Обитатели «Линкольн инн филд» заполнили зрительный зал гостиницы от партера до самой галерки. Все горели желанием посмотреть пантомиму «Орфей в аду». О готовящейся премьере горячо говорили уже давно. Называлась даже сумма, которую директор театра мистер Рич затратил на постановку пантомимы, — более четырех тысяч фунтов стерлингов.

То, что столь большие расходы себя оправдали, стало ясно уже с первых минут, когда из-за кулис появился огромный змей и с шелестом прополз через всю сцену. Бутафорское чудовище, покрытое золотыми и изумрудными чешуйками с искусственными, но блестевшими, подобно настоящим, бриллиантами, сверкало огромными глазами, щелкало ослепительно белыми зубами и било по сцене длинным кожаным хвостом. Конечно, это не могло оставить публику равнодушной.

Однако за бархатными портьерами театральных лож, где в роскошных креслах с высокими позолоченными спинками расположились аристократы с дамами, отнюдь не состоящими с ними в законном браке, обсуждали не змея, а последнюю новость. Обсуждали бурно, лишь для вида интимно наклоняясь друг к другу или прикрывая лица огромными веерами из страусовых перьев. Предметом разговора был некий джентльмен, который утром доказал, что не менее опасен для окружающих, чем огромный змей на сцене. А укус его столь же ядовит.

По мере того как обсуждаемая тема захватывала все большее число зрителей, отвлекая их от происходящего на сцене, в зале нарастал шум, не имевший никакого отношения к спектаклю.

— Смотрите, Дарлингтон сидит в ложе лорда Ревуа!

— Как только лорд не боится его! Этот ужасный шрам!

— Не носит парика! Конечно, он презирает моду!

— Да он же настоящий дикарь! Или преступник, бежавший из-под стражи!

— Говорят, он жил среди пиратов и каторжников на каком-то острове в Карибском море.

Джек Лоутон сидел с каменным лицом, ибо уже давно привык к ироничным взглядам и змеиному шипению, сопровождавшим любое его появление. Лишь по длинным пальцам, нервно отбивавшим дробь на коленках, можно было догадаться, что он чувствует себя неуютно.

В отличие от своих спутников Дарлингтон не проявлял никакого интереса к спектаклю. Когда чудовищный змей погрузил свои острые, как кинжалы, ядовитые зубы в обнаженную шею Эвридики, Джек усмехнулся: он был близко знаком с актрисой, игравшей эту роль, и знал, что ее кожа имеет невыносимый привкус театрального грима, перемешанного с потом.

Когда змей, сделав свое черное дело, уполз за кулисы, Джек подумал, что большинство сидящих в зале людей, наверное, считают его, виконта Дарлингтона, столь же хладнокровным и бесчувственным, как эта искусственная рептилия на сцене. И тут же вспомнил, что, узнав вечером после дуэли о смерти лорда Чичестера, он немедленно распорядился оплатить все расходы на похороны. Не говоря уже о том, что послал вдове записку с соболезнованиями и пожеланием легче перенести потерю. Все это как-то не очень вязалось с представлениями о жестокости и бесчувственности…

Сидящие вокруг него аристократы напоминали ему отвратительных птиц, скрывающих свое истинное лицо под экзотическим оперением. Пальцы с острыми, похожими на когти ногтями украшали золотые кольца, а застывшие на лицах искусственные улыбки, казалось, должны были затушевать очертания злобных и безжалостных клювов. Но неподвижные, смотрящие в одну точку зрачки холодных глаз выдавали бесчувственность и бессердечность стервятников, ищущих более слабых среди себе подобных, чтобы тут же заклевать. Каждый день они питались беззащитностью, позором и несчастьем других, приправляя свои блюда гарнирами из сплетен.

Что ж, пусть злословят за спиной! Джек Дарлингтон понимал, что сейчас всех этих людей объединяет страх перед ним. И для него этого было совершенно достаточно. На данный момент…

Его кто-то окликнул:

— Дарлингтон!

Джек недовольно поднял голову и увидел входившего в ложу высокого мужчину.

