Весь день, пока шли уроки, Акитада размышлял о трех делах, беспокоивших его. Изучив присланный Сэймэем список, он с нетерпением ждал появления Торы, чей отчет должен был подтвердить его версию относительно убийцы Омаки. Кроме того, цепочка впечатляющих рассуждений Нисиоки по поводу убийства Оэ вызывала у Акитады смутную и необъяснимую тревогу, сколько бы он ни перебирал в памяти все подробности их разговора. И всякий раз, окидывая взглядом склоненные головы своих учеников, старательно корпевших над заданием, он то и дело останавливал его на маленьком князе и думал о загадке принца Ёакиры. Почему Сакануоэ ехал на чужой лошади?

Услышав, что колокол возвестил об окончании занятий, Акитада обрадовался не меньше мальчишек. Повскакав с мест, они торопливо раскланялись и бросились врассыпную из класса.

Акитада поправил столики, собрал в стопку свои бумаги и собирался уходить, когда явился Тора.

— Я уже начал волноваться. — Акитада с тревогой посмотрел на него. — У тебя все в порядке? И что там с именами торговцев? Ты выяснил?

Тора устало плюхнулся на циновку.

— Все выполнил. Я вручил ваше послание часовому в участке и дал оттуда деру — смекнул, что задержат меня, расскажи я капитану о том, что произошло в воротах Расёмон. Не верю я этим чертям. Им только слово скажи, и они начнут тебя пытать, кто такой Хитомаро, монах и двое других. А я ведь, как вы знаете, дал слово не выдавать их.

Акитада нахмурился.

— А ты не боишься, что эти головорезы намнут тебе бока или, хуже того, отправят на тот свет?

— Они?! — удивился Тора. — Да никогда! С ними как раз все в порядке. Вот ваши хваленые блюстители законности, эти точно готовы вышибить из человека мозги. Не ответишь им как положено, так они с тебя шкуру сдерут.

Вспомнив, как пороли старого Юмакаи, Акитада внутренне содрогнулся.

— Ну за себя можешь не бояться. Я бы такого не допустил, — сказал он.

Тора загоготал.

— А чем вы поможете, если меня уже разделают как тушу? Кобэ извинился бы перед вами и сказал, что его люди маленько ошиблись и чуточку перестарались. И вам пришлось бы тащить меня домой, где Сэймэй обложил бы мою кровавую спинушку своими салфетками и примочками. Нет уж, спасибо, лучше мне держаться от них на расстоянии.

Короткая тишина воцарилась в комнате. Акитада слишком хорошо знал, что закон обязывает полицейских применять силу на допросах. Кобэ был даже менее жестоким, чем большинство его коллег, но и он гордился эффективностью своей работы. Кобэ распорядился использовать бамбуковые палки при допросе дряхлого старика и уж вряд ли стал бы колебаться, если б захотел сделать то же самое с молодым здоровым парнем вроде Торы.

Между тем Тора продолжал свой рассказ:

— В общем, из участка я поскорее унес ноги и пошел прямиком в харчевню, о которой говорил Хитомаро. Хитомаро с монахом сидели там под дверью, похоже, голодные как собаки. Я заказал для всех еды и выпивки, и мы душевно поболтали. Эти ребята мне и впрямь понравились. Особенно Хитомаро. Сдается мне, он, как и я, раньше был воином. Может, даже не простым солдатом, а самураем, потому как книжки читает да и держится степенно. — Тора нахмурился. — Зачем вот только самураю бросать свое военное ремесло? Я задал ему этот вопрос, так он сразу нахохлился, стал суровым и не велел мне совать нос куда не следует. Не мое это, дескать, дело, как они поступают и зачем.

— Не очень-то любезно с его стороны, поскольку ты кормил и поил их на свои деньги. Я думал, у тебя все-таки есть голова на плечах. Они же явные разбойники и покрывают всякие нечистые дела. Впредь держись от них подальше.

