем уверен, что где-то совсем близко отсюда или лаже прямо на этом подворье в ту ночь и кричала женщина.

Но Эйкэн с сомнением покачал головой:

- По ночам здесь никто не бывает. Последнюю горячую пищу готовят в поддень. За полночь мы служим всенощную и уже до зари, когда пробьет колокол, поднимаемся на медитацию. Может, крик этот все-таки донесся с другой стороны, оттуда, где у нас находится жилье для постояльцев? Вы же сами говорите, что были сильно утомлены. Может, спросонок перепутали?

- Нет. Я уверен, что звук донесся именно отсюда. А табличка «Не входить!» вряд ли остановила бы убийцу. Как она не помешала бы бедокурить подвыпившим юнцам.

- Это вы про актеров? – Эйкэн закивал. – Да, такое возможно. Подозреваете, кто-то из них убил эту женщину?

- Нет. Меня сейчас интересует другое – не видел ли или не слышал ли кто-нибудь чего-то необычного, странного?

Акитада снова задумался над тем, не могли все-таки Нагаока совершить это убийство – или сам, или при помощи наемного убийцы. Полиция проверила по списку имена всех постояльцев, гостивших здесь в ту ночь, но Нагаока, конечно, не стал бы подписываться собственным именем.

Дверь церковного склада отворилась, и какая-то фигура в монашеском наряде с ведром в руке торопливо засеменила к колодцу. Что-то смутно знакомое и неприятное уловил Акитада в этом человеке и уже в следующий миг узнал в нем чокнутого художника Ноами. К счастью, тот не заметил их и принялся крутить лебедку, опуская скрипящую бадью в колодец.

- Ну ладно, я здесь все увидел, – поспешил сказать Акитада. – Пойдемте теперь туда, где у вас размешаются постояльцы.

Но скрип бадьи привлек внимание его спутника, и тот радостно закричал:

- Ишь ты, какая удача! Ноами сегодня здесь! Это известный художник, который работает у нас над адской росписью. Вы обязательно должны с ним познакомиться. – И, не замечая знаков, подаваемых Акитадой, он заорал через весь двор – Мастер Ноами! Можно минуточку вашего времени? Тут с вами хотят познакомиться!

Художник неторопливо обернулся и посмотрел в их сторону, затем подошел. Узнав Акитаду, он нахмурился.

- Вот, господин Сугавара, познакомьтесь, это Ноами, – сказал Эйкэн, глядя поочередно на обоих – Ноами, а это тот самый известный господин, который раскрывает все преступления в столице. Представляешь, он и сюда за этим приехал!

Ноами смотрел на них, моргая своими маленькими пронзительными глазками.

- Я уже удостоился чести быть знакомым, – проговорил он своим чудным тоненьким голоском и как-то весь съежился.

- Вот как?! – удивился Эйкэн. – Ах, ну да, я и забыл: вы же тоже ночевали здесь в ту ночь! Ведь вы всегда приходите к нам, когда вам заблагорассудится.

- Что значит «заблагорассудится»? – огрызнулся художник. – Я не монах, а следовательно, свободен в своих передвижениях. А сейчас прошу меня извинить, господин, но мне нужно работать. – С этими словами он повернулся и пошел к колодцу. Плеснув воды в свое ведро из бадьи, он взял его и зашагал к складу. Так ни разу и не оглянувшись, он вошел туда, захлопнув за собой дверь.

- Ну надо же, какой грубиян! – извиняющимся тоном проговорил Эйкэн. – Странный он, конечно, зато как талантлив! Самый гениальный художник этого столетия.

- Столетие еще не закончилось, – задумчиво заметил Акитада. – И мне вот, например, совсем не нравятся кровавые сцены, которые он, похоже, с таким восторгом живописует.

- Так вы, стало быть, видели эту картину? Нет, меня она тоже приводит в трепет, но в этом-то и заключается ее цель. Считается, что если под впечатлением от нее хоть одна живая душа убережется от греховных помыслов, то ее предназначение будет выполнено.

