Ночную тишину нарушил резкий звонок телефона, разбудивший Мэделин и Карла.

– Какого черта?.. – Карл зажег свет и, жмурясь, посмотрел на часы. – Господи, кто может звонить в такой час?

Мэделин сонно повернулась к нему, ее темные волосы разметались по подушке. Белые муслиновые гирлянды балдахина казались прозрачными парусами в мягком розовом свете ночной лампы.

– Кто бы там ни был, пусть катится к черту! – пробормотала она.

Карл снял телефонную трубку.

– Алло? – хрипло произнес он. Последовала пауза, затем Мэделин услышала, как муж раздраженно воскликнул: – Вы знаете, что сейчас три часа утра?! Что?! Да, разница в пять часов… Может быть, ей лучше позвонить вам завтра?

Приоткрыв глаза, Мэделин увидела загорелые мускулистые ноги Карла: он и Мэделин постоянно проводили свои уик-энды на берегу залива Ойстер-Бей. Ночь была жаркой, и светлые волосы мужа слиплись на затылке. Внезапно Карл повернулся к ней, сжимая в руке трубку.

– Это твой дед из Англии, – прошептал он. Мэделин встревожилась и мгновенно села в постели.

– Не может быть! – Лицо ее казалось бледным на фоне темных волос, а глаза выражали необычайное волнение. – Дед не общался с нами более двадцати лет! Чего он хочет?

– Он не будет говорить со мной… Настаивает, чтобы ты взяла трубку. Извини, дорогая, но мне кажется, ты должна сделать это. Он очень взволнован!

Мэделин неуверенно протянула руку к телефонной трубке. Ее властолюбивый дед, живущий в Англии, не поддерживал никаких отношений ни с ней, ни с отцом, с тех пор как умерла ее мать. И вот сейчас, после двадцати лет молчания, он вдруг звонит из-за океана и говорит, что ему крайне необходимо побеседовать с ней.

– Алло? – тихо произнесла Мэделин, в то время как сердце ее бешено колотилось.

Голос на другом конце линии звучал резко, высокомерно и раздраженно:

– Мэделин? Это ты?

– Да, я.

– С тобой говорит Джордж Даримпл. Я хочу видеть тебя как можно скорее! Думаю, ты имеешь право знать правду, а твой чертов отец вряд ли расскажет тебе обо всем.

– Минуточку! – Мэделин ужасно разозлилась. Как смеет этот почти забытый всеми старик будить их среди ночи и говорить такие вещи! И что он имеет в виду, упоминая об отце? – Что вы хотите? – произнесла она ледяным тоном.

– Я старый человек, Мэделин. Я долго не проживу и потому должен сообщить тебе кое-что, пока не поздно. – Тон его оставался ворчливым и требовательным.

Мэделин с трудом подавила гнев и с мольбой посмотрела на мужа. В ответ тот ободряюще сжал ее руку.

– Послушайте, – возбужденно сказала она в трубку, – ни я, ни мой отец ничего не слышали о вас почти двадцать лет, а сейчас вы вдруг чего-то требуете…

Это случилось в 1965 году. Мэделин было три года, и они жили в Англии, когда ее мать, Камилла, умерла. Именно с тех пор сэр Джордж Даримпл, отец Камиллы, перестал общаться с ними.

– Это не моя вина! – прервал он ее раздраженно.

Убежденность, с которой дед произнес эти слова, внезапно встревожила Мэделин. Может, это ее отец, Джейк, решил прервать всякое общение с дедом? Он вполне терпимо относился к семье своей жены, однако после ее смерти повел себя так, будто Даримплы вообще не существовали. Как бы прочитав ее мысли, сэр Джордж сказал:

– Мэделин, в нашем разрыве виноват твой отец. Я неоднократно хотел встретиться с вами, но Джейк всякий раз препятствовал этому. Пожалуйста, прилетай ко мне. Это очень важно, я больше не могу молчать! – Теперь сэр Джордж говорил с мольбой в голосе, и настойчивость, которая звучала в нем, встревожила Мэделин. Она чувствовала: он действительно хочет сообщить ей нечто важное. Однако внутренне Мэделин опасалась встретиться лицом к лицу с чем-то неизвестным, от чего отец явно оберегал ее.

Движимая любопытством, она спросила:

– О чем идет речь? Почему вы не можете сказать сейчас по телефону или написать мне?

– Это невозможно. Я должен встретиться с тобой! Я должен очень многое рассказать тебе… объяснить. Я не успокоюсь даже в могиле, если ты не узнаешь правду. – Голос сэра Джорджа дрогнул.

Мэделин похолодела от волнения. Карл с тревогой наблюдал за ней и напряженно прислушивался к ее словам, успокаивающе поглаживая ее плечо.

– С тобой все в порядке, милая? – прошептал он. Мэделин кивнула, хотя в глазах ее отражалось беспокойство.

– Я должна поехать и повидаться с ним, – ответила она также шепотом.

– Ты слышишь меня, Мэделин?

Она поспешно снова прильнула к трубке:

– Да, слышу. Я не могу приехать немедленно, так как открывается моя первая выставка. Знаете, я художница. Однако прилечу к вам, как только освобожусь.

– Милтон-Мэнор, близ Оукгемптона в графстве Девоншир, – сказал сэр Джордж. – Я буду ждать тебя. Приезжай как можно скорее!

– Хорошо, – пообещала Мэделин.

– И еще… – Голос деда опять зазвучал взволнованно.

– Что именно?

Сэр Джордж заговорил быстро и решительно:

– Ради Бога, не сообщай Джейку, что ты едешь ко мне, иначе он сделает все, чтобы помешать тебе!.. – Послышался щелчок, и Мэделин поняла, что их разъединили.

Некоторое время она сидела молча с трубкой в руке, затем медленно опустила ее, испытывая странное волнение. Казалось, давно забытое прошлое вернулось к ней, пробудив полустершиеся воспоминания и неясные страхи, охватившие однажды маленькую девочку, которая часто звала свою маму, но ее зов оставался без ответа. Мэделин взглянула на Карла. Его худощавое лицо и ярко-синие глаза, которые иногда становились зеленоватыми, изменчивыми, как море, выражали явную тревогу. Внезапно ощутив холод и ища утешения, она прильнула к мужу, испытывая удовольствие от тепла его обнаженного тела.

– Как странно слышать от деда такое! – сказала она со слабой улыбкой. – Что может он рассказать о моей матери?.. Думаешь, что-то нехорошее, касающееся ее смерти?

Это был вопрос, который она часто задавала себе раньше. Джейк всегда отказывался говорить о своей жене и уничтожил все ее фотографии, а также разные мелочи, которые могли напоминать о ней. Даже портрет Камиллы, написанный знаменитым Филипом де Ласло, исчез со стены над камином в их доме на Бикман-Плейс. Мэделин, хотя и смутно, помнила этот портрет, несмотря на то, что ей было всего три с половиной года, когда они вернулись в Нью-Йорк из Лондона. На нем была изображена светловолосая женщина с серыми глазами в кремовом платье с кружевами. Наиболее запомнились Мэделин нитки жемчуга на ее шее, каскадом ниспадавшие до ложбинки на груди. Мэделин знала, что совсем не похожа на свою мать: она унаследовала темные волосы, темные глаза и светлую кожу от Ширманов – семьи отца. Ее называли папиной дочкой – женским воплощением могущественного Джейка Ширмана. Но это было давно. Теперь сходство было весьма поверхностным.

– Этот звонок разволновал тебя, Мэдди? – заботливо прошептал Карл. – Ты действительно собираешься поехать в Англию повидать деда?

Мэделин повернулась к нему, испытывая благодарность. Карл всегда был рядом с ней, и она постоянно ощущала его поддержку, с тех пор как они поженились четыре года назад. Она поцеловала его в щеку.

– Я должна, дорогой. Возможно, он в самом деле хочет сообщить мне что-то очень важное! Я не прощу себе, если он умрет, а я так и не встречусь с ним. Как только откроется выставка, я полечу. Будет ли у тебя возможность поехать в Англию вместе со мной? Карл покачал головой:

– Никаких шансов, черт побери! Когда доллар падает и ставки скачут, как кенгуру, я должен постоянно находиться в банке – по крайней мере до конца года.

Мэделин вздохнула, теснее прижавшись к мужу.

– Я проведу там всего пару дней. Больше не выдержу без тебя.

– Тебе не кажется, Мэдди, что твой дед слишком стар и уже не в своем уме? – мягко сказал Карл. – Ты отправишься за океан, и окажется, что все это химера. Что он может сообщить о твоей матери такого, чего не знаешь ты? Джейк тоже мог бы рассказать тебе обо всем.

– В том-то и дело: отец ничего не хочет рассказывать. Ты ведь знаешь, Карл. При одном лишь упоминании имени моей матери он замыкается и ведет себя так, как будто она вообще никогда не существовала. Может быть, дед наконец расскажет мне по крайней мере о том, как она умерла.

– Вероятно, это был очень неприятный момент, и потому Джейк старается не вспоминать о нем. Неужели тебе так уж хочется все знать?

– Да, хочется! – твердо ответила Мэделин, хотя выглядела очень удрученной.

Карл провел рукой по ее блестящим длинным волосам.

– Может быть, как говорят, лучше не будить спящую собаку? – тихо сказал он. – Я не хочу, чтобы ты расстраивалась, милая.

