На углу Спринг-стрит и Вест-Бродвея, в Сохо, скопилось множество лимузинов, доставивших к галерее «Мидас» элиту нью-йоркского общества, прибывшую на выставку Мэделин Делани. Вспыхивали лампы фотографов. Репортер из газеты «Вуменс веар дейли» кратко записывал, кто во что был одет и от какого кутюрье. Журналисты примечали, кто кого сопровождал, часто встречая хорошо знакомые лица мужчин под руку с женщинами средних лет, увешанных драгоценностями. Внутри большого белого зала уже толпилось множество людей, и каждый стремился прежде всего на других посмотреть и себя показать и только потом взглянуть на выставку «Лица знаменитостей». В этой душной атмосфере, где запахи духов смешались с ароматом сирени в вазах, плавно, как по льду, скользили официанты, разнося подносы с шампанским и тарелочки с крошечными поджаренными клешнями омаров.

Мэделин стояла у входа. Ее фиолетовое шелковое платье прекрасно сидело на ней, оттеняя густые темные волосы. Она приветливо улыбалась всем, стараясь скрыть свое волнение. Время от времени Мэделин поглядывала на Карла, ища у него поддержки, а он улыбался ей в ответ, незаметно подмигивая. Ее отец, Джейк, держался поблизости, также подбадривая ее и представляя гостей, среди которых были сенаторы и финансисты, кинозвезды и влиятельные журналисты. Гул голосов становился все громче, повсюду слышались взаимные приветствия, однако, наконец, небольшая группа людей заинтересовалась картинами, развешанными на стенах и подсвеченными светильниками. Постепенно общий настрой присутствующих изменился. Портреты, представленные на обозрение публики, невозможно было обойти вниманием – они притягивали собравшихся своим откровением.

– Она действительно талантлива! – слышался шепот, свидетельствовавший о том, что люди верили в ее способности и теперь были удовлетворены, убедившись, что они оказались правы. То, что было показано им, не являлось традиционной выставкой портретов, предназначенных для гостиной или для офиса. «Лица знаменитостей» – тут были портреты только мужчин – поражали тем, что чрезвычайно тонко проявляли характерные черты знаменитых людей.

– Интересно, где она училась? – спросила какая-то дама, которая любила «открывать» таланты. Она заглянула в глянцевый каталог и бегло прочитала биографию Мэделин. – М-м-м-м… Училась у Бриарли, затем окончила Школу живописи, прежде чем отправиться в Париж. Я вижу, она завоевала несколько призов, участвуя в самых престижных выставках. Мне кажется, эта художница – настоящее открытие. Интересно, пишет ли она женщин?

Спутник дамы, заглянув через ее плечо, подчеркнул, что ведущий критик характеризовал портреты Мэделин как «полные жизненной энергии».

– Настоящее открытие! – повторила женщина. – Я должна пригласить ее в гости. Я ведь знала ее отца много лет.

– Мне нравится ее стиль, – сказал мужчина, – хотя она воспроизводит черты оригинала довольно беспощадно. Взгляни на этот портрет Никсона!

Они начали внимательно разглядывать портрет, выполненный в голубоватом тоне и с неумолимой откровенностью отображающий внутренние сомнения и слабости, страхи и странности этого государственного деятеля.

– Превосходно, просто превосходно!..

Замысел Джейка удался. Никто еще не устраивал выставку портретов знаменитостей, и с коммерческой точки зрения это была гениальная идея.

Мэделин достигла цели, и вот сейчас, прохаживаясь по переполненному людьми залу, она уже знала, что ей обеспечен успех. Люди посматривали на нее с особым уважением: теперь она была для них не только дочерью богатого и известного банкира, принадлежавшего к одному из старейших нью-йоркских семейств, но и женщиной, обладающей несомненным талантом. Однако на какое-то мгновение Мэделин задумалась, действительно ли она заслуживает такой высокой оценки. Она училась и много работала, всецело отдаваясь живописи, но главное – ее картины становились особенными благодаря возникновению между ней и натурой незримых связей, которые нельзя было подменить никакой техникой. Казалось, она могла читать мысли людей и проникать в их сокровенные чувства, и тогда ее кисть с густой коричневой, синей или пунцовой краской слегка касалась полотна, подчеркивая ту или иную особенность характера человека. У нее, несомненно, был талант. Джейк со своим деловым чутьем только помог использовать его в коммерческих целях.

Ее мысли прервались при виде изящной фигурки в шуршащей черной тафте с развевающимися светлыми волосами. Она пробиралась к ней сквозь толпу.

