Как и предсказывал Кобэ, силы возвратились к Хирате сразу же, как только капитан ушел. Старый профессор отказался от предложения Акитады проводить его домой, сославшись на дела.

— Не беспокойся за меня, — сказал он, суетливо шаркая по кабинету. — Такие приступы случаются у меня в минуты раздражения. Сразу все скручивает внутри. К счастью, они никогда не длятся долго. Кстати, не говори, пожалуйста, об этом случае Тамако.

Акитада усомнился в этом, однако не имел ни малейшего желания досаждать Тамако своим присутствием, изображая пылкого воздыхателя с разбитым сердцем. Встревоженно наблюдая за своим старым другом, он заметил:

— Мне не нравится ваш вид. Вам нужно хорошенько отдохнуть. Эти дурацкие каверзы Кобэ продолжатся. Ступайте домой и проведите там несколько дней. Я заменю вас на занятиях.

Но Хирата упорствовал — легкое недомогание, и ничего больше. Что же касается Кобэ, то самое худшее он уже сделал. Теперь, считая его невиновным, он вряд ли будет приставать к нему в связи с убийством Оэ.

Акитаде пришлось согласиться.

На следующий день он все еще находился под впечатлением от чудовищных обвинений Кобэ. Однако Акитада напомнил себе, что полицейский капитан не так глуп, как кажется. Он быстрее, чем Акитада, выявил факт подтасовки экзаменационных результатов и сразу связал это с убийством Оэ. Судя по всему, Кобэ вполне способен раскрыть эту тайну до конца. Акитада не сомневался, что своими несправедливыми обвинениями Кобэ намеревался добыть побольше информации. И его метод сработал.

Позавтракав, Акитада нанес неизменный визит к матери. Та всем своим видом показала ему, что он еще не прощен. После обычного обмена любезностями он вернулся в свою комнату, где нашел Тору. Тот оживленно беседовал с Сэймэем, готовившим для выхода платье Акитады.

— Силы небесные! — воскликнул Акитада, увидев усталые, покрасневшие глаза Торы. — Сдается мне, ты и сегодня не спал. Что за необходимость в таком отчаянном веселье?

— Простите, господин, — усмехнулся Тора. — Постараюсь урвать днем времечко и вздремнуть. А причина у меня есть, и хорошая. Я слышал, вам теперь предстоит разбирать еще одно жуткое убийство. Видать, какой-то демон гуляет по университету.

— Это дело расследует капитан Кобэ, а меня попросили не вмешиваться. Я работаю над делом Нагаи. Кстати, что тебе удалось выяснить?

Тора поведал о своих приключениях с воздушными змеями.

— Смышленый мальчонка, все налету схватывает, — сообщил он, не скрывая удивления. — Никогда не подумал бы, что такие изнеженные мальчики могут носиться как ветер.

Акитада улыбнулся:

— Мальчики из его класса упражняются во многих вещах. Их учат верховой езде, стрельбе из лука, поединкам на мечах и игре в мяч. А что насчет этой девушки Омаки?

Тора дал хозяину подробный отчет о своем разговоре с девочкой-служанкой и с женой зонтичных дел мастера. Его описание образа жизни последней и ее сомнительных прелестей было столь красочным, что Акитада, жалея уши Сэймэя, воскликнул:

— Хватит! Давай лучше рассмотрим факты! Сдается мне, она тут вряд ли виновата, потому что с таким же успехом могла бы убить падчерицу и дома. А ее интерес к получению денег делает из этой женщины ненадежного свидетеля. Попробуй все же поговорить с ее мужем.

Тора вздохнул с облегчением:

— Фу-ух! Хвала небесам! Все-таки мне нравятся другие женщины. Ну так вот, а потом я пошел прямиком в «Старую иву» и побеседовал там с тетушкой. Она знала, что Омаки встречалась с Кроликом и брала уроки у профессора-лютниста. Она сказала, что ребеночек был от Сато, но как раз в этот момент к нам влетела одна из гейш, некто госпожа Сакаки, и эти слова ее порядком расстроили. Я-то потом припомнил, что эта же женщина как-то странно вела себя позапрошлым вечером, когда я спросил ее об Омаки и Сато.

— Вот оно что! А как выглядит госпожа Сакаки?