– Все будет хорошо. – Мэделин снова легла на отороченные кружевами подушки, размышляя, что ей известно: некоторые факты, и то лишь в общих чертах. Обаятельная чета имела все… пока однажды не случилась беда.

Когда Джейку Ширману было двадцать пять лет, он не сомневался, что Камилла Даримпл – самая красивая девушка на свете. В Гарвардском университете он изучал экономику. Оказавшись во время каникул в Ницце, он отправился с друзьями в Монте-Карло, чтобы провести вечер в казино. Когда маленький белый шарик начал монотонно позвякивать на вращающемся колесе рулетки под напряженными взглядами игроков и крупье объявил: «Ставки больше не принимаются», – Джейк поднял голову и сквозь сизый сигарный дым увидел ее. Девушка с интересом наблюдала за игрой. Холодная красота англичанки поразила его. Среди вычурно разодетых и уже немолодых француженок, итальянок и испанок она, со светлыми волосами, уложенными в простую прическу, выглядела неземным созданием. В скромном вечернем платье из голубого атласа, хрупкая, как весенний цветок, и изысканная, как дрезденский фарфор, она казалась сотканной из воздуха или тончайших стеклянных нитей. И еще она походила на облако сахарной ваты, которой так любят лакомиться дети.

– Делайте ставки! – объявил крупье, и украшенные драгоценностями костлявые руки засуетились, словно белые мыши, судорожно передвигая разноцветные фишки. При этом одни алчные лица выражали надежду избежать проигрыш, другие – приобрести богатство. Маленький белый шарик снова зазвенел, суля одним удачу, другим – банкротство. Однако Джейк больше не интересовался игрой. Он следил за Камиллой и заметил, что она, по-видимому, здесь одна. Ни мужа, ни какого-либо другого сопровождающего не было видно, когда девушка скользила от одного стола к другому, увлеченно наблюдая за игрой. Внезапно у Джейка перехватило дыхание – к ней подошла, сверкая рубинами, пожилая дама с соболиным мехом на пухлых плечах. Обе женщины заулыбались и начали беседовать.

– Ты достаточно посмотрела? – спросила пожилая дама. Она уже много лет посещала казино, хотя сама никогда не играла. Для нее это было просто зрелище, небольшое развлечение после обеда, перед тем как лечь в постель.

– Это так увлекательно, тетя Мэрион! – сказала Камилла. – Здесь все такие утонченные! В Англии нет ничего подобного.

– Десять лет назад, когда немцы оккупировали Францию, здесь тоже ничего такого не было! А теперь, как видишь, все опять носят драгоценности и надевают свои самые лучшие платья. Это поддерживает моральное состояние людей.

Камилла с интересом наблюдала, как мужчины с пухлыми бумажниками и женщины с напряженными взглядами продолжали играть, словно завороженные вращающимся колесом.

Джейк встал из-за стола с несколькими оставшимися фишками в руке. Надо было действовать. Высокий, хорошо сложенный, с темными волосами и светлой кожей, типичной для Ширманов, он с улыбкой и легким поклоном представился сначала пожилой женщине.

Она взглянула на него и, всплеснув руками, радостно воскликнула:

– Джейк! Мальчик мой! Что ты здесь делаешь? Джейк поцеловал ее в напудренную щеку.

– Леди Уонтидж, рад вас видеть! Я на каникулах, остановился с друзьями в Ницце. Хотел сегодня попытать счастья… – Он многозначительно посмотрел на Камиллу, улыбаясь своей самой обаятельной улыбкой и ожидая той минуты, когда его официально представят.

– И вот встретил сразу двух молодых дам, не так ли? – сказала Мэрион Уонтидж с интригующей, но приятной улыбкой. Она повернулась к девушке: – Это Джейк Ширман, дорогая. Его мать и я, обе приехали из Бостона и долгое время были лучшими подругами. А это Камилла Даримпл, Джейк, моя крестница. Она остановилась со мной в «Отель де Пари». Ее мать решила, что Камилла должна хотя бы немного познакомиться с Францией. Она полагает, это будет полезно для ее образования, – добавила Мэрион с плутовской улыбкой.

Джейк рассмеялся. Мать Камиллы права. Мэрион Уонтидж была миллионершей. Она вышла замуж за английского нефтяного магната и продолжала демонстрировать не только англичанам, но и всему миру, что значит соблюдать стиль. В Монте-Карло она всегда останавливалась в лучших номерах «Отель де Пари», в Лозанне – в «Бью-Ривидж-Палас», а в Лондоне – в «Клэриджез».

Все они были прекрасно обставлены и украшены ее собственными античными произведениями искусства и картинами. Мэрион обслуживал личный персонал, размещавшийся в примыкавших номерах, так, чтобы всегда быть под рукой и удовлетворять все ее нужды. Овдовев, она продолжала довольно часто принимать гостей, среди которых были ее близкие друзья – Уинстон Черчилль, Сомерсет Моэм и Жан Кокто.

«Любая девушка может получить хорошие жизненные уроки, проведя несколько недель с леди Уонтидж», – подумал Джейк.

– Значит, это ваш первый визит в Монте-Карло? – спросил Джейк, обращаясь к Камилле. Когда она взглянула на него затуманенным взором, в выражении ее серых глаз чувствовалась незащищенность.

– Да, первый, – сказала она мягким голосом и оглядела комнату со сверкающими люстрами, роскошно отделанную золотом в стиле барокко, затем перевела взгляд на сосредоточенные лица людей, собравшихся вокруг столов и молча наблюдавших за игрой в клубах сигарного дыма. – Однако атмосфера здесь не совсем здоровая, не так ли?

Джейк снова засмеялся:

– Все зависит от того, выигрываете вы или проигрываете!

– Может быть, пойдем выпьем чего-нибудь в более спокойном месте? – предложила леди Уонтидж.

– Мне кажется, это хорошая мысль, – сказал Джейк, предлагая Камилле руку.

Так начался их бурный роман. Родители Камиллы, сэр Джордж и леди Даримпл, пригласили Джейка погостить в Милтон-Мэноре – их доме в Девоншире. И к тому времени, когда он вернулся в Соединенные Штаты, в газете «Тайме» уже было объявлено о помолвке молодых людей. Весной они поженились, и Джейк увез молодую жену в Нью-Йорк, где купил прекрасный дом на Бикман-Плейс, выходящий окнами на Ист-Ривер.

Он также стал владельцем оставленного отцом небольшого дома для уик-эндов в заливе Ойстер-Бей на Лонг-Айленде и обладателем всех привилегий, которые имела одна из самых богатых и уважаемых нью-йоркских семей. В один прекрасный день Джейк стал президентом «Центрального Манхэттен-ского банка» и некоторое время наслаждался этой высокой должностью, не обремененный большой ответственностью, которая вскоре свалилась на него. Это было идиллическое существование. Оно стало еще более прекрасным, когда появился их первый ребенок – Мэделин. Среди нью-йоркско-го общества они слыли «золотой парой», у которой было все. Их жизнь казалась безоблачной. Однако неожиданно скончалась от сердечного приступа леди Даримпл, и ее смерть глубоко потрясла Камиллу. Она впала в депрессию, и Джейк изо всех сил старался поддержать ее. Он отправился с ней в путешествие в Бангкок, затем предложил заняться домом, дарил ей драгоценности и меха, но все было напрасно. И только когда его перевели в лондонский филиал банка, Камилла немного оживилась. Она решила поселиться в Девоншире со своим отцом, хотя Джейк должен был все время находиться в Лондоне.

– Но я ведь не смогу видеть ни тебя, ни Мэделин! – возразил он. – Я хочу, чтобы ты была со мной!

Камилла упрямо поджала губы:

– Я нужна отцу, теперь он один. Ты сможешь приезжать ко мне на уик-энды.

Они взглянули друг на друга, и Джейк решил сделать все, чтобы Камилла снова могла почувствовать себя счастливой.

Через некоторое время Джейк опять попытался убедить ее изменить решение, говоря, что муж нуждается в ней больше, чем отец. Однако безуспешно. Камилла осталась в Девоншире, а через восемнадцать месяцев умерла.

– Я должна узнать, что случилось, Карл. – Мэделин повернулась на постели лицом к мужу. – Отец держал меня в неведении все эти годы, но сегодня впервые я решила узнать правду. Если он не хочет говорить, я полечу в Англию и сама все узнаю. Мне кажется, я должна сделать это ради моей матери.

Карл кивнул:

– Я понимаю тебя. Однако почему ты не позволяешь мне поговорить с Джейком? Возможно, ему легче рассказать все мужчине.

Карл работал бок о бок с Джейком в «Центральном Манхэттенском банке», возглавляя отдел иностранных валютных счетов. Этот пост он занял благодаря собственным заслугам, а не потому, что был женат на дочери босса, как утверждали сплетники. Поступив на работу в банк после окончания Йельского университета, а затем Гарвардской школы бизнеса, Карл произвел на Джейка хорошее впечатление. Молодой человек проявил блестящие способности и склонность к банковскому делу. Не имея собственного сына, Джейк прочил его себе в преемники.

– Я сама могу поговорить с отцом, – сказала Мэделин, – но только после открытия выставки. – Ее первая выставка должна была открыться через десять дней в изысканной галерее «Мидас» в районе нью-йоркского Сохо. Мэделин готовилась к этому событию в течение нескольких лет, и оно имело большое значение для ее дальнейшей карьеры. Она теснее прижалась к мужу, словно котенок, ищущий тепла. – Мне очень хочется, чтобы ты поехал в Англию вместе со мной!

