Глава 20
В последующие два дня Мадлен открыла в Себастьяне подлинный талант шпиона. По пути вдоль побережья пролива к Лиллю, расположенному недалеко от бельгийской границы, где, по словам Себастьяна, собирались мятежники, сочувствующие Англии, Мадлен восхищалась его знанием многочисленных диалектов и местности. Она прониклась уважением к Себастьяну, обнаружив, что ему известны не только обычаи сыновей Нормандии, но и цыган, к табору которых пристали путники.
Себастьян объяснил, что теперь, когда вторжение возможно в любую минуту, всякий незнакомец вызывает подозрения. Только цыгане беспрепятственно кочуют из города в город, не привлекая внимания. За охрану де Вальми Себастьян пообещал своим друзьям-цыганам несколько золотых монет из тех, что были зашиты в подкладку плаща Мадлен перед отплытием из Англии.
Поэтому весь день де Вальми сидел связанный, с кляпом во рту, в одной из кибиток, а на ночь его привязывали к какому-нибудь дереву.
Еще никогда в жизни Мадлен не была столь счастлива и вместе с тем напугана. Путешествие ничем не напоминало то, что она совершила в одиночку в августе, надеясь на защиту монашеского одеяния. Поскольку произношение выдавало в ней образованную женщину, она старалась говорить как можно меньше. Мадлен переоделась в цыганскую одежду – крестьянскую блузу, шерстяной жилет, мужскую куртку и тяжелую шерстяную юбку, из-под которой выглядывали пышные оборки красной нижней юбки. Голову она повязала платком с бахромой из золотых монет, ноги болтались в огромных башмаках, несмотря на набитые тряпками носки. Несмотря на этот маскарад, Мадлен знала, что привлекает взгляды всех проходящих мимо мужчин. Если бы не неусыпная бдительность Себастьяна, вряд ли она перенесла бы путешествие.
Добрую часть пути они проделали пешком, хотя Себастьяна мучила лихорадка и боли в руке. Пока вокруг не было незнакомых людей, он подвязывал руку, но, едва к табору приближались посторонние, он клал правую руку на рукоять засунутого за пояс пистолета или шпаги, висящей на боку. Цыганам запрещалось пользоваться и тем и другим оружием, но никто не осмеливался бросить вызов Себастьяну, и Мадлен понимала почему: несмотря на бледность и поразительную красоту, он не производил впечатления хрупкого, изнеженного существа. Он выглядел целеустремленным и бесстрашным, каким и был на самом деле.
В Лилле Себастьян попрощался с цыганами и повел Мадлен к ветхому постоялому двору под названием «Лягушка».
Мадлен подивилась его выбору: постоялый двор был мрачным и грязным. В углах шебаршились мыши, от фонарей, заправленных рыбьим жиром, пахло морем. Единственными постояльцами оказались Мадлен с Себастьяном и их пленник. Тем же вечером Жак Жирар, хозяин постоялого двора, распил вместе с Себастьяном бутылку красного. Они просидели вдвоем до утра. На следующее утро мужчины отправились в Париж, оставив Мадлен с де Вальми и Лизеттой Жирар.
За два дня на постоялый двор не заглянул ни один путник. Мадлен сидела на деревянном стуле в общей комнате и присматривала за де Вальми, привязанным к стулу, а заодно и за женой хозяина, Лизеттой.
Мадлен давно пришла к выводу, что в де Вальми есть некая порочная притягательность, и, судя по всему, она была не одинока в своем мнении. С каждым часом Лизетта все умильнее посматривала на связанного француза.
Несмотря на пристальное наблюдение, Мадлен не заметила ни единого взгляда де Вальми в сторону Лизетты. Но на вторую ночь она внезапно проснулась с чувством тревоги и обнаружила, что Лизетта сидит рядом с де Вальми и гладит его по руке, нежно воркуя.
Присмотревшись, Мадлен с ужасом поняла: Лизетта развязывает веревки! Более того, изо рта де Вальми был вытащен кляп!
Мадлен мгновенно вскочила со стула и выхватила из-за пояса стилет.
– Прочь! – выкрикнула она. – Отойди от этого человека! Он пленник!
Женщина отпрыгнула в сторону, дернув за веревку, но узел не поддался.
Мадлен бросилась к ней, понимая, что промедление грозит ей гибелью.
– Убирайся прочь! – приказала она и замахнулась стилетом. Женщина попятилась к стойке бара.
Де Вальми что-то зашептал Лизетте, но Мадлен прервала его, загородив собой.
– Слушай меня, Лизетта: что бы ни сказал тебе этот человек, что бы ни пообещал, это ложь. Обманом он зарабатывает себе на хлеб. А красивой женщине он способен наобещать с три короба, – добавила она.
Но было уже слишком поздно. Очевидно, обещания де Вальми возымели свое действие, и женщина выбрала его сторону. Вперив в Мадлен ледяной взгляд, она схватила за горлышко бутылку виски и разбила ее дно о деревянную стойку, превратив в опасное оружие.
– Не заговаривай мне зубы, цыганка! Приберегаешь его для себя? У тебя уже есть один любовник, английский дворянин. Не много ли ты хочешь?
– Дуреха! – выкрикнула Мадлен. – Неужели не видишь, что он обвел тебя вокруг пальца?
Их прервал скрип открывшейся задней двери дома. В комнату шагнул Жак Жирар. Мгновенно поняв, что происходит, он в два прыжка пересек комнату.