— О-о! Выглядит она прекрасно, гораздо моложе своих лет. А лет ей, наверное, за тридцать. Стройная, худая, но не то чтобы совсем худая — вы, конечно, понимаете, о чем я. Волосы красивые, убраны в прическу. Мичико говорит, она талантливая музыкантша, и тетушка, похоже, жалеет ее. Дает работу, потому что той нужно заботиться о муже, детишках и стариках-родителях. Это я узнал, но потом мне пришлось уйти, потому что явилась эта свинья торговец шелком, и все женщины бросились встречать его, словно он сам император. У него водятся деньжата, вот они и вьются вокруг него, особенно после того, как он пропадет на несколько дней. Люди говорят, дома он у жены под каблуком. Ходят слухи, она задает ему трепку всякий раз, когда он волочится за очередной юбкой. Надеюсь, что это так. Пусть колотит — так этому трусу и надо!

Акитада начал терять терпение.

— Можно нам получить голые факты, относящиеся к убийству девушки, а не выслушивать, как ты описываешь жизнь проституток?

Сэймэй усмехнулся, а Тора напомнил хозяину:

— Между прочим, вы сами послали меня туда. Я пытался выудить для вас полезные сведения. Шли бы тогда туда сами и разбирались бы, кто да что. Кстати, я потом вернулся в дом зонтичных дел мастера. Там все уже спали, и я забрался наверх, в комнату убитой девушки. — Тора рассказал, что обнаружил там, и протянул хозяину парчовый чехольчик, набитый карточками с чьими-то росчерками.

Акитада несказанно обрадовался.

— Похоже, он из той же парчи, что и пояс, которым ее задушили, — заметил он. — Изделия из такой превосходной дорогостоящей ткани может подарить только очень состоятельный человек.

— Что верно, то верно. Уж это я на себе проверил, — согласился Тора. — Этот ублюдок Курата вышвырнул меня из своей лавки, когда я хотел купить что-нибудь для своей подружки. Видать, считает, что такая рвань, как я, не имеет права даже пощупать его товар.

Акитада изогнул брови.

— Этот человек — грубиян. Забудь о нем. — Он открыл чехольчик и вытряхнул из него ярко-красные карточки. — Весьма и весьма красивый почерк, — пробормотал Акитада.

— Сам-то я прочесть не смог. — Тора пожирал хозяина нетерпеливым взглядом. — Подумал, что ей дал их любовник. Имя-то там можно прочесть?

Акитада улыбнулся, передал добычу Торы Сэймэю.

— Вынужден тебя расстроить, Тора. Ты, конечно, полагал, что нашел карточки убийцы, а на самом деле Омаки, играя на лютне, использовала их для привлечения клиентов. Здесь она представляется как «Певчая птичка в ивовой листве» и сообщает, в каком питейном заведении ее можно найти под этим именем.

Вернув карточки, Сэймэй презрительно поморщился:

— Весьма неприлично для женщины, особенно такого сословия. Только мужчины, занимающие высокое положение в обществе, могут использовать такие карточки.

Тора взял в руки одну и начал разглядывать ее, потом удивленно спросил:

— Она что, сама это писала?

Акитада покачал головой:

— Вряд ли. Тут чувствуется рука каллиграфа, и притом написано по-китайски. Но признаю, это было очень предприимчиво с ее стороны. Вероятно, она надеялась выступать только в лучших заведениях. Подозреваю, что это писал юный Нагаи. Странно только, что карточки не принесли пользы. Работу Омаки потеряла, а с Нагаи рассталась. Насколько я понимаю, про свадьбу ты ничего не слыхал?

Тора покачал головой:

— Нет. Девочка-служанка говорит, что мачеха называла Омаки шлюхой.

Акитада задумчиво подергал мочку уха.

— Как, интересно, она могла пренебречь будущим, работой, предложением бедного Нагаи выйти за него, нимало не беспокоясь о том, что вскоре ждет ее?

Тора кивнул:

— Мы с тетушкой тоже удивлялись этому. Мичико говорила, что Омаки чему-то очень радовалась перед смертью.

— Думаю, нам следует искать отца нерожденного ребенка Омаки, — сказал Акитада. — В этом смысле веселый квартал — самое многообещающее место. И я должен извиниться за то, что отругал тебя. Ты сделал все правильно. В следующий раз, когда пойдешь туда, постарайся выяснить, не проявлял ли кто-то из клиентов особого интереса к этой девушке.

Тора устремился к выходу.

— Подожди! — остановил его Акитада. — Есть еще одно дело. Более срочное. Помнишь старика нищего, которого капитан Кобэ арестовал за убийство? — Тора кивнул, и Акитада продолжил: — Старика выпустили, и теперь я боюсь за его жизнь. Надо бы разыскать его и привести сюда. В восточном отделении полиции могут знать, где он. Он часто заглядывает туда.

