Уже смеркалось, когда Акитада уныло шел из полицейского участка, продолжая упрекать себя за смерть Хираты. Он отдалился от старого друга, от дела с вымогательством и от смерти Оэ хотя и частично, но все-таки из-за уязвленной гордости. Акитада погрузился в расследование дела Ёакиры, убеждал себя, что мальчик в большой опасности, и все это время вел себя как самоуверенный болван.

То, что он раскрыл убийство принца ради собственного удовлетворения, не обеспечило безопасности ребенку — по крайней мере до сих пор, и скорее всего не обеспечит никогда. И все же он обещал заглянуть к Сэссину и поговорить с ним. Вспомнив об этом, Акитада направился к университету, но сначала зашел в свой кабинет, чтобы захватить размноженные Сэймэем документы.

Набожный Сэссин молился, когда прибыл Акитада, но молоденький служка проводил его в кабинет настоятеля и подал ему фруктовый сок. Акитада ждал, готовясь к разговору и пытаясь собраться с мыслями. Несмотря на свое августейшее происхождение и высокое положение в буддийской иерархии, Сэссин обладал поразительной способностью прислушиваться к чувствам других людей. Это Акитада счел обнадеживающим, однако, серьезно обманувшись в Сэссине и тяготясь ощущением вины за свое оскорбительное поведение, он очень тревожился из-за этого и размышлял, как исправить положение. В конце концов Акитада понял, что жалкими извинениями ничего не добьешься, поэтому решил вести откровенный разговор и надеяться на лучшее.

Вскоре явился Сэссин. Извинившись, что задержался, он выпил предложенный юным помощником сок и, оставшись наедине с Акитадой, спросил:

— Ну-с? Какие новости вы принесли?

— Боюсь, ваше преподобие сочтет, что я взял на себя непростительную смелость вмешаться в ваши семейные дела, — смущенно пробормотал Акитада.

Сэссин усмехнулся:

— Видите ли, вы показались мне человеком, не придающим значения пророчествам, предзнаменованиям и всевозможным религиозным запретам. Поэтому вряд ли вы склонны поверить в чудо.

Акитада, потупившись, разглядывал руки. Красные рубцы еще не заживших ожогов напомнили ему о том, как губительно откладывать решительные действия.

— Возможно, мое мнение уже сложилось, — вздохнул Акитада. — И когда ваш внучатый племянник обратился ко мне, его подозрения относительно князя Сакануоэ совпали с моей точкой зрения. Я почувствовал жалость к нему и к его сестре. — Он смело посмотрел Сэссину в лицо. — Не важно, как я пришел к выводу, что вашего брата убил князь Сакануоэ, главное для меня — доказать это. — Акитада бросил встревоженный взгляд на Сэссина, но лицо настоятеля выражало лишь невозмутимый интерес.

— Пожалуйста, объясните.

— С вашего позволения, я поведаю вам обо всех шагах, недавно предпринятых мной. — Настоятель кивнул. — Высокое положение и влиятельность князя Сакануоэ были первой проблемой, с которой я столкнулся. Это означало, что любые шаги следовало предпринимать по возможности тайком. Мне почти не удавалось найти людей, занявших сторону мальчика. Даже сейчас я не в силах выступить против столь влиятельного человека, как не в силах сделать это и Садаму из-за своего возраста. Прежде всего я поручил своему секретарю исследовать государственные архивы и попытаться найти документы, проливающие свет на мотивы преступления. — Акитада протянул Сэссину пачку бумаг. — Убежден, это поможет обнаружить явные нарушения в деятельности Сакануоэ в ту пору, когда он управлял имениями вашего брата — как до, так и после смерти принца.

Сэссин отложил бумаги:

— Это не сейчас. Продолжайте!