Лизетта попятилась, испуганно вытаращив глаза. Жирар выбил из рук жены бутылку и ударил ее кулаком в подбородок так, что голова женщины запрокинулась, а ноги подкосились. Со словами сожаления Жирар подхватил ее и вместе с ней опустился на пол.
Происходящее потрясло Мадлен, поэтому она не замечала, что кто-то остановился за ее спиной, пока Себастьян не протянул руку и не вынул из ее пальцев стилет.
Мадлен в удивлении обернулась. Отведя упавшую прядь с ее щеки, Себастьян произнес:
– Маркиза, позвольте представить вам Жоржа Кадудаля. Месье, это моя жена.
Мадлен смущенно вспыхнула, увидев удивленное выражение на лице предводителя шуанов. В своем цыганском одеянии, с растрепанными волосами, она производила впечатление не маркизы, а уличной девчонки. Несмотря на это, Кадудаль галантно поклонился, поднося к губам ее руку.
– Я восхищен, маркиза.
– Благодарю, месье, – пробормотала Мадлен, заливаясь густым румянцем при виде еще нескольких мужчин, вошедших в комнату и вставших вдоль стены. Вновь прибывшие смотрели на нее во все глаза. – Сожалею о постыдной сцене, свидетелем которой вы стали. Я пыталась неукоснительно следовать распоряжениям супруга. – Она мельком взглянула на Себастьяна, убеждаясь, что он не сердится. Он выглядел изнуренным, его небритое лицо было в дорожной пыли. Расстояние от Лилля до Парижа и обратно он преодолел в рекордно короткий срок. Похоже, он совсем обессилел, но его глаза сверкали ярко, как два синих маяка.
Кадудаль перевел взгляд на привязанного к стулу де Вальми и прищурил светлые глаза.
– Ваша отвага не удивительна, миледи. Я познакомился с вашим супругом несколько лет назад, в Лондоне, и сразу понял, что человек столь бурного темперамента должен выбрать пару себе под стать.
Себастьян усмехнулся.
– Я оставлю вас наедине, месье, и проверю, крепко ли связан наш пленник.
Повернувшись, он взял Мадлен за подбородок и с удовольствием и слегка смущенно поцеловал ее на виду у незнакомых людей.
– Мерси, маркиза, – благодарно произнес он. – А теперь будь любезна предложить месье Кадудалю присесть. Он намерен сообщить тебе нечто чрезвычайно важное.
Продолжая улыбаться мужу, Мадлен повернулась к гостю и указала на стол в дальнем конце комнаты.
– Прошу вас, пройдите вот сюда, месье.
Жак Жирар поднял на руки плачущую жену.
– Сожалею, я вынужден покинуть вас, – сказал он Себастьяну, дождался ответного кивка и унес Лизетту из комнаты.
Устроившись на стуле, месье Кадудаль заговорил приглушенным ровным голосом:
– Я был счастлив познакомиться с вашей матерью, маркиза. Смею заметить, она не только прекрасная, но и сильная духом женщина – как и ее дочь.
– Где она? Здорова?
– Абсолютно, маркиза. В последний раз я получил от нее известие из Бельгии.
– Из Бельгии? Но я думала, она отправилась в Париж на поиски… одного человека.
– Она его нашла. Более того – отвезла ему мое письмо.
У Мадлен радостно забилось сердце:
– Так вы с ним знакомы?
Кадудаль медленно кивнул:
– Скоро о нем узнает вся Франция. Этот человек – единственная надежда нашего народа вернуть истинным наследникам престола их права. Ваша матушка осталась с ним, опасаясь послать вам весточку, чтобы не выдать себя. Но если вы пожелаете, я позабочусь, чтобы вас отвезли к ней.
Мадлен не ответила. Она похолодела, сердце торопливо колотилось, руки дрожали. Еще минута – и она узнает имя своего отца. Внезапно ей расхотелось задавать вопрос о нем. Она порывисто поднялась.
– Я благодарна вам за обнадеживающие слова, месье. Но не знаю, смогу ли я отправиться в Бельгию.
Кадудаль встал и устремил на нее пронзительный взгляд.
– Франции предстоят события, которые повернут ход истории. Мы твердо намерены зачеркнуть все, что случилось за время революции. Когда наш замысел осуществится, вас с вашей матушкой охотно примут здесь, на родине. Присоединяйтесь к нам!
Мадлен покачала головой, украдкой взглянув в ту сторону, где Себастьян беседовал с одним из сопровождающих Кадудаля.
– Долг призывает меня быть рядом с мужем, месье. Куда бы он ни отправился, я обязана следовать за ним.
Мятежник улыбнулся.
– Вы нужны всем нам. Признаюсь, я восхищен вашей преданностью и питаю искреннюю зависть к вашему супругу, мадам. Поэтому ради его же блага умолчите о моем предложении.
Снова взяв Мадлен за руку, Кадудаль поцеловал ее.
– Да сохранит вас Бог, Мадлен Бурбон, – пробормотал он так тихо, что Мадлен решила, будто она ослышалась. Однако, уловив настороженные нотки в его голосе, она поняла: ей предстоит приготовиться к важному событию.
Сбылась ее мечта: Мадлен узнала, где и с кем находится ее мать, убедилась, что она в безопасности. Вместе с остальными она подошла к де Вальми. Себастьян поигрывал стилетом, взятым у Мадлен, держа его в раненой правой руке. С заговорщиками-шуанами он беседовал так же уверенно и невозмутимо, как с друзьями в «Уайтсе», разве что язык был иным да значение бранных слов Мадлен не всегда понимала. Тем не менее тон Себастьяна оставался более чем учтивым.