Карл наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

– Я тоже очень хочу этого, милая. Я буду ужасно скучать по тебе.

– О, Карл! – Она прижалась своим белоснежным телом к его крепкой загорелой груди и, обвив руками шею мужа, прошептала: – Я пропаду без тебя.

Карл снова поцеловал ее продолжительным поцелуем, затем откинулся на спину, едва сдерживая улыбку, и притворился серьезным:

– Ты – ужасно нехорошая девочка: так прижимаешься ко мне, хотя знаешь, что я должен немного поспать! Чего ты добиваешься? Хочешь измотать меня так, чтобы утром я опоздал на работу и твой отец уволил меня?

Мэделин хихикнула и еще сильнее прижалась к нему. Ее темные глаза весело блеснули.

– Это неплохая идея! Ты дашь отцу повод выгнать тебя, и у нас появится возможность провести еще один медовый месяц в кругосветном путешествии. – Ее белые груди упирались в него, а она целовала его в шею возле уха, зная, что это самое чувствительное местечко у мужа.

Карл застонал.

– Мэдди, – взмолился он, пытаясь высвободиться из ее объятий, – я должен быть в своем офисе, – он взглянул на часы, – через четыре часа!

– Через четыре часа! – прошептала она, касаясь языком его скулы и поглаживая рукой его бедра. – За четыре часа мы сможем сделать это по меньшей мере дважды!

– Мэдди, прекрати сейчас же!

Мэделин продолжала целовать и гладить мужа, зная, что на самом деле ему вовсе не хочется, чтобы она прекратила свои ласки. Постепенно ее желание передалось ему. Он тоже возбудился, и их тела начали двигаться в полной гармонии. Карл закрыл глаза и погрузился в мир приятных ощущений, позволив жене делать все, что ей нравилось на протяжении их четырехлетней супружеской жизни. Они глубоко чувствовали друг друга и могли уловить взаимное желание, даже находясь в противоположных концах переполненной гостями комнаты. И сейчас, когда они ласкали друг друга, им не нужны были никакие слова. Мэделин взяла его руку, такую крепкую и знакомую, и положила себе между ног, раскачивая головой из стороны в сторону. Карл знал ее тело, как свое собственное, и любил доводить жену до экстаза. Теперь она двигалась под ним, радостно вскрикивая от ощущения его плоти внутри себя, и никак не могла насытиться, а он весь дрожал, слыша ее стоны:

– Отдайся мне, Карл… отдайся до конца!..

Через несколько мгновений они одновременно достигли наивысшего блаженства, яростно вжимаясь друг в друга, как будто впервые занимались любовью, хотя делали это много-много раз.

Пэтти Зифрен сидела за письменным столом в своей обставленной в георгианском стиле библиотеке в Бересфорде, в Центральном парке Вест, глядя на записку, которую дворецкий доставил вчера вечером, когда она и ее муж Сэм вернулись с благотворительного обеда. Ей не понравилось то, что она узнала. Вовсе нет. Встревожившись, она хотела сначала позвонить своему брату Джейку и предупредить, что его бывший тесть, сэр Джордж Даримпл, пытается связаться с Мэделин. Но что это даст? Джейк опять разволнуется. Одному Богу известно, сколько он выстрадал из-за Камиллы, и стоит ли снова бередить ему душу? Однако зачем сэр Джордж хочет встретиться с Мэделин?

– Маллаби, – позвала она дворецкого, который служил у них вот уже пятнадцать лет.

Маллаби бесшумно вошел в комнату и остановился на почтительном расстоянии. Он был коренаст, с пухлым лицом и седыми волосами и даже после стольких лет пребывания в доме все еще немного побаивался хозяйку.

– Ты оставил на моем бюро это сообщение, Маллаби! – начала Пэтти без всяких предисловий. Она знала, что все слуги побаиваются ее, и не пыталась развеять эти страхи. Только Сэму, Джейку и, конечно, Мэделин было известно, что скрывалось за ее резкостью.

– Да, мадам.

– Когда сэр Джордж Даримпл позвонил из Англии прошлой ночью, надеюсь, ты не дал ему номер телефона миссис Делани?

Маллаби выглядел шокированным и даже огорченным.

– Я никогда не делаю таких вещей, мадам! Я только предположил, что, возможно, вы сами позвоните ему сегодня.

– М-м-м… – Пэтти Зифрен задумчиво кивнула: – Ладно. Пока все.

– Благодарю, мадам.

Оставшись одна, Пэтти Зифрен встала из-за стола и закурила сигарету. Она немного горбилась в своем превосходном костюме, и руки ее слегка тряслись. Проникшие в комнату сквозь высокие окна солнечные лучи оставили ее равнодушной. Мысли ее были совсем о другом. «Черт побери этого старого Джорджа Даримпла! – размышляла Пэтти, чувствуя, что ее охватывает волнение. – Его ни в коем случае нельзя допускать к моей племяннице! Однако, наверное, он узнал номер телефона у кого-то другого. Это не так уж трудно. Мэделин и Карл – хорошо известная пара… Возможно, он даже узнал, что они живут на Пятой авеню».

Пэтти сердито загасила окурок и тотчас закурила другую сигарету. В ней проснулось стремление защитить племянницу. Мэделин была совсем маленькой, когда Джейк вернулся в Нью-Йорк из Англии и обратился к Пэтти с просьбой помочь ему в воспитании девочки. Она помнила, как он сказал: «Я нанял для нее няню-англичанку, но это не то же самое, что иметь мать. Необходима твоя помощь, Пэтти. Кто-то должен занять место Камиллы». И Пэтти, конечно, согласилась, потому что очень любила своего брата. В какой-то степени Мэделин явилась для нее нежданным счастьем, потому что сама она не могла иметь детей.

Они привязались друг к другу – богатая светская дама с вызывающими манерами и прелестная маленькая девочка, которую все боготворили. Пэтти считала, что Мэделин не следует баловать, но нельзя было также допустить, чтобы она чувствовала себя несчастным ребенком. У нее должно быть много друзей, она должна заниматься спортом и быть всесторонне развитой. Первые признаки того, что она обладает даром художницы, обнаружились, когда Пэтти увидела альбом Мэделин с зарисовками их друзей. Это были смело выполненные рисунки, в которых явно проявился талант племянницы.

– Взгляни на это, – сказала Пэтти Джейку, когда однажды вечером он обедал с ней и Сэмом. – Она, несомненно, талантлива! Ты должен позаботиться, чтобы у нее были самые лучшие учителя.

Джейк улыбнулся. Если бы Мэделин прыгала по комнате на одной ножке, Пэтти наверняка сказала бы, что в их семье появилась новая Анна Павлова. Он бегло просмотрел альбом, нахмурился, затем перелистал его еще раз.

– Это просто замечательно! – сказал он удивленно. – Возможно, ты права. Ей необходимо учиться живописи.

– Когда она подрастет, ее надо направить в школу живописи, а потом в Париж! – сказала Пэтти. Она взяла альбом и открыла его на том месте, где Мэделин изобразила ее. – Хм-м-м! – фыркнула Пэтти, глядя на свое худощавое лицо и точно подмеченный племянницей пронзительный взгляд. – Она, несомненно, талантлива!

Джейк откровенно расхохотался. Мэделин уловила мельчайшие детали в облике своей тетушки: даже то, как она хмурится и по-птичьи держит голову. Рисунок был пронизан чувством юмора.

– Возможно, она станет карикатуристкой! – пошутил он. Пэтти посмотрела ему в глаза.

– Или художницей, хорошо чувствующей характер человека, – поправила она.

И вот сейчас, по прошествии всех этих лет, Мэделин стала художницей-портретисткой. Талант ее созрел и вызывал восхищение у тех, кто не боялся взглянуть со стороны на свое истинное лицо. Пэтти надеялась, что выставка в галерее «Мидас» принесет Мэделин успех.

Она закурила очередную сигарету и, глубоко задумавшись, принялась ходить по библиотеке, прикасаясь к различным предметам, но не замечая их. Пэтти рассеянно курила, а мысли ее были где-то далеко-далеко. Затем она наконец приняла решение. Она не станет говорить Джейку о том, что собирается сделать, чтобы не беспокоить его понапрасну. Снова усевшись за письменный стол, Пэтти взяла записную книжку и набрала номер телефона сэра Джорджа в Англии.

Утром Мэделин вышла в девять часов из своей квартиры на углу Пятой авеню и Семьдесят пятой улицы и поехала в такси к своей студии на Вустер-стрит в Сохо. Когда ей исполнился двадцать один год, отец купил для нее эту студию наверху одного из старейших зданий в квартале художников. Хотя утром она и Карл могли не торопиться, Мэделин выходила из дома всегда в одно и то же время. По утрам работалось необычайно хорошо: в студии было естественное освещение, и Мэделин испытывала в такие минуты особенное вдохновение. Сегодня она хотела закончить портрет Дастина Хоффмана, который намеревалась представить на выставке среди прочих экспонатов.

Войдя в студию, Мэделин почувствовала знакомые запахи масляных красок и скипидара, и у нее тут же возникло острое желание поработать. Привычный беспорядок, царивший вокруг, создавал особый уют – это было ее маленькое королевство, где она могла самовыражаться в своих картинах и делать все, что хотелось. Банки с кистями, бутылки с растворителями, тюбики с красками и коробки с углем были разбросаны вперемежку с фрагментами скульптур, которые были хобби Мэделин. По углам стояли рулоны холстов. Среди беспорядочно расставленных стульев и табуреток выделялся небольшой диван, покрытый черным бархатом. Сквозь застекленный потолок виднелось небо, по которому бесконечно плыли куда-то облака.