— Далее я посетил дом вашего брата и поговорил с его возницей, после чего побеседовал с князьями Янагидой, Абэ и Синодой. Военачальника Сога, к сожалению, я не застал, но его показания можно будет выслушать позднее. Потом мы с моим слугой посетили монастырь Ниння и поговорили с тамошним писцом. Каждый из этих разговоров по-своему наводил на определенные мысли, но все вместе они подтверждали мое убеждение в том, что Сакануоэ заранее разработал план «исчезновения» вашего брата. Однако, поскольку тело отсутствовало, у меня не было доказательств убийства. И все-таки нашел это доказательство в стенах святилища, откуда якобы исчез ваш брат.

Сэссин тяжело вздохнул:

— Я знаю, что вы там нашли. Синода после вашего визита к нему пришел ко мне и рассказал, что он и Сакануоэ сделали. Не знаю, чем руководствовался Сакануоэ, но Синода хотел одного — сохранить добрую память о моем брате.

Акитада кивнул:

— Продолжая тему мотива убийства и его совершения, замечу, что князь Сакануоэ, человек крайне честолюбивый и спесивый, был чрезвычайно недоволен своей наследственной должностью управляющего имением. Незадолго до убийства принц Ёакира вызвал его в столицу для отчета. Удалось ли Сакануоэ отклонить предъявленные ему обвинения или нет, но его отношения с принцем стали весьма натянутыми. Тогда же Сакануоэ, должно быть, увидел юную внучку принца, женитьба на которой помогла бы восстановить его пошатнувшееся положение и завладеть всем состоянием.

— Бедная девочка! — пробормотал Сэссин. — И как только слуги брата позволили, чтобы его пустили к ней!

— Видимо, принц узнал о случившемся слишком поздно, да к тому же накануне своего традиционного визита в монастырь. Он был взбешен и тотчас высказал это Сакануоэ. Принц тут же распорядился, чтобы готовились к отъезду в загородное имение на следующий же день. Откажись тогда принц от поездки в монастырь Ниння, он был бы жив и поныне.

Сэссин вздохнул:

— Таков уж был мой брат — никогда не отказывался от выполнения своей клятвы.

— Да. И Сакануоэ, несомненно, знал это. Дальше, как мне представляется, произошло следующее. — И Акитада изложил Сэссину, так же, как в свое время Торе, подробности ночного путешествия и все ходы, предпринятые Сакануоэ.

Сэссин слушал со все возрастающим ужасом и перебил Акитаду лишь дважды. В первом случае он заметил:

— Если ссора между моим братом и Сакануоэ произошла перед поездкой в монастырь, брат вряд ли пригласил бы этого человека сопровождать его.

— Верно. Это обстоятельство сразу озадачило меня.

Второй вопрос Сэссина касался возможного сообщника.

Акитада ответил:

— Если бы существовали политические причины для устранения вашего брата, я рассмотрел бы версию заговора. Но в данном случае иных мотивов, кроме личной выгоды, не было. В столь серьезном преступлении, учитывая высокий ранг вовлеченных в него людей, необходимость вознаграждения и использования крайне необычных методов, даже один сообщник представлял бы собой слишком большую опасность. Сакануоэ действовал один.

Когда Акитада закончил, Сэссин молча кивнул. Только тихое постукивание четок в его пальцах нарушало воцарившуюся в комнате тишину. После длительной паузы он обратил взгляд к потолку и спросил:

— Но зачем было везти туда голову? Зачем этот глупец расчленил тело моего брата? Неужели недостаточно было просто убить?

— Боюсь, что недостаточно. Сакануоэ нуждался в доказательстве смерти принца, чтобы немедленно получить доступ к состоянию покойного. К тому же он, возможно, рассчитывал на то, что его величество из уважения к вашему брату наградит его солидной должностью.

Сэссин вздохнул:

— Несчастный, запутавшийся человек! Как он, должно быть, страдал, если пошел на такой отчаянный риск! Как жадно он, должно быть, хватался за пустые ценности этого суетного мира! В каком отчаянии он, судя по всему, пребывал, когда мой брат отверг его!