- Хорошо, если так, – сказал Акитада и повернулся, чтобы идти, ноу самой галереи вдруг остановился. – Так вы говорите, Ноами оставался здесь в ночь убийства? И где же он у вас обычно спит?

- Иногда там же, где работает, а иногда в какой-нибудь пустующей монашеской келье. Раньше-то он, знаете ли, был монахом.

- Был монахом?! Он что же, нарушил обет, или его отлучили от церкви за непристойности?

Эйкэн только развел руками.

- Этого, господин, похоже, не знает никто. – Он вдруг усмехнулся. – И поверьте, уж мы-то пытались выяснить. Я, конечно, не должен так говорить, но жизнь здесь в монастыре такая однообразная! Вы даже не представляете, как все оживились, когда произошло это убийство. Наш настоятель уже трижды назначал в наказание суровые покаяния, чтобы пресечь это мирское любопытство. А покаяния эти и впрямь суровая штука – стоишь всю ночь на коленях на жестком полу, и спину изволь держать ровно. А если задремлешь или ссутулишься, получишь по спине бамбуковой палкой от монаха-надзирателя. Но даже эти меры не очень-то действуют: те, кто помоложе, до сих пор шепчутся по углам об этом убийстве.

– В таком случае мне теперь лаже как-то неловко, что я попросил вашей помощи.

Они многозначительно переглянулись, и Эйкэн сказал:

- Даже не берите в голову, господин. Помочь расследованию – мой долг. – И они обменялись улыбками, означавшими полное взаимопонимание.

Жилье для гостей и паломников располагалось в юго- восточном крыле монастыря. Самого-то Акитаду по причине его высокого ранга и благодаря гостеприимству настоятеля разместили в прошлый раз в центральной части.

Через малые ворота они прошли на постоялый двор. Обрамлявшие его квадратом жилые галереи устройством напоминали монашеские кельи. На каждые шесть дверей приходилось по одному крыльцу, их ступеньки спускались во двор. Сейчас там хлопотали по хозяйству два молодых монашка.

Эйкэн свернул направо, и они долго шли по длинной веранде, пока не остановились перед какой-то дверью.

- Вот в эту комнату поселили на ночлег деверя госпожи Нагаока, – сообщил он Акитаде.

Дверь была не заперта и распахнулась от первого толчка. В крохотной комнатке не было ровным счетом ничего, даже платяного сундука. Грубые дощатые стены пестрили многочисленными надписями, оставшимися после многих поколений паломников, и имели только два отверстия – дверь да маленькое окошко в дальнем конце. Одним словом, жилье это никак нельзя было отнести к разряду роскошного.

- А мебель что же, убрали? – спросил удивленный Акитада.

- Нет. Здесь все комнаты такие. Постель и лампу приносят, когда вселяется гость. А в холодные ночи еще полагается жаровня. Ну и конечно же, вода и что-нибудь незатейливое из растительной пиши. Все это, кроме жаровни, принесли тогда тому мужчине, – Эйкэн помолчал и, многозначительно кашлянув, прибавил: – Только не больно-то он ими пользовался.

- Вот как? – От Акитады не укрылось хитроватое, озорное выражение на лице Эйкэна.

- Да, господин, такие вот как раз факты и взбудоражили нашу молодежь, за что ей и пришлось потом отдуваться на суровом покаянии. – Эйкэн лукаво подмигнул ему, сделав при этом самое что ни на есть серьезное лицо.

Акитада едва сдержал смех. Его провожатый нравился ему все больше и больше.

- То есть вы хотите сказать, что родственничек этой дамы переселился к ней, едва успев приехать? А как насчет поклажи? Были у него с собой какие-нибудь вещи?

- Все осталось в его комнате. И деньги, и все остальное.

Брови Акитады взметнулись вверх, и он задумчиво пробормотал:

- Все, кроме меча.

