Акитада пришел в сознание в своей комнате. Всем телом ощущая какое-то смутное неудобство, он открыл глаза — на потолке играли блики горящей лампы. Акитада сразу догадался, что сейчас ночь и лежит он на собственной постели — ее он узнал по жесткой подушке.

Услышав чей-то тихий разговор, Акитада повернул голову, и тотчас же резкая боль пронзила голову и лопатки. К его немалому удивлению, в крохотной комнатке оказалось полно народу. Какие-то люди сидели вокруг масляной лампы спиной к нему, и только Сэймэя он узнал сразу, ибо лицо старика было обращено к нему. Он-то и говорил большей частью один, роясь при этом в своем сундучке со снадобьями, извлекая из него то горшочек, то мешочек с чем-нибудь целебным и показывая его своим собеседникам. Наконец по широким спинам Акитада узнал Гэнбу, Хитомаро и Тору. Гэнба поддерживал беседу с Сэймэем, между тем как двое других только молча слушали.

Акитада крякнул, кашлянул и лишь со второй попытки спросил:

— Чем это вы занимаетесь?

Тотчас же все четверо обратили к нему встревоженные лица. Сэймэй и Тора вскочили и бросились к хозяину.

— Как вы себя чувствуете, господин? — спросил Сэймэй, участливо склоняясь над Акитадой.

Насупив брови, Акитада попробовал пошевелиться. Ноги и руки, кажется, были в порядке. Лицо саднило и щипало, а шею и лопатки при малейшем движении пронизывала боль. Но это было лишь маленькое неудобство в сравнении с тем, что все его тело парализовало. Позвоночник неподвижен, дыхание стеснено и болезненно.

— Пошевельнуться не могу. Что со мной? — спросил Акитада, а смутное воспоминание лишь усилило страх. — Кажется, на меня что-то упало.

— На вас напали, когда вы возвращались домой, — объяснил Тора. — Двое убийц-ниндзя, вооруженные ножами.

— У меня ножевое ранение?

— Нет-нет, ни в коем случае! — успокоил его Сэймэй. — Спасибо нашему Хитомаро — вовремя подоспел к вам на выручку. Только пара ребер сломана — ведь один из негодяев прыгнул вам на шею с дерева.

Акитада осторожно коснулся ребер и ничего не ощутил.

— Да уж, обнадеживающий диагноз, нечего сказать, — мрачно заметил он, чувствуя, как страх ледяными тисками сжимает сердце. — Боюсь, меня парализовало.

Сэймэй лукаво переглянулся с Гэнбой, и тот, подойдя к Акитаде, ощупал его тело в нескольких местах.

По-прежнему чувствуя лишь полное онемение, Акитада закрыл глаза, чтобы не выдать страха.

— Пришлось перевязать вам грудную клетку поплотнее, чтобы вправить ребра на место, — сообщил Гэнба, оглушив Акитаду своим зычным басом. — Они срастутся быстро, если не будете часто шевелиться.

Акитада с облегчением вздохнул и снова открыл глаза. Силясь что-либо припомнить, он спросил:

— Но как я сюда попал? И что это вы там такое говорили про Хитомаро? — Рискуя вызвать новый приступ боли, Акитада изогнул шею, чтобы посмотреть на здоровяка-самурая.

— Слава Богу, Хитомаро не поверил этой змее Окуре и вернулся, чтобы приглядеть за вами, — объяснил Тора. — Иди-ка сюда, Хито, и расскажи хозяину, как было дело.

Хитомаро неохотно поднялся.

— Прошу прощения, господин, что ослушался вас. — Он смущенно потупился. — Зато я рад, что сослужил вам службу.

— Что же случилось?

— Я догнал вас на улице Омия, на углу, неподалеку от главных дворцовых ворот, где деревья поднимаются выше стены. Там убийцы ждали вас в засаде — один на дереве, другой на стене. Когда первый свалил вас с ног, другой спрыгнул со стены с ножом наготове. Только я-то тогда уже подоспел, ну и разделался с ними.

— Отличная работенка! — воскликнул Тора. — Даже я не справился бы лучше!

— Боже! — тихо проговорил Акитада. — Ты спас мне жизнь. Кто это такие были?

Хитомаро еще больше потупился.

— Боюсь, господин, я прикончил их обоих. Времени у меня было в обрез — не до выяснений. Но уверен, это все проделки Окуры. Я так думаю: если человек сулит такие награды, то уж наверняка не собирается расставаться со своими денежками. — И, помолчав, он серьезно добавил: — Если из-за этих мертвых головорезов у вас, господин, возникнут проблемы, я готов сдаться властям.

Акитада представил, чем обернется для ронина подобный поступок.

— Перестань! Я не допущу этого. По-моему, я должен извиниться перед тобой. За то, что так нехорошо обошелся с тобой. А как ты поступил с телами?

— Мне пришлось оставить их там, чтобы отнести домой вас.