Мэделин заперла дверь, забралась по винтовой лестнице на галерею в дальнем конце студии, где находилась ее музыкальная система, а рядом полки с пластинками и дисками. Через мгновение комнату наполнили звуки Концерта Рахманинова до-диез минор, и Мэделин почувствовала себя почти такой же счастливой, как после чувственных любовных ласк Карла прошедшей ночью. Именно среди обстановки, которую она создала исключительно для себя, можно было расслабиться. Здесь она полностью проявляла свой талант и до конца раскрывала душу.

Быстро спустившись вниз, Мэделин с радостным чувством взобралась на высокий табурет и взглянула на свои полотна, наслаждаясь редкой минутой. Так было далеко не всегда. Порой, когда картины не получались, она ужасно расстраивалась и злилась. Лица с написанных ранее портретов насмешливо смотрели на нее, как бы говоря: «Твой талант достиг пика, когда ты изображала нас! Посмотри, какую дрянь создаешь теперь! Ты совсем не можешь писать, мошенница!» Их голоса непрерывно звучали в голове, зарождая в ней сомнения. Бледная от злости, с выражением муки в глазах, Мэделин хватала с палитры скребок и начинала скоблить холст, на который только что наносила краски, уничтожая свои промахи. Она не могла ни минуты терпеть эту мазню, а в голове звучал вопрос: «Неужели я не могу писать сегодня так, как вчера? Неужели мой талант иссяк, испарился, оставил меня и я похожа на ребенка с первой в жизни коробкой красок?» Затем она начинала неистово работать, отчаянно стремясь воскресить прошлое, когда ее посещало вдохновение. Она трудилась так самозабвенно, что в конце концов голова начинала раскалываться, а лицо превращалось в напряженную маску. Постепенно Мэделин становилась все более уверенной, и портрет оживал, обретая подлинное сходство с оригиналом. Только после этого она могла позволить себе покинуть студию поздно вечером, не оглядываясь назад. Нерешительность и неуверенность были побеждены. Однако новый взгляд на свою работу мог опять породить их, и она не осмеливалась рисковать. Дома Карл мог утешить и успокоить ее своей нежностью, пониманием и поддержкой, делая менее болезненными переживания от неудачи.

Но сегодня день казался совсем другим. Настроение Мэделин было светлым, как солнечные лучи на полу студии и на холстах, вставленных в рамы и готовых к отправке в галерею «Мидас». Звуки рахманиновской музыки наполняли студию радостью, и Мэделин полной грудью вдыхала воздух летнего дня. Она почти чувствовала сладость успеха, хотя испытывала необычайное волнение при мысли о предстоящей выставке. Ее охватывал благоговейный страх от собственной дерзости. Впрочем, это была идея ее отца.

– Мэделин, – сказал Джейк, когда она и Карл обедали с ним как-то вечером, – тебе необходимо приобрести известность. Как ты собираешься получать заказы, если никто не знает, что ты превосходная портретистка? Ты должна устроить выставку, чтобы привлечь заказчиков.

После долгих раздумий Мэделин решилась на это, хотя ее артистическая натура противилась подобным уловкам. Однако отец был деловым человеком, Карл тоже, и если она рассчитывает стать популярной, необходимо усвоить более прагматичный подход к искусству и последовать их советам.

Мэделин взяла палитру и начала уверенно смешивать краски: ярко-желтую с темно-красной, голубовато-зеленую с коричневато-желтой и с берлинской лазурью. Названия многих цветов звучали для нее как звуки музыки, вызывая мысли о таинственных, экзотических местах. Вероятно, где-то есть огненное озеро, по цвету напоминающее темно-красную марену. А над Берлином, наверное, всегда ярко-лазурное небо. Коричневато-желтый цвет вызывал в воображении скорее всего песок на пляжах Италии…

Поглощенная миром красок и фантазий, Мэделин напряженно работала над фоном портрета Дастина Хоффмана, наслаждаясь тем фактом, что ей удалось уловить сущность самого актера, а не тех героев, которых он играл и благодаря которым стал таким знаменитым. Увлеченная работой, она не замечала времени и сначала даже не услышала телефонный звонок. Наконец она взяла трубку. Послышался щелчок, свидетельствующий о трансатлантической связи, затем знакомый голос с истинно английским произношением.

– Мэдди? Это ты? Ты работаешь? О, надеюсь, я не оторвала тебя?

Звонкий, полный восторга голос вызвал у Мэделин улыбку.

– Джесика! Рада слышать тебя. Как ты поживаешь?

– Очень хорошо, дорогая. Я звоню по поводу открытия твоей выставки.

– Надеюсь, ты приедешь?

– Меня ничто не удержит, Мэдди!

– Так в чем же дело? – Мэделин знала Джесику Маккен с той поры, когда им обеим было по восемь лет, и хотя они не часто виделись, при встрече вели себя так, будто расстались только вчера. Они познакомились в школе леди Идеи, когда в 1970 году Джейка назначили управляющим в филиал «Центрального Манхэттенского банка» на Ломбард-стрит. Он забрал Мэделин и ее няню с собой в Англию, и два года они жили в Олбени на улице Пиккадилли.

– Я не могу приехать в Нью-Йорк за несколько дней до открытия выставки, – пояснила Джесика. – Это ужасно, не правда ли? Но я все-таки выберусь вовремя.

– Как твоя новая работа? – Мэделин представила подругу, сидящую сейчас за столом в отделе развития бизнеса отеля «Ройал-Вестминстер» и бурно жестикулирующую во время разговора, позвякивая при этом золотыми браслетами и рассекая воздух длинными пальцами с накрашенными ногтями.

– Потрясающе! – воскликнула Джесика. – Конечно, работа тяжелая, но я никогда в жизни не испытывала такого удовольствия. На мне теперь лежит большая ответственность, Мэдди! Ты не представляешь! Этот отель – просто прелесть. Скажи своим друзьям, чтобы они останавливались только здесь, когда будут в Лондоне. Как ты считаешь, будет нормально, если я прилечу в два часа дня четырнадцатого числа? У меня еще будет время привести себя в порядок до начала открытия?

– Всего четыре часа! – ответила Мэделин, которой наконец-то удалось вставить слово. Разговор с Джесикой обычно превращался в монолог, если вовремя не прервать ее. – Я пришлю машину в аэропорт Кеннеди, чтобы тебя встретили. Ты можешь провести со мной несколько дней?

– Конечно! Это в счет моего летнего отпуска! Послушай, чего тебе привезти из Англии? Может быть, какую-нибудь безделушку, которую даже такие богачи, как Ширманы и Делани, не могут купить в Нью-Йорке?

Мэделин расхохоталась.

– Папа очень любит сосиски от «Харродза», – ответила она, – и… – Мэделин сделала паузу, задумавшись.

– О нет, Мэдди! Пожалуйста! Только не копченую рыбу! – взмолилась Джесика. – Ты знаешь, в прошлый раз вся моя ручная кладь пропахла копченой рыбой, так что салон первого класса стал похож на рыболовецкий траулер! Надо мной все подшучивали!

– Я не собиралась просить о рыбе, – возразила Мэделин, все еще помня, как Джесика, комично сморщив носик, появилась со своими вещами у выхода для пассажиров, прибывших из Европы, – Я хотела попросить тебя навестить моего деда.

– Что ты имеешь в виду? Кто он? Ты уверена, что он существует, Мэдди? – В ее голосе звучала насмешка.

– Конечно, уверена, но мне хотелось бы узнать, что он собой представляет. – И Мэделин коротко рассказала о странном ночном разговоре с сэром Джорджем.

Голос Джесики задрожал от любопытства.

– Как это интересно, дорогая! О чем он хочет рассказать тебе? Слушай, я могу кое-что разузнать об этой семье. У меня есть знакомые журналисты, собирающие всякие сплетни, и если Даримплы относятся к аристократам, твой дед обязательно есть в их файлах. Предоставь это дело мне.

– Будь осторожной, – предупредила Мэделин. – Я не хочу, чтобы он подумал, будто я навожу о нем справки.

– Не беспокойся. Все будет сделано очень аккуратно. Слушай, ты полагаешь, твоя мать была вовлечена в какой-то скандал? Этим объясняется, почему Джейк никогда ничего не рассказывал тебе о ее смерти. Все это ужасно интересно! – воскликнула Джесика, сгорая от любопытства.

На углу Уолл – и Брод-стрит возвышалось здание «Центрального Манхэттенского банка». Башня из темного стекла и стали сверкала в лучах утреннего солнца. Карл, выйдя из лимузина, которым управлял шофер, прошел через пуленепробиваемые прозрачные двери, радуясь, что укрылся от уличной духоты. Главный вестибюль банка был оформлен в современном стиле и производил солидное впечатление. Полы, стены и стойки касс были из черного и белого мрамора. Эскалатор плавно поднимал посетителей на галерею второго этажа, искусно украшенную вьющимися тропическими растениями, которые поднимались высоко, как деревья, и подсвечивались скрытыми лампами. За роскошным фасадом все было иначе. Стеклянное здание вплоть до двадцать восьмого этажа было набито людьми. Внизу сидели кассиры, над ними располагались кухни и столовые для обслуживающего персонала, которые открывались в восемь утра и закрывались к концу рабочего дня. Затем следовали один за другим этажи с офисами. Служащие сидели за столами под яркими лампами среди жужжащих факсов и телексов, принимающих и передающих сообщения по всему миру. Телефонные звонки сводили с ума своей настойчивостью, а писк компьютеров и треск печатающих устройств создавали невыносимо тяжелую атмосферу. Осуществляя операции с валютой общим объемом в миллиарды долларов в день, этот огромный пульсирующий финансовый монстр, обгоняя своих конкурентов, с наслаждением переваривал умных, талантливых, старательных людей и безжалостно выплевывал тех, кто не смог приспособиться.

