— Ну, на сегодня все! — Фрэнк Говард упал на узкую банкетку, которая в его кабинете заменяла диван. — Нам удалось вставить это последнее сообщение, как вы распорядились, — кисло добавил он. — Оно на третьей колонке пятой страницы. Еще приказания будут, босс?

Максим не отрывал взгляда от работы, разложенной перед ним на письменном столе. Раздражительность Фрэнка была реакцией на его собственную. Они уже дважды спорили в присутствии служащих «Кроникл». Третьего раза он решил избежать.

Барабаня пальцами по крышке стола, он попытался сосредоточиться на финансовом прогнозе, который изучал, но цифры плясали и расплывались. Последние трое суток он почти целиком провел в этой похожей на камеру комнате, пытаясь выполнить двухнедельный объем работы в три дня. Недосыпание уже начало сказываться на его здравом смысле, но чем быстрее он уберется у Фрэнка с дороги и из его кабинета, тем лучше будет для них обоих.

— Неужели Джон не способен на что-то получше? — спросил он наконец, начиная растирать виски.

Фрэнк сдвинул очки на лоб.

— Не знаю, чего ты от нас ждешь, Макс. Мы — маленькое издание. Эти объявления нужны нам и как источник дохода. Если их сократить, то мы опять превратимся в одностраничную листовку.

Максим презрительно фыркнул:

— Значит, дело обстоит так. Либо мы — приукрашенный перечень магазинов, либо — листовка. В таком случае мы вообще можем всю эту дребедень кому-нибудь подарить!

Фрэнка не удивил резкий взмах руки, от которого разлетелась стопка листков с бюджетом газеты. Он с детства был свидетелем вспышек гнева Максима. Что его удивило, так это выражение беспредельного страдания, которое появилось на лице друга.

— Когда ты в последний раз ел? — Фрэнк нагнулся за теми листками, которые приземлились рядом с ним. — Я имею в виду нечто, кроме бутербродов. И когда ты в последний раз спал в собственной постели? Ты уже два дня терзаешь себя бритвой из мужского туалета, как я заметил. Почему?

Максим смущенно потрогал порез на подбородке. Он был небольшой, но кровоточил обильно.

— Я пытаюсь поскорее покончить с делами. И отдохнуть, — пробормотал он.

Фрэнк бросил подобранные бумаги на стол.

— У тебя планы на отпуск? Прекрасно! Куда ты собираешься ехать?

Максим посмотрел через стол на своего управляющего.

— Ты пытаешься от меня избавиться?

— И как можно скорее, — без колебаний подтвердил Фрэнк. — Твои намерения делают тебе честь, Макс, но ты пытаешься навязать новый метод штату сотрудников, которым при этом приходится заниматься повседневными вопросами производства. Я даже не уверен… Хорошо, хорошо, не будем снова начинать этот спор, — сжалился он, увидев, как сдвинулись темные брови Максима. — Забудь об этом на несколько дней. За время твоего отсутствия все останется на своих местах, могу это гарантировать.

Макс кивнул:

— Ты прав, конечно. В мое отсутствие газета никуда не денется. А я прав насчет перемен, и ты это прекрасно знаешь.

Фрэнк пожал плечами и решил поменять тему разговора:

— Так куда ты собираешься? Мне просто любопытно. Лиза обязательно у меня спросит, чтобы иметь возможность поныть, как хорошо было бы, если бы и мы могли бы время от времени куда-нибудь ездить. А я говорю ей, что об этом ей следовало подумать гораздо раньше, прежде чем она взялась единолично решать проблему увеличения населения Плаудена.

Максим улыбнулся — впервые за этот день.

— А я-то гадал, почему вы тратите на это столько усилий! Четверо детей за шесть лет! Разве вы не слышали о планировании семьи?

Фрэнк оглушительно расхохотался:

— Когда мы с Лизой только поженились, она сказала что-то по поводу того, чтобы завести собственную бейсбольную команду. Я и не подозревал, что это сделает меня ярым борцом за равные возможности женского спорта!

Максим улыбнулся. У Фрэнка было четыре дочери.

— Возможно, тебе следует подумать о том, как превратить спортивные достижения в деньги. Ведь колледжи и университеты в последнее время увеличили число стипендий для представительниц женского спорта.