- Ага! – воскликнул Эйкэн, потирая руки. – Кажется, я понимаю, о чем это вы, господин. Вы полагаете, он заранее замыслил убийство этой несчастной дамы, поэтому незамедлительно отправился в ее комнату, прихватив с собой меч?

- Это одна из версий.

- Но это означает, что он не собирался соблазнять жену своего брата, как решили большинство из нас. Не убил же он ее из-за того, что она отвергла его ухаживания?

- Нет. Отправляясь на любовное свидание, он вряд ли взял бы меч.

- Блестящий вывод, господин! – Эйкэн с восхищением смотрел на Акитаду. – Готов побиться об заклад, что полиция до этого не додумалась. Они только расспрашивали всех, не заметил ли кто чего подозрительного в отношениях этой парочки.

Помня о Кобэ и не будучи наделен какими-либо официальными полномочиями, Акитада не стал затрагивать эту тему, а вместо этого спросил:

- Кто обнаружил убийство?

- Один из новообращенных послушников по имени Анчо. Новички у нас занимаются уборкой в комнатах гостей. Как раз на той самой неделе убирали Анчо и Со- сэй. Я это хорошо помню, потому что сам расспрашивал Анчо, когда сообразил, кто вы такой. На тот случай, если вы вдруг вернетесь и зададите мне этот вопрос.

Акитада горячо поблагодарил своего нового знакомого за сообразительность.

- Рад оказаться вам полезным. Как бы там ни было, но Анчо и Сосэй пошли убираться только после утренних занятий. То есть когда уже миновал час Дракона и когда большинство гостей разошлись – кто на молебен, а кто и вовсе по домам. Анчо постучался в комнату дамы и, не получив ответа, решил, что там пусто, поэтому воспользовался полагающимся ему запасным ключом. Он перепугался насмерть, когда обнаружил там окровавленное тело женщины и бездыханного мужчину, не подающего признаков жизни Парнишка тут же бросился прочь и на бегу принялся громко звать на помощь. На его крики прибежал Сосэй, увидел и тоже в страхе побежал, только ему хватило ума позвать кого-то из старших монахов. Анчо, перепуганный, топтался во дворе. Оттуда он видел, как у дверей комнаты собрались несколько постояльцев, а потом прибежали старшие монахи. Только тогда кто-то заметил, что мужчина в комнате живой и просто мертвецки пьян Его связали, а потом настоятель отправил нарочного в столицу за полицейскими.

- И что же, во всей этой сутолоке и толкотне мужчина все время спал?

– Да полицейские несколько часов кряду не могли его добудиться. А когда растормошили, тотчас же взяли под стражу. Держать его пришлось крепко и даже связать, потому что он бушевал и все пытался вырваться. Как раз это, как сочли полицейские, и подтвердило его вину.

Акитада без труда представил себе эту картину. Брат Нагаоки Кодзиро, когда его грубо растолкали, а потом связали, спросонок и спьяну, конечно, сильно перепугался. Понимающе кивнув, он сказал:

- Да, теперь я бы как раз хотел осмотреть ту комнату.

Через веранду они прошли в другое крыло.

- Вот здесь у нас размешаются женщины, – сказал Эйкэн. – А комнаты в крыле напротив занимали актеры. Лучше селить их порознь – тогда помыслы перед молитвой будут чище.

Акитада что-то буркнул себе под нос, явно не согласный с такой точкой зрения. Эйкэн словно бы не заметил этого и открыл дверь в комнату, ничем не отличающуюся от предыдущей. Акитада вошел и огляделся Дощатый пол был, конечно, давным-давно отскоблен, да и крови там в любом случае не должно было быть много. Не обнаружив ничего особенного, он принялся осматривать дверь. Та имела изнутри задвижку, поднять которую снаружи можно было только специальным ключом, вставленным в крошечную скважину.

- У кого имеются ключи от этой задвижки? – поинтересовался Акитада.