Карл преуспевал в этой атмосфере. Из своего офиса он мог попасть с галереи на третий этаж, где располагались кабинеты различного рода начальников за исключением Джейка Ширмана, занимавшего пентхаус. Отсюда были видны фондовая биржа и суетящиеся внизу люди. Сознание того, что через его руки ежеминутно проходят миллионы долларов, вызывало у него почти физический трепет. В этом было особое очарование, которое он разделял с Джейком. Для них деньги казались почти живыми существами или растениями, которые должны постоянно давать побеги, цвести и приносить плоды. Дивиденды, ценные бумаги, ссуды являлись основным предметом разговоров и заполняли их мысли большую часть времени. Для них деньги не были просто обезличенными и сухими цифрами на экране компьютера. Они представляли собой символы, вызывающие в их воображении те или иные образы.

Карл быстро пробежал глазами почту и остановился на первой из ежедневных санкций на перевод денег в иностранные банки. В Токио, Кувейт, Гонконг и Великобританию переводились доллары. Из различных частей света поступали фунты стерлингов, иены, немецкие марки и франки. Постоянно меняющийся поток денег завораживал и давал представление об объемах сделок, о регулировании валютного обращения, о дефицитах и прибылях.

Нажав кнопку внутренней телефонной связи, Карл вызвал свою секретаршу из соседней приемной:

– Эверил, помогите, пожалуйста, разобраться с этой почтой. Я должен встретиться до ленча с мистером Ширманом и несколькими клиентами, так что у меня с утра будет мало времени.

– Конечно, мистер Делани. – Эверил была превосходной помощницей. Она проработала с Карлом шесть лет и знала все его привычки, вплоть до того, каким горячим должен быть кофе. К сожалению, Карл знал, что она должна скоро покинуть его. Эверил намеревалась уехать из Нью-Йорка, и никакие уговоры не могли изменить ее решение.

Ей надоела городская жизнь, и она собиралась поселиться в сельской местности. Через минуту Эверил вошла в кабинет. jt была молодая женщина с приятным лицом, преждевременно сединой в волосах и кроткой улыбкой. Она села напротив письменного стола Карла. – Я готова, мистер Делани, – сказала Эверил.

Час спустя Карл закончил дело и направился к лифту в другом конце изогнутой галереи, которая шла вдоль вестибюля. Войдя в обитый черной кожей лифт, он нажал кнопку пентхауса.

Карл и Джейк были очень близки. Хотя Карл любил своего родного отца, который работал архитектором в Филадельфии, с Джейком у него было гораздо больше общего. Он стал для Джейка почти сыном и своим успехом во многом был обязан ему. И не только потому, что женился на Мэделин, как утверждала молва. Дело в том, что он встретил Мэделин, уже работая в «Центральном Манхэттенском банке», спустя два года, и прошло еще четыре года, прежде чем ее отец Джейк разрешил Карлу ухаживать за ней.

– Ей ведь только восемнадцать, черт побери, и она не получила образования, – возражал Джейк, хотя втайне надеялся, что Карл когда-нибудь станет его зятем.

Карл ждал, издали наблюдая за Мэделин, которая постепенно превращалась в очаровательную молодую женщину, и страстно желал, чтобы поскорее настало время, когда Джейк разрешит им встречаться. Между тем он отверг очень многих девушек, и, казалось, кроме Мэделин, для него никто не существовал. Она была совершенством, и Карл полагал, что стоит подождать, когда ему будет около тридцати, прежде чем жениться.

– Доброе утро, Карл! – приветствовал его Джейк, когда он вошел в офис президента банка. Хотя волосы Джейка уже побелели, время явно проявляло к нему благосклонность, и сейчас он выглядел даже более изысканно, чем в молодые годы. Его глаза, такие же темные, как у дочери, добродушно изучали Карла. – Надеюсь, ты приятно провел прошлый вечер?

Карл смутился, вспомнив, как он и Мэделин занимались любовью после звонка из Англии, как они наслаждались, слившись воедино.

– Прошлый вечер?

– Разве ты не приобрел билеты на «Призрак оперы»? Разве вы потом не пошли с Робертом и Джоан Оллорд пообедать в «Ле Сэк»?

– Ах да… конечно! – Последовавшие затем события прошлой ночи вытеснили из его головы все, что было до этого. – Да, это был великолепный спектакль! Мы отлично провели время, и Оллорды шлют тебе большой привет.

– Спасибо. – Джейк улыбнулся. Зазвонил телефон, и после того как Джейк поговорил, в дверях офиса появились клиенты, которых он пригласил для встречи.

В течение следующего часа Карл был занят обсуждением целесообразности предоставления займа кораблестроительной компании в Шотландии. Раз или два он взглянул на Джейка, памятуя, что Мэделин не разрешила ему упоминать о звонке сэра Джорджа Даримпла. Странно, почему Джейк всегда отказывается говорить о своей бывшей жене? Ведь это случилось не вчера, а более двадцати лет назад! Конечно, тяжело вспоминать прошлое, и, возможно, поэтому Джейк старается избегать разговоров о ее смерти?

Наконец встреча подошла к концу, и Карл поспешил в свой офис. Он поработал еще минут двадцать, затем спустился к ленчу в столовую для руководства. Когда он снова уселся за свой рабочий стол, в кабинет вошла Эверил и взволнованно сказала:

– Только что звонили из отдела кадров, мистер Делани, и сказали, что нашли мне подходящую замену.

На красивом загорелом лице Карла мелькнула досада.

– Вы действительно решили уехать, Эверил? Она улыбнулась:

– Да, мистер Делани. Вы знаете, я уже давно намеревалась сделать это.

– А что собой представляет новая девица?

– Я лично незнакома с ней, но часто видела ее. Она уже два года работает в компьютерном отделе. Возможно, вы тоже встречали ее – у нее такие ярко-рыжие волосы. Она работала в «Ситибанке», до того как перейти к нам, и кажется мне достаточно смышленой.

Карл вздохнул: он ненавидел любые перемены, но приходилось мириться с неизбежностью.

– Побеседуйте с ней, Эверил. Ладно? Вы знаете мои требования: хорошо бы она по возможности была такой же, как вы.

Эверил покраснела, довольная комплиментом.

– Благодарю, мистер Делани.

Когда Карл вернулся в свой офис в половине третьего поел ленча с руководителем большой авиационной компании в Мексике, Эверил вошла к нему, прикрыв за собой дверь, и тихо сказала:

– Девушка, которая должна заменить меня, в моей комнате, мистер Делани. Я довольно долго беседовала с ней и думаю, она справится с работой. Она способная и знает свое дело.

– Полагаете, она достаточно квалифицированный работник? – спросил Карл. – Смышленая и с хорошей памятью? Вы знаете, как я злюсь, когда люди забывают то, что я им говорю. – Сам Карл выполнял свою работу очень качественно и требовал того же от других. Он сменил многих секретарш, прежде чем остановиться на Эверил.

– Думаю, вы убедитесь, что она соответствует вашим требованиям. Уолтер Таффин, начальник компьютерного отдела, высоко отзывается о ней. По-моему, она достаточно честолюбива, – добавила Эверил шепотом, – а это – положительное качество. Она будет стараться, чтобы оправдать ваше доверие, мистер Делани.

– А вы уверены, что она справится с нагрузкой? Эверил утвердительно кивнула:

– Я бы не стала рекомендовать ее, если бы не была уверена.

Карл устало вздохнул. Перемены в установившемся порядке и мысль о том, что надо приучать новую девушку к своим требованиям, вызывали у него тревогу.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Позовите ее. Кстати, как ее зовут?

– Кимберли Кэбот.

Во время поездки на метро от Пятой улицы до Уолл-стрит этим утром Кимберли Кэбот думала только о том, что, несмотря ни на что, она должна получить работу в качестве секретарши Карла Делани. Как только пронесся слух, что эта скучная, старомодная Эверил Филден уходит, Кимберли сразу пошла к начальнику отдела кадров Джорджу Миллеру и уговорила его рекомендовать ее на эту должность. Она также добилась хорошей характеристики у своего начальника Уолтера Таффина. Все это далось ей довольно легко. Мужчины всегда в конце концов уступали ей, а Джордж и Уолтер не были исключением. Решив еще раз убедиться в могуществе своих чар, она скрестила длинные, стройные ноги в нейлоновых чулках и уголком глаза заметила, как несколько мужчин повернули головы в ее сторону. Кимберли усмехнулась про себя. Все они одинаковы, и Карл Делани такой же. Она тайком наблюдала за ним в течение нескольких месяцев: когда он приезжал утром и шел решительной походкой к лифту; когда входил в столовую – высокий, с атлетической фигурой, очень сексуальными голубыми глазами и обаятельной улыбкой. Она размышляла, насколько чувственным он был, и пришла к выводу, что независимо от того, счастлив ли он в браке или нет, когда придет подходящий момент, его легко можно соблазнить, как и других.