– Джесика! – радостно крикнула Мэделин. Джесика восторженно бросилась к ней:

– О, Мэдди! Я думала, что не доберусь до тебя, дорогая! Рейс задержали – можешь себе представить? – а когда я приехала к тебе домой, ты, конечно, уже исчезла… и… О Боже! Как здесь чудесно!

Джесика говорила запыхавшись, ее утонченное, типично английское личико слегка разрумянилось от волнения. Голубые глаза блестели.

– О, Мэдди! Я так горжусь тобой! Мэделин, смеясь, обняла ее:

– Я ужасно рада видеть тебя и ни за что не простила, если бы ты не приехала.

В этот момент к ним присоединился Джейк Ширман, и Джесика бросилась к нему.

– Как поживает мой самый любимый мужчина? – спросила она, глядя в его красивое, хотя и морщинистое лицо. Он был ее идеалом пожилого мужчины, и она часто говорила ему об этом. – Почему вы совсем не стареете? – продолжала она. – Мой отец должен завидовать вам.

Снисходительно улыбаясь, Джейк поцеловал ее в щеку.

– Добро пожаловать в Нью-Йорк, дорогая. Рад, что ты приехала. Мы рассчитывали, что ты будешь здесь к вечеру. Как прошел полет? Надеюсь, путешествие было приятным?

Джесика комично сморщила личико:

– Если считать семь часов, проведенных в самолете с визжащими детьми, искусственными продуктами и паршивым кино, хорошим путешествием, то так оно и есть. Однако я ужасно хочу пить!

Джейк сделал знак, и из гудящей толпы возник официант с подносом.

Джесика выпила глоток холодного шампанского и удовлетворенно вздохнула:

– О, блаженство! А теперь, Мэдди, я хочу, чтобы ты показала мне все свои картины. Хочется поскорее увидеть, чего ты достигла.

Взяв подругу под руку, Мэделин повела ее сквозь толпу, останавливаясь у различных портретов.

– Что ты думаешь обо всем этом? – прошептала она. Джесика разглядывала картины с неподдельным изумлением:

– Скажи, ради Бога, как тебе удалось заставить этих людей позировать? Я никогда не видела такого собрания знаменитостей.

– Все хотят узнать это. – Темные глаза Мэделин весело блеснули. – Только тебе открою секрет. Я полагалась на их тщеславие и написала каждому письмо, объясняя, что готовлю большую выставку в Нью-Йорке под названием «Лица знаменитостей» и что она будет неполной без портрета того или иного известного лица. Я даже предлагала отдать картину после выставки, если клиент того пожелает.

– И они купились на это? – Джесика, научившаяся разбираться в людях за годы работы в отеле, пришла в восторг. Лесть всегда срабатывала, когда она называла гостя по имени и особенно если знала его любимый напиток.

Мэделин кивнула:

– Я делала еще кое-что, весьма сомнительное, но это дало результаты.

– Ты предлагала им себя? Обе громко расхохотались.

– Это была бы слишком большая честь для них! – смеясь, сказала Мэделин. – Я говорила, скажем, Фрэнку Синатре, что Пол Ньюман уже согласился позировать мне, а Эдварду Коху сообщала, что Джордж Буш принял мое предложение. Это срабатывало, как волшебство! В конце концов девяносто процентов из них соглашались, думая, что другие уже решились на участие в выставке. Мне кажется, они не могли допустить, чтобы кто-то обошел их в этом деле!

– Ты поступила очень умно, – сказала Джесика одобрительно. Затем снова рванулась вперед – очень маленькая, несмотря на высокие каблуки, – восклицая перед каждой картиной, ярко выделяющейся на белой стене благодаря подсветке: – Просто не верится, Мэдди! Ты писала Джона Макенроя и Бориса Бекера – Боже, какой он привлекательный! Келвин Кляйн… очень красивый мужчина… А это Джон Ферчайлд, издатель «Вуменс веар дейли»? Ну конечно! А вот Боб Хоуп, Дуглас Фэрбенкс… Мэдди, кого здесь только нет?

– Принца Чарльза, – тотчас ответила Мэделин. – Я бы все отдала, чтобы написать его портрет.

Джесика понимающе кивнула:

– Ты не можешь использовать свою тактику с королевской семьей, но мне кажется, я знаю, как можно сделать его портрет, когда ты станешь знаменитой в Европе.

– Ты хочешь сказать, что тебе известен пароль для прохода в Букингемский дворец? Боюсь, это невозможно.