Заметив приближающуюся Мадлен, он прервал беседу.
– Полагаю, маркиза, вы обо всем узнали?
– Да, – осторожно отозвалась она, перевела взгляд на де Вальми и увидела ненависть в его глазах. Если бы не Мадлен, он мог оказаться на свободе. Запоздалый страх охватил ее. – Как вы намерены поступить дальше?
– Разыскать твою мать – как только узнаю, где она. – Он многозначительно уставился на нее, а затем посмотрел на де Вальми. – Пожалуй, вы сумеете мне помочь. В парижских архивах не нашлось записей об аресте женщины, обвиненной в шпионаже в пользу шуанов.
– Вы считаете, правительству выгодно распространять слухи о заговоре? – усмехнулся де Вальми.
Мадлен вздрогнула: прошло так много времени с тех пор, как она в последний раз слышала этот зловещий голос, что она успела забыть его. Де Вальми смотрел на нее в упор.
– Ундину Фокан допросили и забыли о ней.
От этих слов Мадлен похолодела, чуть не забыв о том, что услышала от Кадудаля. Неужели он ошибся? Или его сведения устарели? На допросах применяют пытки. Неужели…
Она ощутила почти незаметное прикосновение Кадудаля к ее плечу, которое напомнило ей: «Ваш муж играет свою роль».
Себастьян бесстрастно смотрел на де Вальми.
– Я обдумал то, что вы сообщили моей жене, и не нашел в ваших словах логики. Если мадам Ундина, которая согласилась отвезти ваше послание вашим сторонникам-роялистам, была бы арестована в августе, месье Кадудаль известил бы меня о том, что его планы изменились. При этом не возник бы второй отряд заговорщиков, с которыми я сам встречался в Бивилле в ночь на десятое декабря.
– Де Вальми прекрасно осведомлен обо всех наших действиях, – произнес за спиной Себастьяна Кадудаль. – За это мы щедро платили ему.
– Вот как? – Себастьян пренебрежительно вскинул бровь, узнав, что де Вальми считает, будто он оказался среди друзей. – Значит, если бы маркизе удалось похитить документы со сведениями о моих встречах с шуанами, вы обеспечили бы себе блестящее будущее в Париже, мерзавец!
Де Вальми усмехнулся.
– Я думал, вы давно об этом догадались.
Себастьян продолжал:
– Я знаком с Жюлем де Полиньяком… Это имя вам ничего не говорит?
– О Полиньяке я слышал, – насторожился де Вальми.
– Его фанатизм всем известен. Он возглавляет третий отряд шуанов, который вскоре прибудет сюда. Об этом вы и не подозревали, верно?
В блестящих черных глазах де Вальми вспыхнуло недоумение.
– Но зачем вы рассказываете мне об этом?
– А вы не догадываетесь? – Себастьян повертел острым, как игла, кончиком стилета перед его глазами и увидел, как француз помрачнел.
– Вы не посмеете убить меня.
– Вы думаете? – Себастьян с притворным интересом разглядывал смертоносное оружие. – Мне не платят за убийство врагов Англии, – он вдруг прищурился, – но я охотно отправлю в преисподнюю каждого, кто хотя бы попытается причинить вред моей жене!
Он небрежно прикоснулся стилетом к левой щеке де Вальми.
– А теперь послушайте меня. Ни в одной парижской тюрьме Ундины Фокан нет. Окажись она там, даже вы не сумели бы спасти ее от гибели, не так ли?
Француз перевел взгляд с Себастьяна на Мадлен, столбом стоящую посреди комнаты. Его лицо по-прежнему осталось высокомерным. Себастьян рассказал Мадлен все, что знал о де Вальми, в том числе сплетни и сведения, добытые разведкой. Этот угрюмый аристократ присоединился к революционером и стал противником себе подобных не из принципа и не по необходимости, а от скуки и не находящей выхода злобы.
– Хорошо, я солгал, – с расстановкой произнес де Вальми и пожал плечами. – Но может статься, мне известно настоящее местопребывание мадам Фокан.
– А может, и нет. – Себастьян слегка двинул рукой, и стилет оставил на щеке де Вальми тонкую, как волос, кровавую полосу. – Скорее всего вы потеряли ее след сразу же, как только она оказалась во Франции. Кадудаль утверждает, что в августе ее не было в Париже среди заговорщиков. Она направилась своим путем, едва очутившись на родине. А вы попросту умело пользовались ее молчанием, чтобы шантажировать сестер Фокан.
– Может быть, – с поразительной выдержкой ответил де Вальми, не обращая внимания на липкую горячую влагу на щеке. – Но тогда почему сестры не получали от Ундины никаких известий?
На этот раз Себастьян пожал плечами и приложил стилет к правой щеке де Вальми.
– Переправлять письма из Франции – рискованная задача. Такой способ поддержания переписки обходится недешево. А может, она хотела сохранить свое местопребывание в тайне – например, если встретилась с человеком, которого искала.
Веки де Вальми дрогнули, когда лезвие оставило вмятину на коже.
– Я знаю имя этого человека.
Себастьян кивнул, не убирая стилет.
– И вскоре вы его вспомните. Вы согласитесь на все, лишь бы остаться в живых.
Мадлен затаила дыхание, пот выступал у нее на лбу и струйками скатывался по вискам и скулам. Лицо де Вальми тоже лоснилось от испарины. Он перевел взгляд на вожака шуанов.
