…Маркиза окинула мечтательным взглядом свое разгоряченное нагое тело и мое лицо между ее пышными бедрами. Гибким движением она высвободилась из объятий и грациозно улеглась на бок рядом со мной. Маркиза коснулась сперва удлиненных ямочек на моих щеках, а затем провела пальцем по полной изогнутой нижней губе, лоснящейся от ее влаги.

– Caro, вы – счастливый обладатель опытных, умелых губ и языка, в равной степени искушенных в беседах на полудюжине наречий и в безмолвных, сладких излияниях страсти. – Она провела пальцем по своему телу, пока наконец не достигла рощицы черных кудрей над некоей расщелиной. – Не хотите ли продолжить со мной сладкую беседу?

– С радостью, cara.

– Dolcemento, mio cicisbeo, – промурлыкала маркиза, когда я лег поудобнее и вновь приник головой к ее лону.

Едва я лизнул щедро напомаженное любовной влагой средоточие женственности, она широко развела в стороны ноги, облегчая доступ к их слиянию и позволяя мне поприветствовать его губами, языком и пальцами. Как и следовало ожидать…

– Это неслыханно!

Разрумянившись, словно ее осыпали десятком пощечин, Мадлен отдернула дрожащую руку от непристойной рукописи, лежащей на столе. Несколько секунд она просидела не шевелясь, то холодея, то обливаясь потом, потрясенная строками, которые только что прочла по ошибке.

Сегодня утром она получила задание изучить теорию лорда д’Арси о том, как распоряжаться деньгами. Хорас сообщил, что рукопись лежит на длинном столе в библиотеке, но на нем Мадлен обнаружила две рукописные книги в совершенно одинаковых переплетах, лежащие бок о бок. По воле случая она ошиблась в выборе. Едва открыв рукопись, Мадлен уже не сумела отвести от нее глаз, пока не прочла описание нескольких амурных похождений. Час, отведенный для чтения скучного научного трактата, превратился в изучение возбуждающей эротики.

Мадлен облизнула губы, но это не помогло. Ее язык пересох. Подумать только, чем занимаются мужчины и женщины! Мало того – кто-то не постеснялся описать их выходки!

Почти уверенная в том, кто автор рукописи, Мадлен потянулась ко второй, чтобы сравнить почерк. Сомнений не осталось: и та и другая рукописи принадлежали перу лорда д’Арси.

Захлопнув книги, она оттолкнула их и поднялась.

– Стало быть, вот чем лондонский повеса занимается на досуге, – пробормотала она. – Коллекционирует скабрезные рисунки и излагает на бумаге подробности своих романов.

Мадлен медленно подошла к окну. За виднеющейся в отдалении рощей поблескивал Ла-Манш, словно липкий след улитки на листке. Мадлен попыталась сосредоточиться на прелести солнечного дня, но ее мысли витали далеко.

Прошел почти месяц с тех пор, как она отдалась Себастьяну д’Арси, дрожа от страха и предвкушения. Время шло, и теперь ей самой не верилось, что когда-то она лежала в его объятиях. С тех пор Себастьян держался с ней, как подобало отцу или старшему брату, и это повергало Мадлен в растерянность. Иногда ей казалось, что между ними ничего не было. Но теперь, убедившись, что рукопись взбудоражила ее, Мадлен поняла: давняя ночь все-таки была, и отрицать это немыслимо.

Она поежилась, чувствуя себя неловко оттого, что странные, удивительные, но чудесные ощущения не покидали ее. Они были неразрывно связаны с мыслями о Себастьяне д’Арси. Вместе с потрясением в ней вспыхнуло жгучее любопытство, стремление узнать, не приукрашены ли эти описания. И если вниманием лорда д’Арси так легко завладевали самые разные женщины, почему же он отвергает ее, Мадлен? Неужели потому, что она не настолько опытна, смела и привлекательна, как его прежние пассии?

Мадлен старательно взвесила каждый свой довод. Как она будет раскованной и смелой в любовных утехах, когда никто не объяснил ей, что в них возможно бесконечное разнообразие поз? Кроме того, Себастьян сам заявил, что она очутится в его постели лишь тогда, когда проявит любопытство, а не привязанность. Наконец-то в ней взыграло любопытство! А что касается красоты… Мадлен не могла сравнить себя с прежними возлюбленными Себастьяна – он воздерживался от подробных описаний тел и лиц.