– Не совсем так. Ты должна договориться с каким-нибудь армейским полком, или колледжем, или, может быть, с одной из гильдий лондонского Сити уполномочить тебя написать портрет принца, чтобы повесить его в их помещении. Тогда они свяжутся с личным секретарем принца во дворце и попросят, чтобы принц согласился позировать выбранному ими художнику. Почти все члены королевской семьи делают это несколько раз в год, так что у тебя будет хороший шанс, – задумчиво добавила Джесика.

– Ты просто чудо, Джесика! И я смогу приходить в Букингемский дворец? – Мэделин взволнованно сжала ладони.

– Или в Кенсингтонский – в зависимости от того, кого ты будешь писать. Тебе разрешат приходить столько раз, сколько пожелаешь, для изображения деталей одежды на манекенах, чтобы избавить членов королевской семьи от лишних часов позирования, – осведомленно заметила Джесика.

Мэделин взволнованно схватила ее за руку:

– Джесика, если ты поможешь устроить мне это, я всю жизнь буду в долгу перед тобой!

Джесика засмеялась, сверкая голубыми глазами:

– Я подумаю, что можно сделать для тебя. А пока нельзя ли еще шампанского? У меня пересохло в горле!

– Конечно. О, я так рада, что ты смогли приехать! Мы так давно знакомы с тобой, не правда ли? – Они направились в угол, где было поменьше народу.

– Сколько лет уже прошло? – спросила Джесика, наслаждаясь шампанским. – Мы познакомились в школе в семидесятом году, значит… О Боже, я уже такая старая! – запричитала она.

– Семнадцать лет назад. Джесика закатила глаза:

– Помню, я сначала ненавидела тебя, думая, что ты избалованная и испорченная, поскольку твой отец был богачом и ты всегда носила дорогую одежду.

– А мне казалось, что ты была ужасно высокомерной со своим английским произношением и снобистскими манерами.

Их разговор прервал Джейк, который неожиданно появился перед ними. Лицо его было красным от гнева, а темные глаза метали молнии. Позади него взволнованно топтался Карл. И его щеки заливал густой румянец.

– Мэделин, я должен поговорить с тобой, – сказал Джейк сдавленным голосом.

Она испуганно посмотрела на него, затем повернулась к Карлу:

– В чем дело? Что случилось?

– Извини, дорогая. – Карл виновато повесил голову. – Я забыл, что об этом нельзя говорить твоему отцу, и проболтался.

Мэделин все поняла. Должно быть, Карл рассказал Джейку, что она собирается навестить деда в Англии.

– Значит, ты разговаривала с Джорджем Даримплом? – сурово произнес Джейк.

Джесика резко втянула воздух, как бы собираясь что-то сказать, но передумала.

– Да, разговаривала, – спокойно сказала Мэделин. – Что в этом плохого? Он ведь все-таки мой дед, и он попросил меня приехать к нему. Я бы сама сказала тебе об этом рано или поздно, но была слишком занята подготовкой к выставке.

– Ты не должна ехать к нему, Мэделин. Я категорически запрещаю! – Подбородок Джейка дрожал. Она никогда не видела его таким расстроенным. Карл с красным лицом переминался с ноги на ногу.

– Давай обсудим это позже, – прошептала Мэделин, заметив, что люди начали с любопытством останавливаться около них.

Джесика отошла в сторону, сделав вид, что интересуется другими картинами, а Карл обнял Мэделин одной рукой за талию.

– Она уже взрослая, Джейк, – начал он возбужденно. – Если она хочет поехать и навестить своего старого родственника, я не вижу, почему бы…

– Ты ничего не знаешь! – резко прервал его Джейк. – Обещай, Мэделин, что не станешь встречаться с Джорджем Даримплом. – Мэделин разозлилась. Конечно, глупо было со стороны Карла без ее ведома рассказать все Джейку, однако ей уже двадцать пять и она способна принимать самостоятельные решения.

– Что происходит, черт побери? – Она говорила тихо, так, чтобы ее могли слышать только Джейк и Карл, но тон ее был резким. – Почему ты не хочешь, чтобы я поехала? Почему ты всегда отказываешься говорить со мной о моей матери?

Джейк посмотрел на нее продолжительным взглядом, выражение его глаз было непроницаемым.

– У меня на это есть свои причины, – сказал он наконец. – Пожалуйста, не езди к деду. Иначе пожалеешь!

