Они оставили позади себя сотню миллиардов звёзд.

Галлифрейский флот покинул родную галактику и находился глубоко в межгалактическом пространстве. Сейчас корабли снижали скорость, приближаясь к пункту своего назначения. Они выходили из гипер-пространственного перемещения и двигались со скоростью чуть меньше световой. Омеге не нужно было оглядываться. Галактика позади него представляла собой огромную спираль поперечником сто тысяч световых лет. Она была уже слишком далека, чтобы различить в ней хоть что-то, кроме самых грубых деталей. В этой массе звёзд было и солнце Галлифрея, и все звёзды, которые можно было увидеть на ночном небе их планеты.

Звёзды были двух поколений. Рукава спирали состояли из самых молодых солнц, которые учёные называли Население I. Солнце Галлифрея было типичным их представителем: горячее, богатое элементами тяжелее гелия и водорода, окружённое планетарной системой. Ближе к ядру галактики находились скопления более старых, больших, красных звёзд Населения II. Они родились до появления тяжёлых элементов, они сами были ядерными фабриками, создававшими холодные элементы. Умирая, звёзды Населения II взрывались, распыляя по галактике тяжёлые элементы, в результате чего много миллиардов лет назад и появились звёзды Населения I.

Но даже звёзды Населения II содержали следы металлов и других сложных атомов, которые могли быть созданы только в недрах звёзд. Давным-давно, задолго до того, как образовалась первая галактика, должен был быть ещё один тип звёзд. Эти звёзды — Население III — были сверхмассивными, намного ярче и горячее, чем их современные эквиваленты. Солнце Галлифрея сияло около трёх миллиардов лет, и даже без вмешательства звёздного инженера могло светить ещё два раза по столько же. Процессы же внутри звезды Населения III были настолько интенсивнее, что она выгорела бы в триста или четыреста раз быстрее. Типичная звезда Населения III жила десять миллионов лет, а затем взрывалась. В юные дни вселенной эти короткоживущие огромные звёзды послужили топливом для новорождённых галактик, источником их благосостояния. Все звёзды Населения III давно умерли, либо совсем исчезнув, либо став огромными чёрными дырами.

Все, кроме одной.

Ккаба была последней такой звездой во вселенной, в этом Омега не сомневался. Она с трудом дожила до этого времени, поддерживаемая, как капельницей, межзвёздным веществом из межгалактической туманности, которая её частично скрывала. Но даже с этой подпиткой, в тот момент, когда её нашёл Омега она балансировала на грани смерти. Он изменил конфигурацию этой звезды, не дал ей угаснуть. Если бы он её нашёл на неделю позже, он бы уже ничего не смог сделать. Ккаба бы умерла, а вместе с ней и Галлифрей.

Теперь они вернулись к Ккабе, чтобы уничтожить её.

Умирающая звезда.

Несомненно, должны быть писатели, способные передать величие этого увядания, его огромный масштаб. Поэт, возможно, смог бы выразить ощущения человека, вызванные таким зрелищем, подобрать слова новым эмоциям, охватывающим его тут. Быть может, он бы снизошёл до физического описания окружения наблюдательной площадки, и отметил бы, что всё выглядело иначе в свете вечерних звёзд, став либо ярко-красным, либо глубокой чёрной тенью. В этом образе могло бы найтись место для философии или морали, — думал Омега. Он этого не знал. Он был инженер, а не поэт, и прибыл сюда по делу.

Одетой в перчатку рукой он провёл рукой по обоим ящикам. Их замки и защёлки нетерпеливо тарахтели. Он чувствовал, как они сияют внутри. Они были такие красивые, такие сложные. Они были детьми в утробе, близнецами, с множеством возможных судеб. Омега создал их, построил ящики, которые внутри были больше, чем снаружи, снабдил их базовыми программами, задал параметры работы и возможности, и позволил им потреблять энергию и данные. Никем не наблюдаемые, Руки превзошли ограничения технологий. Даже Омега уже не знал, чем они являются, он не мог об этом узнать, не уничтожив их потенциал. Что бы в этих ящиках ни находилось, оно могло быть бесконечным, оно могло быть чем угодно.

Их мысли коснулись его мыслей, проходящая сквозь эпохи связь родителей, детей и возлюбленных. Им всегда было холодно, хором говорили они ему, они всегда знали свою судьбу.