— Не стоит сочувствовать ему, ваше преподобие! Это убийство было тщательно спланировано. Сакануоэ заранее позаботился о том, чтобы заказать монахам чтение молитв на тот день, когда в монастырь приедет ваш брат.

После этих слов Сэссин словно ушел в себя.

— Гнев — бесполезное чувство. Кроме того, данные мной обеты не позволяют мне совершить действий, предписанных законом. Я должен подумать, чтобы понять, как поступить. — Помолчав, Сэссин спросил: — А что стало с телом моего брата?

Акитада ждал и боялся этого вопроса.

— Это мне неизвестно, но у меня есть предположение. Сакануоэ, как я знаю, вызвался сам управлять последней повозкой из тех, что выдвинулись караваном в загородное имение. Нагруженная платяными сундуками из покоев вашего брата, она после наступления темноты еще много часов простояла одна во дворе. Подозреваю, что Сакануоэ по пути следования сделал короткую остановку у ворот Расёмон.

— У ворот Расёмон?! — Сэссин был потрясен. — Вы полагаете, что тело моего брата оставили среди трупов несчастных и отверженных, чтобы его сожгли и погребли в общей могиле?

— Не исключено, что Сакануоэ остановился где-то по дороге и захоронил тело, — поспешил заметить Акитада.

Сэссин долго молчал, вперив взгляд куда-то вдаль, потом сказал:

— Похоже, мне придется надолго забыть о своих обетах, чтобы обеспечить спокойное и безопасное будущее семье моего брата. Спасибо вам за откровенность. С этого момента вы можете передать все эти дела в мои руки. Я уже распорядился, чтобы мою внучатую племянницу доставили к ее двоюродной сестре, настоятельнице святилища Исэ. Там в священных пределах, которые не смеет нарушить ни один человек, она будет в полной безопасности. Я был бы весьма благодарен вам, если бы Садаму пожил еще какое-то время в вашем доме. Надеюсь, это не причинит вам серьезных неудобств?

Акитада улыбнулся:

— Разумеется, нет. Мы все очень полюбили мальчика. Даже… — Он хотел сказать «моя матушка», но вовремя спохватился. — Даже мой слуга Тора.

Сэссин немного успокоился.

— В таком случае, быть может, вы позволите мне навестить Садаму в вашем доме? Пора мне заполнить этот пробел.

Сказав, как он польщен такой честью, Акитада откланялся.

Выйдя на улицу, он направился к главным воротам, чтобы пойти домой. Несмотря на вечернее время, жара не спадала, как и на прошлой неделе. В темной листве крошечными огоньками, словно бесплотные духи, мелькали светлячки. Когда Акитада проходил мимо храма Конфуция, его окликнул знакомый голос.

— Сугавара, это вы? — Размахивая полами одежды, из калитки выбежал тощий Нисиоки. — Как хорошо, что вы проходили мимо, когда я решил глотнуть свежего воздуха. Хотя свежим его явно не назовешь. А тут, знаете ли, произошло нечто странное.

Усталый Акитада был слишком озабочен собственными проблемами. Неприязненно посмотрев на грушевидное лицо Нисиоки, он сказал:

— Нельзя ли потом? У меня дома срочные дела.

Длинное лицо Нисиоки вытянулось.

— Ах да, я совсем забыл! Бедный Хирата. Говорят, вы взяли к себе его дочь. Какая тяжкая утрата! Студенты тоже болезненно переживают ее. Как там его дочь?

— Как того и следовало бы ожидать. Так в чем ваша проблема?

— Мне не хочется беспокоить вас, но вы, возможно, дадите совет. Я… насчет наших крыс.

— Ваших крыс?! — Акитада заподозрил, что Нисиока тронулся рассудком.

— Не лучше ли вам зайти самому и посмотреть? Это займет всего минуту. Честное слово, я ужасно озадачен. — Он нервно провел рукой по голове, сбив набекрень завязанный на макушке пучок.