— А, лорд Лавлейс, — проговорил он таким равнодушным тоном, что вошедший вполне мог расценить это приветствие как насмешку. — Мы, право, уже отчаялись сегодня вас здесь увидеть!

Джек повернулся к младшему из своих спутников:

— Эйлан, будьте так добры, уступите ваше кресло его сиятельству.

Молодой человек дружелюбно улыбнулся лорду и встал.

— Прошу вас, лорд Лавлейс, составьте нам компанию, — учтиво сказал он. — Пантомима только что закончилась. Сейчас нас ожидает главная часть представления — бой гладиаторов.

Джек с интересом посмотрел на графа, аристократические черты лица которого сегодня проявлялись особенно отчетливо. Казалось, будто Рэн старательно держит себя в руках и это ему с трудом удается. Естественно, Джек не мог упустить столь удобного случая уколоть лорда, а потому, слегка усмехнувшись, сказал:

— Что-то в последние недели мы редко вас видим, милорд. В отличие от вашей очаровательной супруги, которая на недавнем ужине демонстрировала чудеса остроумия.

Рэндольф легким кивком поблагодарил Эйлана и сел,

— Вы сегодня ужинали с моей женой? — спросил он у Дарлингтона.

Его властный тон вызвал у Джека улыбку. Интересно, что могла рассказать своему гордому супругу эта очаровательная шалунья Лотта, если он распушил хвост, словно петух? Дарлингтону очень захотелось позлить лорда.

— Не могу удержаться от комплиментов в адрес вашей супруги, милорд, — с той же легкой иронией продолжал Джек. — Во всем Лондоне найдутся от силы три женщины, равные ей по очарованию. Впрочем, извините, но сегодня я не ужинал с леди Шарлоттой. Поверьте, в противном случае меня бы здесь не было.

Рэндольф с трудом сдерживался, чтобы не ударить человека, чья сардоническая улыбка и ехидный тон заставляли его чувствовать себя смешным.

— Я уже уведомил жену, — холодно сказал он, — что впредь мы не будем устраивать приемов для ее знакомых и друзей. Кстати, в этом списке, числитесь и вы.

Джек услышал какой-то шорох в глубине ложи и, повернув голову, увидел Хью Миллпоста. Он стоял в тени портьер и с интересом смотрел то на Джека, то на лорда Лавлейса. Его бесшумное появление в ложе вполне вписывалось в образ беспринципного сплетника. В данном случае жертвой Миллпоста, несомненно, должен был стать лорд Лавлейс, чью последнюю фразу, адресованную Дарлингтону, он успел услышать.

Рэндольф тоже заметил присутствие в ложе постороннего. И естественно, тут же узнал в нем Миллпоста. Поэтому демонстративно замолчал, давая понять непрошеному гостю, что не собирается с ним разговаривать.

Миллпост повернулся к Дарлингтону и негромко сказал:

— Я думал найти здесь Брэнстона. Или он слишком устал после ночных приключений?

Лавлейс и Дарлингтон переглянулись. Оба поняли, что Миллпост хочет поймать их на удочку. Джек демонстративно зевнул:

— Этот тип — пьянчуга. К тому же дурак.

Лорд Лавлейс в принципе был того же мнения о Брэнстоне. Но ему даже в голову не пришло сказать что-нибудь подобное о Дарлингтоне, хотя сейчас виконт был явно под парами, судя по красному лицу и ленивой позе. Однако Джек сохранял способность размышлять и не желал ронять свое достоинство. Лавлейс мог ненавидеть этого человека, осуждать его поведение, но недооценивать не мог! И если Дарлингтон положил глаз на Лотту, решив соблазнить ее, то заставить его отступиться будет нелегко.

— О, вы посмотрите-ка! — воскликнул Эйлан, кивая в сторону раздвигающегося занавеса.

По залу пробежал гул, когда из-за кулис вышли две женщины, у каждой из которых в руках был меч больше метра длиной.

— Что это? — с недоумением спросил Рэн, сразу же забыв о своих мрачных предположениях.

— Неужели женщины-гладиаторы? — с ужасом и негодованием воскликнул лорд Ревуа. — Это неслыханно!

