Мерси толкнула дверь и сказала:

– Коутс услышал шум и позвонил без четверти одиннадцать. Констебли Бернс и Сангейла приехали через десять минут. Свет над крыльцом горел, дверь была приоткрыта примерно на четыре дюйма. Все трое видели кровь.

Мерси снова толкнула дверь и смотрела, как она закрывается. Остановилась дверь опять в четырех дюймах от порога. Стоя в тени здания, Мерси поежилась на холодном декабрьском воздухе. Взяла заключения экспертов, пробежала взглядом машинописный текст.

– Эксперты искали на крыльце следы обуви, но поскольку краска там старая и прошло много людей, ничего полезного не нашли. Так говорит Линда Койнер. Если верить Александру Коутсу, у первого гостя обувь была на жесткой подошве, у второго – на мягкой. Пол, как ты оцениваешь слуховые данные Коутса?

– Шестьдесят процентов, что он был прав.

– Думаю, нам нужно иметь в виду двух людей. Работали они сообща или нет, это вопрос. Над чем работали – другой.

Саморра молча указал на маленькую выбоину в форме полумесяца на серой краске. Довольно глубокую, обнажавшую древесину, чуть правее кровавого пятна на уровне сердца. И посмотрел в свою копию текста.

– О'Брайен утверждает, что гильза отскочила отсюда и отлетела к обеденному столу. Койнер нашла ее в вазе с цветами. Хорошая работа.

– Обри отпрянула от убийцы.

Саморра медленно покачал головой:

– Он выстрелил в нее прямо отсюда, даже не входя в дверь. Обри открыла ее и сразу же получила пулю.

Его голос звучал как-то механически, отдаленно. Мерси подумала: «Он все еще с женой, в больнице».

Они вошли в дом. Парадная дверь снова почти закрылась. В застекленную раздвижную дверь и окна лился яркий солнечный свет. День был ясный, холодный, и солнце уже низко висело над океаном. Мерси почувствовала проходящее сквозь стекла тепло. Увидела пулевое отверстие в верхнем левом углу раздвижной двери, которого не заметила прошлой ночью.

Никто не безупречен, подумала она, однако надеялась стать безупречной. Как говорил Хесс? «Мерси, будь к себе снисходительной. Тебе еще предстоит провести с собой пятьдесят лет». Верно подмечено.

Прежде чем убрать труп, эксперты очертили его темным мелом. Мерси подняла голову от папки с документами и обратилась к напарнику:

– Я вот чего не понимаю. Койнер и О'Брайен считают, что Обри втащили на три фута в столовую. Судя по кровавому следу на ковре.

– Чтобы убийца мог закрыть за собой дверь, – предположил Саморра. – Ее ступни мешали.

– Пол, но зачем? Что ему было здесь делать? Сексуально он ее не использовал, по крайней мере как известно нам. И не взял ничего, насколько можно судить. Оставил наличные деньги, кредитные карточки, дорогие лекарства в аптечке. Он очень рисковал, входя сюда. И тратил время. С какой стати?

– Например, онанировал, глядя на нее, потом ушел.

Мерси вспомнила недавние нераскрытые убийства уличных проституток: две были обнаружены в мотелях в разных концах округа, одна лежала на Харбор-бульваре, возле автомагазина. Одну задушили, другую забили дубинкой, третью застрелили в голову.

– Спермы нет.

– Он мог воспользоваться презервативом. У нее их полно.

Мерси попыталась представить такое, но не смогла. Это казалось очень расчетливым, холодным, лишенным чувственности. И не было улик, свидетельствующих, что убийца хотя бы касался Обри, если не считать того, что оттащил ее от двери.

Они остановились у противоположных концов обеденного стола. Мерси рассматривала блюда, салфетки возле них о тем же рисунком, невысокую хрустальную вазу, где Линда Койнер нашла гильзу. На одном месте стоял почти пустой стакан воды, на другом полная чашка кофе. На кромке стакана краснел продолговатый мазок губной помады. Оба сосуда покрывал черный дактилоскопический порошок. Мерси видела, где со стакана снимали пленку. Она пригнулась, чтобы изменить угол зрения, и стала разглядывать порошок на стекле, которым засыпали стол. Отпечатков там было множество.