Когда Тора ушел, Акитада сказал Сэймэю:

— Теперь я жалею, что сокрушался из-за отсутствия острых ощущений. Кто бы подумал, что на мою голову свалится целых три убийства, при том что я понятия не имею, как подступиться хотя бы к одному из них.

Сэймэй протянул хозяину разглаженное платье.

— Три убийства? Их вроде бы только два — девушка и профессор Оэ.

Акитада скинул домашнее платье и просунул руки в рукава выходного кимоно.

— Ты забыл про принца Ёакиру. — Он завязал пояс.

— Лучше бы вы забыли про принца Ёакиру. Опасное это дело. Да и два других случая я бы на вашем месте оставил полиции.

— Пусть я сейчас похож на кое-кого из моих нудных коллег, но все уперлось в поиски убийцы. Кобэ, похоже, просто не до конца осознает это. Уверен, ему еще не ясна ситуация, приведшая к убийству Оэ. Но в любом случае меня попросил о помощи Нагаи. Ему больше не к кому обратиться, поэтому я постараюсь сделать все от меня зависящее.

Сэймэй протянул хозяину шапку и мрачно напутствовал его:

— Помните только о поговорке: за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.

В университете, несмотря на убийство, жизнь шла своим чередом. Хирата явился на занятия и выглядел почти как обычно. Проводить утренние уроки оказалось задачей нелегкой, так как взбудораженные студенты то и дело перешептывались. Акитада наконец не выдержал и отменил последнее занятие первой смены, решив размять ноги и пойти домой пообедать. Он уже откладывал в сторону книги, когда вдруг заметил, что один из учеников сидит на месте.

— Садаму? — Акитада назвал мальчика по имени, ибо в сложившейся ситуации официальный тон казался ему не совсем уместным.

Мальчик поклонился.

— Ты хотел что-то мне сказать?

— Да, господин. Я хотел поблагодарить вас за то, что вы послали ко мне своего слугу. За это я весьма признателен вам. Он оказался очень умелым по части запускания змеев и устроил мне настоящее увеселение.

Акитада постарался скрыть улыбку, вызванную этим степенным тоном.

— Рад это слышать. Тора столь же высоко отзывался о вас.

Мальчик просиял.

— Правда? Я хотел бы нанять его к себе в услужение, если вы сможете обойтись без него. Скоро я начну получать содержание и буду ему хорошо платить.

— Ваши слова удивляют меня. Вам придется поговорить об этом с самим Торой. Он человек свободный, пусть сам выбирает хозяина.

— Понимаю. Просто он признался, что поступил к вам на службу совсем недавно, иначе я не позволил бы себе сделать такое предложение. Тора рассказал мне, как вы познакомились. — Мальчик искоса глянул на Акитаду и добавил: — Кажется, он человек очень преданный.

— У Торы много прекрасных качеств.

— Но преданность — наиболее важное качество для слуги. Вы согласны?

— Да. И еще привязанность.

Эта мысль, судя по всему, была новой для маленького князя. Он задумался, потом кивнул.

— Такие чувства, как привязанность вассалов, ко многому обязывают господина, — сказал он. — Обязывают его защищать их. — Акитаду смущало, что беседа приняла такой оборот. Уж не намекает ли мальчик на его бедность, на то, что ему не по карману такой слуга, как Тора? Но молодой князь Минамото продолжал с неожиданной страстью: — Когда мой дедушка умер, этот долг — заботиться о вассалах — он передал мне. Но как мне выполнить свой долг перед моими людьми, если меня держат здесь как пленника и я не имею в своем распоряжении ни одного самурая и даже просто слуги?! Никто не приготовит мне ни пищу, ни одежду! — И, беспомощно сжав кулачки, он заплакал. — Как же я буду защищать своих людей?!

Акитаду поразил такой взрыв чувств. Глядя в глаза мальчика, выражающие страдание, он нерешительно сказал:

— Уверен, ваши подданные ждут, что вы возьмете на себя эту ношу, но только когда повзрослеете. А пока другие позаботятся о вашем семейном долге. К тому же здесь, в университете, никому не разрешено держать при себе самураев и личных слуг.

Мальчик рассердился:

— Вы не понимаете! Мое законное место занял Сакануоэ. Это он заточил меня здесь. Это сделано вовсе не по дедушкиному завещанию. Дома у меня были личные наставники. А теперь одному только небу известно, что этот злодей творит с моими людьми… и с моей сестрой. — Метнувшись к стене, Минамото заколотил по ней кулачками в беспомощной ярости.