Стоя у окна, Мадлен испытующе провела ладонью по своей груди, с удовлетворением отмечая ее полноту. Да, природа одарила ее щедрее, чем даму с сеновала, которая сетовала на недостаточную женственность своих форм. Мадлен попыталась оглядеть собственные бедра, вспоминая, с каким упоением Себастьян сжимал их. Ее рука в замешательстве помедлила внизу живота. Мадлен прикусила губу. Она не знала, соответствуют ли ее достоинства высшим меркам, но тепло и шевеление внутри заставили ее вздрогнуть.

От давней ночи в воспоминании у нее остались смущение, боль и ошеломляющее блаженство от прикосновений к ее лону. Себастьян рычал и стонал, словно в агонии, а затем принялся шептать ей слова восхищения. Но вполне возможно, она что-то упустила. Если бы только памятная ночь повторилась, она сумела бы понять, что к чему. Он согласился преподать ей очередной урок, как только она будет готова. Ну что же, теперь пришло самое время!

А если Себастьяну уже не интересно ласкать ее – так, как описано в рукописи? Что, если он отвергнет ее предложение?

– Нет, этого я не допущу!

– Чего ты не допустишь, дорогая?

Мадлен повернулась так стремительно, что юбки запутались вокруг ее ног. Себастьян стоял поодаль, одетый в костюм для верховой езды – коричневый сюртук, облегающие кожаные бриджи и сапоги.

Он подошел поближе.

– Надеюсь, ты не отказываешься разговаривать со мной?

– Нет, месье. – Мадлен поспешно шагнула в сторону от стола. Долго ли Себастьян простоял здесь? Впрочем, какая разница, если ее лицо вспыхнуло, а сердце запрыгало в груди, как заяц по полю? Пусть считает, что ее взволновало его неожиданное появление. Слава Богу, он не умеет читать мысли.

А Себастьян и не нуждался в искусстве чтения мыслей. Причина смущения Мадлен была ясно написана на ее раскрасневшемся лице. Она наверняка читала рукопись, которую он умышленно положил на стол.

– Ты здорова, Миньон?

– Да…

Он пристально наблюдал за ней, стараясь уловить тревожные нотки в голосе.

– Да, конечно.

– Я спрашиваю лишь потому, что ты вся раскраснелась. – Он не стал скрывать усмешку. – Словно в лихорадке.

Мадлен поспешно отпрянула, едва Себастьян попытался приложить ладонь к ее лбу.

– Я совершенно здорова. Наверное, я слишком много думала и устала.

«Думала или чувствовала? Скажи-ка правду, монастырская мышка», – мысленно потребовал Себастьян, внешне оставаясь бесстрастным. Мадлен потрясена, в этом нет сомнений. Он указал в сторону стола:

– Эти лихорадочные мысли касались урока?

Он чуть не пожалел ее, когда Мадлен мельком взглянула на два одинаковых переплета.

– Пожалуй, да. Я не сильна в математике, числа вызвали у меня головную боль.

– Вот как? А я всегда удивлялся тому, как ловко ты находишь арифметические ошибки в записях моих опытов.

Мадлен погрузилась в молчание.

Улыбка Себастьяна стала шире. Нет, она не собиралась признаваться в том, что читала написанные им эротические строки, и это обнадежило его. Если бы Мадлен была оскорблена или возмущена, она не стала бы сдерживаться. Но в ее огромных темных глазах он видел восхищение и греховное любопытство. Тем лучше.

Он подошел к длинному столу и взял одну из рукописей. Судорожный вздох Мадлен заставил его оглянуться через плечо.

– Что случилось, Миньон?

– Ничего, месье.

Себастьян листал страницы, притворяясь, будто изучает их содержание, а сам исподтишка наблюдал за девушкой. От волнения румянец на ее щеках становился все гуще. Капельки влаги выступили над верхней губой, опущенные руки дрожали. Но отчетливее всего ее возбуждение отражалось в глазах. Мадлен не знала, какую из рукописей листает Себастьян, а он не собирался просвещать ее.