На следующее утро Карл рано отправился в банк, покинув Мэделин и Джесику за завтраком в столовой, отделанной в восточном стиле, в их квартире, выходящей окнами на Центральный парк. Мэделин предпочла жить в этой части Пятой авеню, так как если она не могла ежедневно видеть естественной природы – зеленых деревьев и травы, – это вызывало у нее что-то похожее на приступы клаустрофобии. И вот сейчас она смотрела в большое окно на летний пейзаж во всем его великолепии. Разнообразие зелени с неуловимыми оттенками вызывало мысль, смогла бы она подобрать соответствующие краски, чтобы отобразить это великолепие в лучах утреннего солнца.

– Смотри! – внезапно сказала она, опустив чашку с кофе и вытягивая руку.

Джесика, испытывая страдания после похмелья, уставилась в пространство затуманенным взором:

– Что? Я ничего такого не вижу.

– Там, на ограде… Теперь перебралась на дерево… Видишь чудесную белочку? Знаешь, они здесь совсем ручные, даже едят с ладони. – Мэделин восхищенно улыбнулась, наблюдая, как белка прыгала с ветки на ветку, а затем побежала вверх по стволу. – О, как это великолепно! Надо выйти погулять чуть позже. Если бы не Центральный парк, я не смогла бы жить здесь.

– О Боже! – пробормотала Джесика слабым голосом. – Никогда не думала, что такая городская девушка, как ты, склонна к сельским видам. За городом всегда холодно и грязно, Мэдди, и твои модные туфельки развалятся там в один момент. Интересно, чем вызвана такая любовь к природе? Мне кажется, ты гораздо лучше смотрелась бы в атриуме древнего Тауэра.

Мэделин, смеясь, покачала головой:

– Может быть, когда я постарею. А пока Карл и я используем любую возможность, чтобы уехать из города и провести время в заливе Ойстер-Бей.

– Однако, – мрачно возразила Джесика, – меня не заставишь жить за городом. Слушай, Мэдди, у тебя есть аспирин?

Мэделин встала.

– Да, конечно. Должно быть, ты страдаешь от нарушения суточного ритма в связи с перелетом.

– К черту биоритмы! У меня самое обыкновенное похмелье, так что не надо со мной миндальничать!

Через минуту Мэделин вернулась и протянула Джесике пару таблеток:

– Вот… Слушай, Джесика, я хотела спросить тебя вчера вечером, но было слишком поздно, когда мы вернулись с выставки. Что ты хотела сказать, когда отец упомянул имя моего деда? Ты уже открыла рот, но затем передумала.

– Ах да! – Джесика запила аспирин глотком кофе и откинулась на спинку стула. – Я разговаривала со своим другом, журналистом Питером Торном, который работает в газете «Ивнинг стэндард». Кажется, он знает все о твоей семье.

– Да? – Мэделин внимательно посмотрела на подругу. – И что же он рассказал? Ему известно что-нибудь о моей матери и о том, как она умерла?

– Кажется, да. В то время произошел большой скандал. Питер писал об этом событии. Случилось нечто странное. Он сказал, что тебе лучше держаться подальше от этой семьи…

Мэделин напряглась, лицо ее выражало тревогу.

– Надеюсь, ты не сказала ему обо мне? Я ведь просила тебя быть осторожной…

Джесика возмущенно прервала ее:

– Конечно, я не упоминала твоего имени. Я просто сказала, что одна моя подруга хочет разузнать кое-что о Даримп-лах, вот и все. Он сказал, что смерти твоей матери предшествовали какие-то ужасные события.

– Что именно он сказал? Какие такие события? – Мэделин почувствовала, что ей становится плохо: будто к ней прикоснулась чья-то ледяная рука.

– Извини, Мэдди, этого я не знаю. Питер и я должны были встретиться за ленчем в прошлую пятницу, но в последний момент он позвонил и сообщил, что должен заняться забастовкой на заводе Форда. Он обещал посвятить меня во все «кровавые подробности», как только освободится. Не беспокойся, я заставлю его выложить мне все, когда вернусь в Англию.

– Джейк старается что-то скрыть от меня, не так ли? Мне надоело чувствовать себя маленьким ребенком, которого постоянно опекают. Что бы там ни было, я поеду в Девоншир к своему деду.

Джесика налила себе еще апельсинового сока из хрустального кувшина.

– Когда?

Мэделин пожала плечами, просвечивающими сквозь прозрачную ткань ее халата:

– Как только смогу. Теперь, когда выставка открыта, чем скорее я поеду и разузнаю, в чем там дело, тем лучше. Сейчас у меня такое ощущение, будто надо мной нависли черные тучи.

– Я собираюсь вернуться в Англию в следующий понедельник. Почему бы тебе не полететь со мной? – предложила Джесика.