Акитада подождал, пока мальчик успокоится. Когда тот затих, голова его поникла и он безвольно опустил руки, Акитада невозмутимо спросил:

— У вас есть доказательства того, что князь Сакануоэ не выполняет условий дедушкиного завещания?

Мальчик обернулся. Его полные слез глаза сердито сверкнули.

— Мне не нужно доказательств. Мне достаточно дедушкиного слова! Дедушка ненавидел его, называл выскочкой и подозревал, что он обкрадывает нас. Он предостерегал меня от этого человека и просил не давать ему никакой власти.

Акитада вздохнул.

— Князь Сакануоэ назначен вашим опекуном, — напомнил он ребенку. — Чтобы избавиться от его опекунства, вам придется выступить против него в суде и там доказать его неправомочность. А поскольку вашего дедушки нет и он не может свидетельствовать в суде, ваше слово будет против слова Сакануоэ.

После этого они долго молчали. Мальчик наконец сказал:

— Тора говорит, что вы распутываете самые сложные преступления, которые не под силу никому другому. Я хочу, чтобы вы расследовали убийство моего дедушки. Возьметесь за это?

Акитаде показалось, что он ждал этого предложения с тех пор, когда впервые услышал о странных обстоятельствах смерти принца. Скрыв возбуждение, он невозмутимо ответил:

— Не знаю. Полагаю, вам тогда следует рассказать мне, что произошло.

— Значит, вы согласны с тем, что это было убийство?

— Это больше похоже на убийство, чем на чудо.

Глаза мальчика засияли от облегчения.

— А что именно вы хотите знать?

— Все, что вспомните из событий до и после исчезновения вашего дедушки. Как я понял, вы подозреваете князя Сакануоэ. Возможно, в таком случае лучше начать с него.

— Хорошо. — Мальчик распрямил плечи. — Сакануоэ управлял нашим имением. До него эту должность занимал его отец, а еще раньше отец его отца. Она передавалась по наследству. Мои предки и дедушка всегда доверяли клану Сакануоэ и хорошо вознаграждали их за службу. Но когда у нас в запасниках стал сокращаться объем зерна, а Сакануоэ начал приобретать земли, у дедушки возникли подозрения, и он вызвал его в столицу вместе со счетами. Мне это известно от самого дедушки. Как раз тогда он и предостерег меня от этого человека. Дедушка очень рассердился на него, но я подумал, что Сакануоэ как-то выкрутился с этими недостачами, потому что дедушка собирался снова отправить его в поместье. А потом, за день до дедушкиной смерти, между ними состоялся ожесточенный спор, предметом которого была моя сестра.

Акитада перебил мальчика:

— Откуда вам это известно? Вы присутствовали при этом?

Маленький князь покачал головой, потупившись и глядя на стиснутые на коленях кулачки. Проглотив тяжелый ком в горле, он ответил:

— В дедушкином доме у меня были свои покои. В тот день я находился в саду и видел, как носятся сломя голову слуги. Потом дедушка выбежал из своей комнаты и устремился по галерее к дому моей сестры. Я сразу понял, что он очень сердит, поэтому стоял и ждал. Когда дедушка бежал обратно, он крикнул, чтобы позвали Сакануоэ. — Мальчик замолчал и с вызовом посмотрел на Акитаду. — Я пошел на дедушкину веранду, чтобы послушать. Он кричал на Сакануоэ, но слов я не слышал. А потом Сакануоэ вышел, и вид у него был… как у злобного демона.

— Понятно. А что с вашей сестрой? Вы говорили с ней?

— Нет. Я не виделся с сестрой больше месяца. Даже не знаю, жива ли она. Сакануоэ утверждает, что женился на ней. — Последние слова мальчик произнес, захлебываясь от ярости.

— Да, я тоже слышал об этом. А теперь расскажите, что было дальше. Зачем ваш дедушка отправился в горный монастырь, когда в семье происходили такие неурядицы?

— Когда умер мой отец, дедушке приснился сон. Во сне к нему явился мой отец и велел ему молиться за него каждый первый день четвертого месяца на рассвете, иначе наш род оборвется на мне и вымрет. С тех пор дедушка каждый год выполнял эти указания.

— Силы небесные! — Акитада в ужасе посмотрел на мальчика. — И вы собираетесь продолжить эту традицию?

— Конечно. — Голос мальчика звучал неуверенно. — Если останусь жив.

Воцарилась мрачная тишина. Конечно… Если… Этот ребенок явно стоял между Сакануоэ и одним из богатейших и огромнейших земельных владений в стране. В какой-то момент Акитада даже усомнился, выполнял ли на самом деле принц предписанный ритуал. Он спросил у мальчика:

— Как вам рассказывали о событиях в монастыре?