— Сегодня нужно было жить историей, — подумал Омега.

— А что насчёт завтра? — спросили они. — Это было не завершение, это было начало.

— Кто знает, чем это всё завершится? — спросил Омега вслух, и его слова зазвучали эхом.

Они знали. Сказать ему?

— Пора.

Его сознание связалось с капитанами других кораблей флота. Они стояли на капитанских мостиках своих звездоколов, готовые следовать за ним. Не было времени ни на нерешительность, ни на гордость. Сомнений не было. Был только План, и он начинался единственным словом.

— Открыться, — сказал он.

Крышки ящиков откинулись, и комнату наполнили тонкие лучики света.

— Отправляйтесь.

И они отправились, кружась спиралью друг вокруг друга, распевая песню, похожую на дельфинью.

Другие могли за ними следить, могли наблюдать за их движением. Омега довольствовался наблюдением сквозь тёмные окна и затенённое стекло своего шлема. Две точки света, яркие даже на фоне поверхности звезды. А затем они исчезли: нырнули в фотосферу, в зону конвекции, в огромную лучистую зону, двигаясь к ядру.

У него в наушниках раздался шум:

— Компьютер сообщает, что звезда достигла точки коллапса.

— Активизировать стазисное гало, — не задумываясь, прореагировал Омега.

Он чувствовал, как активизируется гало, защитное поле, обеспечивающее состояние милосердия корабля, отделявшее его от остального пространства и времени.

Когда Ккаба была молодой, её вес в двадцать раз превышал вес галлифрейского солнца. Огромный вес звезды давил на её центр, и она должна была коллапсировать… но давление выдавливало из водорода ядра энергию, и эта энергия расталкивала звезду, удерживая её вес. В свои лучшие дни эта звезда светила в пятьдесят тысяч раз ярче, чем солнце Галлифрея. Но она горела так интенсивно, что за десять миллионов лет преобразовала всё своё водородное топливо в гелий. Она остыла, потеряла энергию, и её внутренности начали сжиматься. Это ещё сильнее повысило давление, загорелся гелий, звезда вздулась и потемнела. Горение гелия продолжалось миллион лет, и когда гелий в ядре закончился, звезда прошла через ряд всё более быстрых изменений. Преобразование углерода в неон, магний, и кислород поддерживало её десять тысяч лет, а затем горение неона не давало ей умереть ещё лет десять. Кислорода хватило на четыре года. Остался лишь один вид топлива — следы кремния. Когда Ккабу нашёл Омега, она всего неделю прожила на ядерном синтезе кремния, но он уже почти заканчивался. С тех пор ядерные процессы не прекращались исключительно за счёт галлифрейской технологии. За счёт Рук Омеги.

Омега уже чувствовал это. Что это, интуиция? Или это Руки ему сообщают? Он слышал, как набирает мощность двигатель его корабля.

Всё шло по плану.

Всю историю звезды энергия, излучаемая из ядра наружу, уравновешивала гравитационную силу, направленную вовнутрь. Было равновесие, стабильность. А теперь в ядре не осталось ничего, что могло бы послужить топливом. Остались только железо, кобальт, никель — все они слишком стабильные, чтобы запустить реакцию. Последние молекулы кремния превращались в железо, и звезда умирала. За миллионы лет ядро сожгло большую часть своей массы, и сейчас было жалким остатком того, чем оно было раньше, поперечником всего лишь около полутора миллионов километров.

Три десятые секунды спустя диаметр ядра был уже десять километров.

Энергия этого сжатия была колоссальной. Большая её часть выделилась в виде тепла и света, интенсивность которых была достаточна для расщепления атомных ядер. Узы, удерживающие протоны, электроны, и нейтроны вместе в виде атомов и молекул, развалились. Эти базовые кирпичики вселенной начали вести себя иначе в этой новой, странной среде. Крохотные электроны прижимались гравитацией друг к другу и образовывали нейтроны. Обычно нейтроны образовывали ядра атомов. Здесь же, в новом равновесном состоянии ядра, от ядра осталась лишь сфера плотно сжатых нейтронов поперечником сто километров, но с массой в два раза больше, чем у Солнца.

Стазисные гало были неисправны.