- Таких ключей только два. Они хранятся у дежурного. Пользоваться ими могут только уборщики спальных помещений. Они получают ключи у дежурного утром перед работой и возвращают их ему же после уборки. Пустующие комнаты у нас обычно не запираются.

- Понятно. А как выдумаете, мог бы я перемолвиться парой слов с этим Анчо?

- Нет ничего проще. Он сейчас во дворе.

Они вышли на веранду и посмотрели вниз, где юный монашек разравнивал граблями гравий в дальнем конце двора.

Сложив руки у рта, Эйкэн громко позвал:

- Анчо!

Паренек отбросил в сторону бамбуковые грабли и послушно подбежал.

- Вот, Анчо, это тот самый важный господин, о котором я тебе говорил, – сказал ему Эйкэн. – Он приехал расследовать убийство и хочет кое о чем тебя спросить.

Щеки парнишки, розовые то ли от холода, то ли от работы на свежем воздухе, сразу же заметно побледнели, и он метнул испуганный взгляд в сторону открытой двери.

- Не знаю я ничего, – сказал он, нервно переминаясь с ноги на ногу. Мастер Гэнно запрещает нам думать о таких вещах. Это трудно, но я стараюсь не ослушаться.

- Об этом не беспокойся, – сказал Эйкэн. – Тут ситуация особая. Ты же знаешь, что его преподобие велел нам оказывать посильную помощь властям.

Видя волнение паренька, Акитада поспешил его успокоить:

- Я постараюсь как можно короче. Я же понимаю, как тебе это неприятно.

Анчо закивал с облегчением. У него был смышленый вид, несмотря на юный возраст – лет восемнадцать, не больше, как предположил Акитада.

- Тогда, Анчо, скажи: эта дверь точно была заперта на задвижку, когда ты пришел убираться?

- Да. Когда на мой стук никто не откликнулся, я толкнул дверь. Обычно гости их не запирают, когда уезжают. Я снова постучал и, когда опять никто не ответил, достал свой ключ и отпер задвижку.

- А можно мне взглянуть на ключ?

Анчо переглянулся с Эйкэном и, когда тот уверенно кивнул, протянул Акитаде тоненькое металлическое приспособление, которое он носил привязанным на веревке к поясу.

Отмычка была специальным образом заточена, и Акитада сразу обратил внимание, что она предназначалась только для этого типа задвижек. Он вставил ее в скважину и услышал легкий щелчок, когда задвижка поддалась. Слегка повернув, он вынул ключ из отверстия. Придя к выводу, что открыть дверь без такой отмычки мог только очень опытный вор, заранее готовившийся к преступлению, Акитада вернул приспособление молодому монаху.

- А теперь я должен задать тебе, возможно, очень неприятный вопрос, – сказал он. – Ты уж прости меня и постарайся на него ответить. Прежде всего скажи, что именно ты увидел, когда дверь открылась?

Монашек закрыл глаза. Он снова немного побледнел, но отвечал без запинки и с готовностью:

- Я увидел женщину на полу. Она лежала ногами к двери. Я сразу узнал ее по платью. Очень красивое у нее было кимоно, расшитое хризантемами и золотистыми травами. Я было подумал, что она спит, но тут же сообразил: почему не на постели? Она лежала на голом полу, да в такой странной позе... Тогда я решил, что она, должно быть, почувствовала себя плохо и потеряла сознание. Я подошел, чтобы помочь ей. – Он передернулся всем телом и проглотил тяжелый ком в горле. – Лицо ее было в крови... да и лица-то, считай, не было... сплошное месиво. Тут я понял, что она мертва. и побежал прочь. – Он открыл глаза и затравленно посмотрел на Акитаду.

- Молодец. Ты очень хорошо рассказываешь, – подбодрил его Акитада. – Ноты успел понять, что в комнате есть кто-то еще?

Анчо покачал головой.

- В комнате было темновато, свет попадал туда только из открытой двери В общем, я увидел только женщину, а догадаться, что там может быть и мужчина, мне и в голову не пришло. – Он залился болезненным румянцем и отвел глаза в сторону.