Мальчик вскинул голову.

— Что дедушка вошел в святилище и долго не выходил оттуда. А потом Сакануоэ и другие самураи открыли дверь, но дедушка исчез. Они в один голос утверждали, что его, должно быть, забрали к себе боги, поскольку другого способа покинуть храм не было.

— Кто это «они»?

— Дедушкина свита — Сакануоэ, самураи, слуги и несколько его друзей.

— Мне нужны их имена. Они что, все ждали его за дверью и были свидетелями его исчезновения?

— Да. Во всяком случае, они так сказали.

— Но вы знаете, что их должны были тщательно допросить, прежде чем император благосклонно отнесся бы к этой идее с чудом?

— Сакануоэ словно околдовал его величество. Жаль, что меня там не было! Жаль, что я не ждал вместе с другими, когда дедушка выйдет из святилища! Жаль, что я не поговорил с ним напоследок. Но ведь я не сомневался, что увижусь с ним на следующий день. Я должен был ехать с ним в одной повозке. Он прислал мне записку, в которой велел лечь спать пораньше, чтобы с утра быть готовым к путешествию.

— К путешествию? К какому путешествию? — удивился Акитада.

— На следующий день мы собирались выехать в провинцию, в поместье. Дедушка хотел сам осмотреть владения и удостовериться, что в будущем нам не грозят недостачи.

— Мысль поехать в поместье пришла к нему неожиданно?

— Да. Слуги тогда, помнится, сетовали в один голос. Вы не представляете, какая поднялась суета, когда укладывали вещи. Везде стояли сундуки и ящики, во дворе телеги и повозки, корзины и вороха одежды, скатки с постелями — все это я увидел, когда проснулся утром.

— Значит, вы были уже на ногах, когда пришла весть о смерти вашего дедушки?

— Да. Военачальник Сога, один из самураев дедушки, сопровождавших его в монастырь, прискакал с криками и стучался в ворота. Лошадь его была вся в мыле, а сам он почти падал от усталости. Я услышал шум и выбежал посмотреть, что случилось. Он увидел меня и завел в дом. Там Сога сообщил мне, что дедушка исчез. Позже, вместе с другими приехал Сакануоэ. Он сказал, что боги забрали дедушку к себе и мы должны радоваться этому и возвести в его память святилище. А еще он сказал, что отныне он мой старший брат, так как женился на моей сестре. Я обвинил его во лжи и плюнул ему в лицо. Тогда он ударил меня и запер в моей комнате. А еще позже в тот же день отвез меня сюда.

— Это, наверное, было ужасно. Мне очень жаль. — Акитада положил руку мальчику на плечо, но тот отодвинулся.

— Я знаю, что Сакануоэ убил моего дедушку! — воскликнул Минамото. — И вы докажете это! Тогда я возьму власть в нашем клане и вознагражу.

— Разумеется, я попытаюсь.

— Тора сообщил мне, что вы работаете над делом Нагаи, — продолжал мальчик. — Я уверен, что он невиновен, и этот вопрос не отнимет у вас много времени и сил. А как обстоит дело с убийством профессора Оэ? Вы и в этом расследовании принимаете участие?

— В настоящий момент — нет.

— Прекрасно! — Маленький князь поднялся. — В таком случае вы можете заняться Сакануоэ незамедлительно. И помните, что вас ждет награда. — Учтиво поклонившись Акитаде, он вышел из класса.

Акитада смотрел ему вслед и тихо смеялся. Ишь ты, награда! Похоже, юный князь Минамото вошел в роль важной особы, привыкшей отдавать приказы. И все же то, что мальчик осознает свой долг, вызывало восхищение. А сколько смелости он проявил, бросив вызов Сакануоэ! По зрелом размышлении Акитада решил, что этого ребенка ждет великое будущее.

На обед домой Акитада уже не попадал, поэтому послал слугу на кухню за дневной порцией риса и съел ее в одиночестве в своем кабинете. Когда он закончил трапезу, явился Хирата. Акитада с тревогой заметил, что у старика опять усталый и измученный вид.

— Ну? Как сегодня ваше самочувствие? — спросил Акитада. — Вы напугали меня вчера.

— Да пустяки. Я уже оправился. Обычное несварение, что и немудрено в таком возрасте. Вообще-то я зашел сказать тебе, что Сэссин объявил собрание. Надо бы пойти.

— Сэссин? — удивился Акитада.