Наконец он вскинул голову и резким тоном произнес:

– Ступай за своей мантильей. Я велел приготовить и уложить для нас ленч. Мы уезжаем.

Некоторое время Мадлен изучала узор на ковре, пытаясь взять себя в руки.

– Уезжаем?

– Да. А у тебя иные планы? – Глаза Себастьяна насмешливо блеснули.

– Нет, месье.

– «Нет, Себастьян», – поправил он. – Тогда встретимся у выхода через четверть часа. – Он взвесил на ладони кожаный фолиант. – Взять его с собой? Пожалуй, по пути я проэкзаменую тебя, выясню, что ты усвоила.

От смущения Мадлен он едва не рассмеялся. «Это только начало, детка!»

Когда Мадлен вышла, Себастьян усмехнулся, листая эротическую рукопись. Интересно, думала ли Мадлен о нем, читая эти строки? Пыталась ли представить себя на месте его партнерши? Пылающая, шокированная, охваченная желанием, мучилась ли она в тиши библиотеки? Может, представляла себе, каким было бы изощренное совокупление? Подобные мысли чрезвычайно опасны. Именно этого и добивался Себастьян.

Минувшей бессонной ночью его вдруг осенило, что он тратит слишком много сил, преодолевая соблазн. Здраво оценив свои поступки, он пришел к выводу, что вчера вел себя до отвращения скверно. Урок не имел ничего общего с обучением Мадлен, с попыткой научить ее защищаться от коварных повес. Себастьян не сомневался, что Мадлен не стала упрекать его по той же самой причине, по которой сам он стремился ее унизить. Ее влекло к нему. А его – чего уж там скрывать! – к ней.

Себастьян считал, что, будучи ученым, он обязан оставаться объективным и беспристрастным, чтобы надлежащим образом оценить результаты своих исследований. Теперь же он подозревал, что где-то допустил ошибку. Помешав естественному ходу соблазнения, он придал слишком большое значение общему обучению. С двух часов ночи он размышлял об этом ровно сорок пять минут. Подобная самоотверженность была ему чужда. Противясь собственной природе, он исказил результаты исследований. Отрицая собственное влечение, позволил ему стать основным мотивом каждого слова, взгляда и прикосновения. Он и Мадлен – молодые, здоровые, привлекательные люди. Разумеется, их тянет друг к другу, их страсть вполне естественна. К трем часам ночи Себастьян наконец признал этот факт и разработал новый план.

Он намеревался завершить образование Мадлен с единственным изменением в учебном плане. Он обязан дать ей понять всю прелесть ее красоты, открыть богатство природного обаяния, дарованного ей. Тогда Мадлен станет чувственной женщиной, уверенной в своей притягательности и власти.

Подмена рукописи стала первым пунктом его кампании, призванной помочь Мадлен избавиться от скромности и девической нерешительности. Если она поймет, что ее влечет к Себастьяну, она не будет чувствовать себя соблазненной, когда они вновь окажутся вместе. На сей раз она сочтет соблазнительницей саму себя.

День выдался солнечным, по ярко-голубому небу плыли пушистые белые облака. Себастьян сам правил открытым экипажем, движущимся к равнине Норт-Даунс. Мадлен наслаждалась теплом октябрьского солнца, радуясь прогулке. Пока она переодевалась, ей в голову пришла замечательная мысль: она соблазнит Себастьяна д’Арси.

Поскольку она решила избрать ремесло куртизанки, ей предстояло пополнить свой любовный репертуар. Задача была не из легких, и осуществить ее лучше всего вдали от проницательных слуг. Вероятно, где-нибудь в поле ей удастся забыть о шепотках, ехидных усмешках и враждебных взглядах, которые преследовали ее в доме маркиза в течение месяца. Слуги знали не только о том, что она однажды побывала в постели маркиза, но и о том, что больше она там не появлялась. Но злорадствовать им оставалось уже недолго.

Мадлен остро сознавала присутствие Себастьяна рядом, чувствовала его непоколебимую уверенность. Их плечи соприкасались, на поворотах нога Себастьяна прижималась к ее ноге. Легкий запах его тела, разогретого солнцем, смешивался с соленым ветром с моря. Мадлен изнывала от желания прислониться к его плечу, взять за руку, но решила не торопиться.