– У меня есть сведения, которые вам пригодятся, Кадудаль.
– У вас есть сведения, которые пригодятся кому угодно – армии Наполеона, повстанцам на Рейне, шуанам и так далее, – перебил Себастьян. – Нет, не думаю, что кто-нибудь из нас пожелает их узнать.
– Впрочем, мои люди сумеют уговорить его открыть нам все его тайны, – заметил вожак мятежников. – Если он предал нас, мы тут же узнаем об этом.
– Он в вашем распоряжении, месье Кадудаль. – Себастьян выпрямился и убрал стилет. – Пойдемте, маркиза, вам здесь нечего делать.
Мадлен шагнула к мужу, с дрожью следя за кровавой струйкой, стекающей на черный сюртук де Вальми. Себастьян взял со стула ее плащ и набросил ей на плечи.
– Нам пора продолжить поиски. – Он многозначительно взглянул на вожака шуанов. – Не забудьте поглубже зарыть труп.
– Мне известно, кто такая Мадлен Фокан! – выкрикнул де Вальми, но двое шуанов быстро заставили его замолчать резкими ударами.
Себастьян оглянулся и предостерегающе поднял руку, запрещая бить связанного.
– Одну минуту, господа.
На лице де Вальми появилась расчетливая гримаса, он обвел взглядом комнату и остановился на лице Себастьяна.
– Это личный разговор, месье. Между джентльменами, – добавил он. – Я знаю то, что имеет особую ценность для вашей жены.
Себастьян обнял Мадлен.
– Эти сведения меня уже не интересуют, де Вальми. Прощайте.
– Подождите! – Мадлен высвободилась из объятий мужа. – Может, он и вправду что-нибудь знает? Надо выслушать его.
Себастьян смотрел на де Вальми в упор.
– Даже если вы солжете ей, вы не заставите меня прикончить вас. Я предоставлю это право вашим друзьям. Зато я позабочусь о том, чтобы вы навсегда утратили влечение к женщинам – конечно, если вы переживете эту ночь. Итак, вы по-прежнему хотите что-то сказать?
Де Вальми вздрогнул и кивнул.
– Не могли бы вы на несколько минут оставить нас? – обратился Себастьян к Кадудалю.
Кадудаль смерил де Вальми красноречивым взглядом.
– Мы подождем своей очереди.
Когда шуаны вышли, Себастьян принес стул и поставил его поодаль от де Вальми, предлагая Мадлен сесть.
– Так что вы хотите нам сказать?
Де Вальми усмехнулся.
– Вы сами не захотите запятнать руки моей кровью, милорд. Я – агент Фуше.
Мадлен и Себастьян обменялись изумленными взглядами. Каждый, кто знал хоть что-нибудь о политических интригах Франции за последние десять лет, слышал имя Жозефа Фуше. Бывший священник, бывший террорист, бывший служащий полиции, ныне впавший в немилость у Наполеона, этот рослый рыжеволосый человек с бледным невыразительным лицом возглавлял обширную агентурную сеть. Поразительно умный и хитрый, Фуше наводил ужас на всю страну. Он знал секреты всех и каждого, умело пользовался любой человеческой слабостью. Несмотря на то что он не занимал больше официальный пост главы разведки Наполеона, никто не решался встать у него на пути. Он напоминал паука, сидящего в центре огромной и запутанной паутины шпионов и агентов, какой еще не видывала Европа.
– Расскажите моей жене, зачем ее мать отправилась во Францию.
Глаза де Вальми сверкнули.
– Чтобы разыскать графа д’Артуа, – он сделал паузу, – вашего отца, маркиза. – Обнаружив, что известие почти не произвело на Мадлен впечатления, он осведомился: – Значит, вы давно знали об этом?
Мадлен покачала головой:
– Нет. Тетушка Анриетта сообщила мне только, что я внебрачная дочь весьма высокопоставленной особы, дворянина королевской крови.
– Ты совсем не помнишь отца? – мягко спросил Себастьян.
– В моей памяти сохранились лишь смутные воспоминания о прогулке по садам Версаля с высоким красавцем в парике, шелках и кружевах. – Мадлен беспомощным жестом развела руками. – Но этим человеком мог быть любой придворный.
– Вряд ли. – Себастьян понял: его жена, будущая независимая женщина и куртизанка, оказалась внебрачной дочерью Шарля-Филиппа, графа д’Артуа!
– Вы понимаете, что это значит, маркиза? – вежливо спросил де Вальми. – Ваш отец – младший брат Людовика Шестнадцатого и графа Прованского, который провозгласил себя Людовиком Восемнадцатым в 1795 году. Ваш отец – законный наследник престола Бурбонов.
Мадлен недоуменно уставилась на де Вальми. По ярости и досаде в его черных глазах она поняла: он не лжет. Ненависть к королевской семье и собственным родным толкнула его на убийства. Зная происхождение Мадлен, он мог воспользоваться своим преимуществом в любую минуту. Содрогнувшись, Мадлен взглянула на мужа:
– И что же это означает?
Себастьян печально улыбнулся:
– То, что, если во Франции когда-нибудь вновь будет восстановлена монархия, королем вполне может стать мой тесть!
– Но при чем тут я?
– При том, что в браке с тобой я занял положение, о котором скромный маркиз не посмел бы и мечтать. В будущем я постараюсь усерднее заботиться о вас, особа королевской крови.