— Да. Настоятель храма Чистой Воды и ректор университета. Он также профессор буддизма, но эту свою обязанность выполняет не слишком рьяно, поскольку предпочитает жить в своем загородном доме, который намерен превратить в храм. Именно оттуда он и приехал примерно час назад, прослышав об убийстве Оэ. Никто не сомневается, что Сэссин снова исчезнет, как только назначит на место Оэ нового человека.

— Да уж, не ахти какая преданность родному заведению, — с сарказмом заметил Акитада, поднимаясь и оправляя платье. Даже в лучшие времена он питал мало уважения к буддийскому духовенству, а только что упомянутого господина считал законченным бездельником. — Как там Оно? Вернулся? Не он ли займет место Оэ?

Хирата с сомнением покачал головой:

— Понятия не имею. Хотя Оно ждал такого случая уже давно. Думаю, только по этой причине он и сносил все оскорбления и унижения от Оэ. Но ему далеко до Оэ, и Сэссин знает это.

Они направились в буддийский храм, обсуждая по дороге, как повлияло убийство на обычный университетский распорядок. Потом Акитада сказал:

— Кстати, я недавно разговаривал с юным Минамото. Он попросил меня заняться делом об исчезновении его деда. Мальчик уверен, что принца убил Сакануоэ.

Потрясенный Хирата остановился:

— Князь Сакануоэ? Ох, Акитада, пожалуйста, не впутывайся в то, где все держится лишь на фантазии ребенка! Поговаривают, что Сакануоэ может в ближайшее время занять пост главного министра. Объявив во всеуслышание о своей солидарности с мальчиком и его обвинениями, ты подвергнешь себя огромному риску. Тебе нужно обсудить это с Сэссином.

Акитада рассмеялся:

— Говорить с монахом? Уж с кем, с кем, а с ним я стал бы советоваться в последнюю очередь.

Хирата нетерпеливо мотнул головой.

— Я знаю, какую неприязнь ты питаешь ко всему, что связано с религией, но в данном случае тебе все же следует понять, кто такой Сэссин. Он еще один сын императора Мураками и единоутробный брат принца Ёакиры. Таким образом мальчик — его внучатый племянник.

Акитада изумился. До сих пор он полагал, что у мальчика не осталось никого из родственников мужского пола.

— Садаму — внучатый племянник Сэссина?! — переспросил он, словно не веря своим ушам. — Да как же мог этот господин отвернуться от несчастных детей? Что он вообще за человек?

Хирата ускорил шаг.

— Пойдем, и скоро сам все выяснишь.

Они подошли к храму, двери которого были открыты. Кто-то выглянул наружу и помахал им. Они поспешили войти.

Акитада давно не был в этом маленьком уютном храме. Внутри он выглядел обманчиво незамысловатым — голые стены и красные лакированные колонны, подпиравшие темный деревянный свод. Украшал его только резной бордюр в виде фигурок журавлей, раскрашенных в черно-белые цвета с красными пятнышками хохолков на головах. За помостом, на котором лежала единственная подушка, обтянутая пурпурным шелком, висели на стене пять растянутых свитков с изображением буддийских божеств. Перед каждым из свитков стояли изящные, покрытые черным лаком столики с серебряной утварью для отправления ритуалов.

Зал был почти полон. Не видно было только самой августейшей персоны. Вернулись даже неуловимый Фудзивара и запропастившийся куда-то Оно.

Они поздоровались с Оно. Акитада предполагал, что того терзает горе, но бывший помощник Оэ держался бодро, весело и щеголевато. Возможно, ему уже намекнули, что он станет преемником Оэ? — подумал Акитада. Они обменялись обычными в таких случаях соболезнованиями по поводу смерти Оэ. При этом Оно не потрудился объяснить причины своего отсутствия, а задавать ему этот вопрос не имело смысла. Когда Хирата отвлекся, заговорив с кем-то из собравшихся, Акитада сказал:

— На вас свалилось столько забот. Не воспользуетесь ли вы помощью Исикавы? Кстати, я не видел его со времени поэтического состязания.

— У меня нет ни малейшего желания пользоваться его услугами, — сухо ответил Оно. — Может, китайский он и знает, но манеры его никуда не годятся, и положиться на него совершенно нельзя. Вы только представьте, куда-то исчез, не потрудившись даже оставить записку, сообщить, где он и когда вернется!

— Я не исключаю, что его мог «отловить» Кобэ, — сказал Акитада и тут же пожалел о своих словах. — Ведь вы с Исикавой были последними, кто видел Оэ живым в тот вечер, не правда ли?

Глазки Оно нервно забегали.

— Мы проводили Оэ только до дороги Мибу. Он сослался на какие-то частные дела и велел нам возвращаться обратно и проследить, чтобы состязание провели должным образом.