Тора упрямо покачал головой:

— Нет, господин, вы ошибаетесь. Это люди моего пошиба. Хитомаро хороший парень, а монах… монах… он очень добрый. Признаюсь, слова Хитомаро заставили меня усомниться в том, что монах настоящий, но, честно говоря, пусть бы лучше он и впрямь оказался не монахом. Вы бы только видели его, господин! Такие мышцы! Старухе, хозяйке заведения, понадобилось перетащить кучу мешков с рисом, так монах брал их по четыре штуки зараз и нес под мышкой, как щенков. Старуха на него не нарадуется, говорит, он частенько помогает ей носить тяжести.

— Подозреваю, что оба они беглые. Но довольно об этом. Что там у нас насчет торговцев, проживающих вблизи канала?

Тора достал из рукава смятый листок бумаги, разгладил его и положил перед Акитадой:

— Вот за этим я ходил к городовому. К тому самому, что выудил из канала тело Юмакаи и установил смерть от несчастного случая. Поначалу этот ленивый ублюдок не захотел оказать мне помощь, но я сказал ему, что занимаюсь официальным расследованием и прислан проверить его работу, в частности, случай с утопленником. Тут он весь сложился в гармошку, как мокрый бумажный веер. Так перетрухал, что долго не мог ничего накорябать на бумаге.

— Надеюсь, ты не говорил ему, что работаешь в полиции?

— Конечно, нет! В министерстве юстиции.

Акитада, захохотав до упаду, взял в руки листок. Городовой набросал грубую схему улиц, канала и прилегающих к нему частных владений. Все они имели на схеме квадратные очертания и были отмечены именами владельцев. К счастью, почерк городового оказался лучше, чем у Торы. Указав пальцем на один из наиболее крупных квадратов, Акитада сказал:

— Смотри!

Тора, моргая, тупо смотрел на листок — его навыки к чтению находились в зачаточном состоянии.

— Что-то не разберу, что здесь написано.

— Курата.

— Курата? Святая Каннон! Неужели? — Тора распрямился и постучал кулаком по лбу. — Ну и ну! Какой же я дурак! Я же сам был в его лавке! А со стороны канала совсем не узнал это место. Думаете, это он?

Акитада кивнул.

— То есть это он задушил Омаки ее же собственным поясом?

Акитада снова кивнул.

— Вот ублюдок! Значит, он унес пояс с собой, чтобы его по нему не вычислили?

— Думаю, да.

— Но он отдал его Юмакаи. Зачем? Ведь Курата явно не из тех, кто подает нуждающимся.

— Он спешил избавиться от пояса, но допустил роковую ошибку, решив, что лучше всего отдать пояс нищему.

Тора улыбнулся во весь рот.

— Хвала Будде! Так и надо этому гаду! — Глаза его вдруг округлились. — Э-э, а ведь это я первым сообщил вам об этом подонке!

Акитада рассмеялся:

— Да, Тора. Что верно, то верно. Ну что бы я без тебя делал? Давай-ка покажи место, где городовой выудил из канала тело, а потом мы передадим твои сведения Кобэ.

Тора взял в руки хозяйскую кисточку, лизнул ее и окунул в уже подсыхающую тушь. Старательно начертил на карте крестик на задворках лавки Кураты, и они с Акитадой удовлетворенно заулыбались.

Кобэ нервно расхаживал по кабинету, когда вошли Акитада и Тора. Завидев Тору, он рявкнул:

— Это ты оставил записку о местонахождении тела нищего? Где ты, к чертям, шляешься?

Тора перевел взгляд на Акитаду, а тот удивленно приподнял брови:

— Он выполнял мое поручение.

— Вот как? А вы, как я понял, пришли позлорадствовать?

— Вовсе нет. Я просто хотел поинтересоваться, нет ли каких новостей.

— Мы откопали тело. Тюремный лекарь сказал, что это убийство. Его задушили, как и девушку. В воду его бросили уже мертвым. Вы это хотели услышать?

— Я ожидал это услышать, — уточнил Акитада. — Мне очень жаль, что так получилось, но по крайней мере это помогло Торе разгадать оба убийства.

Кобэ изумленно уставился на Тору, потом перевел взгляд на Акитаду:

— Вы шутите? Он раскрыл эти убийства?!

