А уж мира, в котором живём, мы, наверное, тем более не знаем. И не только потому, что, говоря пушкинскими словами, «ленивы и нелюбопытны». А еще и потому, что чересчур хорошо понимаем: этот мир не слишком-то и стоит нашего интереса. Как написано на могиле Григория Сковороды: «Мир ловил меня, но не поймал». И вообще, мы живём не в мире, а на войне. В том числе — и с самими собой. И эта незримая война настолько тяжела, что любая передышка в ней: от алкоголя до зримой войны с врагами «унешними» или там «буржуями», — в каком-то смысле воспринимается как огромное облегчение.

Может быть, отсюда и проистекает явный парадокс отечественного «либерализма», отчётливо сформулированного ещё Владимиром Печериным: «Как сладостно Отчизну ненавидеть / И жадно ждать её уничтоженья»? Если либерализм западного типа выражается максимами типа: «Умри ты сегодня, а я завтра», «Сейчас мы съедим ваше, а потом каждый будет есть своё», то есть крайне персонализован — ничего подобного в «либерализме» русского типа нет: полная деперсонализация, самоотречение, дезертирство из этой внутренней войны в «тридевятое царство, тридесятое государство», где можно пожить в мире — ну, не с самим собой, конечно, а с каким-то представлением о себе. Как там говорил Иван Карамазов у Достоевского: «Широк человек, даже слишком широк, я бы сузил…» А мерок для сужения понаделано — на любой вкус.

Ранние работы В.И.Ленина мало кто сегодня читает. Но в них есть множество важных моментов, описывающих жизненный выбор «вождя мирового пролетариата». Один из них — как раз тезис о том, что полностью и всесторонне развитая свободная личность должна быть готова принести себя в жертву за «счастье народное», делая всё для того, чтобы другие люди тоже могли свободно и всесторонне развиваться. В том числе — сознательно ограничить свою полную свободу, подчинив её этой цели в рамках революционной партии… В общем, понятно, почему в России «социалистическая революция» произошла, а на Западе — нет? Потому что разная любовь к себе и к ближнему своему. А раз «Бог есть Любовь», то, получается, что в России и на Западе верят не в одного и того же Бога. Тот же Достоевский в своей «Легенде о Великом Инквизиторе» достаточно ярко это показал. Как был по духу своему революционером Фёдор Михайлович, так и остался, хотя с «бесами» революции воевал еще яростнее, чем большевики — с меньшевиками и эсерами, а потом Сталин — с троцкистами и прочей «оппозицией».

А вот когда «класть живот свой за други своя» после Победы 1945 года стало вроде бы ни к чему, начались проблемы. И дело было вовсе не в «джинсах и жвачке», — дело было в самом ритме жизни.

«…Из наслаждений жизни / Одной любви музыка уступает», — Александр «Наше всё» Сергеевич и тут, как всегда, был прав. И у любви, и у музыки есть свои ритмы. «Секс, наркотики, рок-н-ролл»…

Не думаю, что без музыки могли бы рухнуть берлинские и кремлёвские стены, как некогда рухнули от звука труб войска Иисуса Навина стены иерихонские. Китайская стена, кстати, устояла, но у китайцев другая музыка: всего пять, а не семь нот в октаве…

И, конечно же, четвёрка «Битлз» — как воплощение и символ этой «новой музыки». Эти ливерпульские парни стали «своими» для миллионов людей во всем мире. Тогда — в основном, очень молодых, мальчиков и девочек, а теперь — уже почти 70-летних «мэтров». И наши дети уже воспринимают их песни уже в качестве «классики». Но «миф Beatles» продолжает жить — уже давно отдельно от реальных судеб Джона Леннона, Пола Маккартни, Джорджа Харрисона и Ринго Старра. Когда-то, очень давно, в другой галактике, мы с Алексеем Парло — тогда еще семнадцатилетние советские студенты-медики (он — Воронежского мединститута, а я — Харьковского) ночами напролёт могли обсуждать тему «Beatles: четырёхмерное искусство», — и отголоски тех юношеских споров хорошо видны в его повести «Револьвер Сержанта Пеппера».

Конечно, прошло тридцать с лишним лет, но вряд ли я могу считать себя по отношению к этому произведению беспристрастным сторонним наблюдателем. Скорее, родным дядькой, который с удивлением глядит на выросшего племянника, которого младенцем тоже качал на руках.

Конечно, и «личное чистилище», созданное в повести Полом Маккартни в виде «стеклянной луковицы» Пепперленда (по рецепту композиции Glass Opinion), и Морфей Морфеич родом откуда-то из «Матрицы», и явные отсылки автора к творчеству Михаила Булгакова («запоздало идентифицировал Шура коварную личность и хотел было броситься за негодяем, но того уже не было видно…»), а также Ильи Ильфа с Евгением Петровым (слонов не раздают, но материализация призраков налицо, а «ремонт Пустоты» явно ассоциируется с «ремонтом Провала»), и многое другое кому-то может показаться и неудачным, и чрезмерным или даже излишним.

Тем не менее, попытка «художественной деконструкции» (вернее даже — «освоения») мифа о Beatles и длящегося по сей день феномена «битломании» автором предпринята. И такое освоение совершенно необходимо для отечественной культуры, как необходимым было для неё освоение в первой половине XIX века наработанного за предшествующие три с лишним столетия объёма европейской науки и культуры: литературы, музыки, театра, изобразительного искусства и так далее.

Ничуть не ставя Алексея Парло в один ряд с Михаилом Васильевичем Ломоносовым и Александром Сергеевичем Пушкиным, не могу не отметить, что он, во всяком случае, действует в том же направлении, что и эти величайшие русские гении.

Да, и Пушкин казался многим «охранителям» чересчур «западником» и, говоря современным языком, «модернистом», и Ломоносов был вынужден сражаться на два фронта: не только против «немецкого засилья» в Академии наук, но и против тех «митрофанушек», кто считал, что и без всей этой науки можно прекрасно обойтись. «Легко быть филозофом, выучив наизусть три слова: „Бог так сотворил!“ — и сие дая в ответ вместо всех причин», — горько иронизировал по этому поводу бывший поморский крестьянин.

Несмотря ни на что, мир приходится узнавать как можно лучше, — хотя бы для того, чтобы он не мог тебя поймать. И на этом пути возможны разные открытия — как мы теперь точно знаем, не только «чудные».

Но главное — Бог есть, а Дух Его веет, где и как хощет. И всегда — иногда самым неожиданным и непредставимым образом — откликается на человеческий призыв: хоть словом, хоть делом. Собственно, об этом и написан Алексеем Парло «Револьвер Сержанта Пеппера».

Владимир ВИННИКОВ,

член Союза Писателей России