Мерси направилась в кухню, где стояли немытая сковородка на столике, столовые приборы, салатные миски и тарелки в раковине. В сковородке лежали крылышко и бедро. Ни рюмок, ни бутылок из-под спиртного. Стоя у раковины, через правое окно можно было видеть океан.

– Хорошо, Пол. Значит, она готовит для кого-то ужин. В ее календаре написано «Т.Т.». Предположим, человек пришел в половине девятого, это слышал Коутс. Гость – крупный мужчина, с легкой походкой, знакомый с окрестностями. Он стучит, Обри открывает. Ни шумных разговоров, ни громкой музыки, ни борьбы, ни выстрелов, ничего. Они едят салат и цыпленка. Спиртного нет. В десять минут одиннадцатого гость уходит. Мы знаем это, поскольку Александр Коутс находится в ванной комнате со своим надежным секундомером.

Саморра перешел в гостиную. Он стоял в солнечном свете, глядя на туфли Обри с высокими каблуками. Его голос звучал глухо.

– Потом поднимается по лестнице знакомый номер два, идет по дорожке, и он поменьше, обувь у него на мягкой подошве. Не стучит, но Обри все-таки открывает дверь.

Мерси полистала заключения экспертов, чтобы выяснить, была ли посыпана порошком кнопка звонка. Эван посыпал и ничего не обнаружил.

– Может быть, он вытер кнопку, – предположил Саморра, или негромко постучал. А Коутс в это время умывался, зевал, кашлял – и не услышал стука.

Мерси задумалась.

– Обри слышит стук или звонок, подходит к двери, открывает ее. Но сначала включает свет над крыльцом и смотрит в глазок. Это существенно. Очевидно, она его узнала. Если нет, то почему открыла дверь? Она девушка по вызову. Навидалась всякого. Доверчивость не в ее натуре. Но дверь она открывает.

– Она знала его, – произнес Саморра. – Думала, что знала. Если отбросить предположения Коутса, основанные на звуках, перед нами один и тот же человек. Самое простое объяснение. Гость, который ужинал. Т.Т. Вот почему Коутс не слышал стука. Стук был негромким, потому что Т.Т. только что вышел. Этот человек знал: Обри решит, будто вернулся он. Негромкий стук, она подходит к двери, спрашивает, кто там, он отвечает: «Я, знакомый номер один. Забыл куртку». Или сотовый телефон. Или очки.

Мерси вошла в столовую и посмотрела на обведенное мелом место, где недавно лежал труп.

– Значит, он приехал на ужин с намерением убить ее.

– Совершенно верно. Поэтому вышел и вернулся.

– Сходил за пистолетом, поскольку не мог незаметно пронести его в дом.

– Я так представляю это, Мерси. И притом пистолет с глушителем. Вчера ночью четверо соседей были дома, но никто не слышал выстрела. Ничего похожего на выстрел. Ты знаешь, какого шума наделал бы сорокапятикалиберный. Крыльцо с навесом, полуоткрытая дверь. Глушитель был наверняка.

Мерси подумала, что Саморра прав. Стрелок приехал сюда, чтобы убить Обри. Потом попыталась взглянуть на это по-другому: знакомый приезжает на ужин и выходит в гневе. Когда направляется к своей машине, он уже вне себя, хватает пистолет и возвращается. Очень часто клиенты в ярости убивают проституток. Но в данном случае Мерси не видела логики. Обри вряд ли работала в ту ночь. Проститутки не готовят ужин клиентам. Кровать была застелена. И никто не возит с собой пистолет с глушителем, если не собирается пустить его в ход в скором времени.

– Хорошо, – сказала Мерси. Она работала с Саморрой недолго, не знала, как он рассуждает, поэтому хотела рассмотреть все возможные варианты развития событий. – Однако вернемся к первой версии. А если здесь были два человека?

– Тогда между ними либо есть связь, либо нет.

– Если есть, значит, много беготни и привлеченных к работе людей.

– И много секретов, – добавил Саморра. – По-моему, это был один человек, независимо оттого, что слышал Александр Коутс.

Мерси тоже склонялась к такому выводу.

– Этим можно объяснить, почему он вошел в дом после того, как убил Обри.

– Вот именно. Стереть отпечатки пальцев со всего, к чему прикасался за ужином.