– Англия – чудесная страна.

– Сейчас осень, – отозвался Себастьян, когда они достигли одного из меловых холмов неподалеку от равнины. – Ты знаешь, что такое осень в Англии?

Мадлен отрицательно покачала головой.

– Скоро от этого великолепия не останется и следа. Через неделю-другую небо станет серым, пойдут дожди, которые превратят землю в размокшую грязь. – Он указал в сторону пролива, еще скрытого за холмами. – На море начнутся штормы и шквальные ветра. Приливы и отливы усилятся. По ночам завоет ветер, раза два в неделю будут идти ливни.

– Звучит малообещающе, – заметила Мадлен, удивляясь, зачем Себастьян изображает в столь мрачных красках землю, приходящуюся ему родиной.

– Да, особенно для тех, кому предстоит отправиться в море. Внезапные штормы – бич для судов.

Себастьян украдкой бросил взгляд в сторону Мадлен, когда они достигли заросшей травой лужайки между двух высоких живых оград. Он задумался о том, что будет, если обнять Мадлен за талию.

– Вчера вечером к самому берегу подходил французский шлюп. Я слышал, ночью он встал на якорь к западу от Хайса, насмерть перепугав местных рыбаков. Поговаривают, французы кого-то ждали. Как думаешь, кого?

Мадлен смотрела на его профиль на фоне пронзительно-голубого неба, чувствуя мучительный укол желания. Себастьян повернулся и лениво улыбнулся ей. Его глаза при ярком свете приобрели лазурный оттенок. Солнце поблескивало на гладкой, слегка загорелой щеке, ветер растрепал волосы. Стоило лишь протянуть руку…

– Значит, у тебя нет никаких предположений?

Мадлен растерянно заморгала: оказывается, Себастьян ждал ответа! Она не сразу вспомнила вопрос.

– Я француженка, но не сторонница корсиканца.

– Значит, Бони ты не считаешь соотечественником? – с тонкой иронией подытожил Себастьян. Господи, если бы она только подала ему знак, подтвердила, что ждет его прикосновений! – Ну что же, если ты не замешана в планах вторжения, тогда я могу спать спокойно.

Мадлен переложила зонтик с правого плеча на левое, отгораживаясь от Себастьяна. Ежедневные напоминания о войне тревожили ее, хотя она не подавала виду. Если Себастьян и вправду не доверяет ей, тогда зачем разрешил ей остаться в доме? Впрочем, ответ Мадлен знала сама. Он бился в ее сердце, в каждом взгляде, которым она обменивалась с Себастьяном. Он был неравнодушен к ней, но осторожничал.

Себастьян недоумевал: зачем он завел этот никчемный разговор о войне? Не в его правилах вызывать враждебность у желанной и привлекательной женщины. Возможно, все дело в том, что желание вконец измучило его. А может, ему просто хотелось поддразнить Мадлен. С ней он никогда не скучал и потому в любое время радовался ее обществу. Едва взглянув на серьезное личико спутницы, он мгновенно приходил в состояние интеллектуального и физического возбуждения. В чем-чем, а в партнершах по постели он никогда не испытывал недостатка. Но в этой женщине его привлекало не только тело, но и душа.

Себастьян внезапно испугался. В кои-то веки физическая привлекательность женщины отступила для него на второй план! Инстинкт тщетно напоминал об осторожности. Желание взывало к решительным действиям, а здравый смысл советовал набраться терпения.

Равнина, расстилающаяся впереди, постепенно приближалась, и наконец Мадлен увидела вдалеке, на плоской вершине утеса, толпу людей. Мужчины и женщины суетились вокруг предмета, напоминающего серебристо-бордовое озеро, волнообразно колеблющееся среди травы.

Зрелище чем-то напоминало ярмарку, только без прилавков, пестрых флагов, жонглеров и музыкантов. Но пока экипаж приближался к толпе, Мадлен ощущала усиливающуюся праздничную, наэлектризованную атмосферу, царящую в ней. Одни мужчины разгружали с телег бочонки, другие носили тяжелые бухты канатов, третьи волокли какие-то трубы. Носились стайки ребятишек, лаяли собаки.

Себастьян остановил повозку чуть поодаль.

– Подойдем поближе, узнаем, что тут происходит?