— А почему бы нет? — Акитада смело встретил его взгляд. Кобэ отвел глаза первым, и Акитада продолжил: — Я был занят в университете, и Тора вел расследование сам. Он побеседовал с родителями Омаки и с ее подружками из веселого квартала. Вчера он отправился в город искать Юмакаи. Тора нашел его слишком поздно, но смерть старика оказалась не напрасной. Она указала на того, кто убил Омаки.

Кобэ яростно сжал кулаки.

— Хотел бы я знать, почему ваш слуга не явился сюда, чтобы отчитаться? Выяснив хоть что-то о знакомствах девушки, он должен был рассказать нам о них. Мы потеряли сегодня несколько часов, разыскивая его, чтобы узнать, как он нашел тело.

Акитада невозмутимо объяснил:

— Я уже сказал, что посылал Тору раздобыть побольше сведений, и он только что вернулся. Мы явились сюда, как только у нас появилась полезная информация. Так вы выслушаете нас, или мы так и будем понапрасну тратить время?

Глаза Кобэ свирепо сверкнули.

— Какая еще новая информация?

Акитада разложил на столе карту городового и указал на поставленный Торой крестик:

— Насколько я понимаю, тело нищего было обнаружено квартальным городовым именно здесь.

Кобэ склонился над схемой и кивнул:

— Да, примерно здесь. И что?

— Обратите внимание на имя владельца прилегающей территории. — Акитада разложил рядом со схемой список торговцев, составленный Сэймэем. — А теперь посмотрите сюда! Это имена торговцев, поставлявших товары для праздника в парке в тот день, когда была убита Омаки. Одно и то же имя появляется дважды.

Кобэ взял в руки список и просмотрел его.

— Курата. — Он заглянул в схему. — Полагаете, кто-то из его работников сделал это?

— Нет. Мы считаем, что девушку убил Курата, так как она ждала от него ребенка и требовала, чтобы он женился на ней. И он же убил нищего Юмакаи, поскольку тот мог опознать в Курате человека, давшего ему парчовый пояс Омаки.

Кобэ громко расхохотался:

— Да это же невозможно! Курата — владелец лучшей лавки, торгующей шелком в столице. Крупные торговцы вроде него поручают доставку товара приказчикам и посыльным. Вряд ли он стал бы заниматься этим сам.

— А я убежден, что он занимался этим сам. Сам доставлял шелковые подушки. Это был важный для него заказ. К тому же Курата назначил роковое свидание девушке, и роль посыльного была для него хорошим прикрытием.

— Это все ваши домыслы.

— Нет. Это единственный вывод, который напрашивается, если собрать воедино все факты. Омаки знала, что парк закрыт для посетителей, но все-таки проникла туда. Привратник видел, как она входила, но потом напрочь забыл о ней, поскольку пропускал прибывшие товары. Когда вы допрашивали его насчет других посетителей, он припомнил только Тору и меня. Ему просто не пришло в голову упомянуть о тех, кто занимался доставкой. Ведь привратник прекрасно знал, что у этих людей есть свободный доступ в парк. Из этого следует, что у Омаки было назначено свидание с человеком, занимавшимся доставкой.

Подумав, Кобэ кивнул:

— Да, такое возможно.

Акитада продолжил:

— Посетив семью погибшей девушки, Тора выяснил, что у нее был не только дорогой парчовый пояс, которым ее задушили, но и другие дары из этого магазина.

Кобэ с недоумением посмотрел на Тору:

— Но такой человек! Столь уважаемый и почтенный гражданин! Где он познакомился с этой вертихвосткой?

— Видите ли, Курата частенько захаживал в «Старую иву», — объяснил Тора. — Очень многое о нем знает тетушка, владелица заведения. Как раз в нем Омаки и играла на лютне.

Кобэ смотрел на Тору, не в силах скрыть удивления.

— Но даже если он обрюхатил ее, что с того? Разве Курата не мог откупиться? Говорят, он богат.