Сообщения об этом шли отовсюду. Он слышал это по телепатической связи вместе с остальными, слышал крики экипажа в интеркоме, чувствовал своими инстинктами.

Давление в сердце звезды стало настолько сильным, что нейтронный материал сжимался сильнее, чем мог выдержать. Он распрямился, запустив сквозь внешние слои звезды ударную волну.

Он не пропустит этот момент, он будет смотреть. Он выживет, он знал это из Фрагмента. Другие найдут способ восстановить защитные экраны.

Когда ядро прекратило излучать энергию, внешние слои звезды больше ничто не поддерживало. Хотя Ккаба была лишь тенью прежней себя, материала в ней всё ещё было достаточно для создания десятка галлифрейских солнц. И всё это вещество давило на ядро. Внешняя оболочка обрушилась по гравитационному колодцу вниз, к ядру, с четвертью скорости света.

— Зарегистрирован поток нейтрино, — доложил рулевой.

Уже полминуты прошло со смерти звезды.

Стазисные гало не восстановили.

Омега знал, что погибнет. Эта величественная умирающая звезда внезапно стала пастью, в которую он смотрел. Он знал свою судьбу. Он слышал первые искры и приглушённые взрывы, вызванные действием излучения на его корабль.

В ядре сформировалась ударная волна. Она уже мчалась вперёд. Она была непомерной силы, она легко могла обратить падение внешних слоёв. Внезапно пятнадцать солнечных масс понеслись наружу расширяющейся сферической ударной волной. Приборы регистрировали нейтринный поток, потому что нейтрино не имеют массы, и они такие маленькие, что проходили сквозь всё, кроме самых плотных масс со скоростью света. Они родились после прохождения фронта ударной волны, но они опередили его. Ударная волна уже близилась, всё уже началось.

Но Фрагмент…

Он услышал один голос, а затем второй.

— Нет!

— Фрагмент — подделка. Работа Рассилона.

— Нет!

— Ты не веришь этому даже сейчас?

— Я думал, что это ты его подделал.

Омега больше не слушал их перепалку. Он стоял, сложив руки за спиной, лицом к ударной волне. Вокруг него его экипаж поддался своим животным инстинктам, они дрожали и сжимались от страха, они пытались убежать или прикрыть себя чем-то. Галлифрейский флот был прямо на пути сокрушительной силы, стоял к ней лицом, ничем не защищённый. Корабль Омеги был ближе всех. У него было около десяти секунд. У других кораблей было на четверть минуты больше.

Каждый комок вещества звезды становился сжатым и наполненным энергией. В этом нейтронном супе быстро образовывались очень тяжёлые элементы. Ядро теперь было нейтронной звездой диаметром не больше двадцати километров.

В ударной волне была большая масса. Два и двадцать восемь нолей тонн. На то, чтобы толкнуть такое количество вещества наружу, потребовалась энергия, и даже предсмертные спазмы сердца звезды не могли столько произвести.

Ударная волна замедлилась, почти остановилась. Она всё ещё была в ста километрах от корабля Омеги. Наверное, некоторые члены его экипажа думают, что они спасены, что случилось чудо.

В глазах Омеги были слёзы.

Вы забыли о нейтрино? О том, что они движутся со скоростью света? О том, что они проходят сквозь всё, кроме самого плотного вещества?

Когда ударная волна замедлилась, слои звёздного вещества начали натыкаться друг на друга, сжиматься, уплотняться. Внешние слои звезды образовали оболочку, сжатую до плотности в триста миллиардов нейтронов на кубический сантиметр.

Эта толщина сможет задержать несколько нейтрино.

Вы забыли о нейтрино? О том, что они движутся со скоростью света?

Они ударили по внешним слоям с почти бесконечной силой. Плотный материал поглотил энергию, отвёл её. Но она была слишком большой.

Нейтрино снова толкнули ударную волну наружу от ядра, ещё быстрее, чем до этого. Ударная волна теперь двигалась со скоростью два процента скорости света.

Экипаж Омеги был обречён.

Жёсткое излучение испаряло внешнюю оболочку корабля. Корабль лопнул, взорвался, как фрукт в огне. Снизу до Омеги доносились крики его команды, но он не мог никого разглядеть сквозь густой чёрный дым и красное зарево аварийного освещения. Аварийное освещение, в то время как свет снаружи плавит корпус! Он почувствовал запах собственной плоти, он смотрел на ударную волну, поглотившую его корабль, аннигилирующую его.