Он легко спрыгнул на землю и помог Мадлен спуститься. Когда он взялся за ее талию обеими руками, их взгляды встретились и на миг Мадлен увидела в глазах Себастьяна огонь, по которому успела истосковаться за месяц. Он улыбнулся, словно прочитав ее мысли, и поставил ее на землю.

Повесив плетеную корзинку с припасами на левую руку, он подал правую Мадлен, и они перешли невысокий мост, переброшенный через ручей шириной не более фута. Себастьян с приветственным возгласом поднял руку.

Человек в толстой саржевой куртке и кожаных сапогах услышал его, сорвал кепку с головы и поспешил навстречу.

– Доброе утро, милорд и миледи. Погодка выдалась в самый раз!

– Да, жаль, что мы не успели подготовиться, – подтвердил Себастьян. – Сегодня ограничимся только испытанием, Тобиас.

Его собеседник кивнул.

– Но если вы не против, вы с леди могли бы подняться вверх, а мы заодно проверили бы крепость канатов.

Себастьян с заговорщицким видом повернулся к Мадлен.

– Отличная мысль, Тобиас! Мадемуазель Миньон – отважная особа. Мадемуазель, позвольте представить вам капитана Тобиаса Уикама. Капитан Уикам – один из самых известных воздухоплавателей Британии. На его счету не менее пятидесяти полетов.

Мадлен улыбнулась и протянула руку.

– Рада познакомиться с вами, капитан Уикам! Однажды я видела полет в Тюильри. Никогда не забуду, как я восхищалась смелостью воздухоплавателей. Вы настоящий герой, капитан!

– Благодарю, миледи, – смущенно ответил Тобиас. – Это высшая похвала, на какую я мог рассчитывать. Надеюсь, сегодняшнее испытание позволит вам самой почувствовать всю прелесть полета. Мы будем рады поднять вас в воздух в любой момент.

– Правда, месье? – Мадлен вопросительно взглянула на Себастьяна. – Неужели это возможно?

Себастьян перевел взгляд с сияющего капитана, нежно жмущего руку новой знакомой, на саму Мадлен, излучающую неподдельное удовольствие. От ветра ее щеки раскраснелись. Внезапно Себастьян исполнился гордости оттого, что его спутница так отважна и любознательна.

– Полагаю, это можно устроить.

Тобиас приподнял кепку.

– Я вернусь сию же минуту – только проверю, правильно ли наполняют шар. Прошу прощения, милорд.

Себастьян отпустил его взмахом руки.

– Не спешите, Тобиас. Сегодня скорость для нас не имеет значения.

Когда он ушел, Себастьян понимающе кивнул Мадлен:

– Ты одержала свою первую победу.

Она пожала плечами:

– Это не входило в мои намерения. Я сказала то, что думаю.

– И правильно сделала, – подхватил он, ведя Мадлен к краю утеса, откуда открывался вид на море. – Теперь Тобиас будет вспоминать о встрече с тобой в каждой пивной, отсюда до самого Дувра. Но расскажи, что за полет ты видела в Париже? – Он вдруг насторожился. – Говорят, полетами на воздушных шарах увлекается сам Наполеон.

Мадлен шагала рядом с легкой гримасой раздражения.

– В то время мне было четыре года. Я видела один из полетов месье Бланшара.

– Как занимательно! Значит, тебе известно, что Жан-Поль Бланшар первым преодолел Ла-Манш на воздушном шаре? В 1784 году ему понадобилось на это два часа!

– В том году я только родилась, месье.

– Вот как? Я думал, ты на несколько лет старше, – должно быть, виной всему твой жизненный опыт.

Мадлен отвернулась, не понимая, почему ему доставляет такое удовольствие дразнить ее. Она заметила, что несколько человек раскладывают на земле веревки крест-накрест.

– Что они делают?

– Готовятся к первому взлету усовершенствованного мной воздушного шара.

Мадлен круто обернулась к нему.

– Вашего шара?

Себастьян смотрел сверху вниз в ее запрокинутое лицо.

– Не понимаю, почему это тебя так удивляет. Воздушный шар может принадлежать любому человеку, обладающему достаточным капиталом. Разумеется, при этом вовсе не обязательно нанимать опытных воздухоплавателей.