— Если это известные преступники, то скорее всего мы о них больше никогда не услышим. Но перед тобой я в большом долгу; я помню, что ты пытался предостеречь меня. Ты настоящий храбрец, если не побоялся сразиться в одиночку с двумя профессиональными убийцами-ниндзя.

Хитомаро улыбнулся:

— Ничего особенного, господин. Не такие уж они профессионалы, а у меня с собой был меч.

— Ты, кажется, неплохо разбираешься в людях, Хитомаро, — заметил Акитада. — Ты был прав, когда предостерегал меня, а я проявил беспечность. Скорее всего Окура не оставил бы меня в живых, не говоря уже о том, чтобы так щедро расплатиться. Я обязан тебе жизнью и теперь должен отблагодарить тебя. У моей семьи мало денег, но, быть может, я окажу тебе какую-то другую услугу. Не стесняйся, проси. — Хитомаро покачал головой, но переглянулся с Гэнбой. — Выкладывай, — сказал Акитада. — Я же вижу, ты чего-то хочешь. Что же это?

— Вы ничего не должны мне, господин, — робко начал Хитомаро. — Ведь в этот момент я находился у вас на службе. И мы с Гэнбой с радостью продолжили бы ее у вас. Мы были бы благодарны, если бы вы позволили нам остаться.

Вспомнив о более чем скромных доходах семьи, Акитада решил обязательно найти какой-нибудь выход.

— Конечно, вы останетесь, только я не смогу платить вам в полной мере того, что вы заслуживаете.

— Нам не нужно платы! — воскликнул Гэнба. — Где уж нам диктовать свои условия, если оба вляпались по уши! У каждого из нас за спиной есть преступление.

Акитада поморщился и закрыл глаза.

— Надеюсь, не убийство?

— Убийство, — ответили они хором.

— Но у них не было выбора! — вмешался Тора.

— Это правда, хозяин, — поддакнул Сэймэй. — Выслушав их истории, вы бы все поняли. Вы же знаете: человек может ходить в лохмотьях, а сердце иметь из парчи. И даже у учителя Конфуция жизнь складывалась не просто.

Акитада усмехнулся:

— Э-э… да я вижу, у вас настоящий заговор. Ладно, рассказывайте.

Низко поклонившись, Гэнба начал свою историю:

— Зовут меня, господин, Исида Гэнба. Я мастер боевых искусств и унаследовал свое ремесло от отца. У нас была своя школа в провинции Нагато. И вот однажды местный правитель, посетив наши показательные выступления, вдруг решил отправить ко мне на учебу своего старшего сына. Парень оказался заносчивым слабаком, постоянно затевал со мной ссоры и всячески старался очернить мое доброе имя, а однажды пригрозил донести до ушей своего отца одну особенно грязную клевету на меня. На ближайшем же уроке во время учебной схватки он случайно сломал себе шею. — Гэнба тяжко вздохнул и покачал головой.

Акитада посмотрел на него с сочувствием.

— Несчастные случаи не редкость в твоем ремесле. Если ты даешь честное слово, что не имел намерения убивать парня, для меня этого достаточно.

— Ну конечно, я не хотел убивать его. Таким бесчестным поступком я лишил бы себя права заниматься этой профессией. Просто он был зол и требовал, чтобы я проработал с ним один опасный прием. Я только сделал захват, как его шея хрустнула и сломалась. Но я вовсе не хотел убивать его. Меня схватили и бросили в тюрьму, где я убил двух человек.

— Что-о?

— В ночь перед самым судом отец парня подослал двух подкупленных стражников, чтобы они задушили меня. Я убил их и удрал.

Потрясенный Акитада онемел. Он не сомневался, что правитель хотел отомстить за смерть сына, ведь на суде с Гэнбы наверняка сняли бы обвинение в убийстве.

— Жаль, что у тебя так вышло, — наконец сказал он. — Ты уже с лихвой расплатился за то, что заслуженно получил из-за своей беспечности, испорченный мальчишка. И теперь я хотел бы дать тебе возможность доказать свою невиновность. Доказать поступками, работой. Только вот как быть, если кто-нибудь узнает тебя?

— Нагато далеко отсюда, господин. К тому же тот правитель уже умер. Да и я с тех пор порядком изменился.

— Ну что ж, тогда, пожалуй, и вопросов нет.

Обрадованные, Тора и Сэймэй дружно расхохотались, хлопая Гэнбу по плечу. Борец низко поклонился Акитаде; в глазах его стояли слезы.

Акитада перевел взгляд на Хитомаро, и тот сразу же открыто заявил:

— Я, господин, не стану утверждать, что это был несчастный случай или самозащита. Я имел вполне четкое намерение убить этого человека и преследовал его, хотя знал, что он не стоит моего клинка.

— Так что же это было? Пьяная ссора? — удивился Акитада.

— Нет. Я был совершенно трезв. И я сделал бы это снова. — Он смело встретил изумленный взгляд Акитады.

— Ты чертовски честен, — заметил тот. — Должно быть, у тебя имелись смягчающие обстоятельства? Может, ты был тогда очень молод?