Лицо Мэделин просветлело.

– Прекрасная мысль! Я так и сделаю. Ненавижу путешествовать в одиночку и смогу провести пару ночей в твоем отеле, не так ли?

– Почему бы нет! – Джесика восторженно захлопала в ладоши. – Я попробую поселить тебя в президентский номер и обеспечить обслуживание по высшему разряду.

– Благодарю.

Джесика вскочила, забыв о своем похмелье.

– Значит, договорились. А что мы будем делать сегодня? Мэделин закинула руки за голову.

– Я знаю, что делать. Надо немного расслабиться после вчерашнего вечера и пройтись по парку. Думаю, ты хочешь того же самого? – Она с сочувствием посмотрела на подругу.

– Вовсе нет! Неужели ты думаешь, что я преодолела тысячи миль, чтобы только посмотреть на тебя, дорогая? – пошутила Джесика. – Я должна посетить магазины Бергдорфа Гудмана, Блюмингдейла, Сакса, – она загибала пальцы, продолжая перечислять, – Бонвита Теллера, Тиффани… и, конечно, заглянуть к Хэммекеру Шлеммеру, чтобы узнать, какие технические новинки они предлагают. – Джесика возбужденно заерзала на стуле, предвкушая удовольствие, какое доступно только настоящим транжирам.

– Только без меня! – засмеялась Мэделин. – Как насчет того, чтобы встретиться потом за ленчем? В час, «У Элейн»?

– Отлично!

В двадцать минут второго Джейк Ширман поспешил в бар «Четыре сезона», где должен был встретиться со своей сестрой Пэтти, которую пригласил утром позавтракать с ним. Она уже сидела за их постоянным столиком, в элегантном костюме от Келвина Кляйна, с нитками жемчуга на тонкой шее и с неизменной сигаретой между пальцев. Она догадывалась, зачем Джейк позвал ее, но ей хотелось узнать, что ему известно, прежде чем заговорить самой. Она заказала сухой мартини и раздраженно постукивала ногой под столом в ожидании брата.

Наконец Джейк появился, запыхавшийся, взволнованный и раскрасневшийся. Он поцеловал ее в нарумяненную щеку.

– Извини за опоздание, Пэтти. Меня задержали на работе, да и на улице ужасное движение.

– Ты плохо выглядишь, – заметила она осуждающе. Ее голос звучал мрачно и хрипло от постоянного курения.

– Ты не лучше со своими сигаретами! – возразил Джейк. – Ужасная привычка! Закажем что-нибудь из еды или ты хочешь еще выпить?

Между братом и сестрой было полное взаимопонимание. Они могли говорить друг другу грубости, так что люди, слышавшие их, иногда думали, что они ссорятся. На самом деле между ними существовала устойчивая любовь, длившаяся вот уже пятьдесят лет, и любой, кто пытался встать между ними, вызывал лишь гнев и у Пэтти, и у Джейка, которые были неизменно верны друг другу.

– Конечно, я хочу еще выпить, – сказала Пэтти, гася окурок и тут же закуривая очередную сигарету. – Я слышала, у тебя вчера была стычка с Мэделин, после того как я покинула выставку вечером! – продолжила она без всяких предисловий.

Джейк настороженно посмотрел на нее:

– От кого ты это слышала? – Если Пэтти знает об этом, значит, уже большая часть Нью-Йорка в курсе дела.

Она пожала плечами:

– Здесь слухи распространяются очень быстро. Так в чем дело?

– Давай сначала сделаем заказ.

– Хорошо. Я хочу крабов с зеленым салатом… и еще мартини, который ты обещал мне.

– Хорошо, хорошо! Ты пьешь, как алкоголик. – Джейк сделал заказ покорно стоящему рядом официанту. – И принесите нам, пожалуйста, бутылочку белого французского вина урожая восемьдесят пятого года, – добавил он.

– Ну, давай выкладывай, Джейк! – сказала Лэтти с нетерпением. – Я хочу знать, зачем ты сегодня притащил меня сюда. Джейк глубоко вздохнул:

– Мэделин разговаривала по телефону с Джорджем Даримплом, и он просил ее приехать к нему в Англию. Я, конечно, против, но не думаю, что мои запреты остановят ее.

Пэтти задумчиво смотрела в пространство.

– Значит, он все-таки связался с ней? – сказала она как бы сама себе.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Джейк.

– Он звонил мне дней десять назад. Меня не было дома, но Маллаби принял сообщение. Джордж хотел узнать, как связаться с Мэделин.