Мадлен смотрела в его насмешливые глаза, снова и снова восхищаясь его силой и благородством. Этот обаятельный красавец чуть не разбил ей сердце, а она полюбила его больше жизни.
– Что ж, посмотрим.
Себастьян вспомнил о де Вальми, который наблюдал за ними с вниманием человека, знающего, что его жизнь висит на волоске.
– Но почему я должен верить, что ваш хозяин Фуше ничего не знает о Мадлен?
Де Вальми усмехнулся:
– Козырь не мешает приберечь напоследок.
– Понятно. – Несмотря на признание де Вальми в том, что он агент Жозефа Фуше, Себастьян подозревал, что, подобно своему наставнику, де Вальми работает лишь на самого себя. Кое-что осталось невыясненным: почему де Вальми помогал заговорщикам-шуанам, если он работал на бывшего главу разведки Наполеона?
Внезапно Себастьяна осенило: Англия и Франция не единственные стороны, которые выиграют или проиграют благодаря заговору роялистов против Наполеона. Осторожность Фуше общеизвестна. Он никогда не создавал заговоры, но не упускал случая воспользоваться уже созданными, направить их по своему пути. Республиканец Фуше был видной фигурой событий революции. Все знали, что ему не по душе эгоманиакальные наклонности Наполеона. Ходили даже слухи, что он был замешан в заговоре генерала Бернадотта в 1802 году, имевшем целью свержение Наполеона. Сплетни стоили Фуше потери видного поста главы разведки Бонапарта. Вероятно, Фуше жаждал отмщения. В случае успеха заговора шуанов Фуше расквитался бы с Наполеоном.
Но может статься, Фуше готовил правдоподобный фарс, чтобы выказать свой патриотизм и вновь завоевать расположение Наполеона. Неужели Фуше воспользовался заговором шуанов как еще одним дьявольским планом для осуществления собственных целей?
Себастьян пристально смотрел в непроницаемые глаза де Вальми. То, что он прочел в них, соответствовало его мыслям.
– Если Фуше знает о заговоре Кадудаля, но пока не предпринимает никаких действий, то лишь потому, что он еще не решил, к какой стороне примкнуть.
Де Вальми усмехнулся:
– Вы на редкость проницательны, милорд.
– Значит, несмотря на угрозу, план шуанов может оказаться успешным.
Себастьян не стал продолжать. Де Вальми понимал: Себастьян не сообщит о своих подозрениях Кадудалю. Какими бы ни были шансы шуанов на успех, победа Англии во многом зависела от их действий. Де Вальми знал об этом с самого начала.
Себастьян еле слышно выругался. Шпионаж – грязная, омерзительная игра. Как английскому патриоту, ему не следовало предупреждать Кадудаля о махинациях Фуше. Теперь он понял, почему де Вальми сообщил, на кого он работает. Француз не без оснований надеялся на спасение – ведь если под пытками он признается в том, что работает на Фуше, заговор распадется.
Себастьян повернулся к де Вальми с ослепительной улыбкой:
– Примите мои поздравления, месье.
Де Вальми встрепенулся:
– Теперь вы понимаете, почему меня следует освободить?
– Не торопите меня, – возразил Себастьян. Только одна сторона вопроса теперь была ему абсолютно ясна. В политической борьбе каждой стороне пригодится дочь наследника французского престола. Если Мадлен останется во Франции, Фуше сделает ее пешкой в своей игре. Неудивительно, что сестры Фокан скрывали имя отца Мадлен. Необходимо как можно скорее увезти ее в Англию, а чтобы спасти заговор против Наполеона – уберечь де Вальми от Кадудаля. И то и другое означало риск.
Себастьян повернулся к Мадлен.
– Что скажешь, дорогая? Надо ли освободить этого шпиона?
Мадлен ответила не задумываясь:
– Отпустите его. Он вряд ли вернется в Англию.
После минутных размышлений Себастьян принялся развязывать де Вальми.
– Поскольку об этом просит моя жена, я дам вам один-единственный шанс, и только. Но если вы вновь сунетесь в Англию, я сам препровожу вас на виселицу.
В глазах де Вальми вспыхнул зловещий огонек:
– Как вы думаете, будет ли англичанам небезынтересно узнать, что вы привезли меня во Францию и освободили, лишь бы защитить свою жену-предательницу?
Себастьян улыбнулся:
– Пожалуй, да. Но в отличие от вас я не отказывался от своего титула. Как лорд я нахожусь под защитой парламента. Мою жену никто не заставит давать показания против меня. Между тем вы – известный шпион, замешанный в заговоре против короля Англии. Думаю, мои шансы перевешивают ваши.
– Вы чрезвычайно умны, милорд, – заметил де Вальми, но с его лица не сошло злобное выражение.
– Это я уже слышал. – Себастьян вынул пистолет и протянул его Мадлен. – Последи за дверью, а я позабочусь, чтобы де Вальми…
Шпион сорвался с места так стремительно, что Себастьян не успел опомниться. Ударив его в раненое плечо, де Вальми выхватил из ножен шпагу Себастьяна. Себастьян попытался схватить его за шею, но его правая рука была еще слишком слаба, а противник оказался не только сильным, но и рослым. Они застыли лицом друг к другу.
В мерцающем свете фонаря Мадлен увидела, как неловко Себастьян держит короткий стилет в левой руке.
Де Вальми осклабился:
– Пожалуй, милорд, мне все-таки понадобится ваша жена – сначала как заложница, потом ради выкупа. К сожалению, вы для меня бесполезны.