Хитомаро покачал головой, и Тора посоветовал ему:

— Да ты расскажи, в чем было дело!

Хитомаро тяжко вздохнул:

— Мне не хотелось бы кичиться этим, но мое клановое имя — Такахаси. Моя семья родом из провинции Идзумо.

Акитада удивился. О клане Такахаси он много слышал. Этот старинный прославленный самурайский род ныне переживал упадок. Хитомаро продолжал:

— Десять лет назад во время эпидемии оспы умерла моя семья — отец, дед с бабкой и все мои братья и сестры. Мы с матерью остались одни, и я взял в дом жену. — Хитомаро теперь говорил очень тихо, глядя на свои сжатые кулаки. — Моя жена Мичико была совсем юной и очень красивой, и я… — Он замолчал, кусая губы. — Сын нашего соседа, могущественного и богатого землевладельца, на службе у которого состояли сотни самураев, однажды увидел Мичико и решил переманить ее, сделав ей предложение. Она все рассказала мне, и я пошел предостеречь его от этого поступка. Он встретил меня спесивыми, надменными речами. Нет, тогда я его и пальцем не тронул. Все случилось позже. — Хитомаро снова начал разглядывать свои руки. Лишь заметным усилием воли он заставил себя продолжить рассказ: — Однажды мне пришлось на несколько дней отлучиться из дома по делам. Вернувшись, я узнал от матери, что моя жена повесилась. Ей было всего семнадцать, и она ждала нашего первенца. Мичико оставила мне письмо; из него я узнал, что сосед изнасиловал ее и что она не вынесла позора, павшего на нашу семью. — Собравшиеся в комнате затихли, а Хитомаро уставился в потолок. — Вот тогда-то я пошел и убил его. После этого нам с матерью пришлось бежать в горы. Ближайшей зимой она умерла от голода и тягот. — Посмотрев на Акитаду, Хитомаро с горечью прибавил: — У меня не осталось ничего, мне не за что больше цепляться в жизни. Все, что я умею, — это хорошо владеть мечом, и мой удел — быть орудием в достижении чужих жестоких целей. Поэтому я и хотел бы служить вам, а не продавать свое боевое умение тем, кто больше заплатит. — Потрясенный до глубины души, Акитада не сразу ответил. А Хитомаро, вконец расстроившись из-за его молчания, сказал: — Ну что ж, давайте забудем об этом разговоре. Я ведь понимаю, что был бы вам только в тягость.

— Ничего подобного! — уверил его Акитада. — Ты оказал мне честь своим откровенным рассказом, и прости, что я так мешкал с ответом. Твоя история глубоко тронула меня. У меня ведь тоже теперь есть жена. — Хитомаро понимающе кивнул и улыбнулся. — Мне не в чем укорить тебя, — продолжил Акитада. — Но как быть с твоим званием? Ведь ты не можешь поступить ко мне вассалом. Что ж, раз так, я почту для себя честью, если ты останешься в моем доме на правах гостя.

Хитомаро поднялся.

— Нет у меня больше ни звания, ни родового имени. Я буду служить вам вместе с Гэнбой и Торой; никак иначе я не согласен.

Встретив его решительный взгляд, Акитада кивнул:

— Как знаешь. Будь по-твоему.

Тора радостно завопил:

— Ну что, братцы, видели? Говорил же я вам, что мой хозяин благородный человек!

— Спасибо, Тора, — перебил его Акитада. — Только сейчас я хотел бы уснуть. Увидимся с вами завтра утром.

Тора и двое их телохранителей вышли сразу, а Сэймэй еще усерднее начал рыться в своем сундучке со снадобьями.

— Оставь все это до завтра! — сказал ему Акитада.

— Но, хозяин, я не могу оставить вас одного. Вдруг вам что-нибудь понадобится.

— У меня пока только одна надобность — поспать. Ступай!

Старик хотел возразить, но, взглянув на хозяина, повиновался.

Едва шаги его стихли за дверью, Акитада попытался выбраться из постели. Это отняло много сил, и наконец, взмокший от пота, он поднялся на ноги. Не без труда накинув на перевязанное тело халат, Акитада открыл дверь на веранду.

Буря давно закончилась, оставив после себя мокрый от ливня сад. В свете мерцающих звезд и полной луны он казался черной лаковой картиной, инкрустированной серебром. В этой влажной мгле, напоенной ароматом роз, Акитада тихонько пробрался босиком в комнату Тамако.

Целую неделю он не выходил из дома — так медленно срастались сломанные ребра. К удивлению Гэнбы, их пришлось бинтовать несколько раз. Скрипя зубами от боли, Акитада бормотал: «Наверное, я очень беспокойно сплю».

А между тем, пока он шел на поправку, произошло несколько событий. Настоятель Сэссин навестил их дом, чтобы справиться о здоровье Акитады и забрать юного князя Минамото домой. Сэссин сообщил Акитаде, что назначил вместо него и Хираты двух новых преподавателей, а Фудзивара, как выдающийся знаток древней китайской словесности, занял теперь место Оэ. Сато получил разрешение давать частные уроки, а его жена уже дважды выступала в богатых домах и даже начала приобретать известность в этих кругах.