Сейчас главное – занять место рядом с ним, и тогда она начнет реализовывать свой план, который задумала задолго до того, как услышала о Карле Делани, и даже до того, как поступила на работу в «Центральный Манхэтгенский банк». Этот сокровенный замысел родился в ее голове, когда ей было только двенадцать. Сейчас, семнадцать лет спустя, она чувствовала, что ее мечты и честолюбивые стремления – порой невольно и случайно, а иногда намеренно и обдуманно – привели ее к тому моменту, когда она наконец сможет добиться своего.

Кимберли выросла в местечке Маспет, в районе Куинса, и была самой младшей из шестерых детей Олли Кэбота, водителя грузовика, и его жены-итальянки Лусии, которая работала в местном гастрономе и верила всему, что говорил священник. Ютясь со своей семьей в небольшом деревянном доме, как и все в этом районе, Кимберли до двенадцати лет не видела даже небоскреба. Ее окружали безобразные, похожие на самолетные ангары склады, дворы, заполненные грузовиками, надгробные плиты на кладбище «Маунт Олив» и ряды маленьких магазинчиков, таких как мясная лавка Пэта, мороженое Карвела, и парикмахерская леди Файнесс для юношей и девушек. Она училась в средней школе Мартина Лютера, у нее было мало друзей. Казалось, все, кто окружал ее, довольствовались тем, что проведут всю свою жизнь в этом захолустье, где единственным развлечением было посещение бара Данкина Донатса. Кимберли с детства знала, что уйдет отсюда. Должна же быть другая жизнь за пределами этих узких улочек с пыльными дубами и кленами и небольшой римско-католической церковью Креста Господня, куда таскала ее мать. Должно быть, где-то живется гораздо лучше, чем в доме с двумя семьями, где не было даже заднего дворика. Кимберли не устраивала участь ее матери с шестью детьми и мужем, пропивавшим большую часть своей зарплаты.

Когда ей исполнилось двенадцать, она упросила своего старшего двадцатилетнего брата Тома взять ее с собой в Манхэттен. Том работал носильщиком в отеле «Плаза», и его рассказы о жизни в центре города увлекали девочку. Когда они вышли из метро, она, раскрыв рот, начала оглядываться по сторонам. Глаза ее были полны удивления, а с губ слетали восторженные возгласы. У нее закружилась i олова. Высоченные здания создавали впечатление, что она находится на дне гигантского ущелья, и девочка ухватилась за руку Тома. Мимо проносились автомобили, гудели полицейские сирены, и люди, толпившиеся на тротуаре, натыкались на нее и Тома. Кимберли была поражена не менее, чем если бы они высадились на Марсе. В их доме телевизор был запрещен, и ей не разрешали ходить в кино. Все вокруг нее было незнакомым, и, затаив дыхание, она вцепилась в Тома, который вел ее в сумерках к Таймс-сквер.

Зрелище, представшее перед глазами Кимберли, ошеломило ее, и сердце девочки учащенно забилось. Вокруг сверкали уличные фонари, излучая яркие потоки света. Здания также светились гирляндами мигающих огней. Это была сплошная блестящая цепочка, переливающаяся красным, голубым, золотистым и серебряным светом. Гигантские строения слились в единый запутанный клубок. Мириады разноцветных огней как бы жили своей самостоятельной жизнью, устремляясь то вверх, то вниз, вспыхивая и искрясь в бесконечном пространстве. Кимберли никогда не видела подобного зрелища и даже не подозревала, что такое бывает на свете. Однако все это существовало наяву, и яркие светящиеся рекламы «Мальборо», «Шевроле» и «Астор-отель» завораживали девочку своей роскошью.

В этот момент она поняла, что со временем обязательно должна стать богатой и иметь много денег, чтобы не уподобиться своей матери, и иметь все, что захочет, когда станет взрослой. Стоя как завороженная среди мчащихся и громко сигналящих автомобилей, она разглядывала рекламы, и там, где остальные видели только гирлянды грязных электрических лампочек, Кимберли виделись бриллианты.

С этого момента ею овладело только одно желание – быть богатой и преуспевающей. Будучи способной, теперь она стала учиться с еще большим рвением и в шестнадцать лет, имея в школе только отличные отметки, бросила ее и начала работать. Мать хотела, чтобы дочь по-прежнему жила в семье и устроилась на работу в магазине. Кимберли временно согласилась, но только потому, что на этой работе у нее оставалось время для занятий на курсах стенографии и машинописи в местном общественном центре. Овладев специальностью, Кимберли ушла из дома и поселилась в небольшой комнате в деловой части города, в Манхэттене. Но самое главное – она получила работу в качестве секретарши в «Ситибанке». Она быстро освоилась на этом месте и была послана на курсы программирования, после чего получила прибавку к зарплате. Спустя четыре года Кимберли перешла в престижный и хорошо известный «Центральный Манхэттенский банк».

– Я узнаю, готов ли мистер Делами принять вас, – сказала Эверил Филден.

– Благодарю. – Сердце Кимберли учащенно забилось, когда она осматривала офис, в котором, возможно, будет работать. Все зависит от следующих нескольких минут. Если она получит эту должность, ее план должен скоро осуществиться, так как Карл Делани был ключом к ее будущему. Кимберли испытывала волнение, однако была довольна тем, что решила надеть элегантный, но скромный бледно-голубой костюм, который хорошо оттенял ее ярко-каштановые волосы и нежный цвет лица, а также искусно подчеркивал линии фигуры.

Годы, проведенные в упорной учебе и в общении с богатыми мужчинами, которые спали с ней, дарили дорогую одежду и учили, как вести себя в обществе, не прошли бесследно, придав ей особую изысканность, и помогли подготовиться к настоящему моменту. Она не верила в Бога, хотя мать часто пугала ее наказанием за плотские грехи, однако хорошо запомнила одно высказывание: «Бог помогает тем, кто сам себе помогает». Неожиданно она улыбнулась, и когда Эверил Филден вернулась и сказала, что мистер Делани готов принять ее, Кимберли уверенно вошла в его кабинет, зная, что наконец пришло ее время.

Джесика схватила трубку.

– Вы прислали совсем не те бокалы! – сердито сообщила она поставщику на другом конце линии. – Мы заказали рифленые, для шампанского, а не в форме тюльпана! Как можно так ошибиться? – Разозлившись, она машинально чертила что-то красным фломастером в блокноте, лежащем перед ней. – Меня не интересуют ваши извинения. Мы заказали шестьдесят дюжин рифленых бокалов, и если они не будут доставлены сюда к полудню, мы аннулируем заказ и больше никогда не будем связываться с вами! – Бросив трубку, Джесика взглянула на своего коллегу Дика Фаулера, с которым делила офис. – Проклятые поставщики! – бушевала она, дрожа всем телом от негодования. – Все они одинаковы! Когда они научатся слушать, что им говорят? Помнишь те одеяла, которые мы заказали у Хоббса? Нам нужны были розовые, а они прислали тридцать дюжин отвратительного персикового цвета!

Дик сочувственно кивнул:

– Думаю, хуже всего было, когда нам прислали двести стульев для ресторана, обитых не тем материалом.

Джесика прикрыла лицо руками в притворном отчаянии; пучок ее светлых волос грозил распуститься и рассыпаться по плечам.

– Да, – сказала она, – это была та еще неразбериха!

Дик разразился смехом. Джесика, со своим выразительным лицом и склонностью к преувеличению, всегда веселила его, и когда она восемнадцать месяцев назад поступила на работу в «Ройал-Вестминстер» в качестве помощника менеджера отдела развития бизнеса, он понял: с ней не придется скучать.

Джесика Маккен была старшей дочерью отставного генерала британской армии, и ее семья надеялась, что она удачно выйдет замуж и таким образом устроит свою жизнь к двадцати двум или трем годам. Однако и в двадцать пять лет Джесика продолжала увлекаться своей карьерой с неослабным энтузиазмом. Стройная, с длинными светлыми волосами и круглыми голубыми глазами, которые порой делали ее похожей на куклу, она обладала неиссякаемой энергией и живостью, и все в отеле обожали ее. Она могла мгновенно успокоить разбушевавшихся гостей, быстро решив все проблемы, волновавшие их. Затем мягко сообщить им, что сегодня вечером они могут не ходить в ресторан… так как у них в номере будут цветы, шампанское, фрукты и шоколад. Ее извинения за ту или иную оплошность были столь искренними, что большинство гостей, особенно если это были англичане, сами начинали извиняться за причиненное беспокойство. Джесика умела обращаться с людьми, и потому ее перевели из филиала «Вент-ворт» на Парк-лейн, где она раньше работала представителем по связям с общественностью, в «Ройал-Вестминстер». Ее продвинули по службе, назначив помощницей менеджера отдела развития бизнеса наряду с Диком Фаулером. Их босс Хэмфри Пятерсон, настоящий грубиян, мнил себя непревзойденным главным менеджером. Он был честолюбив и безжалостен, однако Джесика и Дик работали очень хорошо и не давали ему повода придраться к ним. Из их офиса часто слышался смех, когда Джесика озорно передразнивала кого-нибудь из гостей или персонала, а Дик рассказывал о забавных случаях, которые произошли еще до ее прихода на работу в отель.