Мадлен никогда прежде не держала в руках пистолет и теперь чуть не забыла о нем, когда де Вальми метнулся к Себастьяну, движения которого затрудняла боль.
Себастьян не сможет защититься! Эти слова отчетливо прозвучали в ушах Мадлен. С пронзительным криком она вскинула пистолет.
Выстрел гулко раскатился по тесной комнате с низким потолком.
Де Вальми с вялым недоумением уставился на нее. Спереди по его сюртуку расплывалось влажное пятно. Лицо стало безжизненным, шпага зазвенела, упав на пол. С потускневшими глазами шпион рухнул на пол ничком.
Кто-то схватил Мадлен за плечи и повернул. Она непонимающе уставилась в лицо мужа, а он ответил ей взглядом неподдельной радости, той самой, которую она видела на его лице лунной ночью на террасе Локсли-Хаус.
– Я убила его… – прошептала Мадлен.
– Нет, маркиза, это сделал я.
Оглянувшись, они увидели стоящего в дверях Кадудаля с пистолетом в руках. Он хмурился.
– Лорд д’Арси, я уж подумал, что вы собираетесь предать нас.
Себастьян загородил собой Мадлен. В комнату один за другим входили шуаны.
– Я стремился защитить свою жену. Жена Жирара помогла де Вальми ослабить узлы, и он застал меня врасплох. Но благодаря вам ему не удалось сбежать.
Брови Кадудаля оставались нахмуренными еще несколько томительных секунд. Наконец он улыбнулся и заткнул пистолет за пояс.
– Что ж, я доволен.
– Так будет лучше, – произнес Себастьян, утешая Мадлен и направляя одолженную у хозяина постоялого двора повозку, запряженную мулом, к блестящей глади пролива.
День выдался теплее, чем предыдущие. Снег мгновенно начал таять. Но Мадлен зябко жалась к плечу мужа, обняв его обеими руками. Почти всю беспокойную ночь, проведенную на постоялом дворе, она молчала. Утром Себастьян принял решение: ради спасения Мадлен им следовало покинуть континент, не повидавшись с ее матерью. Кадудаль признался, что встречался с ней в Брюсселе.
– Она счастлива, детка, – заверил Кадудаль Мадлен перед отъездом. – Но если ты не хочешь остаться в маленьком кругу эмигрантов во главе с графом д’Артуа, тебе будет лучше вернуться в Англию – по крайней мере там муж сумеет защитить тебя.
Мадлен плакала, засыпала на коленях Себастьяна, обессилев от рыданий, просыпалась и вновь заливалась слезами. Проснувшись незадолго до рассвета, Себастьян узнал, что она согласна покинуть Францию.
– Шуаны все равно не допустили бы, чтобы де Вальми остался в живых, – объяснял он Мадлен. – Под пытками у него выведали бы все, что ему известно о заговорах, а потом убили. Так что все сошло удачнее, чем могло быть.
– Ты знал, что он все равно погибнет?
Себастьян провел по ее лицу кончиками пальцев правой руки, боль в которой уже утихла.
– Я собирался убить де Вальми сам.
– Значит, английскому правительству ты служишь в роли убийцы?
Себастьян рассмеялся:
– Господи, конечно, нет! Меня тошнит при виде крови. Но мне было необходимо заставить де Вальми замолчать навсегда, прежде чем Кадудаль вынудит его разговориться и выдать тайные сведения, отчего усилия английского правительства в борьбе с Бонапартом пойдут прахом. Прости, но я не могу объяснить тебе подробнее, в чем дело. Да, я хотел, чтобы Кадудаль считал смерть де Вальми случайностью. – Он грустно улыбнулся. – Я переоценил свои силы.
Долгое время Мадлен молча вглядывалась в его лицо.
– Стало быть, в каком-то смысле ты проявил милосердие к де Вальми. Благодаря тебе он избежал пыток.
Себастьян заглянул в глубину ее темных глаз. На самом деле истина была не столь благородна, но при виде восхищения Мадлен он исполнился благодарности.
– Спасибо, что ты поняла меня.
Мадлен кивнула:
– Хорошо, что мне не пришлось застрелить его. – Она крепко зажмурилась, вспомнив выстрел, толчок пистолета в ладони и боль в запястье.
– Ты покорила Кадудаля. Теперь мне придется быть вдвойне внимательным и заботливым мужем.
Мадлен улыбнулась:
– Ты действительно хочешь стать мужем?
Улыбка Себастьяна погасла.
– Когда-то я был уверен, что меньше всего на свете нуждаюсь в женитьбе. Я считал, что попросту не способен быть мужем.
Мадлен разглядела свет истины в его глазах, но не поверила ему.
– Ты чего-то опасаешься?
По пути Себастьян поведал ей о своем трудном детстве, воскрешая в памяти ненависть к отцу, чувство бессилия и ярости оттого, что не мог защитить мать. Он рассказал о том, что боялся унаследовать вспыльчивость и жестокость отца, его склонность к разврату.
– Я никогда и ни к кому не испытывал такой ненависти, как к самому себе после ночи в Локсли-Хаус, – хрипло признался он.
Мадлен кивнула и положила голову на плечо мужа.
– Ты испугал и оскорбил меня, но теперь я понимаю истинную причину твоего гнева. Ты решил, что я предала тебя и твою родину, предупредив де Вальми о готовящемся аресте.