– Но ведь вы прибегли к помощи Тобиаса, – возразила Мадлен, размышляя, что будет, если она приложит ладонь к упругой щеке Себастьяна.

– Зато конструкцию шара я усовершенствовал сам. – Боже, как она может смотреть на него такими глазами и не ждать поцелуя!

– Вы конструируете воздушные шары? Но зачем?

За одно прикосновение Себастьяна Мадлен была готова броситься к нему в объятия, не заботясь о том, что их видят десятки незнакомых людей.

– Потому что кто-то должен этим заниматься. – С этим нелепым ответом Себастьян взял Мадлен под руку и повел прочь. Он опасался поставить в неловкое положение их обоих, если в ближайшее время они не окажутся наедине. – Давай перекусим, а заодно поговорим о полетах. Шар будет готов только через несколько часов.

Они нашли удобное местечко в сотне ярдов от вершины утеса, в тени большого камня, над обрывом. Себастьян вынул из корзины одеяло, расстелил его на жесткой траве и опустился на него.

– Ты не составишь мне компанию?

Мадлен, которая любовалась проливом, обернулась и увидела поданную ей руку. «Да, – мысленно ответила она, – я составлю тебе компанию где угодно, лишь бы ты позвал меня с собой».

Она устроилась на коленях рядом с ним, сняла шляпку и поправила примятые локоны.

Прищурившись, Себастьян внимательно наблюдал за ней. Как соблазнительно она выглядит, как он мечтает дотронуться до ее блестящих темных волос, запустить в них пальцы, привлечь ее к себе и припасть к нежным пухлым губам! Опершись на локти, Себастьян вытянул ноги перед собой.

Наблюдая, как Мадлен расстегивает мантилью, он думал о том, что предпочел бы сам вынуть из петли каждую пуговицу, а затем медленно спустить мантилью с плеч Мадлен. Он представлял себе, как поцеловал бы ее в шею – сначала нежно, а потом с возрастающей страстью, втягивая в рот ее атласную кожу, оставляя следы любви в напоминание о себе.

Мадлен вызвала у него желание обладать и защищать свою собственность. Он закрыл глаза, чувствуя, как возбуждение стремительно охватывает его.

– Братья Монгольфье сжигали пятидесятифутовые снопы сухой соломы, чтобы наполнить шар горячим воздухом, – заговорил он. – Чтобы дым имел более высокую температуру, к соломе подмешивали несколько тюков шерсти.

– Значит, чем горячее воздух, тем лучше?

Себастьян открыл глаза и обнаружил, что Мадлен не сводит с него взгляда. Она и вправду слушала его. Затем он заметил, что она уже сняла мантилью, в глубоком вырезе платья виднелась пышная грудь. Он насторожился: когда она успела расстегнуть платье сзади?

Мадлен с нескрываемым удовольствием взирала на торс и чресла Себастьяна.

– Когда воздух остывает, шар спускается, но при наполнении горячим воздухом он расширяется и поднимается вверх, так? – тихо предположила она.

Мадлен флиртовала с ним! Себастьян возликовал и попытался скрыть чувства, опустив веки.

– Тебе это и вправду любопытно?

Углы ее губ тронула улыбка.

– Мне нравится знать, что к чему, месье. – Ее блуждающий взгляд устремился в лицо Себастьяна, и у него екнуло внутри. – Тот, кто много знает, меньше боится, верно?

Оба прекрасно понимали, что отвлеклись от разговора о воздушных шарах. По спине Себастьяна пробежал холодок.

– Твоя рассудительность достойна похвалы. Я бы не хотел, чтобы ты опасалась набираться нового опыта.

Мадлен вспыхнула. Себастьян взял ее за запястье и нежно сжал его.

– Расскажите мне поподробнее про свой шар.

– Мы проводим опыт, пытаясь устранить множество препятствий в управлении полетом. – Опираясь на один локоть, он провел ладонью вверх по руке Мадлен, до манжеты пышного рукава. – Существует множество практических затруднений – к примеру, незначительная разница между плотностью горячего и холодного воздуха. Тысяча кубических футов воздуха нормальной температуры весит около семидесяти пяти фунтов, а горячего – пятьдесят восемь. Шары братьев Монгольфье могли подниматься лишь на определенную высоту. – Он зажал в пальцах манжету Мадлен и спустил рукав с ее плеча. – Кроме того, возникает необходимость постоянно поддерживать огонь, чтобы оставаться в воздухе.