Приходил Кобэ. От него Акитада узнал, что суд приговорил Курату к каторжным работам на острове Цукуси.

— Отправился осушать болота, — сообщил Кобэ с нескрываемым удовлетворением. — Думаю, там он и года не протянет.

— А как обстоят дела с Окурой? — поинтересовался Акитада.

Кобэ поморщился:

— Этот ублюдок подал прошение о пересмотре дела. Так что теперь неизвестно, когда состоится суд.

Третье событие, самое важное, носило сугубо частный характер. Тамако стала законной женой Акитады и жила теперь в доме на правах младшей госпожи Сугавара. Тут Акитаде даже пришлось кое-чему подивиться. Когда он зашел к матери, чтобы сообщить о предстоящем событии, по случаю которого ей надлежало собственными руками испечь свадебные рисовые лепешки — их традиционно подавали молодоженам наутро после третьей из совместно проведенных ночей, — почтенная госпожа Сугавара привела его в смущение, указав на уже приготовленный лакированный поднос, накрытый салфеткой из дорогого шелка.

— Лепешки ждут тебя со вчерашнего вечера, — сказала матушка, улыбаясь при виде замешательства сына. — Я порадовалась, узнав, что раны не помешали тебе выполнить свой долг.

Впрочем, одобрение госпожой Сугавара этого брака не было такой уж большой неожиданностью. Акитада давно заметил, что Тамако нашла к матушке особый подход. Да и вообще, каждый новый день, проведенный с молодой женой, приносил ему новые открытия, ведь еще никогда в жизни он не был так близок ни с одним человеком. Пока заживали его раны, Тамако стала для Акитады не только прекрасной сиделкой, но и лучшим другом, и он поверял ей все самые сокровенные свои чувства и мысли.

Но это благословенное время, разумеется, не могло длиться вечно. Акитаде пришлось вернуться к работе в министерстве. Сезон дождей тянулся уже давно — с того дня, когда Акитада подвергся нападению. И вот в одно такое сырое промозглое утро Акитада велел Сэймэю приготовить его выходное платье и шляпу. Еще вчера вечером, когда они с Тамако любовались буйной зеленью пропитанного влагой сада, он сообщил ей, что намерен посетить завтра министра. Акитада откровенно поделился с ней своими опасениями по поводу их стесненного финансового положения, честно рассказал о своих прежних трениях с начальством, оставлявших мало надежды на продвижение по службе, и о том, как ему опостылела скучная бумажная работа. Тамако, как всегда, поддержала его, вселив надежду на лучшее, поэтому утром он решительно настроился отправиться на встречу с неизбежным.

Однако по странной иронии судьбы вереница непредвиденных событий почти сразу же начала препятствовать его планам.

Сначала прибыл Кобэ — промокший до нитки и радостно возбужденный.

— Ни за что не отгадаете, что случилось! — восторженно воскликнул он, опускаясь на подушку и принимая из рук Сэймэя чашку чая. Хлебнув дымящегося напитка и едва не поперхнувшись, Кобэ поморщился: — Отравить, что ли, меня хотите? Что это еще за горечь такая?

— Это чай, — сказал Акитада.

— Тьфу ты! А саке у вас не найдется?

Сэймэй, ворча и нахваливая новый напиток, столь полезный для желудка в любую погоду, отправился за саке.

— Так что же случилось? — полюбопытствовал Акитада.

— Окура повесился. Стража нашла его мертвым сегодня утром.

— А мне казалось, он возлагал надежды на поддержку своих влиятельных друзей.

— Ха-а! Приходили к нему вчера какие-то. Имен не назвали, да только даже по одежде видать, что важные птицы. Какие-то его хорошие знакомые. Уж не знаю, о чем они там говорили — мне велели выйти, — но лица у них были, скажу я вам, мрачнее некуда. Окура места себе не находил после их ухода. Посмотрели бы вы на его жалкий вид. Кстати, вы намерены выдвинуть обвинения против Исикавы?

— Силы небесные! Вы что, до сих пор не выпустили его?

Кобэ усмехнулся и осушил чарку саке.

— Конечно, нет. В тюрьме он, знаете ли, порядком пообтесался. Манеры стали получше. В общем, перевоспитывается.

Акитада тоже улыбнулся:

— Это хорошо. Только теперь отпустите его. Он уже и так наказан хотя бы тем, что не получит ученой степени. Впрочем, он парень талантливый, так что наверняка пристроится где-нибудь — например, школьным учителем в провинции. Там нужны люди с хорошими знаниями.

Кобэ кивнул:

— Ага. И тогда я, слава Богу, больше не увижу этого дерзкого щенка. Ну ладно, мне, пожалуй, пора. — Они оба поднялись, и Кобэ с поклоном сказал: — Надо полагать, вы скоро вернетесь к обычной рабочей жизни, и будем надеяться, она не окажется столь же захватывающей, как ваши недавние похождения.