Ему снова ответил Тора:

— Не мог. Потому что у его благоверной уж больно крутой нрав — жучит она его почем зря за привычку волочиться за юбками. Как я понял, для нее это настоящее бедствие.

— Что? — рассеянно спросил Кобэ и снова начал расхаживать по комнате. — Думаю, все могло произойти именно так. — Он вернулся к схеме и, склонившись над ней, кивнул. — Выходит, Юмакаи видел убийцу. Но почему же старый дурак не рассказал нам? Сейчас был бы жив.

— Почему же? Он рассказал, — возразил Акитада.

Кобэ выпрямился и вопросительно посмотрел на Акитаду.

— Ничего он не рассказал. Бубнил только что-то невнятное про Дзидзо. Вы же сами слышали.

— Вот именно. Каменные статуи Дзидзо традиционно имеют на голове красные колпаки, которые приносят им в качестве подношения матери, когда просят бога Дзидзо защитить их детей. Носильщики, таская тяжелый груз, тоже носят на голове тканевые повязки или колпаки. Поинтересовавшись, вы наверняка обнаружите, что у всех работников Кураты колпаки красные.

— И вы все это знали?! — разозлился Кобэ.

— Нет. Просто я подумал, что Юмакаи что-то видел. Я попытался установить связь между его рассказом о Дзидзо и убийцей. Доставка товаров в парк навела меня на мысль о колпаках носильщиков. Ну а уж после этого нетрудно было угадать, что произошло дальше.

— Итак, вы полагаете, что старик узнал Курату? И что же, по-вашему, он пошел шантажировать его?

— Нет. Юмакаи скорее всего случайно заглянул в лавку Кураты и увидел там своего Дзидзо. Вряд ли он тогда понимал, чем ему это грозит. Возможно, старик пожаловался Курате, что потерял его дар. Или попросил у него новый парчовый пояс. Разумеется, после всего этого Курата не мог оставить его в живых.

Кобэ изумленно посмотрел на Акитаду. Выругавшись, он сел и, обхватив голову руками, к великому удивлению Акитады, запричитал:

— Значит, этот безжалостный ублюдок убил старика, который считал его самим богом Дзидзо! Вот проклятие! Все сходится, и как только я не догадался раньше?! — Кобэ снова вскочил и, грозно направив на Акитаду указательный палец, заорал: — Но вы!.. Вы и ваш слуга должны были сразу же сообщить обо всем, что вам было известно! Если бы вы не вздумали умничать, мы допросили бы Курату уже несколько дней назад!

Задетый обвинением, Акитада заметил:

— Честно говоря, после ваших неудачных попыток выбить из Юмакаи правду палками я не слишком верил вашим методам.

— Оставьте в покое мои методы! Только ими и можно добиться признания, а без признания виновный окажется на воле. И советую вам: предоставьте полиции ее работу!

— Полагаю, при таком отношении к людям вы вряд ли можете рассчитывать на помощь честных граждан, — заметил Акитада.

— Мы и так справляемся, — вскипел Кобэ. — А что касается Кураты, то мы могли последить за его домом и лавкой пару дней и, возможно, добились бы результатов. Теперь же мне остается только одно — припереть его к стенке. Такой трус, как он, сознается довольно быстро, и если ваш слуга прав насчет его жены, то, узнав о похождениях муженька, она охотно окажет нам содействие.

— Вот и прекрасно. Тогда мы передаем это дело в ваши надежные руки, а сами пойдем своей дорогой.

Но Кобэ будто не слышал его. С едва заметной ухмылкой, тронувшей уголки его губ, он воскликнул:

— Вот теперь этот ублюдок в наших руках! Наконец-то справедливость восторжествует! Нам не удалось бы убедить судью, имей мы только показания Юмакаи про какого-то там бога Дзидзо, якобы подарившего ему парчовый пояс.

— Может, и не удалось бы. — Акитада, направлявшийся к двери, обернулся. — Жаль только, что старику пришлось распрощаться с жизнью ради того, чтобы мы вышли на убийцу.