Фрэнк поднял брови:

— Знаешь, а я ведь понятия не имею! Мне предстоит дать образование четырем дочерям, а я еще даже не узнавал о стипендиях! Но конечно, Сара только в первом классе… Но если подумать, у нее прирожденные способности к футболу. Она играет правым полузащитником. И не вижу, почему бы ей не конкурировать хотя бы на уровне колледжа — если, конечно, она не бросит играть. Бог свидетель, я никогда не смог бы учиться в Дартмуте, если бы не получил в свое время стипендию как пловец!

Двое друзей обменялись благосклонными взглядами, а Максим взялся за ручку и начал писать — быстро и нетерпеливо.

— Кто твой лучший репортер?

— Я, — без тени смущения ответил Фрэнк.

— Хорошо! — ухмыльнулся Максим. — Давай представим это дело так: ты в этом материале лично заинтересован. Начни здесь, в Коннектикуте. Если мне понравится то, что ты сделаешь, я отправлю тебя вдоль побережья, чтобы ты подготовил серию статей о колледжах, расположенных в городах, где выходят газеты Дехупов.

Фрэнк посмотрел на него скептически:

— И у меня появится собственная колонка? Максим пожал плечами:

— Возможно.

— И эти статьи будут оплачиваться отдельно от моего регулярного жалованья в «Кроникл»?

— Более чем вероятно.

— А командировочные будут?

— Нет проблем.

— А я сохраню право продавать материал другим изданиям?

Максим посмотрел на своего управляющего с недовольством:

— Перегибаешь палку.

Фрэнк поднял руки, показывая, что сдается.

— Я же просто спросил, босс, просто спросил!

— Я пытался найти нечто такое, что привлекло бы читателей местного издания и в то же время было достаточно интересным национальной аудитории нашей корпорации. Примерно такой материал, о котором мы говорим. Большинству родителей хотелось бы, чтобы их дети окончили колледж, но для многих вопрос упирается в деньги. Серия таких статей могла бы открыть им новые возможности. В этом материале будет все: вопрос о равных возможностях, о правах женщин, о проблемах с финансированием и о том, по какому принципу организуются сегодня занятия спортом в высшей школе.

Сдержанное возбуждение, звучавшее в голосе Максима, оказалось заразительным. Фрэнк подхватил:

— Похоже, ты напал на золотую жилу, Макс. Всякий раз, как ты начинал говорить о расширении горизонтов «Кроникл», я представлял себе гонку за последними новостями. Мы не имеем для этого возможностей. Но этот материал тематический и ориентирован на насущные проблемы. Это может получиться!

— Да уж, постарайся, чтобы получилось, — парировал Максим. — От этого будет зависеть повышение твоего жалования! Но тебе придется поездить, — предостерег он. — Возможно, Лиза не разделит твоего желания завоевать себе имя среди читателей всей страны!

Фрэнк встал, потирая руки:

— Предоставь Лизу мне. Она — женщина боевая. Я не говорю, что ее не расстроят мои поездки, но можно постараться и основную часть материала собрать не выезжая. — Он наклонился над столом и выразительно задвигал светлыми бровями. — Будет очень кстати, если ты поспешишь с установкой обещанной компьютерной системы!

— Система, соединяющая все издательства компании Дехуп, заработает к первому января, — ответил Максим и протянул Фрэнку руку. — Ну, мы обо всем договорились?

— Еще бы!

Фрэнк встал и принялся складывать кипы бумаг к себе в портфель.

— Собрался домой? — спросил Максим. Взглянув на часы, он увидел, что рабочий день уже давно закончился: было почти шесть часов вечера. Фрэнк кивнул.

— Так как насчет отпуска? Для нас, семейных людей, День благодарения означает индейку и приезд дедушек и бабушек. А ты можешь себе позволить повеселиться. Куда вы со Стеф собираетесь?

Максим поднял голову. Лицо его ничего не выражало.

— В последний раз я встречался со Стефани три недели назад, на вечере «Кроникл».

Фрэнк немного помялся, но все-таки сказал:

— Это, конечно, не мое дело, но прав ли я, предполагая, что ты встречаешься с миссис Манчестер?

— Ты прав, — Максим гневно прищурился, — это не твое дело.

Наступило молчание.

— Поскольку ты, несомненно, пересказал мне слухи, которые ходят в редакции, то могу тебе сказать: с Джорджианой с того вечера я тоже не виделся.

Фрэнк нервно облизнул губы.

— Извини, Макс. Я не хотел тебя оскорбить.

— Что ты хочешь сказать?

Под острым взглядом ярко-синих глаз Фрэнк потупился:

— Давай забудем. Мне она понравилась, вот и все. Жаль, что она замужем, а?

