Колеску припарковал машину рядом со зданием суда Санта-Аны. Здесь можно было стоять бесплатно в течение двух часов, и Морос с удовольствием смотрел на внушительное грозное здание из тяжелого серого камня, напоминавшее ему о пытках и казнях минувших лет.

Наступил полдень, и над городом висел смог. Он походил на туман над озером, способный скрыть мысли человека, но никак не его тело. У входа собралась толпа журналистов с камерами и фотоаппаратами. Репортеры. Операторы. Технический персонал. И конечно же, простой народ с плакатами. Некоторые были уже известны Моросу, другие присоединились к "движению" недавно. Колеску искал глазами Труди Пауэрс, но не нашел.

Даже из окончания срока заключения они сделают шоу! Америка сошла с ума!

Колеску вылез из автомобиля, зашел в телефонную кабинку и набрал служебный номер Мерси Рэйборн. Она ответила. Говоря с южным акцентом, Колеску представился Джоном Маршаллом из службы авиаперевозок и сообщил о том, что на имя Мерси пришла посылка, которую ей придется забрать самой. Примерно таким же голосом он общался с ней, прикидываясь служащим "Бианши", только теперь добавил немного техасского звучания.

– Посылка промокла, и адрес полностью размыт. Остались только номера телефонов.

– От кого она?

– Сейчас посмотрю... от "Бианши", кажется.

– Как вам перезвонить?

В ее тоне Колеску услышал грубоватые нотки. Мерси подсознательно защищалась и страховалась. Морос вздохнул и назвал ей номер, написанный на таксофоне.

Мерси повесила трубку и через тридцать секунд перезвонила.

– Федеральные авиаперевозки, Джон Маршалл. Слушаю вас.

– Это Мерси Рэйборн.

– Так что нам делать с вашей...

Мерси перебила его и быстро назвала свой домашний адрес.

Колеску улыбнулся, убрал ручку в карман, поправил галстук и уверенно вышел на улицу. Он посмотрел на свое отражение в витрине какого-то магазина: темные широкие брюки, белоснежная рубашка с коротким рукавом, округлая неприметная фигура. Сутулый и измученный, он нес в руках коричневый пакет и портфель из винила. В пакете были подарки для Хольца и Фонтаны, а в портфеле, который он взял для солидности, находилось несколько карандашей и бумага.

Когда Колеску переходил проезжую часть, на него накинулись репортеры, засыпая его вопросами. Матаморос остановился и спокойно взглянул на них.

– Сегодня у вас последняя инъекция "Депо-Провера". Что вы чувствуете?

– Я рад, что все закончилось. Опыт был малоприятным.

– Сколько времени длится эффект химической кастрации?

– Мне сказали, что моему телу понадобится еще много месяцев на восстановление, – ответил он. – И как только это произойдет, я обязательно оповещу каждого из вас, сукины дети!

– Где вы собираетесь жить?

– Там, где меня оставят в покое.

– Вы заведете роман с женщиной?

– У меня нет желания общаться с людьми.

– А какую работу вы ищете?

– Я бы с радостью жил и работал на маяке. К сожалению, у нас их уже не осталось.

– Когда вернется ваше либидо, вы снова начнете насиловать старушек?

– Уже много лет я не испытываю подобных желаний. Я никогда не причиню людям зла, пока жив. Даю вам слово.

Толпа скандировала:

– Маньяк должен сидеть в тюрьме! Маньяк должен сидеть в тюрьме!

На улице появился Эл Хольц. Он размахивал руками и кричал, пытаясь привлечь внимание Колеску. Морос увидел его, и они вместе отправились в кабинет Хольца.

– Эти сукины дети совсем совесть потеряли, – говорил Эл на ходу. – Как держишься, Морос?

– С трудом. – Колеску вздохнул.

– Мне жаль, что все так вышло.

– Я знаю.

– Ты же понимаешь, не я один решал, сообщать ли о тебе соседям.

– Конечно, но женщины иногда очень жестоки.

– Да, Морос. Зато у меня есть хорошая новость – ты без пяти минут свободный человек!

В кабинете их уже ждали Карла Фонтана и сержант Пол Арнетт, полицейский из программы ЗОНА. От Карлы пахло кремом для тела. Она протянула Колеску свою загорелую веснушчатую руку и улыбнулась, обнажив неестественно белые зубы. Арнетт тоже пожал Моросу руку, глядя ему прямо в глаза.

На рабочем столе Хольца стояли маленький пирог с глазурью и несколько банок безалкогольного пива, лежали красные бумажные салфетки и пластмассовые вилки. На пироге была сделана надпись: "Удачи, Морос!" Увидев кривоватые буквы, Колеску сразу понял, что выводил их именно Хольц.

Недовольно бормоча о надоедливых репортерах, Эл принес всем стулья и разрезал пирог пластмассовым ножом. В очередной раз Морос удивился, как агент что-то видит сквозь грязные, мутные стекла очков. Карла разлила пиво. Сержант сидел прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди.

Колеску оглядел небольшой аккуратный кабинет и искренне порадовался тому, что сидит здесь в последний раз. Однако ему еще предстояла последняя инъекция. Он с содроганием вспомнил толстую медсестру, каждую неделю вгонявшую иглу ему в вену, и с облегчением понял, что сегодня избавится от этого ада. Осталось лишь немного потерпеть. Колеску находился в кабинете бюрократа, в самом центре ненавистной ему системы, из которой он, к счастью, сегодня уйдет навсегда. Морос даже ожидал, что от обилия позитивных эмоций у него наступит эрекция, но этого не произошло.

– У меня есть для тебя подарок, Эл. И для тебя, Карла, – сказал он. – Сержант Арнетт, извините, я не знал, что вы тоже придете.

Матаморос достал из пакета два яйца: куриное желтое для Хольца и гусиное розовое для Карлы. Из желтого торчали зубочистки с маленькими флажками. Оно было украшено золотистой тканью с блестками и выглядело настолько тошнотворно, что Колеску с радостью выбрал его именно для Эла. Это яйцо Хелен подарила сыну, когда тот нашел работу в автомастерской.

Яйцо Фонтаны опутывали тонкие кружевные ленточки, концы которых жалко свисали, напоминая ободранные птичьи перья. Снизу Хелен приклеила крошечные серебристые тапочки. Вылитая Карла!

Колеску вынул подарки и вручил их психологу и агенту. У Хольца глаза слегка затуманились, то ли от слез, то ли от пыли на очках. Карла снисходительно улыбнулась, посмотрев на Колеску с такой жалостью, что у него появилось страстное желание выбить ей зубы.

Вместо этого он дружелюбно пожал Элу и Карле руки. Сержант Арнетт кивнул ему.

– Ну, – начал Хольц, – Морос, ты хороший парень. Ты придерживался всех правил и никогда не терял чувства юмора, несмотря на обстоятельства. А они не были к тебе благосклонны, особенно в последнее время. Удачи! Я договорился, чтобы сегодня тебя отпустили без последней инъекции. Думаю, трех лет и так вполне достаточно и тебе больше не нужно лечение. А если и нужно, то одним уколом все равно ничего уже не исправишь. Выпьем за тебя, друг мой! Будь здоров и счастлив!

Хольц поднял стакан с пивом. Колеску поднял свой и выпил.

– Допивай и попробуй пирог, – сказал Эл. – А потом подпишем бумаги и отправим тебя восвояси.