– Я подумал, что ты с самого начала была сообщницей де Вальми и явилась в Кент под вымышленным предлогом, лишь бы проникнуть в мой дом. Внезапно я усомнился в своих чувствах к тебе. Мне показалось, что ты притворялась, разыгрывала комедию с единственной целью – следить за мной. – Он увидел, как глаза Мадлен широко раскрылись в изумлении. – Но это не оправдывает мой поступок.
Она кивнула:
– Верно.
Себастьян осадил мула, привязал вожжи к передку повозки и повернулся лицом к Мадлен. Его лицо было бесстрастным, голос ровным:
– Если после возвращения в Англию ты все-таки решишь отправиться к родителям в Брюссель, я не стану удерживать тебя. У тебя будет столько денег и слуг, сколько пожелаешь. Если захочешь, я даже подам в парламент прошение о разводе.
Мадлен тревожно вглядывалась в его лицо, но ничего не могла понять. Казалось, его глаза вдруг стали безжизненными. Когда-то он заявил, что женился на ней для того, чтобы защитить. Теперь де Вальми мертв, Мадлен не нуждается в защите. Но она-то знала, что это неправда! Она жаждала защиты – его любви, чтобы выдержать тысячи потрясений и горестей, уготованных жизнью. Нескольких моментов блаженства ей было недостаточно.
По щеке Мадлен скатилась слеза.
– Зачем мне развод?
Себастьян заморгал, впервые с начала разговора выдав свои чувства.
– Ты же только что сказала, что никогда не простишь мне жестокости. Мы еще не жили как супруги. Ты можешь выйти замуж за кого-нибудь другого.
Мадлен вдруг улыбнулась:
– Значит, вот почему ты до сих пор ни разу не прикоснулся ко мне?
Себастьян потупился:
– Пожалуй, да. – Он вновь вскинул голову, и в его синих глазах отразилось сомнение. – А еще я думал, ты меня боишься.
Мадлен поднесла ладонь к его щеке, недавно умытой, но потемневшей от недельной щетины.
– Я совершила слишком много ошибок. Мне следовало сразу довериться тебе. Поэтому я тебя не оправдываю, но прощаю.
Единственная слеза, скатившаяся из-под золотистых ресниц Себастьяна, изумила ее. Эта крохотная капля оставила на щеке влажную дорожку.
– Я люблю тебя, Мадлен… но не знаю, как тебя защитить.
– Ты уже защитил меня, – ответила она, чувствуя, как в горле образуется ком. – Ты спас меня от де Вальми.
За первой слезой последовала вторая, влажный след на щеке стал шире. Губы Себастьяна были плотно сжаты, он не стыдился проявления чувств.
– У меня никогда не возникало желания обидеть тебя…
Мадлен приложила ладонь к его губам.
– Не надо, не продолжай.
В его глазах отразилась растерянность, а затем – озарение, в уголках образовались морщинки. Убрав ладонь, Мадлен увидела, что Себастьян улыбается.
– Я действительно люблю тебя.
– И я тоже. Я люблю тебя, Себастьян.
– Прости меня, – прошептал он, прижимая ее к себе. – Мне жаль, что все так вышло. – Он продолжал бессвязно бормотать, уткнувшись в ее волосы, осыпая поцелуями ее веки, щеки и губы.
Мадлен пылко отвечала ему, а по ее щекам катились слезы.
Позднее, когда на их лицах вновь появились улыбки, а руки перестали дрожать, Себастьян взялся за вожжи.
Ближе к полудню он заговорил о Мэг, своей первой любовнице, о том, как она бросила его, о том, почему ее смерть посеяла сомнения, что он вряд ли сумеет стать достойным мужем.
Подкрепившись вином, сыром и хлебом, он рассказал о годах, проведенных в Париже, о том, как и почему он познакомился с сестрами Фокан.
Он целовал ее с такой нежностью, что Мадлен была готова простить ему любое прошлое. По глазам Себастьяна она читала: все, что было раньше, останется для него приятным, но навсегда ушедшим воспоминанием.
Она узнала о дуэлях Себастьяна, о его потребности защищать женщин. Он словно пытался искупить свою вину в том, что когда-то не смог уберечь мать.
Затем пришло время исповеди Мадлен. Она рассказала, зачем отправилась в Англию, как узнала, что тетки нашли для нее покровителя, как впервые увидела Себастьяна, и даже призналась, почему решила отправиться к нему сама.
День клонился к вечеру. Мадлен призналась, что мать всегда была для нее прекрасным, но отдаленным видением, не более реальным, чем сказочная принцесса. Она скучала по ней, но могла вытерпеть разлуку – в отличие от разлуки с Себастьяном.
За день они исполнились сочувствия друг к другу и обрели способность многое понимать без слов, заканчивать полуоборванные фразы и ощущать душевное состояние друг друга. Но как это ни странно, они избегали произносить слово «любовь», словно оно налагало непомерную тяжесть.
Себастьян рассмеялся, узнав, что именно Мадлен была маленькой монахиней, встреченной им на Куин-Энн-гейт. Прижавшись друг к другу, они сидели в покачивающейся повозке, неторопливо катящейся к проливу.
В сумерках они очутились в назначенном месте.
На обширном открытом пространстве в полутьме виднелся странный, но знакомый силуэт. Черный сферический предмет мягко покачивался под порывами морского бриза, прикованный к земле толстыми канатами. Снизу к нему была привязана плетеная гондола.
Мадлен удивленно уставилась на это видение, а затем на Себастьяна, который улыбался, словно мальчик, которому подарили первого в жизни игрушечного солдатика.