— Да. Но в противном случае даже вы не разгадали бы эту загадку. — Гнев Кобэ иссяк, и теперь он был в возбуждении. — Вы куда сейчас? Пойдемте со мной арестовывать этого ублюдка!

Акитада остановился:

— Вы хотите, чтобы мы пошли с вами? Разве это необходимо?

Кобэ уже снял со стены лук со стрелами и повесил их через плечо.

— Может, не так уж и обязательно, но я хочу, чтобы вы посмотрели, как я работаю.

И не успел Акитада возразить, как он распахнул дверь и окликнул по именам пятерых своих подчиненных, которые тут же прибежали.

— А ну, стройсь! — гаркнул Кобэ, придирчиво оглядывая их. — Мы идем в магазин Кураты, чтобы арестовать хозяина, — сообщил он. Повелительным жестом предложив Акитаде и Торе присоединиться, Кобэ зашагал к выходу.

— Полагаю, нам лучше пойти, — со вздохом сказал Акитада Торе.

Несмотря на послеобеденный зной, изнурявший людей, Кобэ шагал так размашисто, что Акитада и Тора едва поспевали за ним. Люди на улицах удивленно смотрели им вслед. Идя между Кобэ и пятью его подчиненными, замыкавшими шествие, Акитада и Тора выглядели как два преступника, которых вели, чтобы подвергнуть заслуженному наказанию. Особый интерес у прохожих вызывал Акитада в своем богатом платье, поэтому к тому времени, когда они добрались до лавки Кураты, за ними по пятам уже следовала толпа любопытных.

Не обращая на них ни малейшего внимания, Кобэ зашел в магазин, оглядел посетителей, остолбеневших при появлении блюстителей закона, и громко распорядился:

— Всем быстро выйти! Кроме хозяина и работников!

Посетители бросились к выходу. Остались лишь Курата, двое приказчиков, мальчик, таскавший рулоны ткани и уронивший их со страху после окрика Кобэ, и средних лет женщина со счетами в руках, корпевшая над учетными записями в дальнем конце зала. Все эти люди, побледнев, замерли при виде полиции.

Попасть в поле зрения этого сурового ведомства в те времена боялись все, поэтому паренек сразу же залился слезами, громко приговаривая:

— Я ничего не сделал!

Приказчики перепугались не меньше — один попытался улизнуть, а другой задрожал так, что было слышно, как стучат у него зубы.

Сам Курата, прилизанный и нарядный в своем шелковом кимоно, стоял посреди зала, беспомощно открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на сушу. Только женщина со счетами не потеряла самообладания. Она встала, расправляя на себе черное шелковое одеяние, и деловито подошла к Кобэ, чтобы проверить его полицейскую бляху.

— Что привело вас сюда, капитан? — спросила она.

В этот момент один из полицейских ловким прыжком догнал пытавшегося улизнуть приказчика и, швырнув его на пол, уселся ему на спину. Кобэ окинул обоих невозмутимым взглядом, прежде чем ответить на вопрос женщины.

— Я расследую убийство, совершенное в окрестностях вашей лавки две ночи назад, поэтому намерен допросить всех, кто здесь находится. Вы кто такая?

— Я — госпожа Курата, владелица, — с поклоном ответила женщина и, глянув на толпу, собравшуюся у порога, предложила: — Может, нам лучше пройти внутрь? — Она указала на дверь, ведущую в заднюю часть дома.

Кобэ кивнул и распорядился:

— Следуйте за ней!

— Кто-то должен закрыть ставни, иначе у нас растащат весь товар, — сказала хозяйка магазина, но Кобэ сердито отрезал:

— Не говори глупостей, женщина. Никто не полезет сюда, пока здесь я и мои люди.

Она провела их в жилую часть дома. За дверью остались лишь двое полицейских — присматривать за толпой. Усевшись на шелковую подушку, Кобэ жестом пригласил Акитаду последовать его примеру. Курата и его жена тоже хотели сесть, но Кобэ рявкнул:

— А вы постоите!

Трое его подчиненных окружили Курату сзади. Перепуганные приказчики жались к стенке в углу.