Максим ничего не ответил.

Когда Фрэнк закрыл за собой дверь, Максим откинулся на спинку стула. Положив ноги на стол, он закрыл глаза сцепленными руками.

Перед ним сразу же возникли изображения Джорджианы — иного он уже и не ожидал. Словно коллаж из фотографий, они заполнили все поле зрения: она на берегу, на ярмарке, в парке — и особенно в тот вечер… Как он мог не сразу признать, что красивее ее нет никого на свете? В тот вечер она буквально лучилась красотой, настолько живой, что лишила его покоя.

Из-за этого он переступил границы приличий и лишился даже ее дружеского расположения.

У него вырвалось длинное проклятие. Он начинает превращаться в узколобого пуританина! Он — не святой и никогда на это не претендовал. У него были женщины — в большом количестве. Он не сожалел бы о близости с Джорджианой, будь она свободна. Потому что… потому что…

Будь Джорджиана свободна, он бы на ней женился!

Эта мысль не стала сюрпризом и принесла с собой только печаль. Подобного чувства он еще никогда в жизни не испытывал. Именно поэтому он не добился от нее той близости, которой им обоим хотелось до боли.

Они оба не смогли бы удовлетвориться лишь одной ночью. Их слишком сильно влекло друг к другу. Они продолжали бы встречаться, и очень скоро об этом уже знал бы весь город. Фрэнк уже их заподозрил. Защитить ее репутацию в таком городке, как Плауден, можно было одним способом: не давать никакой пищи для сплетен.

Боль, которая весь день тихо постукивала в висках, превратилась в мучительную пульсацию, раскалывавшую ему череп. Приложив ладони к вискам, он сильно прижал их, пока ломота не стихла.

И все же он не мог оставить все как есть.

В этой истории чувствовалось какое-то несообразие. Джорджиана несчастлива. Нет, здесь нечто большее. Она — не из тех женщин, которые шарахаются от теней. Она смертельно боялась, но не темноты, а того, что могло в этой темноте скрываться.

Максим сел прямо, так, что его стул отъехал к стене.

Джорджиана не отрицала того, что несчастлива в браке. Она даже не ответила на его вопрос, не убежала ли она от мужа. Она попыталась сбить его с толку своим смехом. Если существует вероятность того, что ее страхи — это результат замужества, если она собирается расстаться с мужем, то он должен это знать!

Когда-то он был просто мужчиной, которого влекло к яркой женщине. Даже тогда ему хотелось обладать ею. Но теперь, когда он узнал ее и понял, что не должен к ней прикасаться, его чувства не ослабели. Возможность быть рядом с ней с лихвой окупит ту боль, которую он испытывает, не давая воли своему чувству к ней.

Выходя из помещения редакции четверть часа спустя, он впервые за две недели почувствовал голод. И ему сразу же представился тихий обед вдвоем. Улыбаясь, он вывел машину со стоянки и поехал к расположенному поблизости рыбному рынку. Раз Джорджиана учится готовить, ему следует научить ее, как делать его любимое блюдо — жареного омара.

Джорджиана шла по двору, ощущая, что в Новой Англии вот-вот будет первый снегопад. Низкие темно-серые тучи заполонили небо, так что в этот ноябрьский день ночь наступила уже к пяти часам. Воздух обжигал холодом ее щеки и запястья: ее перчатки не доходили до края рукавов. Хрустя побелевшей от инея травой, она направлялась к калитке, чтобы взять вечернюю газету. Теперь она уже никогда в нее не заглядывала: там почти каждый раз публиковали фотографию или заметку о ее издателе Максиме Дехупе. Но выемка газет по-прежнему оставалась ее обязанностью.

Она со вздохом повернула к дому. Одиночество оказалось гораздо ужаснее, чем она себе его представляла. Казалось, за те два месяца, которые она прожила в Плаудене, настоящая Джорджиана прекратила свое существование. Ей не приходило писем, не звонил никто, кроме Алана. Один день сменялся другим, и все они были совершенно неотличимы друг от друга.

Свет фар машины, свернувшей на их улицу, не привлек ее внимания. Ее адрес разыскивать некому.

Джорджиана приостановилась на дорожке. У Коры на крыльце зажегся свет, и стало видно праздничное украшение из сухих кукурузных початков и тыквы, укрепленное на входной двери. До Дня благодарения оставалось всего два дня, и ей не с кем будет его разделить, печально подумала она. Утром Кора собиралась уехать в Нью-Йорк, чтобы провести праздничный уик-энд со старыми друзьями. Кора пригласила ее поехать вместе, но Джорджиана понимала, что это приглашение сделано исключительно из жалости.