– И теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, не только.

Саморра взглянул на нее.

– Он хотел забрать гильзу. Полуавтоматический пистолет выбрасывает ее вправо. Когда Обри упала, он входит в дом, смотрит в правую сторону в поисках гильзы. Как она ударилась о дверь, он не слышал из-за выстрела. Пистолет даже с глушителем издает какой-то звук. Выбоины в краске он не заметил. Тут нам повезло. Он не находит гильзы сразу, поэтому оттаскивает девушку с дороги, закрывает дверь и снова ищет. Но не находит, поскольку ищет не в той части дома. Даже если бы он подумал о рикошете, какова вероятность, что заглянул бы в цветочную вазу? Она слева от него.

Саморра закивал.

– Недостаток этого рассуждения в том, что оно подходит и к знакомому номер два. Если он связан со знакомым номер один, то стирает отпечатки пальцев и ищет гильзу. Если нет, то радуется всем отпечаткам, какие должен был оставить знакомый номер один, но гильзу ищет.

– Откуда ему знать, чего касался напарник?

– Он исходит из очевидного.

Мерси проследила эту мысль, насколько смогла. Одна дорога, много развилок – от одной развилки к другой.

– Никто не планирует убийства и при этом оставляет отпечатки пальцев на столовых приборах. Если мы находим много хороших отпечатков, значит, их было двое и они не работали вместе. Две походки. Два человека. Как и предположил Коутс.

Саморра посмотрел на контур тела так, словно видел его впервые. Наклонил голову, словно ищейка Майка.

– Что? – спросила Мерси.

– Я убираю стены, вставляю окна...

Мерси промолчала, решив, что он, подобно Хессу, видит то, чего нет.

– Понимаешь, – продолжил Саморра, – пытаюсь избавиться от своих дурных мыслей.

– Понимаю.

– «Два человека. Как и предположил Коутс», – повторил Саморра ее слова.

Что-то в его тоне подсказало Мерси, что он поверил показаниям свидетеля, хотя тот и курил марихуану.

– Но зачем? – спросил Саморра. – Зачем ее убивать?

– Я думаю об этом с тех пор, как увидела деньги у нее в кошельке. Собственно говоря, задаюсь вопросом, не может ли это быть частью ответа.

– Не понимаю.

– Он знает, что мы будем обыскивать дом. И оставляет деньги, желая заморочить нам голову.

– Это натяжка.

Саморра усмехнулся и отвернулся.

Мерси ощутила прилив ярости. Она ничего не сказала, но подумала: «Мой напарник погиб из-за того, что я сочла, будто психопат слишком глуп, чтобы идти за мной. Это натяжка. Тот гад убил Хесса из моего пистолета. Я тоже чуть не погибла и до сих пор иногда хочу поменяться с ним местами».

Не поворачиваясь к ней, Саморра покачал головой и пробормотал что-то. Мерси не расслышала. Она попыталась не выдать голосом ярости, обычно у нее это получалось плохо.

– Пол, мы не должны работать вместе, если не можем разговаривать.

– Я был не прав, – мягко промолвил он. – Ничто нельзя назвать натяжкой, если речь идет о человеке, который взял и выстрелил девушке в сердце.

Мерси видела Саморру в профиль на фоне окна, его налитый кровью глаз.

– Извини, – сказала она. – Я безутешна.

– Извинение принято. Я тоже.

– Я безутешнее.

– Нет, гораздо, гораздо безутешнее я.

Мерси почувствовала облегчение оттого, что он принял ее шутку. Она улыбнулась и со вздохом произнесла:

– Иногда мне кажется, что у меня есть проблемы, пока не вспоминаю о делах, над которыми работаю.

– Мне тоже. Тогда я вспоминаю о Джанин.

Джанин звали его жену.

* * *

Они стояли между кухней и столовой. Мерси читала свои записи разговора с Коутсом.

– Меня вот что смущает, – призналась она. – По словам Коутса, здесь происходила какая-то борьба. Сначала удар по полу, затем другие, продолжительные, через минуту-другую. Насколько я понимаю, первым было падение Обри на пол. Если последовала борьба, то между кем и кем?

– Коутс считает, будто двигали мебель.