- Вот ты говоришь, что узнал ее по платью. Значит, ты видел ее накануне вечером?

- Да, господин, видел. Ведь я приносил ей постель и еду с питьем.

- Так это ты обслуживал ее?! Что ж ты мне не сказал? – воскликнул Эйкэн.

Ответ был простой:

- А вы меня не спрашивали.

Поначалу Эйкэн выглядел раздосадованным, потом просиял:

- Нет, ну надо же! Только вы, господин, с вашим умом и проницательностью могли обнаружить такой значительный факт из каких-то небрежно произнесенных слов! Да-а, похоже, мне еще многому учиться и учиться в жизни.

Акитада усмехнулся:

- А нужны ли вам эти знания при таком-то образе жизни?

- Конечно, господин. Вы даже представить не можете, что иной раз вытворяет наша молодежь! Не убийства, понятное дело, но все-таки... Да и гости разные бывают, всякая низменная публика вроде тех актеров... Хотя наш настоятель собирается запретить пускать сюда бродячих комедиантов и женщин. Сказано ведь: «Вырождение Закона начинается с женщин».

- Да, я, признаться, тоже был удивлен, когда обнаружил, что в ваш монастырь пускают женщин. В ту ночь я даже застал одну из женщин в компании нескольких актеров-мужчин, и не где-нибудь, а в бане.

Эйкэн был потрясен до глубины души.

- Неужели? А вы уверены, господин? В этой части монастыря мужчинам и женщинам не дозволено находиться вместе. Куда же смотрел банщик?

- Он пытался увещевать их, да только все без толку.

- Я так понял, что ради праздника ваши строгие правила разрешено было немного ослабить.

- Ничего подобного, господин! Актерам надлежало не покидать своих комнат. – Он покачал головой. – Теперь понятно, почему настоятель так расстроен.

Акитада снова повернулся к Анчо:

- Расскажи-ка мне про вечер накануне, когда ты видел обоих живыми.

- Меня послали обслужить новых постояльцев – даму и господина. Сначала я зашел на кухню. Она была уже закрыта, но я все же положил в корзинку холодных рисовых лепешек и два кувшина воды Корзинку я отнес на веранду и поставил перед комнатой дамы, потом сходил в кладовку за постелью и постучался. Дама открыла мне. Я старался не смотреть на нее, но красивое платье как-то само бросалось в глаза. Сначала я принес постель и разостлал ее возле окна. – Он покраснел. – Вообще-то нам не полагается ее стелить Закончив с постелью, я принес еду и воду. Просто поставил их в комнате у порога и отправился делать то же самое у господина.

- Понятно. И ты не разговаривал ни с тем, ни с другим?

- Нет, не разговаривал Нам не положено. Тот господин поблагодарил меня, и только то.

- А какую-нибудь поклажу у него ты не заметил?

- Заметил, господин. У него была переметная сума и меч, а у дамы только сума, и все.

- А как они себя вели? Какой у них был вид – веселый, беспокойный, унылый или раздраженный?

- Трудно сказать. Тот господин улыбнулся мне и кивнул. Мне показалось, он выглядел усталым. А дама все расхаживала туда-сюда по комнате. Может быть, она нервничала? Не знаю. Но не улыбалась и даже не смотрела в мою сторону. Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать.

Где-то снова начал звонить колокол рассекая прозрачную тишину. Анчо оглянулся и забеспокоился.

- Это нас созывают на обед, – пояснил Эйкэн.

- Еще только минуточку, – попросил Акитада. – Скажи, а не довелось ли тебе в тот вечер обслуживать еще одного постояльца, который мог приехать позже? Лет эдак за пятьдесят, седовласый и худой.

- Нет, господин. Больше никаких гостей в тот вечер не прибывало. И я вообще не припомню никого, кто бы подходил под ваше описание.

Итак, Нагаока, судя по всему, не следовал по пятам за женой и братом.