Дойдя до середины сцены, женщины низко поклонились публике.

— Абсурд какой-то! — раздраженно подал голос лорд Лавлейс.

— На них балетные костюмы, — растягивая слова, проговорил Дарлингтон, чье настроение резко поднялось при новой возможности позлить графа. — Вы только посмотрите, какие у них короткие юбочки! Выше колен! А корсажи! Они только-только прикрывают их женские прелести.

— Ленты в волосах разного цвета, — откликнулся Эйлан. — Наверное, чтобы легче было их различать!

Джек бросил на молодого человека ироничный взгляд: стоящих на сцене женщин скорее можно было различить по размерам или цвету волос, нежели по лентам.

Одна из них выступила вперед и злобно зарычала на свою соперницу, отчего та отступила на шаг. Вспыхнувший в зале смех тут же смолк, и наступила полная тишина. Толстая блондинка подняла над головой обнаженный меч, мускулы на ее руках рельефно выделились. Зал отреагировал на это одобрительным гулом.

Лезвие меча было специально затуплено, но так ярко сверкало в лучах света, что его способность пронзить противника насквозь не вызывала сомнений.

— Ну, держись, мерзавка! — хриплым голосом выкрикнула блондинка. — Я живо расправлюсь с тобой, грязная ирландская потаскуха! Но пусть они сначала заплатят!

И она кивнула в сторону зала, ответившего громовым хохотом. На сцену со всех сторон посыпались монеты. Полная блондинка нагнулась и принялась их подбирать. Ее соперница тут же воспользовалась этим. Она подскочила к толстухе и с криком «замолчи, старая б…!» что было сил ударила мечом плашмя по ягодицам.

Та снова зарычала и разразилась потоком площадной брани.

— Вонючее дерьмо! — орала она. — Я сейчас отправлю тебя туда, откуда ты явилась на этот свет!

Она сделала выпад мечом, но ее соперница ловко увернулась, отпрыгнула в сторону и ответила не менее изощренной бранью, прибавив под конец:

— Ах ты, безрогая английская корова!

Последние слова вызвали очередной взрыв смеха в зале и новый поток посыпавшихся на сцену монет.

— Ставлю тысячу фунтов на ирландку! — не вытерпел лорд Ревуа. — Даже если она проиграет, но нанесет хотя бы один хороший удар, я не стану жалеть о потерянных деньгах! Кто готов поставить против меня?

Желающих не нашлось.

Из глубины ложи донесся голос Миллпоста:

— Неужели никто не хочет состязаться с лордом Ревуа?

— Я не дам и пенса на столь омерзительную игру! — ответил Рэндольф, решительно поднимаясь со своего кресла. При этом он снова поймал сардонический взгляд Джека.

— Вы уходите, Лавлейс? — Его бровь удивленно приподнялась. — Зря! Ведь самое интересное только начинается.

Он бросил на Джека презрительный взгляд и усмехнулся:

— Меня не удивляет, что подобная демонстрация женского бесстыдства и порочности соответствует вашим вкусам.

Дикий рев зала не дал возможности Джеку достойно парировать этот выпад. Между тем ответить надо было, причем продуманно и спокойно.

— Отдаю должное вашему суждению о подлинной женственности и нашему общему к ней отношению, — сказал Дарлингтон, дерзко глядя в глаза Рэну.

По выражению лица лорда можно было понять, что он склонен повторить свое оскорбление. Но Лавлейс не сделал этого и сказал примирительным тоном:

— Я не разделяю вашей любви к кровопролитию, однако беру назад свои слова.

Миллпост вытянул вперед шею, ядовитая улыбка обнажила пожелтевшие зубы, и, обдавая присутствующих в ложе зловонным запахом дешевого сыра изо рта, он сказал:

— Пари! Вот поистине то средство, которое помогает любому джентльмену избавиться от желчности! Почему бы вам не заключить пари с лордом Лавлейсом, виконт Дарлингтон? Пусть каждый из вас поставит на одну из тех двух женщин, которые сейчас неведомо зачем истязают друг друга на сцене!