Свет фар вспыхнул прямо у Джорджианы за спиной, и она изумленно обернулась. Фары тут же погасли. При виде белого «ламборгини» Максима Дехупа она затрепетала, но не сдвинулась с места. Она ошеломленно смотрела, как открывается дверца машины и выходит он.

Сама того не замечая, она напряглась. Зачем он явился сюда после трехнедельного молчания? Казалось, он почувствовал ее настороженность, потому что остановился, сделав всего один шаг в ее сторону.

— Привет.

Его голос остался прежним, и его теплые мужественные интонации мгновенно достигли ее сердца и обволокли его приятным теплом.

— Привет, Максим.

Его взгляд, как всегда, словно впивал ее, поглощал ее изображение, как фотопленка поглощает свет.

— Как ты жила, Джорджи?

Она пожала плечами и начала дрожать, несмотря на теплый пуховик.

— Ужасно, — призналась она.

— И я тоже.

— Был занят?

— Я по тебе скучал, — ответил он так порывисто, что у нее перехватило дыхание.

— Холодно, — сказала она, пытаясь разглядеть в сумерках выражение его лица.

— В доме будет теплее, — отозвался он.

— Да. Теплее.

Оба не сдвинулись с места. Десятки вопросов переполняли ее, рвались с ее губ, но она не могла задать ни одного.

— Я купил кое-каких продуктов на обед. Не возражаешь?

Максим напрягся, ожидая ее реакции. Джорджиана покачала головой, а потом улыбнулась:

— Я скучала по тебе, Максим.

Она увидела, как тени по-новому расположились на его лице, и поняла, что он ей улыбается.

— Надеюсь, ты любишь омаров. У меня в машине пара красавцев.

Она подошла к нему, а он нагнулся за покупками.

— Вот, это тебе, — сказал он, вручая ей мешок. Она подхватила пакет и нащупала внутри охлажденные бутылки.

— Шампанское, — подтвердил он ее догадку и выпрямился. У него в руке оказался еще один пакет. — Чтобы выпить за нашу дружбу, — добавил он, поймав на себе ее вопросительный взгляд.

Джорджиана отвернулась, не прислушиваясь к его словам: за угол завернула еще одна машина. Максим вернулся после того, как она уже оставила надежду снова его увидеть! Прежняя мелодия желания вернулась, но теперь с новыми нотами: только что открытая любовь целиком наполнила ее мысли.

Резкие звуки, похожие на выстрелы, разбили тишину улицы. В эту долю секунды Джорджиана ощутила остроту слишком поздно обретенного счастья. А в следующее мгновение включилось чувство самосохранения.

Казалось, у нее ушла целая вечность на то, чтобы оказаться на земле. Это повторяется. Они ее нашли! Эти выстрелы предназначались ей!

Ее пронзила острая боль, лишившая ее способности мыслить. Максим! За ней стоял Максим! Она слышала, как он ее зовет… Наверное, он ранен! И где-то пронзительно кричала женщина, кричала так, словно ее лишают жизни.

Максим нагнулся, запирая машину — и в этот момент улица наполнилась шумом. Он выпрямился и проводил взглядом мотоцикл с испорченным глушителем, но его удивленный возглас оборвал крик ужаса.

— Джорджиана? Джорджиана! О Боже!

Она лежала на дорожке лицом вниз. Это ее крик заставил его похолодеть. Он уронил пакет и метнулся к ней. Упав на колени, он прикоснулся ладонью к ее лицу.

— Джорджиана, все хорошо, — хрипло прошептал он. — Я здесь, Джорджи. Ты упала, но с тобой все будет в порядке.

— Что случилось?

Максим быстро поднял голову: к ним спешила Кора Уолтон.

— Джорджиана упала! — крикнул он. Наклонившись к ней, он бережно перевернул ее на спину. Она была в полубессознательном состоянии и прерывисто дышала: от падения у нее перехватило дыхание. И только тогда он увидел кровь на разорванном рукаве.

— Черт! Она порезалась!

Благодаря Бога за то, что у него не дрожат руки, он расстегнул на ней молнию и стянул куртку. Не испытывал он колебаний и тогда, когда увидел длинную рваную рану на ее запястье и предплечье. Наверное, она поранилась о разбившуюся бутылку шампанского.