Обретя дар речи, Курата осведомился:

— Что все это означает, капитан? Я нахожусь у себя дома, и не забывайте: я почтенный, даже весьма почтенный гражданин! Я поставляю товары в императорский дворец, и самые уважаемые люди города — мои постоянные клиенты. Они всегда подтвердят, что у меня добрый нрав и благие намерения.

Кобэ смотрел на прилизанного Курату, как кот на чердачную мышь, зная, что спешить ему некуда. Потом он оглядел с ног до головы госпожу Курата: ее костлявую фигуру, длинный нос, маленькие злобные глазки, тонкие поджатые губы и жидкие с проседью волосы, после чего снова перевел взгляд на ее мужа.

— Вы доставляли товары к поэтическому празднику в Весенний Сад на прошлой неделе? — чеканя слова, прогремел Кобэ.

Курата открыл рот и тут же закрыл его. Вопрос явно застиг его врасплох. Кобэ сообщил, что расследует убийство, произошедшее по соседству с домом, и Курата ждал вопросов о нищем. Поначалу замешкавшись, он посмотрел поочередно на обоих приказчиков, потом все-таки признался, что занимался доставкой. Акитада мысленно рукоплескал Кобэ — ведь тот лишил Курату возможности лгать и отпираться в присутствии своих работников.

— Вы были знакомы с девушкой по имени Омаки, гейшей-лютнисткой из веселого квартала? — продолжал допрос Кобэ.

У Кураты на лбу выступила испарина. Стоявшая рядом жена с интересом уставилась на мужа.

— Ну… я… мог видеть ее, — залепетал Курата. — Но почему вы спрашиваете о… Какое это имеет отношение к…

— Отвечайте на вопросы! — потребовал Кобэ. — У меня нет времени на пустую болтовню. Правда, что эта Омаки была вашей любовницей и ждала от вас ребенка?

Госпожа Курата издала какой-то шипящий звук, стиснув на животе руки.

Курата закричал:

— Нет! Конечно, нет! Я женатый человек и не вожу знакомств с женщинами! Все это чьи-то подлые наветы!

Его жена спросила у Кобэ:

— Омаки — не та ли это девушка, которую нашли задушенной в Весеннем Саду?

— Да, — ответил Кобэ и добавил: — С сожалением вынужден сообщить вам, что ваш муж — постоянный посетитель определенного рода заведений в веселом квартале.

Кивнув, она устремила все тот же непроницаемый взгляд на мужа и вдруг спросила:

— Какие дела были у тебя с тем нищим два дня назад?

Курата побелел как полотно.

— С к-каким н-нищим? — забормотал он дрожащим голоском. — Не видел я никакого нищего. Не было никакого нищего! — Голос его звенел от страха.

Его жена снова повернулась к Кобэ. Распрямив плечи и расправив на себе платье, она бесстрастно проговорила:

— Поздно вечером к мужу кто-то приходил. Я была у себя и слышала, как муж впустил кого-то. Разумеется, я встала, чтобы выяснить, в чем дело. Я видела, как муж разговаривал с оборванным стариком. Они стояли в прихожей, и, по-моему, старик просил у него красного шелка. Муж обещал дать, и они вышли через заднюю дверь. Немного погодя муж вернулся один.

— Не верьте ей! — взвыл Курата и рухнул на колени, завывая от страха. — Врет она все! Она злится на меня, потому что я хожу к другим женщинам. Из-за этого и плетет про меня всякие небылицы!

Кобэ улыбнулся. Сейчас он снова напомнил Акитаде кота, облизывающегося в предвкушении хорошей добычи.

— С чего такая паника? — осведомился он у Кураты. — Допустим, вы разговаривали с нищим. Разве это повод для того, чтобы выть?

Курата отер мокрые щеки рукавом.

— Ну… я не знаю… Все это так грустно звучит… — Шатаясь, он поднялся на ноги.

Кобэ улыбнулся еще шире.

— Да, понимаю, как это грустно, если учесть, что вы задушили этого нищего, чтобы он не проболтался.