— Благодарю вас, Кобэ-сан, — проговорил Акитада с оттенком сожаления, хотя, возможно, этими словами сыщик лишь намекнул ему, чтобы впредь он не совался в его дела.

Проводив глазами Кобэ, удалившегося в моросящую хмарь, Акитада с грустью подумал о пыльных архивах, ждущих его в министерстве, потом расправил плечи и вернулся в комнату, чтобы надеть перед зеркалом шляпу. За этим занятием его и застал Сэймэй, просунувший голову в дверь.

— Вот хорошо, что вы при полном параде! Идите скорее в гостиную. К нам пожаловали его преподобие настоятель Сэссин и юный князь Минамото.

Гадая, что привело к нему сановных гостей в столь непогожий день, Акитада поспешил в другую часть дома по крытой галерее, с раздражением отметив, что кровля ее опять прохудилась в нескольких местах.

Сэссин и мальчик сидели на парчовых подушках, стареньких и обтрепанных, но имеющих вполне сносный вид при скудном свете пасмурного дня. Оба были облачены в великолепные парадные кимоно, совершенно не промокшие от дождя. Акитада приветствовал их низким поклоном, все еще вызывавшим болезненные ощущения в теле, несмотря на то что Гэнба сегодня утром наконец освободил его от бинтов.

Акитада принимает высоких гостей

— Мой дорогой друг, только, пожалуйста, не утруждайтесь! — учтиво попросил его Сэссин. — Как ваше самочувствие?

— Благодарю вас, гораздо лучше. — Акитада осторожно присел на третью подушку, пока Сэймэй разливал чай и ставил на столик блюдо с лепешками. Когда гости взяли в руки чашки, а Сэймэй удалился, Акитада сказал: — Вообще-то я сегодня впервые за все время сменил домашнюю одежду. Пора возвращаться к делам в министерстве.

— Но как же так?! — воскликнул юный Минамото. — Ведь прошло всего несколько дней, и вам следовало бы отдохнуть подольше.

Настоятель многозначительно кашлянул, одернув мальчика строгим взглядом.

— Мой воспитанник слишком юн и пылок, но, по-моему, он отчасти прав. По-моему, не будет ничего страшного в том, если вы отложите свое решение на денек, чтобы рассмотреть кое-какие вопросы, касающиеся вашего будущего. — Своим благодушным взглядом, открытым улыбающимся лицом да и всей своей круглой пышной фигурой Сэссин сейчас отдаленно напоминал божество счастья и благополучия. — Вообще-то главный повод нашего сегодняшнего визита — желание принести вам и вашей юной супруге наши самые искренние поздравления.

Акитада, тронутый, от души поблагодарил Сэссина и обратился к мальчику:

— Садаму, а ты, по-моему, уже знаком с Тамако?

— Да. И я вполне одобряю ваш выбор.

Такие степенные речи в устах ребенка вызвали у Сэссина улыбку, а Акитада сказал:

— Мне очень лестно.

Мальчик с важным видом кивнул и продолжил:

— Она была очень добра ко мне. Мы с ней много беседовали. О смерти. О смерти моего дедушки и ее отца. Ее слова придали мне душевных сил. Я нахожу, что для женщины она слишком умна.

Сэссин снова предостерегающе кашлянул.

На этот раз мальчик покраснел и смущенно извинился. Он потянулся к стоявшей рядом с ним красивой лаковой шкатулке и придвинул ее к Акитаде.

— Здесь заслуженная вами награда. — Минамото посмотрел на Сэссина, и тот одобрительно кивнул. Тогда, степенно распрямив плечики, Садаму с серьезным видом объявил: — Ваша верность мне и моей семье в минуты постигших нас горя и невзгод и проницательность, которую вы проявили в раскрытии заговора Сакануоэ, сделали нас вашими вечными должниками. Я намерен официально отметить ваши заслуги перед нашей семьей. Род Минамото навсегда останется перед вами в неоплатном долгу, и я позабочусь о том, чтобы этот факт был вписан в историю нашего клана и стал достоянием будущих его поколений. — Закончив свою речь, мальчик с достоинством поклонился.

Акитада не знал, что сказать, поэтому тоже низко поклонился.

— Благодарю вас, Минамото-сан. Я глубоко польщен вашими словами и буду хранить ваш дар как бесценное сокровище.

Мальчик с облегчением вздохнул и улыбнулся, потом достал из рукава небольшой продолговатый предмет, заботливо обернутый куском парчи и перевязанный золотой тесьмой. Он вручил его Акитаде со словами:

— А эту скромную вещь, пожалуйста, примите лично от меня.

— Но зачем же столько хлопот, Садаму? Я был счастлив помочь вам. — Он нерешительно смотрел на сверток.

— Что же вы?! Разверните скорее! — воскликнул мальчик.

Не без труда развязав еще не зажившими руками узелки, Акитада увидел внутри завернутую в кусок ткани флейту. Простенький с виду инструмент был явно старинным и изготовлен руками настоящего мастера. Приятно удивившись, Акитада не удержался от восклицания:

— Флейта?!