— Принесите мне что-нибудь, чтобы остановить кровь, — чистую тряпку, полотенце… все равно что! — велел он Коре, которая подошла к ним.

Он прижал рану, стараясь свести ее края пальцами.

— Все будет нормально, Джорджи. Я обо всем позабочусь! — прошептал он, утыкаясь лицом в ее волосы.

Свободной рукой он удерживал ее голову у себя на коленях. Джорджиана не ответила, только закрыла глаза.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Кора бегом вернулась к ним.

— Я принесла кухонные полотенца. Они чистые, — с трудом проговорила она.

— Сложите их вдвое. Когда я уберу руку, — приказал он, — прижимайте как можно сильнее, она теряет много крови!

Он крепко перевязал больную руку.

— Ну вот! — тихо сказал он и поднял Джорджиану с земли.

— Я вызову «скорую помощь», — предложила Кора. Максим с удивлением заметил, что вокруг собрались соседи. Он не слышал, как они подошли.

— На это уйдет слишком много времени, — ответил он. — Возьмите ключи, Кора, и откройте мою машину. Повязка приостановит кровотечение, пока мы будем ехать в больницу.

Голова Джорджианы бессильно лежала у него на плече.

— Не надо… меня убивать! — прохрипела она.

— С тобой все в порядке, малышка, — прошептал он и поцеловал ее в лоб. — Ты порезалась, но теперь уже нечего бояться. Мы сейчас отправляемся в больницу.

Кора распахнула дверцу машины, и Максим положил на сиденья обмякшее тело Джорджианы. Привязав ее ремнем безопасности, он зацепил повязку крючком для одежды, чтобы рука оказалась в приподнятом положении.

Отчаянно сигналя и мигая фарами, он дважды проехал на красный свет. Подъезжая к отделению «скорой помощи» плауденской больницы, он с мрачным удовлетворением отметил, что позади едет патрульный автомобиль.

Он чуть ли не перепрыгнул через капот, чтобы поскорее открыть дверцу с ее стороны.

— Все будет в порядке, малышка Джорджи, — заверил он ее, когда она жалобно застонала. — Я не дам тебя в обиду.

Подхватив на руки, он понес ее в больницу. А потом словно по волшебству ему на помощь протянулись новые руки. Они приняли у него драгоценный груз.

— Добрый вечер, миссис Манчестер!

Веки Джорджианы задрожали, приподнялись, впустив ослепительный свет, и снова зажмурились. Шум в ушах замолк, распавшись на отдельные голоса.

— Она приходит в себя. Можете позвать мистера Дехупа, — сказала какая-то женщина.

У нее затрепетало сердце. Максим здесь! Она вздохнула, изумляясь тому, что не ощущает боли в груди, и позвала:

— Максим!

— Я здесь, малышка!

Она опять с усилием разлепила веки — и на этот раз была вознаграждена, встретившись с его ярко-синими глазами.

— Максим! — пролепетала она, и напряженные уголки ее губ дрогнули в улыбке.

— Ты меня чертовски напугала, — достаточно резко сказал он. — Джорджиана, что произошло?

Ее улыбка стала шире. Не обращая внимания на его вопрос, она смотрела на мужчину, который стал ей дороже жизни.

— Где ты приобрел такие глаза? Не купишь ли мне пару таких же, чтобы они всегда напоминали о тебе?

Он прикоснулся к ее щеке, белой как простыня, на которой она лежала.

— Ты потеряла пол-литра крови. И знаешь что? У нас одинаковая группа!

— Ну конечно, — сонно отозвалась она. Ей казалось, что ее голос куда-то улетает, а сама она парит, не касаясь земли. — Мы с тобой во всем одинаковые. Если бы не эти тайны…

Она засмеялась, сама не понимая чему, но окончательно успокоилась, когда узнала, что с Максимом ничего не случилось.

— Доктор?

Максим встревоженно посмотрел на врача, который стоял рядом с ним.

— Она перенесла шок. Анестезия, которую мы ей сделали, чтобы зашить руку, и обезболивающее лекарство вызывают сонливость. Утром она будет в полном порядке. А сейчас ей важнее всего отдохнуть. Если вы заполните все документы, мы отвезем ее в палату.

— Я не родственник, — медленно проговорил Максим, пытаясь сообразить, как лучше вести себя в данной ситуации. Повернувшись к врачу, он сказал: — Ее мужа зовут Эдвард Манчестер. Он — военный моряк и в настоящее время находится за пределами страны. Я не знаю, есть ли у нее другие близкие родственники. Я оплачу все расходы. Просто делайте все, что нужно.