— Нет! Я…

— Потому что этот нищий… — Кобэ уставился на Курату сверлящим взглядом, — был единственным, кто видел вас в парке в тот день, когда убили девушку.

Курата в ужасе вытаращил глаза. Он словно прирос к месту и только твердил:

— Нет-нет… Я не… я не…

— Итак, девушка по имени Омаки. Это ей вы подарили парчовый пояс. Красный узорчатый пояс, припоминаете? Очаровательный подарок для очаровательной любовницы. Она носила его, потому что он был дорог ей как подарок от вас. А вы задушили ее этим поясом.

Ноги Кураты подкосились, и он рухнул на пол, завывая:

— Нет! Нет! Нет!..

Жена, бесстрастно посмотрев на него, громко проговорила:

— Вы опозорили наше семейное имя, которое дал вам мой отец. Я выступлю на семейном совете с просьбой отменить акт вашего усыновления и исключить вас из списка членов нашего рода. Кроме того, я развожусь с вами. — И, отвернувшись от этого жалкого существа, корчащегося на полу, она оглядела всех присутствующих: — Вы будете моими свидетелями.

Акитада по роду деятельности хорошо знал допускаемые законом процедуры развода. Знал он и о том, как принимают в семью и исключают из нее. Судя по всему, все это было столь же хорошо известно госпоже Курата. Только что перед лицом свидетелей она развелась с мужем и забрала себе родовое имя. То, что она сделала это без малейшего колебания, не проявляя эмоций, не объясняясь, потрясло Акитаду до глубины души. До сих пор он считал женщин существами более мягкими, ранимыми, менее холодными и практичными, чем мужчины. По его разумению, даже проведя долгие годы безрадостной жизни с неверным мужем, она не должна была бы порвать в одночасье все узы, словно их никогда и не существовало.

Склонившись к Акитаде, Тора прошептал:

— Ну какова! Просто дьяволица! Мне почти жалко ублюдка!

Кобэ наблюдал за Куратой, который теперь уже был не Куратой, а неизвестно кем, отданным на милость правосудия.

Курата вдруг с опозданием осознал потерю своего прежнего положения и весь ужас последствий этой перемены. На коленях он пополз к госпоже Курата, стеная:

— Сокровище мое, одумайся! Пожалуйста, не совершай этого страшного поступка! Вспомни, какие клятвы мы давали друг другу! Вспомни годы, которые я посвятил нашему делу! Все это чудовищный навет! Меня обвиняют несправедливо!

Она холодно смотрела, как Курата полз к ней, и, когда он ухватился за ее рукав, отдернула руку и плюнула ему в лицо.

Курата отпрянул и, заливаясь слезами, смешавшимися с ее слюной, хрипло закричал:

— Жена моя! Супруга! Я сделал это ради вас! Ради нас с вами! Эта девушка могла доставить нам неприятности! Она могла встать между нами! А я не хотел этого! И этот старый побирушка видел меня, когда я закрывал лавку, и начал болтать про Дзидзо и про парк! Поэтому мне пришлось заткнуть ему глотку! Вы ведь понимаете, почему я это сделал? Понимаете?… — Он умоляюще простирал к ней руки.

Госпожа Курата выслушала его с каменным лицом, потом обратилась к Кобэ:

— Капитан, вы получили признание, так что, пожалуйста, уберите отсюда этого человека. Я хотела бы поскорее вернуться к работе. На улице меня ждут клиенты. Я женщина одинокая и не могу позволить себе пренебрегать ими. Магазин Курата имеет прекрасную репутацию, и ее нужно поддерживать.

Даже Кобэ был потрясен этими словами. Кивнув, он хлопнул в ладоши. Полицейские окружили Курату и подняли его с пола.

— Заковать в цепи и увести! — приказал Кобэ.

Курата начал кричать, но его связали и уволокли, по-прежнему орущего так, что его вопли доносились снаружи.

Несколько мгновений все молчали, потом Кобэ обратился к Акитаде.

— Зрелище малоприятное, — сказал он, — но я счел, что вам следует увидеть, как мы работаем. Ну так что, пойдем?