– И Маллаби сказал ему?

Пэтти фыркнула:

– Не говори глупости! Конечно, Маллаби ничего не сказал ему. Я тоже. Я позвонила Джорджу и спросила, не могу ли чем-то помочь ему, но он отказался говорить со мной, этот высокомерный старый дьявол! Он разузнал номер телефона Мэделин у кого-то другого, но она ничего не рассказала о разговоре с ним, не так ли? Насколько мне известно, это Карл обо всем сообщил тебе.

Джейк кивнул:

– Да. По-видимому, он не предполагал, что это вызовет ссору между мной и Мэдди прошлым вечером. Я сказал ей, что она не должна иметь с дедом никаких дел.

– И она, конечно, послушалась тебя! – съехидничала Пэтти. – Послушай, Джейк, ты уже не можешь запрещать дочери что-либо. Ей почти двадцать шесть лет. Запретами ее не остановишь.

– Тогда что же делать? Я мог бы рассказать Карлу всю историю – хотя, по-моему, это крайняя мера – и убедить его отговорить Мэделин от поездки в Англию. Однако, думаю, это бесполезно.

– Ты сделаешь большую ошибку, посвятив Карла в эту историю. Думаешь, он выдержит, чтобы не рассказать обо всем жене? В их отношениях может возникнуть напряженность. – Пэтти глубоко затянулась своей сигаретой «Мальборо». – Мне кажется, Джордж Даримпл вряд ли расскажет Мэделин о ее матери. Возможно, мы напрасно паникуем. Вероятно, он хочет просто взглянуть на свою единственную внучку, пока не поздно!

– Но почему именно сейчас? – спросил Джейк, проведя рукой по нижней части лица, как бы проверяя, побрился ли он сегодня утром. – Почему вдруг, после двадцати лет молчания, она понадобилась ему?

– Возможно, Джордж стыдился того, что произошло когда-то. Тем не менее Камилла была его единственным ребенком, и поэтому он, чувствуя приближение своего конца, решил снова вернуться к событиям тех дней.

Джейк тяжело вздохнул:

– Вероятно, ты права. – Сама мысль о Камилле вызвала у него дрожь, и он ощутил горечь прошедших лет, в течение которых старался уберечь Мэделин от неприятностей. Порой он испытывал страх и отчаяние, вспоминая о случившемся, и отчасти утешало его лишь то, что дочь была тогда слишком маленькой, чтобы помнить эти ужасные события.

Пэтти, чувствуя, что Джейк погрузился в воспоминания, протянула свою костлявую, украшенную драгоценностями руку через стол и коснулась его руки.

– Перестань думать об этом, Джейк! – сердито сказала она, но глаза ее были полны сочувствия. – Мне кажется, ничего страшного не случилось. Должно быть, Джордж слишком стар и просто хочет повидать Мэделин. Ты не должен осуждать его за это.

Это не убедило Джейка.

– А что, если она начнет расспрашивать жителей Шеркомба? В этой маленькой деревушке найдутся люди, которые помнят события двадцатилетней давности.

– Ну и что? – Пэтти яростно попыхивала сигаретой. – Пусть Мэделин наконец узнает то, что должна знать. Ты не сможешь вечно уберегать ее от этого. – При последних словах голос ее сделался резким.

Джейк молчал, размышляя.

– Тебе следовало жениться еще раз, – продолжала сестра.

– Ты же знаешь, я не мог сделать этого. – Пэтти прерывисто вздохнула.

– Ты должен был найти выход, – настаивала она. – Нельзя на всю жизнь лишать себя счастья.

– У меня было достаточно женщин, – возразил Джейк, хотя понимал, что Пэтти права. Эта ужасная, трагическая история, происшедшая с Камиллой, глубоко подействовала на него. Однако разве нельзя было найти свое счастье с кем-нибудь другим? – Может быть, ты поговоришь с Мэделин? – неуверенно предложил Джейк. – Скажи, чтобы она не ездила в Англию.

– Ты знаешь что-нибудь о психологии людей? О запретном плоде и тому подобном? В самом деле, Джейк, мне иногда кажется, что ты еще ужасно глуп, хотя уже довольно взрослый человек и занимаешь достаточно высокое общественное положение. Кстати, ты когда-нибудь допьешь свое вино или нет? – добавила она раздраженно. – Зачем понадобилось приглашать меня сюда на ленч, если ты собираешься все это время смотреть куда-то в пространство.

Джейк нехотя улыбнулся:

– Старая, добрая Пэтти. Мне всегда приятно видеть тебя.