Корпорация «Голдинг груп» владела тридцатью пятью отелями по всему миру, однако «Ройал-Вестминстер» был самым лучшим, и Джесика испытывала сильное волнение от перспектив, которые открывались перед ней. Своим величием и блеском он соперничал с остальными пятизвездочными отелями в Гонконге, Венеции и Вашингтоне, которые входили в список самых великолепных отелей мира.

Расположенный в западной части площади Гайд-парк-Корнер, «Ройал-Вестминстер» представлял собой внушительное строение с галереей и колоннами и походил на Букингемский дворец в миниатюре. Он был построен в 1775 году и служил городским домом герцогу Гастингсу. Напротив него находился бывший дом герцога Веллингтона – Эпсли-Хаус, который теперь стал музеем. С годами дом герцога Гастингса расширялся и к нему были сделаны пристройки в задней части, где когда-то находились конюшни, в которых размещались лошади и кареты. Кроме того, добавили шесть номеров пентхауса, невидимых с улицы, так что теперь в отеле насчитывалось двести пятьдесят комнат, каждая из которых была отделана и обставлена известными дизайнерами, специализировавшимися на обновлении старинных домов. Однако дух дворца все-таки сохранился, и первоначальный вклад корпорации «Голдинг труп», благодаря которой он превратился в отель, начал приносить доход. Теперь ежегодный оборот составлял около восемнадцати миллионов фунтов стерлингов.

Главной задачей Джесики в настоящее время был прием заказов на аренду банкетных залов. Ей очень хотелось, чтобы люди приходили в «Ройал-Вестминстер», и она знала: чтобы привлечь их, надо создать впечатление, что они проводят вечер как бы в частном доме. С огромным бальным залом, просторной гостиной и с несколькими небольшими комнатами для приема гостей, отель располагал возможностями устроить изысканный обед для десяти персон или бал на пятьсот человек.

Джесика заглянула в свои записи и громко воскликнула:

– О Боже! С минуты на минуту должны прибыть мистер и миссис Уоткинс. Они хотят устроить у нас прием в честь замужества дочери, и я должна показать им зал «Эрмитаж». – Поправив прическу, она слегка подкрасила губы и разгладила руками изящный темно-синий костюм. – Затем надо организовать ленч для директора-распорядителя компании «Си-эй-си компьютеры». Надеюсь, они проведут здесь трехдневную конференцию в апреле.

Зазвонил телефон, и Джесика взяла трубку, глядя на часы. Она уже должна быть в вестибюле, чтобы встретить Уоткинсов, и надеялась, что телефонный разговор не займет много времени.

– О, Эндрю! Привет! – сказала она, тотчас понизив голос до интимного тона. Эндрю Сеймур был ее любовником вот уже три года, и они жили у него на квартире в Челси. Он был агентом по продаже недвижимости, и родители молодых людей надеялись, что со временем они поженятся.

– Нас ждут к обеду в восемь часов, – сказал Эндрю, – и мама хочет, чтобы мы оба были в вечерних костюмах.

– В восемь! – ужаснулась Джесика. – Когда же я успею переодеться? Вечером я должна быть здесь на дегустации вин и не смогу уйти почти до восьми. Почему ты не сказал мне об этом утром? О, черт возьми, если бы я знала, то захватила бы с собой длинное вечернее платье и переоделась прямо здесь!

– Неужели ты не можешь уйти пораньше хотя бы раз? – возразил Эндрю. – Ты же знаешь, сегодня тридцатая годовщина свадьбы моих родителей! Они давно готовились к этому дню.

– Я знаю. – Джесика с трудом сдерживалась. Она всегда раздражалась, когда Эндрю заставлял ее бросить все ради своих планов. – Я даже купила им хрустальный графин в качестве подарка от нас обоих. Однако я должна принять гостей, и, кроме того, у меня здесь на смену есть только короткое повседневное платье.

– Почему ты не можешь предварительно съездить домой, чтобы переодеться… а вечером взять такси у отеля и поехать прямо в Уилтон-Крессент? Мы могли бы встретиться там, – настаивал он.

Джесика почувствовала, что Эндрю вот-вот расстроится и если это произойдет, вечер будет испорчен для них обоих.

– Я что-нибудь придумаю, дорогой, – успокоила она его, стараясь говорить бодрым голосом. – Давай встретимся прямо у твоих родителей в восемь часов. Хорошо? А сейчас я должна бежать, потому что меня ждут люди. Увидимся вечером!

– Ладно, – недовольно проворчал Эндрю.

Джесика положила трубку, взяла свой блокнот и бросилась по коридору к лифту. Она ужасно не любила опаздывать куда-либо.

Джесика сразу заметила мистера и миссис Уоткинс, стоящих у стола регистрации со смущенным видом. Это была пара, живущая вблизи Уотфорда и принадлежащая к среднему классу, однако супруги сумели сколотить приличные деньги, работая в строительной компании. Улыбаясь обворожительной профессиональной улыбкой, Джесика в своем безупречном костюме, со скромными украшениями направилась к ним навстречу. Она приветствовала гостей так, будто бы они были единственными, кого она хотела видеть сегодня:

– Доброе утро. Как хорошо, что вы пришли! Могу я предложить вам кофе… или по бокалу шампанского?

Они отказались, покачав головами и невнятно объяснив, что позавтракали совсем недавно.

– Тогда позвольте проводить вас в банкетные залы, – вежливо предложила Джесика, прекрасно понимая, что чув-ствовали сейчас эти люди. Поднявшись на второй этаж, она повела супругов по устланным шикарными коврами коридорам, где хрустальные люстры сияли множеством огней, обитые шелком стены были увешаны гравюрами с изображениями Лондона восемнадцатого века, а на пристенных столиках стояли экзотические цветы. Уоткинсы молча следовали за ней, охваченные благоговейным страхом, время от времени украдкой поглядывая на лепные потолки и роскошные драпировки. Все это так отличалось от их скромного жилища!

Джесика распахнула двустворчатые двери в конце коридора.

– Это зал «Эрмитаж», – произнесла она звонким голосом, предлагая Уоткинсам войти в большое помещение в стиле барокко, украшенное лепными гирляндами с изображением фруктов и цветов на ярко-голубом фоне. – В каждом конце расположены бары, но у нас есть также официанты, которые разносят напитки. – Затем она подошла к высоким окнам, выходившим на Гайд-парк. – Когда празднуют свадьбы, мы обычно помещаем здесь свадебный пирог с цветами по обеим сторонам. Это очень удобное место, так как все могут видеть, какое событие отмечается. – Джесика говорила с таким энтузиазмом, как будто собиралась устраивать в этом зале собственную свадьбу. Мистер и миссис Уоткинс были потрясены великолепием помещения и прониклись доверием к любезной молодой женщине. Стремясь устроить все как можно лучше для своей единственной дочери, которая выходила замуж за настоящего джентльмена, они решили не скупиться ради такого знаменательного дня.

– Что ты думаешь обо всем этом, мать? – прошептал мистер Уоткинс, который, нажив состояние, недавно побаловал себя покупкой «БМВ».

Миссис Уоткинс посмотрела на него и сложила ладони в кремовых хлопчатобумажных перчатках как для молитвы.

– Мне кажется, здесь очень мило, – тихо ответила она.

– Вы говорили, что у вас будет около ста пятидесяти гостей, не так ли? – спросила Джесика, заглядывая в свои записи.

– Совершенно верно, – сказал мистер Уоткинс.

– Тогда это помещение очень подойдет вам. Конечно, если гостей будет больше, я могу предложить вам бальный зал… – Она сделала паузу, подвергая Уоткинсов искушению посмотреть нечто более грандиозное и величе-ственное.

Они заколебались, миссис Уоткинс склонила голову набок, как бы прислушиваясь, что скажет муж, а мистер Уоткинс внимательно изучал ковер, размышляя, кого еще можно пригласить, чтобы заполнить большой зал.

– Почему бы не взглянуть на него, раз уж вы здесь? – предложила Джесика, как хозяйка, желающая предоставить гостям свои самые лучшие комнаты. – Надо пройти немного по коридору. – Она повела супругов в другой конец, энергично шагая по плотному ковру на высоких каблучках. – Этот зал является копией зеркальной комнаты в Версальском дворце, – сказала Джесика, как бы готовя их к потрясению. Когда она открыла высокие резные двери, Уоткинсы замерли, глядя на сверкающий полированный пол, который, казалось, занимал по площади несколько акров и отражался во множестве старинных зеркал в потемневших рамах. Сейчас в них многократно отражались и фигуры вошедших. Тяжелые портьеры темно-золотистого цвета обрамляли огромные окна, сквозь которые пробивались бледные лучи утреннего солнца.

– Мне кажется, первая комната нам больше подходит, – сказал мистер Уоткинс сдавленным голосом.

Джесика кивнула:

– Я согласна с вами. Вечером там будет особенно хорошо при свете люстр. В таком случае, может быть, сразу обсудим детали, чтобы вам не приезжать еще раз в Лондон? – Она мягко и ненавязчиво расспросила, чего бы они хотели, и умело предложила то, что, по ее мнению, подошло бы им.

Спустя полчаса Джесика вернулась в свой офис с довольным видом.

– Итак, дело сделано! – торжествующе сказала она Дику. – Они заказали «Эрмитаж» плюс десять ящиков вина «Болингер», шестьсот различных бутербродов, восемь ваз с розовыми и белыми цветами и трехъярусный свадебный пирог – слава Богу, мне удалось отговорить их от сахарных фигурок жениха и невесты сверху! – а также они заказали три номера на ночь перед торжеством. Можешь себе представить?