- Тогда скажи мне еще вот что. Не интересовался ли кто-нибудь из других гостей ламой, которую нашли мертвой?

Анчо покачал головой

- Насколько мне известно, нет, господин.

- Тогда все. Спасибо тебе. Ты молодец, что заставил себя снова вспомнить такие неприятные вещи.

Анчо торопливо раскланялся и убежал Эйкэн остался. Стоя у Акитады за спиной, он наблюдал, как тот закрывал дверь, и проследил, чтобы та не захлопнулась на задвижку.

- Запирать не нужно, господин, – сказал он.

Акитада пристально изучал дверь, потом чуть сильнее прежнего потянул ее. Задвижка с громким щелчком подпрыгнула и опустилась, и дверь оказалась заперта.

- Ого! Да она запирается снаружи! – воскликнул изумленный Акитада. – Теперь понятно, зачем Анчо и другому дежурному нужны запасные ключи и почему Анчо отпирал дверь ключом после того, как постучался. Он-то думал, комната пустая, и. дернув дверь, сам случайно захлопнул ее.

- Ну конечно. Люди иногда задвигают двери так сильно, что те сами запираются.

- Но тогда получается совсем другое дело. – сказал Акитада. – Войти в запертую комнату без ключа никто нс может, зато очень просто запереть ее. когда выйдешь. Благодаря вам мы теперь знаем, что кто- то другой, а не Кодзиро мог убить госпожу Нагаока.

У Эйкэна был недоуменный вид. Помолчав немного, он сказал:

- Что-то я не совсем понял. Позвольте полюбопытствовать, господин, уж не подозреваете ли вы кого-то из нас?

- Вовсе не обязательно. Это мог быть любой, кто находился в ночь убийства в монастыре. Что ни говори, а в ту ночь здесь было много посторонних. Ну да ладно, идите, а то пропустите обед, а мне пора продолжать путь. Я глубоко благодарен вам за вашу любезность и за столь неоценимую помощь.

Эйкэн повеселел.

- Нет-нет, у меня есть время. Кто-нибудь да принесет мне еду прямо в сторожку. А вы еще вернетесь?

- Может быть. Но как бы там ни обернулось, я обязательно дам вам знать, чем все кончилось.

Они расстались друзьями. Акитада снова взобрался в седло и поскакал по горной тропе, гадая, удастся ли нагнать упущенное время. Впрочем, не такое уж упущенное – ведь теперь он по крайней мере обладал достаточными сведениями, чтобы вновь завести разговор с Кобэ. Но было в этом деле и много неясных моментов, и не последнее место среди них занимала подозрительная фигура Ноами. Человек этот, казалось, был вездесущ – вечно зловеще маячил где-то на заднем плане.

Так постепенно, мысленно перебирая события последних недель, Акитада снова впал в уныние. Он ни на крупицу не приблизился к раскрытию убийства жены Нагаоки, дома в непримиримой злобе умирала матушка, одна из сестер, затравленная и глубоко несчастная, пребывала в отчаянии, а другая оказалась замужем за человеком, на которого пало чудовищное подозрение в краже имперских сокровищ, и сам он еще так и не удосужился явиться с докладом ко двору. И что самое ужасное – ему до сих пор пока так и не удалось разрешить хотя бы одну из этих проблем.

В таком настроении он пребывал, пока наконец не выехал на открытую местность, откуда открывался вид на долину и широкий тракт внизу. У дощатой хижины, где он останавливался ранее, он заметил скопление повозок, лошадей и людей. Это какие-то путники решили сделать остановку на пути в столицу.

Акитада напряг зрение и посчитал. Ну да, конечно! Две повозки, запряженные быками, и еще сколько-то лошадей, примерно пятнадцать. И даже издалека он разглядел прямо внутри хижины женскую фигурку в синем кимоно, а потом и мужчину с малышом на спине. Ну наконец-то! Приехали!

Не сдержав радостного крика, Акитада хлестнул лошадь и пустился галопом вниз по тропе навстречу своей семье.