Лицо мальчика просияло от удовольствия.

— Вам нравится? Я угадал? Помните, вы как-то сказали мне, что хотели бы научиться играть на флейте? Ну вот, теперь у вас появится такая возможность!

— Мой дорогой юный друг, ничто иное не пришлось бы мне так по душе, как этот подарок! — Бережно держа в руках инструмент, Акитада уже порывался сыграть. — Я-то забыл о своих словах, а вы вот запомнили. Играя на вашей флейте, я получу несказанное удовольствие. Большое вам спасибо. — Ему очень хотелось поднести к губам флейту, но он сдерживался и пока только разглядывал виртуозно сделанный инструмент. Наконец Акитада, снова завернув его в ткань и отложив в сторону, сказал: — Убежден, у вас теперь все уладилось.

— Да. — Мальчик переглянулся с настоятелем и объяснил: — Мой двоюродный дедушка будет моим опекуном, пока я не достигну совершеннолетия. Он переехал в свои покои в нашем дворце, чтобы быть поближе ко мне и следить за моей учебой. Но его величество великодушно утвердил меня в звании главы клана, так что теперь к моим ежедневным занятиям прибавилось огромное количество забот.

На это Акитада с низким поклоном ответил:

— В таком случае я еще больше польщен той честью, которую вы оказали мне своим визитом, Минамото-сан.

Акитада задумался о том, как этот несчастный мальчик неожиданно стал богатым и могущественным человеком. И, вспомнив о его не по годам развитом чувстве ответственности за своих вассалов, он очень порадовался за Садаму.

Сэссин усмехнулся и, желая поубавить в ребенке гордости, заметил:

— Он молод, но, похоже, из него выйдет толк. — Потом серьезно добавил: — У нас есть и другие новости, которыми мы хотели бы поделиться с вами. Я прислушался к вашему совету относительно ворот Расёмон. Мне посчастливилось найти там одну бедную женщину, располагавшую кое-какими сведениями, благодаря которым нам удалось обнаружить останки моего брата. Они были захоронены тайно в его родовом поместье.

Акитада посмотрел на мальчика, и тот невозмутимо встретил его взгляд.

— Мне очень жаль, что так случилось с вашим дедушкой. Теперь, должно быть, как раз будет сорок девять дней. Надеюсь, его душа наконец обретет покой.

Юный князь кивнул и чуть дрожащим голосом сказал:

— Вчера было. У нас во дворце прошел поминальный обряд. Присутствовали только родные и несколько слуг. Я не решился пригласить вас — считал, что вы еще очень больны. Кинсуэ и его жена, знаете ли, очень беспокоились, что дедушкина душа не успеет найти дорогу в другой мир. Вы не представляете, какое облегчение они испытали. Потом Кинсуэ отвел меня к старому дереву у дедушки во дворе и показал на нем новые ростки. По его словам, это означает, что дедушка попал в другой мир.

Акитада подумал, что скорее всего старое дерево спасли недавние обильные дожди, и тут снова ощутил затылком какую-то странную дрожь — словно чей-то холодный палец пощекотал его по коже.

В разговор снова вступил Сэссин. Откашлявшись, он сказал:

— Мы хотели бы также поведать вам, чем завершился вопрос с чудом. Когда я сообщил его величеству о наших подозрениях, он немедля поговорил со своими советниками, и было решено не подрывать веру людей в Будду, а также репутацию монастыря. Мы с Садаму полностью согласны с мнением его величества.

— Мудрость нашего государя безмерна. А я почитаю за великую честь то доверие, какое вы мне оказываете, — с поклоном ответил Акитада.

Настоятель кивнул.

— У меня также есть новости о князе Сакануоэ. Его величество счел необходимым назначить князя ответственным за подавление мятежей. В этой новой должности он был направлен на нашу северную границу. В последнее время там идут особенно ожесточенные бои. Князь Сакануоэ выразил благодарность за то, что ему позволено искупить свою вину и умереть за родину.

Тут мальчик не удержался от восклицания:

— Да он же трус!

Нахмурившись, Сэссин перешел к обсуждению общих проблем северной части страны. Акитада из вежливости слушал, размышляя, долго ли настоятель будет развивать эту тему.

А тот серьезно продолжал:

— Советник по внутренним делам на днях сказал мне, что в последнее время стало почти невозможно управлять такими провинциями, как Ното, Эчиго, Ивасиро и Юдзен. Удаленность их от столицы, суровый климат и нелады с местной знатью — все это мешает тамошним правителям подолгу оставаться на местах. — Порядком озадаченный, Акитада постарался выказать интерес. — К примеру, в Эчиго нет постоянного правителя уже несколько лет. Только вообразите! Несколько лет никого, кто представлял бы там государственную власть!