Рэндольф неожиданно вспомнил одну из сплетен, которую на днях выболтала Шарлотта. Речь шла о Дарлингтоне и его финансовом положении. Говорили, что постоянные проигрыши за карточным столом сильно подорвали состояние виконта. Последний очень значительный долг, который он вряд ли способен уплатить, может стоить Дарлингтону положения в обществе и даже стать причиной позорного изгнания из Лондона.

Лавлейс внимательно посмотрел на виконта:

— Хорошо. Я согласен заключить с вами пари, виконт Дарлингтон. Но только с вами! Что вы скажете о ставке, скажем, в десять тысяч фунтов?

Джек почувствовал знакомый холодок пробуждающегося азарта, свойственного каждому игроку.

— Вы говорите, десять тысяч? — переспросил он совершенно спокойным голосом, в котором не чувствовалось ни азарта, ни страха.

Игра могла бы стать его страстью. Но она не требовала крови, а именно в этом Джек Дарлингтон был особенно искушен…

— Так вы предлагаете десять тысяч фунтов? — еще раз переспросил он Рэндольфа. — Почему не двадцать?

— Джек, вы не должны… — испуганно начал Ревуа, но взгляд Дарлингтона заставил его замолчать.

Выражение лица Рэндольфа впервые за этот вечер смягчилось и потеплело.

— А почему бы действительно не двадцать? — согласился он и легким движением руки показал в сторону англичанки. — Советую выбрать ее.

С этой секунды все внимание Джека было приковано к сцене.

Рефери с длинным жезлом вышел на авансцену и, как это полагалось, подробно объяснил публике правила поединка. Он сказал, что победительницей станет участница, которая первой сумеет трижды пролить кровь соперницы. Но поединок может закончиться и раньше, если у одной из участниц начнется сильное кровотечение или же дуэлянтка громко заявит о своем поражении и попросит прекратить бой.

Несмотря на всю задиристость ирландки, было очевидно, что она больше боится своей соперницы. Меч дрожал в ее руках все время, пока они кружили по сцене, не решаясь нанести первый удар.

— Ну вот и все, — удовлетворенно пробурчал Лавлейс и повернулся с явным намерением уйти.

— А как же пари, милорд? — разочарованно воскликнул Миллпост.

— Меня абсолютно не интересует исход этой игры, — презрительно скривил губы Рэн. — Согласившись держать пари, я просто хотел помочь виконту Дарлингтону. Ведь вы хотите получить выигранную сумму и погасить все долги до полудня, не так ли?

Джек, как всегда, с совершенным безразличием выдержал полный неприязни взгляд Рэндольфа и, слегка поклонившись, ответил:

— Я к вашим услугам, Лавлейс.

Джек снова повернулся лицом к сцене, хотя его интерес к спектаклю значительно уменьшился.

Что-то похожее на зависть шевельнулось в груди Джека. Наверное, он, как и Лавлейс, тоже мог бы следовать высоким моральным принципам, будь у него такой же туго набитый кошелек! Но для этого Дарлингтону как минимум следовало бы пересмотреть свое отношение к возможной женитьбе на мегере с бельмом на глазу и годовым доходом в сто тысяч фунтов, которая, забыв всякий стыд, преследовала его год назад в Тортоле… Ну уж нет!

Тем временем действие на сцене шло своим чередом. Неожиданно англичанка со звериным ревом высоко подняла меч обеими руками и попыталась опустить его на голову ирландки. Однако та успела отскочить и несколько мгновений балансировала на кончиках пальцев, дабы не упасть. Лезвие меча, едва не задев ее нос, скользнуло по обнаженной руке, которой она инстинктивно попыталась защититься от удара, и глубоко порезало предплечье.

— Стой! — крикнул рефери, бросаясь между дуэлянтками и пытаясь оградить окровавленную ирландку от ее пришедшей в раж соперницы.

Половина зала взорвалась ликующими воплями. На сцену обрушился целый ливень монет, адресованных толстухе, которая еле успевала их подбирать и прятать за корсаж.