— Хорошо. Но я ненадолго.

Вздохнув, Акитада последовал за Нисиокой в его кабинет. Комната находилась все в том же беспорядке, как и во время прошлого прихода Акитады. Стоя среди сваленных ворохом бумаг, засохших винных чарок, пустых масляных ламп и посуды с объедками, Нисиока развел руками и указал на пол.

Там, среди высыпавшихся из коробки недоеденных жареных орешков, лежали три дохлые крысы.

Акитада мыском ноги пошевелил трупики. Уже окоченевшие, они щерили зубастые пасти в последнем предсмертном оскале. Отравлены!

— Надо понимать, у вас больше не осталось орешков. Новыми-то запаслись?

— В том-то и дело, что нет. Не успел. Только эти орешки не мои.

— Не ваши? А коробка вроде та же.

— Да, коробка-то моя, а вот орешки другие. Помните, я рассказывал вам про одну старушку, которая готовит их для меня? Так вот, она жарит их почти дочерна. А эти коричневые.

Акитада задумчиво смотрел на Нисиоку:

— Когда вы это обнаружили?

— Совсем недавно. Видите ли, я со вчерашнего дня не был у себя в кабинете, потому что мы с профессором Танабэ работали в библиотеке.

— Вы уже поделились с кем-нибудь своими подозрениями?

Нисиока побледнел.

— Думаете, кто-то хочет отравить меня? Но кто? Я считал, что Исикава в тюрьме! — Нисиока запаниковал.

— Полагаю, вам следует незамедлительно сообщить об этом Кобэ и изложить ему другие ваши подозрения, — посоветовал Акитада. — А потом ступайте домой и получше заприте дверь.

Оставив Нисиоку, в ужасе таращившегося на дохлых крыс, Акитада побрел домой по ночным улицам, по дороге разрабатывая план, который предотвратил бы еще одно покушение убийцы на чью-то жизнь.

Ворота ему снова открыл Гэнба.

— У нас все спокойно, хозяин, — сообщил он. — Маленький князь с Торой и барышнями ловят в саду светлячков.

— Спасибо, Гэнба. Я хочу, чтобы вы с Хитомаро зашли через некоторое время ко мне в кабинет. Я попрошу вас доставить два письма.

Сев за стол, Акитада достал писчие принадлежности и начал растирать тушь. В первом письме важнее всего был правильный выбор слов. Второе письмо тоже представляло собой трудность. Акитаде нужна была убедительность, чтобы заручиться содействием, и предстояло обстоятельно изложить детали плана, чтобы исключить в дальнейшем любую возможность ошибки. То, что он собирался сделать, могло стоить ему жизни. О себе Акитада не беспокоился — ему нечего было терять, — зато он очень сожалел бы, если бы убийца или двое убийц остались на свободе.

Закончив оба письма, он остался доволен ими. Надписав адреса и поставив печати, Акитада послал за Хитомаро и Гэнбой. Те сразу явились, получили в руки по письму вместе с подробными устными наставлениями и удалились.

Только теперь Акитада разделся и велел приготовить ванну. Он тер себя до самозабвения, прежде чем погрузиться в дымящуюся паром кадку. Горячая вода принесла облегчение напряженным ноющим мышцам и усталой коже, но пострадавшие от ожогов руки больно щипало, и Акитада старался не окунать их. Хорошенько расслабившись, он еще раз подверг тщательному анализу свой план на предмет возможных упущений и теперь чувствовал себя гораздо лучше, ибо снова обрел спокойствие и решительность. Облачившись в просторное хлопковое кимоно, Акитада вернулся в свою комнату, где его ждал Сэймэй с дымящимся на подносе ужином. Акитада ел с аппетитом, и мозг его был ясен, как никогда.

Гэнба и Хитомаро вернулись почти одновременно, каждый принес короткий ответ. Акитада читал, кивая, потом сказал двум своим работникам:

— Опасности здесь больше нет, так что сегодня ночью можете отправляться спать. А завтра я дам вам новые поручения.