Ударная волна прошла сквозь него.

Если Фрагмент подделка, то почему он до сих пор жив?

— Это моя судьба, — перекрикивал Омега ужасный шум уничтожения палуб и переборок. Он исполнил свою судьбу. — Почувствуйте Энергию вокруг нас!

Гравитационные силы, вещество, — всё, из чего состоят вселенные. Пространство, время, и вещество связаны.

— Это узда, хватайте её!

— Почему он не умер?

Он слышал в своём сознании двух других, они говорили друг с другом, но не с ним. Их голоса угасали.

— Мы можем своими сознаниями поддержать стазисные гало. Это спасёт корабли.

— Корабль Омеги это не спасёт, всё уже разрушилось.

— Мы не можем спасти ни его корабль, ни экипаж.

— Мы можем спасти его.

Их сознания пропали, их корабль пропал, но Омега был всё ещё тут, воистину бессмертный в своём стазисном гало. Гравитация цепко держала его, на скорости одна треть световой он понёсся к зарождающейся в центре разрушения нейтронной звезде. Время вокруг него начало замедляться. Ему это не привиделось: интенсивная гравитация растянула пространство и время, сделала их эластичными. Он чувствовал, как Время протекало сквозь него, изменяло его, этому не мог помешать даже его защитный экран.

В течение нескольких ближайших секунд выжившие звездоколы будут омываться Энергией Времени. Они соберут часть этой мощи, откачают её в свои огромные батареи. В этом состоял План: это будет топливо для кораблей времени. Но чего Рассилон не предвидел, так это того, что сами члены экипажей окажутся облучены, они будут пропитаны этими энергиями. Омега теперь всё это видел, он видел перед собой Время так же ясно, ка звёзды на ночном небе. Он чувствовал в нём гармонии.

Он видел будущее, он чувствовал у себя за спиной ветры времени.

В сердце звезды происходил самый последний процесс.

Если какой-нибудь предмет сжать до достаточно малых размеров — точное значение размера зависит от массы объекта и легко вычисляется — то пространство вокруг него замкнётся. И предмет выпадает из пространства-времени. От него останется только абсолютно непрозрачная чёрная сфера, дыра во вселенной. Но предмет будет обладать гравитацией, он всё ещё будет способен притягивать к себе вещество и энергию. Самый центр этой дыры будет обладать бесконечной плотностью и бесконечно маленьким радиусом. Ни один из законов физики не будет там действовать, пространство и время не будут связаны. Там может существовать что угодно, человек может стать богом.

Омега улыбнулся и развёл руки, готовый объять сингулярность.

За рёвом умирающей звезды он снова услышал их голоса, бесконечно тихие.

Они видели, какой эффект оказывает эта сингулярность на пространство и время. Словно молот бил по толстому стеклу, или по куску льда. Появлялись трещины, и они сливались в сеть линий. Раньше вселенная была каменным блоком, а теперь с неё откалывались осколки, открывая скульптуру, которая всегда была внутри. Пространство-время трещало, законы физики отменялись.

Рассилон был в панике. Рассилон не мог этого допустить.

Омега снова почувствовал сознание Рассилона. Он поднял голову и напряжённо прислушался к голосу над ним.

Но сознание говорило не с ним, оно говорило с чёрной дырой, оно охватывало её, манипулировало ей. Огромной силой воли Рассилон ввёл новый закон физики. Он установил равновесие, основал прекрасно законченную систему уравнений. Из темноты явилась поверхность, поверхность, скорость убегания с которой равнялась скорости света. Обнажённая сингулярность была прикрыта, дыра во вселенной была запечатана, и снаружи буря утихала.

Вселенная была спасена. Ничто теперь не сможет сбежать из темноты.

Члены экипажей выживших кораблей стали повелителями времени.

Омега смотрел вверх. Он ничего не видел, но услышал, как над ним захлопнулся горизонт событий.

Теперь не было ни единой силы во вселенной, которая могла бы до него добраться; ни какого контакта. Здесь был только он, бессмертный в своём стазисном гало, защищённый от своего инфернального окружения.

Он падал невозможной, аномальной вспышкой света на фоне темноты.

Омега падал навсегда.