– Хотелось бы так думать! – резко сказала она, хотя лицо ее выражало сердечную привязанность к брату.

Каждое утро целая команда клерков «Центрального Манхэттенского банка» занималась сортировкой почты, перебирая сотни писем, прежде чем направить их в различные отделы: текущих счетов, накопительных, иностранных и кредитных счетов, в отдел запросов на новые чековые книжки, в отдел депозитов и в отдел общих вопросов и уведомлений. Все эти письма помещались в специальные корзины и разносились по всем этажам здания. Затем в соответствии с этими письмами производились такие операции, как получение денег по чекам, платежи, санкционированные большими компаниями, и переводы денег в иностранные банки.

К девяти часам один из клерков клал на стол Карла документы с разрешениями на перевод денег в иностранные банки на данный день. Обычно образовывалась большая стопка так называемых желтых бланков, хотя на самом деле они были цвета мускусной дыни. С плотно напечатанным текстом и выделенными разделами, которые заполнял клиент, указывая, какую сумму он хотел переслать, они представляли собой миллионы долларов «летучего капитала» – как называли его в банке, – который направлялся из Америки во все части света.

Карл был настолько опытен, что ему хватало одного лишь взгляда, чтобы определить, кто пересылает деньги, в какой иностранный банк они должны быть переведены, кто ответственный за уплату расходов по пересылке и какую сумму надо переслать. В этом деле требовались: точность и внимательность при проверке правильности заполнения бланка; быстрота оценки, имеет ли клиент на своем счету достаточную сумму для пересылки; и особая осмотрительность. Карл был доволен тем, что у его новой помощницы, Кимберли Кэбот, были для этого все необходимые качества. Она действовала быстро и точно, мгновенно улавливая суть дела, когда он объяснял ей что-то. Каждое утро, разобравшись с санкциями на перевод денег, Карл вызывал Кимберли в свой кабинет и поручал ей оформить соответствующие переводы. Иногда «Центральный Манхэттенский банк» использовался как расчетный центр, но главным образом переводы запрашивали компании, которые уже имели в банке текущие счета. Кимберли помещала каждый бланк в специальное устройство, которое фиксировало содержание на микропленке, так что потом, если возникали вопросы, в любое время можно было воспользоваться копией и получить необходимую информацию.

– Я хочу, чтобы вы проверили, имеют ли эти компании соответствующие суммы денег на кредитных счетах, позволяющие сделать запрашиваемые переводы, – сказал Карл, когда Кимберли направилась в свою комнату.

– И принести эти бланки вам? – спросила она. Карл кивнул:

– Да. Затем я отправлю их на подпись президенту банка, мистеру Ширману, или одному из вице-президентов, если его нет поблизости, после чего с помощью компьютера деньги будут отправлены по назначению.

Кимберли самоуверенно улыбнулась:

– Да, я знаю. Когда я работала в компьютерном отделе, я была знакома с девушкой, занимавшейся пересылкой денег. Только президент и вице-президенты имеют коды для пересылки денег в иностранные банки, не так ли? – Она произнесла это скорее как утверждение, чем вопрос.

Это произвело на Карла впечатление. Очевидно, девушка была очень наблюдательной и запоминала все, что видела. Такие люди, как она, могли далеко продвинуться в банковском деле.

– Верно, – подтвердил он. – Даже я не могу осуществить перевод.

– Хорошо, что эта система имеет защиту, – спокойно заметила она.

Карл взял лежащую перед ним стопку бланков и начал со знанием дела просматривать ее. Проверив примерно полдюжины и введя информацию в свой компьютер, он передал бланки Кимберли. Она отнесла их в свою комнату и начала копировать каждый бланк на микропленку. Они работали ритмично, прерываемые лишь отдельными телефонными звонками – в основном от клиентов, которых интересовал курс доллара: поднимается или падает?

– Я еще не отполировал свой магический кристалл, чтобы делать предсказания! – обычно отвечал Карл, смеясь, так как в банке запрещалось давать кому-либо информацию такого рода, иначе клиент мог возложить на них ответственность за потерю денег при совершении сделок. – Ваши предположения ничуть не хуже моих, – продолжал он. – Если бы я знал все наперед, то был бы богачом! – Это был его стандартный ответ на такие вопросы, и клиент по крайней мере чувствовал удовлетворение от того, как с ним обошлись, хотя и не получал желаемого ответа.

Кимберли вернулась в его кабинет за очередной пачкой бланков.

– Закончив с копированием, я пойду проверить кредитные счета этих клиентов в нашем банке.