Дик вопросительно посмотрел на Джесику, забавляясь ее энтузиазмом.

– Они даже не моргнули глазом, когда я назвала цену! – добавила она.

Он рассмеялся:

– Такие заказчики никогда не торгуются. Раз уж они решили устроить большую гулянку, то не считаются с ценой! Кстати, ленч, который ты должна устроить, задерживается. Здесь для тебя сообщение.

– Великолепно! – Джесика взглянула на записку. – Теперь у меня будет время съездить домой и привезти вечернее платье. Эндрю и его родители любят пышные торжества, и я должна как следует принарядиться к обеду, который они устраивают.

В этот момент зазвонил телефон на ее рабочем столе.

– Алло? О, Питер! – Она взвизгнула от восторга. Питер Торн был одним из ведущих журналистов газеты «Ивнинг стэндард» и многие годы являлся ее другом, по возможности упоминая в своих заметках их отель и иногда направляя туда гостей для празднования тех или иных событий. – Как поживаешь? Когда ты снова приедешь на ленч со мной?

Голос его был низким и звучным, как всегда на грани смеха:

– Это правда, что Мадонна должна остановиться у вас на следующей неделе… и дать концерт в «Альберт-Холле»?

– Боже, я не знаю! – ошеломленно воскликнула Джесика. – Мы ничего не слышали об этом. Ты спрашивал у Анны Батлер из отдела связи с общественностью?

– Она, как всегда, все отрицает, а в отделе резервирования говорят, что не ждут никого с таким именем! Все бесполезно. Не могла бы ты узнать что-нибудь для меня, Джесика?

– Конечно, я попробую, но ты знаешь, официально я должна все отрицать, даже если это правда. Это политика отеля. Наши гости имеют право на инкогнито.

– Я знаю, знаю!.. – согласился Питер. – Ужасная глупость, не так ли? Администрация Мадонны в Лос-Анджелесе заявила, что она остановится в «Ройал-Вестминстере» на четверо суток…

– Это типично для них! – прервала его Джесика. – Они хотят, чтобы ее окружали папарацци и десятки тысяч поклонников, потому что все это работает на ее имидж. Однако другим нашим гостям такой ажиотаж ужасно не нравится! О Боже, надеюсь, что это неправда! Лишняя головная боль для службы. Да и нам не нужна лишняя суматоха.

– Тем не менее, надеюсь, ты будешь держать меня в курсе дел?

– Конечно, Питер. Послушай, я вспомнила кое-что. Если я помогу тебе, ты сможешь оказать мне небольшую услугу?

– Разумеется. А в чем дело?

– Тебе известно что-нибудь о семействе Даримплов? Моя подруга хочет побольше узнать о них. Они из Девоншира.

– Даримплы… – Питер умолк, глубоко задумавшись. – Знакомая фамилия, но я ничего не могу вспомнить.

– Сэр Джордж Даримпл. У него была дочь Камилла, которая умерла двадцать лет назад. Она была замужем за американцем по имени Джейк Ширман…

В трубке раздался протяжный свист, испугавший Джесику.

– Да, я знаю, о ком идет речь, – сухо произнес Питер. – Зачем твоей подруге знать о них?

Джесика заколебалась, удивленная его реакцией.

– Ну, она… она просто интересуется этой семьей, – сказала Джесика запинаясь.

– Посоветуй ей не лезть в это дело. Там произошло что-то ужасное. Я был в то время начинающим репортером и написал материал об этом случае. Это было больше двадцати лет назад. Пусть твоя подруга оставит свою затею. – Несмотря на то что Питер говорил серьезно, в его голосе вдруг появились насмешливые нотки.

– А что это за дело? – спросила Джесика. – Питер, ты должен рассказать мне все. Ты заинтриговал меня!

– Это слишком длинная история. Пригласи меня на ленч, который ты обещала, и я расскажу тебе обо всех кровавых подробностях. А ты сообщишь мне о Мадонне? – Было очевидно, что он не собирался тянуть.

– Хорошо, сообщу. Когда ты будешь свободен? Давай назначим дату… Оставшийся день прошел в непрерывных встречах и телефонных звонках, включая разгневанного заказчика, который обвинил Джесику в том, что ему прислали восемь ящиков шампанского вместо шести на прием, который она недавно устраивала. И так продолжалось до пяти часов, когда Джесика поняла, что ей не удастся съездить домой за длинным вечерним платьем.

– Ты мог бы заменить меня на время, Дик? – взмолилась она. – Я должна съездить домой и переодеться. Ты ведь не возражаешь? – вкрадчиво добавила она.

Дик улыбнулся. Мало кто мог устоять перед ее естествен ной и искренней манерой просить, превращающей ее в маленькую невинную шаловливую девочку. Это действовало неотразимо.

– Ладно, беги! Я знаю, как сильно тебе надо постараться, чтобы выглядеть красивой! – насмешливо сказал Дик.

– Ах, ты!.. – Джесика притворилась оскорбленной. – Да будет тебе известно, что своим видом я заслужила комплимент у самого главного менеджера на прошлой неделе!

Дик ухмыльнулся:

– Наверное, он хотел, чтобы ты поработала еще и в сверхурочное время!

Джесика прибыла в дом родителей Эндрю чуть позже восьми вечера и увидела, что все уже пьют шампанское и поздравляют мистера и миссис Сеймур.

– Прошу прощения, дорогой, но я никак не могла приехать раньше, – прошептала Джесика, Обратившись к Эндрю, как только поприветствовала родителей. – Я хорошо выгляжу? Практически мне пришлось переодеваться в такси! – Она поправила заколку в прическе.

Эндрю обнял Джесику одной рукой за талию, такую тонкую, что ее можно было обхватить двумя ладонями.

– Ты выглядишь просто фантастически, Джеси. Вот вино! Ты можешь выпить одна.

Глаза Джесики округлились, когда он протянул ей бокал шампанского.

– Я вот-вот описаюсь! – прошептала она сквозь зубы. – Ты забыл, что я приехала прямо с дегустации.

– Но ты не должна была пить там! – запротестовал он смеясь. – От тебя требовалось только…

– Знаю! Знаю! – Она замотала головой из стороны в сторону. – Набрать вино в рот, а затем сплюнуть его в ведро! По правде говоря, Эндрю, я никогда не могла сделать это! – Она смотрела на него своими чудесными глазами и говорила полушутя, полусерьезно, и он почувствовал, что сердце его тает.

Эндрю Сеймур, двадцати восьми лет, сын богатого директора процветающей компании, был большим поклонником спорта, и по нему это было видно. Атлетически сложенный, пышущий здоровьем, с блестящими темными волосами и спокойным взглядом ясных серых глаз, он внушительно возвышался над маленькой Джесикой. Три вечера в неделю он проводил в местном клубе, занимаясь на тренажерах, играя в сквош и теннис. Эндрю был честолюбив, и с тех пор, как создал со своим лучшим другом Сэнди Джейсоном агентство «Джейсон и Сеймур» по продаже недвижимого имущества, он увлекся работой, стремясь найти свою нишу среди охватившего англичан торгового бума, который пока не подавал никаких признаков спада. В центре его мира, связанного с бизнесом и занятиями спортом, была Джесика, с которой он делил свою жизнь. В ближайшее время он собирался просить ее стать его женой, хотя она, конечно, знала, что это вот-вот должно произойти. У них было полное взаимопонимание, как говорила его мать своим подругам. Однако спешить со свадьбой не было особой необходимости, так как они были заняты своей карьерой и оба преуспевали.

Но сегодня вечером Эндрю расчувствовался, видя, как отец и мать празднуют тридцатилетний юбилей своей свадьбы. Казалось, это была самая убедительная причина, чтобы узаконить свою совместную жизнь. Глаза его увлажнились, и они чокнулись бокалами, держась за руки.

Голос его сделался хрипловатым:

– У нас будет так же… через тридцать лет, правда, Джес?

Джесика кивнула, глядя на него мягким взглядом.

– Конечно, – сказала она, а затем, именно потому, что она была Джесикой, всегда готовой к резким замечаниям или колкостям, добавила: – И мы не надоедим друг другу!

Эндрю постарался скрыть, что его покоробили эти слова: она сказала это несерьезно, проявляя свою манеру язвить. Он заставил себя рассмеяться.

– К тому времени мы оба будем так богаты – и кого это будет волновать? – усмехнулся он в ответ.

Джесика тоже засмеялась:

– Кстати, дорогой, ты не забыл, что я уезжаю к Мэделин на четыре дня?

– Нет, не забыл.

– Мне очень хочется, чтобы ты поехал со мной, – сказала она порывисто. – Я буду скучать по тебе, милый. Сможешь освободиться? Сэнди справится без тебя…

– У нас обоих очень много дел в настоящий момент, – ответил Эндрю, качая головой. – Мы ведем переговоры о продаже трех домов, всего на миллион фунтов, и я должен находиться здесь, чтобы быть уверенным, что все идет, как надо.

Джесика понимающе кивнула и положила свою светловолосую голову на его плечо в черном смокинге.

– Это, конечно, важное дело, – прошептала она. – В таком случае я передам твою любовь Бродвею?

Эндрю еще крепче обнял ее.

– Конечно.

– Давай не будем долго задерживаться на этом вечере, – добавила она, глядя на него многозначительно.

Эндрю сразу почувствовал возбуждение.

– Мы не задержимся, – прошептал он в ответ.