Они низко поклонились, бормоча слова благодарности.

Оставшись один, Акитада постелил себе и лег. Лежа в темноте, он снова задумался над смертельной опасностью, угрожавшей ему завтра. Дома у него все благополучно — мать, как женщина сильная, вполне могла позаботиться о будущем сестер Акитады, а Сэссин присмотрит за мальчиком. Оставалась Тамако. Вспомнив о ней, он вновь погрузился в мрачные раздумья. Все былые колебания и неудачи снова прошли перед его мысленным взором. Они привели к потере Тамако и легли на Акитадо тяжким грузом ответственности за ее разрушенное будущее. Ему необходимо заснуть, поскольку завтра он должен быть во всеоружии, но проклятые мысли в голове цеплялись одна за другую.

Вдруг в дверь кто-то тихо поскребся.

— Кто там? — раздраженно спросил Акитада.

Дверь раздвинулась, и на пороге показалось личико его младшей сестры.

— Это я. Я потревожила тебя? — обеспокоенно спросила она.

Акитада улыбнулся:

— Ну конечно, нет. Входи, Ёсико!

Как она похорошела! И как мало времени он стал уделять сестрам!

Ёсико проскользнула в комнату в ночном платье и грациозно присела на край постели.

— Я пришла рассказать про наших гостей, но ты, кажется, собрался спать.

— Ничего страшного. Я еще бодрствовал, и с твоей стороны это очень мило. Рассказывай!

— Юный князь очень мил и очень учтив для своего возраста. Матушка дала ему книги, разные игры и музыкальные инструменты. Он много времени проводит с Торой, но мы с Акико частенько заходим к нему и играем с ним. А еще мы играли для него на цитре, и он похвалил нас, сказав приятные и добрые слова.

— Рад слышать, что моя семья так хорошо приняла гостя.

— Наша другая гостья тоже очень милая, только грустная.

— Это вполне естественно в сложившихся обстоятельствах, — заметил Акитада. — Тамако потеряла отца и родной дом. К тому же в ее возрасте перспектива стать монахиней не слишком радостная. — И, желая завершить разговор, он решительно прибавил: — Ну а теперь, если это все, давай-ка я попытаюсь заснуть. Завтра мне предстоит насыщенный день.

Но Ёсико продолжила беседу:

— Уверена, Тамако совсем не хочет идти в монахини.

— Ни ты, ни я не имеем права вмешиваться в ее дела, — сказал Акитада. — И я запрещаю тебе говорить с ней об этом.

— Но почему ты сам не хочешь поговорить с ней? Мы все очень полюбили Тамако, и даже матушка надеется, что вы поженитесь. Тамако массирует матушке шею, когда та страдает головными болями, и заваривает для нее травы. Теперь матушка убеждена, что Тамако сумеет вылечить все, что угодно. Если бы ты высказал ей свои чувства, убеждена, изменила бы свое решение.

— Хватит! — отрезал Акитада. — Не вмешивайся не в свое дело!

Испуганная внезапной яростью брата, Ёсико вскочила и бросилась к двери. Там она остановилась и дрожащим от слез голосом проговорила:

— Можешь ненавидеть меня, но, по-моему, тебе пора перестать твердить Тамако, что ты считаешь ее своей сестрой. Это огорчило бы любую девушку, мечтающую выйти за тебя замуж. — И, задыхаясь от обиды, Ёсико выбежала из комнаты.

Гнев Акитады сменился изумлением. Потом он рассмеялся. Может, это просто девичья глупость. Не могла же Тамако, отказывая ему, исходить из таких детских соображений, но… Внезапно приняв решение, Акитада поднялся с постели. Ему необходимо было кое в чем убедиться.

Коридор, двор перед его комнатой и женская половина дома были погружены во мрак и тишину. Хорошо, что он отправил Хитомаро и Гэнбу спать. Тихонько прокравшись босиком к двери Тамако, Акитада сел на веранде и кашлянул. Сначала ответа не последовало. Тогда он кашлянул еще раз, но уже громче.