– Хорошо. – Карл даже не взглянул на нее. Кимберли делала все, что ей было сказано, и не отвлекала его глупыми вопросами, как некоторые девицы, которые работали у него раньше. За исключением Эверил, конечно, но она была одной из миллиона. Молодые женщины, подобные ей, были большой редкостью.

В два часа Кимберли снова вошла в его офис.

– Принести вам сандвич или еще что-нибудь, мистер Делани? Вам следует поесть, и это не отнимет у вас время.

Карл поднял голову от стола, где все еще возвышалась большая пачка писем – улов дневной почты, – и увидел, что Кимберли с сочувствием смотрит на него. Ее светло-серые глаза казались озабоченными, и Карл впервые обратил внимание на красоту девушки. Густые золотисто-каштановые волосы обрамляли белокожее лицо, а зеленое платье подчеркивало ее миловидность.

– Хорошо, – рассеянно ответил он.

– Я схожу в буфет и принесу что-нибудь, если у вас нет времени пойти в директорскую столовую, – предложила она.

У Карла вдруг потекли слюнки при мысли о соленой говядине с ржаным хлебом.

– Ну а как же вы?

Кимберли улыбнулась своими серыми глазами:

– Я на диете, вернусь через несколько минут.

– Благодарю. – Карл наблюдал за тем, как она пошла к выходу из офиса, и заметил, что у нее очень стройные, длинные ноги. Снова взявшись за работу, он рассеянно подумал, насколько она надежна.

Через несколько минут Кимберли вернулась, держа в руках его ленч, как драгоценный подарок.

– Я также купила вам яблоко, – сказала она, протягивая ему румяный плод. – Знаете, как говорят про яблоки?

– Одно яблоко в день… и так далее? – предположил он. Голос ее сделался низким и мягким.

– Нет, это яблоко для учителя. – Затем Кимберли засмеялась и поспешила в свою комнату. Карл готов был поклясться, что она покраснела.

– Я уезжаю всего лишь на неделю, Карл, – возражала Мэделин, застегивая небольшой чемодан. – За это время ничего не случится.

– Лучше бы ты вообще не ездила, – мрачно произнес Карл. – Твой отец еще раз приходил ко мне вчера. Он явно побаивается твоей встречи с дедом. Мне очень хочется поехать с тобой.

Мэделин подошла к кровати, на которой он сидел, и обняла мужа за шею.

– Я тоже хочу этого. Однако что может со мной случиться? Отец так волнуется, как будто я отправляюсь за «железный занавес»! Я проведу всего лишь пару суток с моим дедом. Последние два дня я буду с Джесикой в Лондоне, так что нечего беспокоиться. Если возникнет какая-нибудь проблема, я позвоню тебе, дорогой.

Карл прижал ее к себе.

– Почему твой отец не может поговорить со мной и объяснить, в чем дело?

– У меня такое чувство, что отец до сих пор не может забыть о смерти матери и вот уже двадцать лет не разговаривает с дедом, потому что считает его виноватым, – задумчиво ответила Мэделин. – Пока я не узнаю, как умерла моя мать, нам не распутать этот клубок, однако уже сейчас очевидно, что отец и дед ненавидят друг друга и что причиной раздора между ними стала моя мать. – Она отстранилась от Карла и посмотрела ему в лицо. – Я должна поехать, Карл, и узнать, почему в нашей семье наложено табу на все, что касается моей матери, и это мой единственный шанс. Карл нежно поцеловал ее.

– Я понимаю тебя, дорогая. Меня беспокоит только то, что сэр Джордж Даримпл показался мне немного не в себе. Вдруг он запрет тебя в Милтон-Мэноре?

– Ты имеешь в виду… как пленницу? – Мэделин откинула голову назад и расхохоталась. – Не смеши меня, милый! Сейчас двадцатый век. Возможно, Милтон-Мэнор был построен во времена королевы Елизаветы Первой, но с тех пор многое изменилось. Выбрось это из головы и вспомни, что ты здравомыслящий бизнесмен. Это мне, как художнице, простительно забивать голову всякими фантазиями.

Карл тоже рассмеялся, и напряжение немного спало. Но он все-таки добавил:

– Обещай, что позвонишь, если что-то будет не так.

– Обещаю! – весело ответила Мэделин.

Однако когда она села вечером вместе с Джесикой в огромный аэробус в аэропорту Кеннеди, ее охватило беспокойство. Прежде всего потому, что отец вообще редко проявлял излишнее волнение, а в данном случае ее полет в Англию вызвал у него чуть ли не панику.