– Как это, месье?

Она подалась вперед, и платье обнажило ее грудь, повиснув на кончике соска.

Себастьян расплылся в медленной и ленивой улыбке.

– Вес топлива значительно ограничивает вес груза и число пассажиров, которые может поднять шар.

Пальцы Себастьяна подцепили край упавшего лифа. Он увидел, как Мадлен покраснела и как упругая грудь затрепетала от прикосновения.

– Огонь весьма опасен. Если ветер раскачает гондолу, жаровня может сдвинуться с места, упасть или, хуже того, поджечь сам шар.

Мадлен затаила дыхание, когда он обвел большим пальцем ее сосок.

– Но теперь существуют шары, наполненные водородом.

– Верно. – Он просунул руку под ткань и подхватил грудь Мадлен. Она ахнула, а Себастьян быстро сел, заключил ее в объятия и прижал к груди, продолжая нежно сжимать налитой холмик. – Водород – газ, который значительно легче горячего воздуха, следовательно, он обладает большей подъемной силой и надежностью. – Он слегка взвесил грудь Мадлен на ладони и нашел ее неотразимой. – После того как шар наполнен и закупорен, он долгое время будет находиться в воздухе и преодолевать большие расстояния.

Мадлен уткнулась разрумянившимся лицом во впадинку между шеей и плечом Себастьяна и вздохнула, когда его пальцы сомкнулись на набухшем бутоне ее соска. Она не могла поверить собственной дерзости, но понимала, что умрет от разочарования, если Себастьян прекратит ласки.

– Значит, как только шар наполнен, необходимость в дополнительном топливе отпадает?

– Прежде всего надо правильно наполнить шар водородом. – Себастьян коснулся губами ее уха. – Иначе сам шар станет внушительным грузом. Первые воздушные шары делали из вощеной бумаги или плотного шелка, покрытого слоем каучука, природной резины. Но их не всегда удавалось как следует закупорить. Внезапная утечка газа из шара посреди полета может быть очень опасной, если не смертельной, для пассажиров.

Его ладонь узнавала на ощупь нежность кожи Мадлен, напоминающей то шелк, то плотный атлас, то тончайший бархат.

– Сегодня мы собираемся испытать шар из более тонкого шелка, почти как кожа.

– Полет пройдет без особых затруднений? – прошептала Мадлен и тихо ахнула, когда Себастьян посадил ее к себе на колени.

– А вот это, дорогая, зависит от природы участвующих в нем стихий.

Снова приподняв ее, он быстро завернул до талии ее юбки, и обнаженные ягодицы Мадлен коснулись натянувшейся кожи его бриджей.

– Вполне возможно, нас ждет плавный подъем, легкий полет и не менее удачное снижение на безопасную землю. – Он прижался бедрами к ее обнаженной плоти. – Бывает, что полет превращается в сущий кошмар – гондола раскачивается во все стороны, шар то взмывает вверх, то камнем падает вниз. Впрочем, такое развлечение горячит кровь. – Он взял Мадлен за подбородок и повернул лицом к себе. Насмешка в его глазах сменилась вспышкой пламени. – А какой полет предпочла бы ты?

Мадлен обвила рукой его шею и уставилась в затуманенные страстью глаза.

– Второе описание любопытнее, но боюсь, оно гораздо опаснее, ме… Себастьян.

– Неужели ты не любишь опасности, Миньон? – Он приложил палец к ее губам, слегка приоткрывшимся от попыток сдержать участившееся дыхание. – Одно из величайших наслаждений для мужчины… или женщины – заставить сердце колотиться быстрее.

Он притронулся пальцем к ее нижней губе, затем склонился, целуя ее в шею. Его ладонь, лежащая на талии Мадлен, приподнялась и подхватила грудь.

– К примеру, мое сердце ускоряет ритм, когда я прикасаюсь к тебе. – Он вскинул голову. – Разве мои прикосновения не оказывают на тебя такое же воздействие?

Мадлен вглядывалась в чувственные контуры его рта, к которому ей так отчаянно хотелось прижаться губами.