Холодные пальцы легли на руку Максима и слабо ее сжали.

— Максим, я хочу домой! — Джорджиана попыталась поднять голову, но, почувствовав, словно она стала раз в пять тяжелее обычного, оставила эти бесплодные попытки. — Я хочу домой.

— Вам следует провести ночь в больнице, миссис Манчестер, — сказал врач. — Вы потеряли довольно много крови и нуждаетесь в покое. Если вы разрешите мистеру Дехупу заполнить нужные бумаги и подписать бланк госпитализации, то мы сможем устроить вас на ночь.

Пальцы Джорджианы сильнее сжали руку Максима, она только сейчас поняла, что не знает, где находится.

— Где я?

— В отделении «скорой помощи» больницы Плаудена. — Максим нахмурился. — Разве ты не помнишь? Ты споткнулась на дорожке у дома и упала. Одна из бутылок, которые ты держала, разбилась и разрезала тебе запястье. — Он осторожно дотронулся до ее правой руки. — Тебе пришлось наложить несколько десятков стежков, Джорджи.

Джорджиана недоуменно смотрела на него, пытаясь пробиться сквозь облако эйфории. Разве она не слышала выстрелы? Она была уверена, что слышала!

— Только шампанское? Никаких выстрелов?

Вопрос Джорджианы заставил врача насторожиться:

— Что она сказала?

— Наверное, ей пригрезилось, — быстро ответил Максим. — Это все ваше лекарство!

Однако сам он поспешно восстанавливал в памяти мгновения, предшествовавшие той секунде, когда он увидел ее лежащей на дорожке. Мимо пронесся мотоцикл, и звук плохо отлаженного двигателя в тишине действительно был похож на выстрел! Звуки выхлопа иногда принимают за выстрелы, но почему такие ассоциации могли появиться у Джорджианы? Его собственное раздражение стало результатом долгих месяцев, проведенных на Ближнем Востоке, где громкие взрывы снарядов и бомб грозили внезапной гибелью.

И все же… Когда он поднял Джорджиану, чтобы положить в машину, она прошептала слова, которые теперь звучали в его сознании оглушительным воплем: «Не надо… меня убивать!»

Что, черт возьми, происходит?

Джорджиана закрыла глаза. Ей трудно было связно думать, но одно она понимала совершенно отчетливо: она не могла признаться Максиму, что специально бросилась на землю. Он ничего не поймет, а она не вправе давать ему объяснения. Она совершила ужасную ошибку!

— Я хочу домой. Прямо сейчас.

— Миссис Манчестер, вам не следует уезжать из больницы. Если вы просто…

— Нет!

Ее саму изумило то, как громко прозвучал ее возглас. Это дало ей уверенность в себе и буквально оживило: она смогла сесть. Однако реальность вернулась стремительно: она закачалась словно пьяная и чуть не свалилась с операционного стола.

Максим помог ей удержаться, взяв за плечи. Она настолько ослабела, что мышцы дрожали от напряжения, которое требовалось, чтобы поддержать тело в сидячем положении.

— Джорджиана, послушай! Тебе нельзя возвращаться домой! Тебе необходима помощь — самая лучшая, какую только можно получить за деньги.

Она подняла голову, и прядь волос упала ей на щеку. Лицо у нее осунулось, но в глухом голосе звучала несгибаемая решимость.

— Максим, у тебя есть деньги и авторитет. Пожалуйста, пожалуйста, увези меня отсюда!

Перед этой бледной, дрожащей женщиной Максим устоять не мог. Он осторожно уложил ее обратно и отвел спутанные волосы с лица.

— Хорошо, Джорджи. Все, что ты хочешь. — Повернувшись к врачу, он спросил: — Ее можно увезти домой?

Врач с нескрываемой досадой ответил:

— Это неразумно. Она в полном сознании, и это хороший признак. Результаты кровопотери минимальны. Но она не в состоянии уйти из больницы.

Не отрывая взгляда от лица Джорджианы, Максим сказал:

— А если я отнесу ее на руках, привезу, положу в постель и постараюсь, чтобы постельный режим не нарушался?..

Врач поколебался.

— Рана на руке, конечно же, жизни не угрожает, но очень серьезная. Пострадавшая нуждается в постоянном наблюдении. Она уже получила одно внутривенное вливание, ей следовало бы сделать еще одно.

Максим кивнул.