Из-за закрытых ставен послышался шорох, и нежный голосок спросил:

— Кто там?

— Акитада.

Снова шорох, и в дверях показалась Тамако.

— Акитада! Что случилось?

Ее густые длинные волосы были распущены и струились по белому шелку ночного платья. Встревоженное личико, слегка разрозовевшееся от сна, было прекрасно. Жгучая тоска охватила Акитаду, и он вдруг понял, что не знает, как подступиться к Тамако и как восстановить взаимопонимание.

— Я хотел увидеть тебя, — робко начал он.

— Правда? А я подумала… Зачем?

Он отчаянно пытался что-то придумать. Обсуждать с Тамако его подозрения по поводу смерти ее отца сейчас явно не время. Не мог рассказать ей Акитада и о визите своей сестры.

— Чтобы извиниться, — наконец сказал он. — За сегодняшнее утро. За грубость. Мне не следовало так разговаривать с тобой.

Тамако грустно улыбнулась:

— Не извиняйся. Я знаю, что ты был расстроен совсем не из-за меня. Ты вел себя вполне естественно, и я благодарна тебе за заботу.

Акитада смутился.

— Я… Боюсь, я заботился больше о себе. Когда подумал о… — Вздохнув поглубже, он пустился в объяснения: — Мне вдруг пришло в голову, будто ты считала, что я хотел жениться на тебе, поскольку мы всегда были очень близки, ну… то есть как брат и сестра. А еще потому, что я многим обязан твоему отцу. Но это вовсе не так.

Глаза Тамако светились в лунном свете.

— Это не так?

Акитада с мольбой посмотрел на нее:

— Пойми, наши прошлые отношения затмили собой мои истинные чувства. — Он умолк и покраснел, смущенный своими неуклюжими словами. — Я хочу сказать, что, лишь увидев тебя снова, вдруг понял, как сильно любил тебя и как ты нужна мне?

Она тихо вздохнула и прошептала:

— Я не знала этого. — Потом вдруг попросила: — Пожалуйста, позволь мне посмотреть на твои руки.

Акитада нерешительно протянул ей руки ладонями вниз. Тамако перевернула их и начала разглядывать покрытую красными рубцами кожу.

— Я не знала, что твои раны так серьезны. — Она поймала его взгляд. — Сэймэй приходил ко мне за травами. Я вижу, они помогают. Боль еще осталась?

Акитада втянул руки в рукава и покачал головой. Проявив заботу, она вселила в него надежду.

— Так ты изменишь свое решение? Мы все-таки поженимся?

— Не знаю, — задумчиво проговорила она. — Я сейчас в таком смятении!

— Ага! Значит, Ёсико права! Значит, все это дурацкая ошибка! Она сказала, будто ты огорчена, потому что я отношусь к тебе как к сестре. Это так? Поэтому ты отвергла мое предложение?

— Ёсико так сказала? — Тамако вскрикнула и отодвинулась от него. — Ой, как мне стыдно! — И она закрыла лицо руками.

Акитада понял, что сделал глупость. До сих пор он лелеял тщетные надежды, а теперь поставил Тамако в неловкое положение, когда она ясно дала ему понять, что не хочет больше обсуждать эту тему. Акитада тяжело вздохнул.

Тамако отпустила его руки.

— Это не единственная причина. Отец признался мне, что предложил тебе заключить со мной брак, и это очень удивило тебя, но ты согласился обдумать предложение. Ох, Акитада, я хорошо понимаю, как это получилось! Отец просто воспользовался твоей добротой, чтобы принудить к нежелательному для тебя союзу. Разумеется, я не могла на это пойти. Я долго сердилась на него, но потом догадалась, что он поступил так из любви ко мне. Отец был нездоров и хотел перед смертью устроить мою жизнь.