— Понятно. — Акитада решил копнуть глубже. — Но я не видел, чтобы кто-то из вас вернулся туда.

Оно напрягся, в глазах его вспыхнула злость.

— За Исикаву я не отвечаю и сам не обязан отчитываться перед вами. Впрочем, если вас это так интересует, то извольте. После того, что произошло, я чувствовал себя неловко, мне не хотелось появляться на людях, и я стоял за углом возле боковой лестницы. — Прищурившись, Оно добавил: — Кстати, я видел, как вы уходили. Перед началом последнего отделения.

— Прошу меня извинить. — Акитада поклонился. — Я сказал не подумав.

Оно ответил ему коротким кивком. Акитада побрел прочь, отметив, что жалкий и ничтожный еще в недавнем прошлом червь уже успел натянуть на себя драконью чешую. А может, этот Оно всегда был ядовитым змеем, лишь принимавшим облик безобидного существа?

Оглядевшись, он подошел к Нисиоке, который беседовал с Фудзиварой. А тот, казалось, порядком растерял свое возбужденное и неизменно хорошее настроение и теперь выглядел усталым и раздраженным.

Зато у Нисиоки глаза сверкали. Он был веселее, чем кто-либо из присутствовавших. Заткнув пряди волос в неаккуратный узел на макушке и почесывая подбородок, он сказал Акитаде:

— Я только что объяснял нашему другу, что ему не следует волноваться — никто не арестует его из-за убийства Оэ. Поразмыслил я хорошенько и решил — такой человек, как он, не способен на столь чудовищное убийство. Даже под влиянием аффекта он не совершил бы такого изуверского деяния, не подумав о своей безопасности.

— Ну, спасибо за такие слова, — проговорил Фудзивара. На щеке его до сих пор виднелись следы от ногтей Оэ. К тому же он почему-то так и не переоделся. Заметив на рукаве у него пятна крови, Акитада удивился — неужели у этого человека всего одно кимоно? А между тем Фудзивара продолжал: — Только вот как объяснить полицейскому капитану, что я не поссорился с Оэ еще раз в храме Конфуция и не вышел там из себя?

Нисиока покачал головой:

— Такое невозможно! Вы не стали бы привязывать его к статуе. Просто разгромили бы там в ярости что-нибудь и удрали, чтобы напиться до беспамятства.

Фудзивара усмехнулся:

— Смотрю, у меня уже сложилась определенная репутация. Ну хорошо, а кто же тогда, по-вашему, способен на такое убийство?

— По меньшей мере два человека. — Нисиока криво ухмыльнулся. — Правда, в одном случае я пока не понял, как бы он мог это сделать, не имея… — Он не договорил, потому что в зале все вдруг затихли.

Боковая дверь отворилась, и на пороге появился его преподобие. Внешность царственного монаха отнюдь не располагала к нему. Непомерно толстый, он был в черном шелковом кимоно, какое обычно носило духовенство. Золотисто-зеленая парчовая перевязь была перекинута у него через одно плечо и необъятных размеров живот. Переваливающейся походкой он взошел на помост и, громко крякнув, плюхнулся на подушку.

Все собравшиеся низко поклонились. Акитада украдкой взглянул на него, и его взору предстали круглое, как луна, лицо с крошечными, глубоко посаженными глазками под тяжелыми веками и маленький вялый рот. Сэссин бесстрастно окинул взглядом склоненные перед ним спины. Акитаде этот человек показался каким-то уж слишком оголенным. И не только за счет бритой головы. На гладком круглом лице с тройным подбородком совсем не было бровей. Мочки огромных ушей свисали почти до плеч.

Быть может, причиной тому была устойчивая неприязнь к буддийскому духовенству, но Акитада вдруг подумал, что сама идея назначения на должность ректора университета такого испорченного человека, избалованного члена императорской семьи, погрязшего в роскоши и праздности, еще одно доказательство слабости нынешнего правительства.

Жирный монах прокашлялся и тихим невыразительным голосом проговорил:

— Благодарю вас всех за то, что пришли. Пожалуйста, садитесь. — Собравшиеся зашаркали ногами и зашелестели платьями. Окинув их взглядом, Сэссин все так же негромко и вяло продолжал: — Недавние события потребовали моего присутствия здесь, и я, пользуясь случаем, намерен сделать несколько сообщений. — В зале стояла глубокая тишина, все напряженно слушали. Акитада с раздражением отметил, что лень не позволяет этому человеку даже повысить голос. А между тем тот продолжал: — Печальное событие, смерть нашего коллеги нарушила мой и ваш распорядок, однако мы должны попытаться исправить положение. Разумеется, вы продолжите занятия со студентами и окажете всяческое содействие полиции. Оно временно будет читать лекции по китайской классической литературе. Подходящего помощника для него я выберу. Как обычно, во время пребывания здесь я прочту несколько лекций о священных текстах. Кроме того, каждый день сразу после обеда я буду толковать сутру Великой Мудрости. Пожалуйста, сообщите это своим студентам. На этом все. — Сказав это, он кивнул, встал и вышел.