Шкафчик под раковиной был распахнут, шурупы дверной ручки наполовину выдернуты из дерева. Второй выдвижной ящик стола открыт до отказа, полозки изогнуты так сильно, что он не закрывался.

Мерси опустилась на колени, осмотрела причиненный вред.

– Нужна немалая сила, чтобы выдернуть шурупы и согнуть металл. Но Обри упала на пол через две минуты, если верить Коутсу. Под ее ногтями никаких видимых царапин или синяков, никаких следов на теле, свидетельствующих о борьбе. Так с кем же здесь сражался убийца?

– Опять встает вопрос о двух знакомых.

– Знакомые не были здесь в одно и то же время, если Коутс прав.

Саморра бросил на нее долгий взгляд и пожал плечами:

– То, что он говорит, не соответствует уликам. Если накуриться марихуаны, нарушается представление о времени и пространстве. Кажется, ты двадцать минут думал о чем-то существенном, а на самом деле всего пять секунд.

Мерси подумала о расстоянии от тела до кухни.

– Даже если Коутс был обкурен и борьба происходила сразу же после падения тела, Обри не участвовала в ней. Раненная в сердце, сражавшаяся за свою жизнь, она не пролила ни капли крови на кухонный пол?

– Ну и что у нас получается? Здесь был кто-то, когда знакомый номер один ушел?

– Возможно.

– Третий мужчина, не приглашенный на ужин. Никто не слышал, как он появился и ушел. Прятался в спальне? Бросился спасать Обри, когда она получила пулю?

Саморра не ответил. Мерси полистала заключения экспертов, ища упоминание о четком следе ноги, который Линда Койнер обнаружила на кухонном полу. Там было три следа, оставленных одним ботинком со скошенными назад рубцами, похожими на большие запятые. Их концы заострялись к каблуку. Посередине каблука был круг с расходящимися к краям спицами.

О'Брайен сфотографировал четкий след, потом снял его отпечаток, используя лист белой бумаги и дактилоскопический порошок. Фотография с отпечатком могла послужить уликой, если детективы найдут обладателя обуви. На вид обувь двенадцатого размера, не нарядная, судя по рубцам. Наверное, на мягкой подошве, поскольку отпечаток на деревянном полу был четким.

Саморра смотрел на ту же страницу заключения.

– Этот след, – сказал он, – тоже не согласуется с тем, что говорил Коутс. Крупный мужчина, двенадцатый размер обуви, предположительно ботинки на твердой подошве или сапоги. Мистер Щеголеватый бизнесмен, возвращающийся домой, к семейному очагу. Думаю, наш свидетель слишком уж одурел от травки, чтобы нормально воспринимать происходящее.

– Он хорошо относился к Обри, – заметила Мерси. – И пытался помочь ей, помогая нам.

– Если хотел помочь, то признал бы, что кое в чем путается. Знаешь, иногда бестолковый свидетель хуже, чем отсутствие свидетелей.

Мерси покачала головой:

– Да, но я хочу понять, что здесь происходило. Очень хочу.

Саморра опустился на колени, посмотрел на болтающуюся ручку дверцы шкафчика, потом на выдвинутый ящик и согнутые полозки.

– Я тоже, – произнес он, словно удивляясь этому.

Мерси задалась вопросом, каково расследовать убийство, когда твоя жена умирает. Много лет назад она верила, что может своим желанием спасать людей от смерти. Саморра не походил на человека, способного поверить в такое. Это было наивностью.

Ей пришло в голову, что у Пола время от времени должно возникать желание куда-то уезжать, чтобы развеять горе. Когда Мерси страдала – после смерти Хесса и матери, после того, как изверг по фамилии Колеско чуть не убил ее, после рождения Тима-младшего, – она воображала пляжный домик в Мексике, ярко-красную бугенвиллею, растущую в горшке на плоской крыше, и себя, сидящую в ее тени.

Она вспомнила этот пляжный домик, потом вновь оказалась в кухне Обри Уиттакер. Что представляла Обри, когда платившие ей мужчины делали свое дело? Дом на берегу моря? Адский огонь?

– Отпечатки пальцев, – вдруг сказал Пол, словно пришел к какому-то выводу. – И ее черная книжка. Где-то здесь должна быть какая-то прямая линия, ведущая к этому подонку.