— А потом я отвезу тебя домой, Джорджи, — нежно пообещал он.

Вознаграждением ему послужила очаровательная улыбка.

— Миссис Манчестер нуждается в абсолютном покое. И ей надо как можно больше пить, — распорядился врач после того, как Джорджиане поставили капельницу. — Ей придется написать расписку, что больница снимает с себя всю ответственность за ее дальнейшее состояние. Я выписал два рецепта: это антибиотик и болеутоляющее средство. Этой ночью за ней нужно наблюдение: возможен повторный шок.

— Она будет очень осторожна, — мрачно пообещал Максим. — Я за этим прослежу.

— Который час? — спросила Джорджиана, когда медсестра помогла ей одеться.

— Десять вечера.

Джорджиана печально подумала, что потеряла пять часов. С половины восьмого Алан будет звонить ей каждую четверть часа. Как она объяснит ему все происшедшее? Что она может ему сказать? «Я вела себя как последняя дура: приняла выхлопы мотоцикла за выстрелы и решила, что в меня стреляют…» Да, свидетельница из нее получится не слишком надежная.

Когда она застегивала блузку, вошел Максим.

— А где моя куртка? — спросила она у него.

На секунду он растерялся, а потом вспомнил, как было дело.

— Перед домом, на дорожке. Возьми мою.

Он снял с себя летную замшевую куртку, подбитую мехом, и укутал ей плечи.

— Ты замерзнешь! — запротестовала она, когда Максим подхватил ее на руки, готовясь нести к машине.

Однако при этом она с удовольствием обхватила его за шею.

— Меня будешь согревать ты! — пошутил он. — Пошли. Том приехал на лимузине, так что мне не придется тревожиться, как бы тебя не растрясло, пока я за рулем.

— Снег идет! — изумилась Джорджиана, когда они вышли из отделения «Скорой помощи». Кружевные белые хлопья медленно кружили в свете фонарей, освещавших стоянку. — Как красиво!

— Да, красиво, — согласился Максим, не отрывая глаз от ее лица. — Ты меня чертовски напугала, Джорджи, — еле слышно произнес он, прижимаясь губами к ее виску. — Наверное, я никогда не смогу спокойно смотреть на шампанское: обязательно буду вспоминать этот вечер.

Он сел в лимузин, не спуская Джорджиану с рук, и усадил ее к себе на колени: так будет менее ощутима тряска.

Она безвольно приникла к нему. От него исходило такое тепло, что ей хотелось прижаться к нему еще теснее, но она не смела. Легкое прикосновение его рук, державших ее так бережно, словно она хрустальная, было желанной лаской. Сильное мускулистое тело, которое она ощущала рядом, заставило ее сердце биться быстрее. Если бы она придвинулась ближе к Максиму, он понял бы, как сильно на нее действует его близость. Когда-то ей казалось, что они больше никогда не будут рядом. Но — вот чудо! — это все-таки случилось, и она не жалела обо всем, что только что произошло.

Она прикоснулась к порезу у него на подбородке, который заметила еще в больнице. Это было так на него не похоже, что она прошептала:

— Кто тебя порезал, Макси-миллионер?

Он рассмеялся:

— Откуда ты взяла это прозвище?

Она сонно пожала плечами. Из-за дремоты слова у нее выговаривались нечетко.

— Сама придумала… уже давно.

— Значит, ты обо мне думала?

В его голосе зазвучали какие-то сильные чувства, но какие — она не смогла понять.

— Я все время… о тебе думаю…

Максим испытал мгновение полного счастья — впервые за много месяцев. Ему вдруг все стало ясно. У них с Джорджианой есть будущее. Он не знал, как именно все произойдет, но не сомневался: для них все сложится хорошо. Теперь он был в этом уверен.

— Там кто-то есть! — пробормотала Джорджиана, когда они остановились у дома Роудсов.

В окнах гостиной и спальни на втором этаже ярко горел свет.

— Это Кора. Я позвонил ей из больницы и сказал, что с тобой все в порядке, — объяснил Максим. — Ты нас всех перепугала. — Он ласково обнял ее. — Она сказала, что будет ждать нас. Надо, чтобы о тебе кто-то позаботился.

— Но я думала…

Джорджиана спохватилась слишком поздно. Она все прочла, на лице Максима.

— Ты хочешь, чтобы я остался у тебя? — сказал он. — А как же твоя репутация?..

Он говорил с легким юмором, так, чтобы она не обиделась.