Как? Неужели это все?! Акитада еще несколько мгновений сидел потрясенный, тогда как его коллеги, вскочив с мест, начали оживленно переговариваться. Раздражение Акитады сменилось холодной яростью. Его охватило негодование. Не успев понять, что делает, Акитада поднялся и последовал за священнослужителем.

В длинном темном коридоре, куда слабо пробивался отдаленный дневной свет, он увидел впереди грузную фигуру монаха. Тот зашел в какую-то комнату и закрыл за собой дверь. Акитада открыл ее и вошел.

— Я хочу поговорить с вами. — И, неохотно смягчив тон, добавил: — Ваше преподобие.

Сэссин, стоявший к нему спиной, снимал с себя перевязь. Медленно повернувшись, он несколько мгновений разглядывал Акитаду.

— Вы, должно быть, Сугавара. Насколько я помню, резкость — семейная черта Сугавара. Пожалуйста, присаживайтесь.

Акитада кипел от возмущения. Этот человек бросил на произвол судьбы двух беспомощных детей.

— То, что я скажу, не займет много времени. Я только что узнал, что вы брат покойного принца Ёакиры.

Сэссин неторопливо свернул парчовую перевязь и положил ее на специальную полочку, помимо которой в комнате было не так уж много предметов — пара подушек на полу, низенький столик с лежавшими на нем деревянными четками, богато украшенный ящичек с сутрами и жаровня с чайником. Монах опустился на подушку рядом с ней.

— Вы уж простите меня за то, что сижу. Я человек пожилой. Я бы предложил вам чашку чаю, но ведь его не пьют стоя. Вы же, молодежь, не даете себе покоя, все куда-то спешите.

— Большинство из нас просто не имеют этой привилегии, — язвительно заметил Акитада. — Извините за внезапное вторжение, но я не нарушу надолго ваш покой. Ваш внучатый племянник, князь Минамото Садаму, сейчас обучается здесь, и сегодня утром я имел с ним продолжительный разговор, касавшийся того, что по меньшей мере вызывает тревогу.

— Надеюсь, этот лоботряс не дал вам повода для жалоб? — невозмутимо осведомился Сэссин.

— Отнюдь. Напротив, он чрезвычайно умный и одаренный мальчик, у него не по возрасту развитое чувство ответственности. Поэтому-то я и пошел навстречу желанию Минамото, просившего меня расследовать смерть его дедушки.

Сэссин, вздохнув, потянулся за четками. На слова Акитады он не ответил и манеры своей не изменил. Напротив, он казался теперь даже более безразличным. Маленькие, глубоко посаженные глазки прикрылись тяжелыми веками, будто он уснул.

— Неужели вам нечего сказать? — не выдержал Акитада. — Я надеялся, что вы проявите интерес к внукам своего брата! Они остались совсем одни на свете, и, если не ошибаюсь, их жизни угрожает опасность. — Но, не услышав ответа от монаха, Акитада направился к двери. — Простите, я ошибся, — сказал он.

— Постойте, — проговорил у него за спиной тихий невыразительный голос. Акитада, уже держась за дверную ручку, остановился и обернулся через плечо. Черные, как тлеющие угольки, глазки прожигали его насквозь. — Вы самым бесцеремонным образом позволили себе нарушить покой, обретенный мной немалым трудом. Потерять брата для меня все равно что потерять себя. Моя вера пошатнулась, и душа моя утопала в слезах. Я вернулся в этот мир, чтобы провести поминальную службу, и тогда же мне сказали, что дети находятся в добрых руках и добровольно выбрали себе дальнейший путь в жизни. После поминальной службы я вернулся в горы, чтобы испросить помощи у Будды; я молил его освободить мое сердце и душу от воспоминаний. Я открываю вам все это не потому, что обязан объясняться с вами. Но я благодарен вам за то, что мой внучатый племянник нашел друга в лице учителя. А теперь ступайте с миром.

Акитаде хотелось возразить, но он понимал, что это бесполезно и даже опасно. Закусив губу, он поклонился и вышел.