– Ваш экипаж ждет, маркиза!
– Ты хочешь подняться в воздух в сумерках? – прошептала она, слыша, как гондола и веревки потрескивают и стонут, словно ветви деревьев в бурю.
– Да. По пути из Парижа я встретил одного человека, и он рассказал мне про свой шар. Он получил разрешение подняться в воздух на побережье. Я щедро заплатил ему за то, чтобы он позволил нам отправиться на шаре в Англию, и эта плата удвоится, если мы долетим до берега. – С этими словами он начал выгружать вещи из повозки. Он сунул в руки Мадлен какой-то узел. – Отойди за повозку и переоденься, а я поговорю с нашим воздухоплавателем. Только поспеши!
– Теплый зефир с юга – редкость для здешних мест, месье, – заметил воздухоплаватель-француз. – Жаль, что вы не прибыли раньше. Теперь уже слишком поздно.
Еще по дороге к берегу Себастьян заметил с детства знакомые признаки; он услышал скрип канатов и гул натянувшегося шелка задолго до того, как увидел шар на горизонте; слышал, как перешептываются рабочие, поглядывая на него, чувствовал, как смешивается соленый ветер с запахами суши. Надвигался «мыслительный шторм» – последняя толика удачи, в которой они так нуждались.
Он знал, что покинуть Францию не так-то просто. Здесь, в самом узком месте пролива, войска Бонапарта патрулировали берег с особым тщанием. Лишь через несколько дней пути на запад беглецы могли достигнуть места, где чаще появлялись контрабандисты, а это значило, что придется потратить ценное время. Кадудалю Себастьян доверял, но Фуше мог прослышать о существовании Мадлен и раскинуть свои обширные сети, чтобы поймать ее. Рисковать не стоило. Покинуть Францию следовало сегодня же.
Обострившееся восприятие помогло Себастьяну за несколько минут осмотреть шелковый шар, разыскать непрочные швы и прорехи.
– Шар готов?
– Разумеется, но в темноте вы не сумеете ориентироваться…
– Нам нужен не свет, а только ветер.
Грузный низкорослый француз выпучил глаза.
– Нужно быть совой, чтобы ночью из гондолы разглядеть море и берег.
Себастьян расхохотался и хлопнул его по спине.
– Разве я не говорил вам, что моя мать была совушкой?
– А как же холод, месье?
– Вы приготовили жаровню с углями, как я просил?
– Да, но ведь это очень опасно. Вспомните о водороде и гондоле из прутьев!
– Мы будем осторожны. Кстати, Бланшар пересек пролив за два часа.
Француз пожал плечами с видом фаталиста и пробормотал:
– Каждый сходит с ума по-своему.
К ним бегом приближалась Мадлен, успевшая сменить цыганские одежды на рыбацкий свитер.
– Я готова!
Себастьян лукаво улыбнулся ей:
– Помнишь, каким был наш первый полет? – Он подхватил ее на руки. – Давай воспользуемся случаем и узаконим наш брак. – Он тут же посерьезнел. – Обещаю, я буду ласков.
Мадлен вспыхнула и уткнулась лицом в плечо мужа, игриво коснувшись зубками его шеи.
Он усмехнулся и помог ей забраться в гондолу. Перепрыгнув через борт, Себастьян сжал лицо жены в ладонях.
– С прошлым покончено?
– Конечно! – кивнула Мадлен.
Себастьян помахал рукой воздухоплавателю, крича:
– Рубите канаты!
Рабочие дружно ударили топорами, и воздушный шар взвился в быстро темнеющее небо. Первые пять минут Мадлен под руководством Себастьяна сбрасывала балласт – мешки с песком, пока шар не набрал нужную высоту, а потом устроилась у борта гондолы, глядя на красный глаз заходящего солнца. Какое чудо – она летит над землей! То, что она видела сейчас, открывалось лишь взгляду ангелов, птиц и немногих смертных. Далеко внизу виднелся берег, толстой извилистой чертой тянущийся в обе стороны. Пролив, покрытый зыбью, был лишь немногим светлее суши.
Себастьян подошел к жене сзади и обнял ее.
– Нравится?
– О да! – Она смотрела на север, на мрачную громаду суши – цель их полета. – Мы действительно летим к Англии?
– Пока – да, – ответил Себастьян, касаясь губами ее уха.
– Я замерзла, – пожаловалась Мадлен, прижимаясь к нему.
Он крепче обнял ее, одной рукой подхватывая грудь, а вторую опуская ниже талии.
– Я знаю отличный способ согреться.
На полу гондолы были заранее приготовлены расстеленные шерстяные одеяла.
В тот день Мадлен больше не удалось полюбоваться ни солнцем, ни берегом Франции, ни приближающимися утесами Англии, ни даже небом. Весь мир для нее сосредоточился в сияющей и лукавой улыбке на лице мужа.
На следующее утро один кентский крестьянин обнаружил, что его хмельник чудесным образом накрыл шатер из тысяч ярдов золотисто-зеленого шелка. Отправившись на розыски благодетеля, крестьянин обнаружил в своем амбаре двух смеющихся людей. Разумеется, узнав, почему они хохочут, хозяин амбара поспешил ретироваться.
Эта история постепенно обросла красочными и неправдоподобными подробностями, превратившись в местную легенду о нагом маркизе и его супруге, а также о процветании хозяина амбара, который выгодно продал шелковый воздушный шар.