— Ваше пари, похоже, выиграно, — чуть насмешливо проговорил Ревуа. — Повезло! Ведь, насколько я помню, в начале этого вечера у вас в кармане лежало всего двадцать соверенов!

— Но я не ожидал кровопролития, — буркнул Джек и нахмурился.

— Что ж, эти потаскушки привыкли, когда их бьют, — возразил Эйлан. — Иногда даже кнутом. Сейчас они калечат друг друга. Но это все же лучше, чем видеть их валяющимися на полу вдребезги пьяными.

Джек промолчал.

Пока младшей дуэлянтке оказывали помощь, на сцену поднялся один из зрителей и поднес толстой блондинке большую кружку пива. После чего рефери объявил о продолжении поединка.

Теперь в руках соперниц заблестели кинжалы, которыми они намеревались отражать удары. Женщины вновь стали кружить по сцене, поливая друг друга самыми грязными ругательствами и стараясь при этом вызвать побольше смеха в зале.

Теперь англичанка, на которую Дарлингтон сделал ставку, казалось, могла без особого труда расправиться с соперницей. Это означало, что он пойдет домой, разрешив свои финансовые проблемы. Но Джек сгорбился, опустил голову, и его пальцы вновь начали отбивать дробь на коленках. Ему было не по себе.

А две женщины продолжали безжалостно избивать друг друга, уже не обращая внимания на то, что их корсажи пропитались кровью, потом и грязью. Когда рефери предложил соперницам в третий раз возобновить поединок, ирландка замешкалась, расслабляя бинт на раненой руке. Воспользовавшись возможностью, англичанка ринулась на нее, норовя нанести удар. Ирландка подняла голову и, увидев соперницу, несущуюся на нее с мечом в вытянутой вперед руке, подняла щит и изогнулась, чтобы избежать смертоносного острия. Но удар вонзившегося в щит меча оказался настолько сильным, что женщина отлетела далеко за кулисы. Парусиновый задник сомкнулся над ее головой.

Англичанка бросилась вслед за ней и что было сил ударила плашмя мечом по запутавшейся в парусине голове соперницы. Ирландка вскрикнула и упала. Но парусина оказалась плотной и очень толстой. Это спасло ирландку. Удар лишь на мгновение оглушил ее.

Англичанка же решила, что победа уже одержана. Она отбросила в сторону свое оружие и, выйдя на авансцену, торжествующе подняла руки, готовясь принимать поздравления.

Тем временем несколько ассистентов бросились за кулисы помогать несчастной ирландке. После того как дуэлянтку подняли на ноги, она несколько мгновений стояла неподвижно, медленно поворачивая голову из стороны в сторону. И вдруг, сорвавшись с места, безоружной бросилась на соперницу. Обе женщины упали. В ту же секунду ирландка уперлась коленом в толстый живот англичанки и, схватив ее за волосы, принялась бить затылком о пол. Кровожадная публика взревела от восторга.

Англичанка, задыхаясь, некоторое время лежала под своей соперницей, подобно перевернутой на спину черепахе. Потом собралась с силами и отчаянно крикнула:

— Сдаюсь!

Казалось, потолок зала вот-вот рухнет от триумфальных воплей одних и изумленных других. Джек понял, что совершил ошибку, но в тот момент он не думал о деньгах. Его потряс молящий, полный отчаяния взгляд проигравшей дуэлянтки. Он перегнулся через борт ложи и швырнул поверженной англичанке горсть золотых монет — все двадцать без малого соверенов, которые еще оставались в его кармане.

— Да вы с ума сошли! — воскликнул Ревуа. — Ведь она только что сделала вас нищим!

— Черт побери, Джек, — откликнулся Эйлан, — не слишком ли высока цена за демонстрацию щедрости?

Но в голосе молодого человека звучало восхищение.

— Вы мне льстите, — вкрадчивым голосом ответил Дарлингтон, глядя на рассыпанные по сцене остатки своего недавнего богатства.

Когда Джек вышел из ложи, он испытывал чувство человека, бросившегося вниз головой с крутого обрыва. Он разорен… Остался без гроша в кармане… Да, все это так. Но почему же он улыбается?..