– Я не стану отвечать вам. Независимая женщина скрывает свои чувства. Ей позволительно выказывать лишь желания.

Себастьян придвинулся ближе, и его дыхание долетело до приоткрытых губ Мадлен. Оба совершенно забыли о десятках мужчин, работающих неподалеку.

– Что это за желания, Миньон? Ты хочешь меня?

Мадлен отстранилась, насколько позволяла ей рука Себастьяна, обнявшая ее талию. Не сводя взгляда с обольстительных синих глаз, она чувствовала себя так, словно стояла перед ним обнаженной. В отсутствие других способов защититься Мадлен прибегла к помощи ума.

– Вы на редкость привлекательный мужчина, а я – всего-навсего девчонка, мало повидавшая в жизни. Конечно, меня влечет к вам – тем более что вы так стараетесь облегчить мне эту задачу.

Себастьян опустил ладонь на колени Мадлен и слегка надавил на них, заставляя Мадлен раздвинуть ноги.

– Что, если я помогу тебе и на этот раз?

Он погрузил ладонь в теплый и влажный туннель между ее ног, потирая его сквозь ткань платья, пока каждое движение не начало вызывать у Мадлен легкий стон.

– Какая ты нежная и разгоряченная, Миньон… – Себастьян не спускал с нее глаз. – Ну, что ты теперь скажешь?

Ее голос стал хрипловатым и срывающимся от возбуждающего ритма движений Себастьяна, а сами слова вызвали у него головокружение.

– По вашей милости… мне… очень трудно устоять перед вами, месье.

– Я хочу сделать сопротивление невозможным! – Он крепко поцеловал ее.

Мадлен зажмурилась, признавшись самой себе, что именно об этом она и мечтала, и удивляясь тому, как просто все свершилось. Впрочем, ей явно недоставало опыта: она не могла забыть о доносящихся до нее голосах незнакомых людей. Ее неокрепшая страсть страшилась вторжения посторонних.

Когда Себастьян поднял голову и перевел дыхание, она слабо прислонилась к его плечу.

– Прошу вас, не надо! Вдруг кто-нибудь…

– Тсс! – Себастьян не дал ей договорить. Он мгновенно понял, о чем думает Мадлен, куда могут завести ее мысли и что станет при этом с ее желанием. Он не боялся, что их потревожат – тем, кто отважится на такое, придется иметь дело с самим лордом д’Арси. Но как подозревал Себастьян, Мадлен еще не понимала требовательности страсти, презирающей помехи.

Не убирая ладони с коленей Мадлен, он слегка приподнял ее лицо за подбородок и нежно поцеловал, тут же отстранившись. Но Мадлен метнулась к нему, прильнув послушными мягкими губами. Он принялся яростно целовать ее, их губы сливались в бесчисленных поцелуях, пока Мадлен не пронзило сладкое вожделение. Однако Себастьян не спешил, чтобы не лишать Мадлен удовольствия, которое ей только предстояло познать в полной мере. Несколько долгих недель Себастьян ждал этой блаженной минуты и теперь не торопился.

– Ты доверяешь мне, Миньон? – прошептал он, касаясь губами ее уха.

– Пожалуй, да, – с дрожащей улыбкой откликнулась она.

– Тогда слушай: твой полет состоится сегодня же днем. Это я тебе обещаю.

Он посадил Мадлен на одеяло рядом с собой, и она задумалась над смыслом его слов, растерянно глядя, как Себастьян раскладывает припасы – хлеб, холодную курятину, горчицу, пикули и сыр. Как он может думать о еде, когда ее губы, грудь и чресла пульсируют от невыносимого желания?

Мадлен подтянула повыше рукава платья и поправила опустившийся лиф.

– Повернись, я помогу тебе застегнуть платье, – предложил Себастьян.

Он проделал это с поразительным искусством, заставив Мадлен задуматься о том, где и как он ему научился.

Себастьян удобно вытянулся на одеяле, опершись на локоть, и принялся поглощать еду с усердием человека, старательно проработавшего целый день.

Мадлен с меньшим воодушевлением последовала его примеру, взяла хлеб с сыром, но почти не притронулась к ним. Право, мужчины непостижимы!