— А что, если… мне все равно?

Максим всмотрелся в ее лицо. Она была измучена, травмирована, и действие лекарств еще не прошло. Он не имеет права принимать всерьез то, что она будет говорить этой ночью.

— Не надо меня соблазнять, Джорджи. Я воспользуюсь твоим приглашением, когда ты будешь в состоянии защищаться.

— Максим! Джорджиана! Я так волновалась! Когда Максим внес Джорджиану в дом, Кора встретила их в прихожей.

— Я уже приготовила постель. Хотите чаю или супа, Джорджиана?

— Только спать, — пробормотала Джорджиана, уткнувшись Максиму в плечо.

Он поднялся с ней по лестнице на второй этаж.

Как только они вошли в спальню, зазвонил телефон. Максим наклонился и уложил Джорджиану в постель, а Кора тем временем сняла трубку.

— Да. Она как раз приехала, — ответила Кора, а потом прикрыла трубку рукой. — Джорджиана, вам звонит какой-то молодой человек. Он уже звонил три раза. Говорит, что он — ваш брат.

Джорджиана больше не могла смотреть Максиму в глаза. Это наверняка Алан.

— Я с ним поговорю.

Кора с Максимом переглянулись, но остались в комнате.

— Привет, Алан. — Джорджиана могла только вяло бормотать. — Нет… Ничего серьезного. Я споткнулась… и порезалась. Да, несколько стаканов крови… — Она засмеялась. — Шучу, Алан. Устала, ужасно устала. Нет, никакой больницы. Я хочу спать. Позвоню завтра.

Не дожидаясь, пока Кора повесит трубку, она закрыла глаза, уже засыпая.

— Если вы будете переодевать ее, я подожду внизу, — предложил Максим.

Кора кивнула.

Вскоре на лестнице послышались ее шаги. Максим вскочил с кресла, стоявшего у камина, и встретил ее в прихожей.

— Она уже крепко спит. Бедняжечка, не разрешила мне никому позвонить. И я не осмелилась предложить ее брату приехать сюда.

Озабоченное выражение лица Коры встревожило Максима.

— Вам что-то не понравилось, Кора? Мгновение ему казалось, что она не станет отвечать.

— Да нет, нисколько. Однако… Он был ужасно груб, когда я сказала, что Джорджианы нет дома и что она попала в больницу из-за несчастного случая. Я не слышала подобных выражений с тех пор, как перестала работать в школе!

— Возможно, он просто волновался за сестру, — сухо предположил Максим.

— Возможно, — согласилась Кора.

Максим перевел взгляд на потолок. Джорджиана в опасности! Он остро ощущал это и связывал с человеком, которого зовут Алан.

— Вы за нее тревожитесь, — сказала Кора.

— У нее был тяжелый вечер, — ответил Максим, стараясь не выдать своих мыслей. — Я обещал врачу, что кто-то останется с ней на всю ночь.

Кора кивнула:

— Я это сделаю. Хотя, если говорить честно, Джорджиана заставила меня пообещать, что я уйду домой. Она бывает упрямой. Я просто побуду внизу. Она не догадается о моем присутствии, если не проснется и я ей не понадоблюсь.

Максим не слушал ее. Если Джорджиане угрожает опасность, то Коре ее не защитить!

— Думаю, будет лучше, если здесь сегодня переночую я. — Пристальный взгляд Коры заставил его густо покраснеть, как пойманного с поличным школьника. — Поймите меня правильно. Мы не любовники. Но я ее люблю.

— Она — глубоко несчастная молодая женщина, — помолчав, проговорила Кора, продолжая пристально смотреть на Максима. — Не знаю, следует ли мне это говорить… Но, по-моему, она испытывает те же чувства, что и вы. Я не одобряю распада браков, но, на мой взгляд, в данном случае говорить об этом нелепо. Я иду домой.

Когда за Корой закрылась дверь, Максим быстро обошел весь дом, запирая окна и двери и выключая свет. Закончив обход, он пододвинул кресло-качалку к кровати Джорджианы и сел.

Кора помогла ей сменить окровавленную одежду на голубую фланелевую рубашку с рюшами по воротнику и манжетам. Она казалась необычайно юной и уязвимой, лежащая настолько неподвижно, что он дотронулся до руки, чтобы нащупать пульс, а когда ощутил его ровное биение, показалось вполне естественным не выпускать ее руки.

— Джорджи, Джорджи, ты должна мне довериться! — Он наклонился и прижался губами к ее запястью.