— Неужели никого? — искренне изумился Акитада. Ему живо припомнились трудности, с которыми столкнулся даже честный правитель в провинции Кацуза, а ведь она не так удалена от столицы, как Эчиго. — А разве его величество не может сместить бездарных правителей и заменить их более сведущими в своем деле людьми? Эчиго, как известно, богатая провинция. Отдать столь значительный источник доходов целой страны в руки мелких частных интересов — это опасная политика. — Акитада осекся, сообразив, что сболтнул лишнее. — Прошу прощения. Я вовсе не намеревался критиковать его величество. Я только хотел сказать, что многие ответственные и исполнительные люди с радостью приняли бы подобное назначение. Оказанное доверие выше отсутствия удобств, а удаленность от столицы легко возмещается другими преимуществами — например, возможностью видеть новые места и познавать мир во всем его многообразии. Помнится, когда меня послали в Кацузу, один из моих друзей счел это назначение ссылкой, а я, напротив, радовался и ликовал… — Акитада смущенно умолк и, не услышав ответа на свои слова, покраснел и пришел в замешательство. — Прошу прощения, ваше преподобие, — растерянно пробормотал он.

Акитада отважился взглянуть на Сэссина. Старый монах благодушно улыбался и кивал:

— Рад слышать от вас такие речи. Конечно же, всем понятно, что высочайшие распоряжения его величества не всегда верно истолковываются в отдаленных местах, где развитие осуществляется только благодаря правлению назначенных его величеством столичных представителей. К сожалению, в отличие от вас далеко не все молодые люди готовы принять такой пост, даже если не имеют особых претензий к условиям.

Сердце Акитады учащенно забилось. Сэссин говорил многозначительно, а мальчик с интересом наблюдал за Акитадой. Снова взглянув на Сэссина, он сказал:

— Убежден, император найдет людей, готовых отказаться от нудной работы в каком-нибудь столичном ведомстве и обрести радость новых ощущений и свободу, которая наделит их возможностью улучшить условия жизни в наших провинциях.

Сэссин улыбнулся еще шире.

— Да, один или два таких человека, вероятно, найдутся. Во всяком случае, именно это я и сказал советнику, когда тот выразил мне свои опасения относительно положения дел в Эчиго. — Он посмотрел на затянутое тучами небо. — Дождь снова собирается, да и задерживать вас мы больше не смеем. Благодарим за теплый прием, и, пожалуйста, похвалите вашего слугу за великолепный чай и лепешки.

Сердце Акитады радостно билось, когда он благодарил гостей за визит и подарки, а в глубине души трепетала надежда, в которой он не смел признаться даже самому себе. Проводив деда и внука до повозки, Акитада долго смотрел им вслед. Он находился в странном, словно зачарованном состоянии.

Вернувшись в комнату, Акитада взял в руки шкатулку и флейту, чтобы положить их на полку. Шкатулка оказалась очень тяжелой. Открыв ее, он был потрясен, ибо увидел, что она доверху набита золотыми слитками. Ничего себе «награда»! Да здесь его заработок за три года или больше — можно и крышу залатать, и заплатить за труды новым телохранителям да еще отложить на черный день.

Не вытерпев, Акитада бросился поделиться радостной новостью с женой, но от ее служанки узнал, что Тамако, как только утих дождь, пошла наведаться к своему старому дому. Не на шутку встревожившись за нее, Акитада решил сходить за женой.

Небо еще не вполне расчистилось, и он рисковал промокнуть, так как не захватил своего соломенного плаща. Акитада торопился, насколько позволяли сливавшиеся в ручьи лужи под ногами, и очень беспокоился за Тамако — ведь сегодня она впервые отважилась пойти к месту трагедии, отнявшей у нее отца и родной дом.

Несмотря на все старания рабочих, нанятых Акитадо, чтобы разгрести пожарище, после дождя оно выглядело ужасно. На месте дома он увидел сплошную черную грязь, обугленные деревья простирали в небо свои голые ветви, словно скрюченные пальцы. Все, что когда-то буйно цвело и зеленело, теперь скукожилось и пожухло и, набухнув от проливных дождей, представляло собой убогое зрелище — свидетельство смерти и тлена. Любимый сад Тамако погиб так же, как ее отец и вся ее прошлая жизнь.

Она стояла, маленькая и жалкая, под старой глицинией, разглядывая обглоданные огнем лозы, так и не разлучившиеся со старенькой решеткой шпалеры. И как только ему удалось отыскать здесь единственный выживший цветок в первую ночь их близости?! На душе у Акитады потеплело при мысли о том, что Тамако пришла сейчас именно сюда. Он окликнул ее.

Она обернулась, пряча перепачканные сажей руки. Акитада заметил черные пятна копоти и на ее платье, и на лице. Тамако улыбалась, и у Акитады сжалось сердце от нежности к ней.

— Что привело тебя сюда? — спросила она, спеша ему навстречу.

— Я беспокоился за тебя. — Он указал на пустынный сад. — Он пока выглядит очень плачевным, но пройдет время, и сад оживет.

— Правда? И ты будешь заботиться о нем? — Глаза Тамако засветились радостью.

— Конечно. Ведь это твой дом и твой сад. Мы могли бы для начала построить здесь маленький летний домик, а еще сторожку для садовника.