Акитада не знал, что сказать. Ему вспомнилось, как резко он отнесся к матримониальным затеям Хираты. Как объяснить теперь Тамако, что он любит и желает ее ради нее самой?

Видя его замешательство, Тамако еще больше ушла в себя и отдалилась от него.

— А теперь, — продолжила она с горечью, — ты снова делаешь мне предложение. Но на этот раз из жалости и из чувства долга или из каких-то других глупых соображений. Пойми, я не могу принять такую жертву.

— Жертву?! — возмущенно вскричал Акитада. — О какой жертве ты говоришь, если последние несколько недель я разрывался на части от муки, что теряю тебя?! Я так страдал из-за твоего отказа, что не мог сосредоточиться на работе и на раскрытии убийств! Я искал причину в чем угодно — в своей бедности, в трудном характере моей матушки, в своей недостаточно привлекательной внешности, в неумении вести беседу или сочинять стихи, в моей пока несостоявшейся карьере. Доведенный до отчаяния, я даже заподозрил, что у тебя есть другой мужчина.

Тамако изумленно вскрикнула и снова закрыла лицо руками.

Пристыженный, Акитада собрался уходить и на прощание сказал:

— Прости мне этот невежливый визит! Уже поздно, и я помешал тебе спать.

Она тронула его за плечо:

— Пожалуйста, не уходи!

По щекам Тамако катились слезы, но глаза ее светились счастьем.

Акитада пришел в замешательство, но оно тут же сменилось изумлением и радостью. С восторженным криком он подхватил Тамако на руки и внес в дом.

Солнце только поднималось, когда Акитада вышел во двор. Тора возле колодца пил воду из ковша. Потом полил воду себе на голову и на руки.

Акитада окликнул слугу.

— Иду, хозяин! — бодро отозвался тот, вытираясь на ходу полой хлопкового кимоно. — Только, по-моему, рановато еще.

— Знаю. Я хочу, чтобы ты отнес это госпоже Хирата. — Акитада протянул ему цветущую ветку глицинии с прикрепленным к ней скрученным в трубочку листком бумаги.

Тора оцепенел от изумления.

— Глициния?! Да еще в цвету?! Где вы раздобыли ее? У нас здесь не растет?

— Я ходил поутру во двор Хираты. Старое дерево уцелело после пожара, и мне удалось отыскать последнюю цветущую веточку.

Тора тут же догадался, в чем дело.

— Ай да хозяин! — радостно завопил он. — Мои самые сердечные поздравления вам обоим!

— Спасибо, — смутился Акитада и, повернувшись, пошел в дом.

Он сидел у себя в комнате и с нетерпением ждал ответа от Тамако. Сочинять стихи, особенно наспех, Акитада почти не умел, но сегодня ночью, оставив девушку спящей, он точно знал, что хочет сказать ей. Всю дорогу до ее сада и обратно Акитада повторял строки, родившиеся в его голове:

Вскоре вернулся Тора, улыбаясь во весь рот. Он протянул хозяину ветку глицинии, но уже без цветка. Вместо него, завязанный бантиком, красовался листочек бумаги изящного пурпурного оттенка.

— Спасибо. Можешь идти, — сказал Акитада, нетерпеливо развязывая бумажный бантик, пока Тора шел к двери, насвистывая любовную песенку.

В ответ Тамако написала:

Акитада прочел эти строки несколько раз, потом бережно спрятал листок под одежду, так, чтобы тот касался тела. Через мгновение в дверь просунулась голова Сэймэя: улыбаясь, он нес в руках поднос.

— Вот ваш завтрак, господин. Сегодня поистине великий день для семьи Сугавара.

Акитада смутился:

— Спасибо, Сэймэй. Вижу, ты уже успел пообщаться с Торой. — Он жадно выпил свой чай и, придвигая к себе рис с овощами, добавил: — Думаю, нам надо посадить у себя глицинию. Скажи Торе, чтобы занялся этим.