— Нет, только не садовника! — вскричала Тамако. — Я сама буду ухаживать за садом. Спасибо тебе, Акитада! — Она вдруг потупилась. — Но ведь это стоит денег! Разве мы можем себе это позволить?

Акитада втайне порадовался этому слову «мы».

— Разумеется, можем. Вот послушай-ка, какие у меня новости. Сегодня утром меня посетили несколько человек. Сначала заходил Кобэ, а потом нас почтили визитом настоятель Сэссин и юный князь Минамото. Он теперь глава клана, так что мне придется снова привыкать к обращению «господин».

Тамако улыбнулась:

— Он очень милый мальчик. А что нового сообщил Кобэ?

— Окура повесился.

Тамако опустила глаза.

— Я рада, что так получилось, — наконец сказала она. — Отец, я уверена, не хотел бы, чтобы из-за него кого-то казнили. — Тамако посмотрела на мужа и улыбнулась. — А настоятель Сэссин с юным князем, должно быть, приезжали поблагодарить тебя за помощь?

— Да. И сделали это с большой щедростью. А я вот, оказывается, не принимал мальчика всерьез. — Рассказав Тамако о золоте, он видел, как искренне она обрадовалась неожиданному богатству. — Ну и конечно, они поздравили нас с женитьбой. — Помолчав, Акитадо нерешительно прибавил: — А еще у нас был немного загадочный разговор о том, как трудно найти хорошего правителя в северные провинции. Это, признаться, озадачило меня.

— И что же сказал настоятель?

Акитада поведал Тамако все, что припомнил из беседы с Сэссином, и внимательно наблюдал за ее лицом. Она по-прежнему улыбалась, но ее пристальный взгляд насторожил Акитаду.

— Ну надо же, сколько хороших новостей! — воскликнула Тамако. — Мне кажется, тебе скоро предложат очень солидную должность. Возможно, даже пост правителя! — Она хлопнула в ладоши. — Подумать только! Такая честь и в такие молодые годы! — Но, тут же закусив губку, Тамако поспешно добавила: — Разумеется, это заслуженная честь и очень правильный, мудрый выбор. Представь, как порадуется твоя матушка!

— А ты? Ты рада? — тихо спросил Акитада.

Тамако покраснела и потупилась.

— Конечно. Это такое великое событие для тебя, для всех нас! — Потом, почти не дыша, она дрожащим голосом спросила: — Скоро ли назначат твой отъезд? Ведь сколько всего нужно успеть к нему приготовить! Получив назначение, ты уедешь года на четыре… никак не меньше. — Она поникла.

— Не беспокойся преждевременно о приготовлениях. Быть может, все это лишь померещилось мне. Сама посуди, ну кто я такой? Скромный чиновник восьмого ранга. — Акитада нежно взял жену за подбородок. Глаза Тамако наполнились слезами, но она улыбнулась. Акитада спросил: — Тамако, я хотел узнать, как ты отнесешься к тому, чтобы сопровождать меня в эту поездку на край света?

Лицо ее вспыхнуло от радости.

— Так, значит, ты возьмешь меня с собой?

Он кивнул, и слезы полились у нее из глаз — смешиваясь с сажей, они оставляли на щеках черные полосы. Тамако опустилась перед ним на колени прямо на грязную землю в низком поклоне.

— Благодарю тебя, супруг мой. Благодарю за то, что сделал меня, скромную женщину, самой счастливой на свете!

— Тамако! — Акитада нахмурился, бросившись поднимать ее. — Ну встань же скорее! Все равно здесь никого нет, так зачем же эти церемонии?! И ты испачкала платье.

Тамако поднялась, плача, улыбаясь и отряхивая грязь с подола. Акитада достал из рукава платок и вытер ее чумазое личико.

— А я боялся, что ты не согласишься, — признался он. — Многие дамы считают такое назначение чем-то вроде мук ада. Ведь там нет городских удобств, а зимы там, говорят, длятся по восемь месяцев.

— А ты посмотри на меня! — со смехом возразила она, показывая ему свои перепачканные копотью руки и платье. — Разве я похожа на этих дам? На диком, необжитом севере я буду чувствовать себя гораздо уютнее, чем здесь — ведь мне чужды все эти манеры и церемонии, так же как и утонченные наряды. — Тамако огляделась и умиротворенно вздохнула. — Я пришла сюда поговорить с духом отца, сообщить ему, что мы поженились. А теперь я рада, что он разделит со мной и эту радостную новость. Разделит со мной мое счастье.

— И мое.

Взяв мужа за руку, Тамако подвела его к старой глицинии.

— Смотри! — Она наклонилась к самому подножию ствола. Там, из голой земли, тянулись вверх четыре или пять молодых побегов. — А вот еще! И еще!..

Присмотревшись внимательнее, Акитада заметил, что молодые деревца и кустарники вокруг начали пускать новые ростки.

И тут же в зеленой листве старой ивы у ворот залился трелью соловей.