1697

У Сары Беллингем глаза были обведены черными кругами и руки потрескались от бесконечных стирок. Она решила не выходить из дома тридцатого августа, потому что в этот день была, если можно так сказать, годовщина неудачной казни ведьмы в Сили-Гроув. Она боялась пересудов и не желала слушать, как треплют ее имя. А людям не надоело обсуждать каждую минуту с того дня, особенно если находились слушатели, которых в тот день не было в городе. Пять лет прошло с того дня, а в Сили-Гроув до сих пор не могли решить, кто же на самом деле спас Глорию Уоррен — Бог или дьявол.

Саре это было все равно. Через несколько недель после исчезновения Глории в Массачусетсе повесили последнюю ведьму, а потом открыли тюрьмы и отпустили всех, кто ждал казни или суда. Охота на ведьм закончилась, оставив раны в сердцах людей, которые не так-то легко оказалось залечить. Сара не знала, было ли это очищением земли от зла или внезапным сумасшествием, но за свое участие в том деле она была наказана.

Она подняла голову и огляделась. На пыльной полке лежала стопка неопубликованных трудов ее мужа. Возле двери в корзине ее ждало грязное белье. Ничего, подождет. Муж всегда должен быть на первом месте, и он никогда не уставал ей это внушать.

Сара придвинула стул к огню, чтобы не выпускать из поля зрения кипящую похлебку, пока она занимается другими делами. Из корзинки с рукоделием она достала то, что требовало немедленной починки, принялась зашивать дыру в мужнином дублете.

— Сара! — прорычал, выходя, Джосия Беллингем и с силой хлопнул дверью. — Встань и посмотри! — он стащил с себя дублет, от которого противно пахло гнилыми помидорами и сунул его Саре. — Вартоновский сынок испачкал Мне платье. Мне! Я добьюсь, чтобы его выпороли на площади. Где мой другой дублет?

— Ты собираешься жаловаться? Говорят, Вартон близок с губернатором с тех пор, как торговля мехами сделала его самым богатым человеком в колонии.

Беллингем побагровел, когда до него дошел смысл сказанного.

— Уму непостижимо, как ему удалось разбогатеть! Он находит рынки там, где никому не приходит в голову их искать.

— Я слышала, у него в Лондоне есть компаньон.

— Тогда понятно. У Вартона не хватит мозгов даже раскурить трубку.

— Тем не менее он разбогател, — коротко проговорила Сара.

— Что такое богатство в сравнении с талантом? — то ли спросил, то ли утвердил Беллингем, шагая по комнате. — Я бы не поменял то, что знаю, на все богатства в мире. Разве тебе, Сара, неизвестно, что за наши страдания нас ждут сокровища на небесах?

— Значит, там у нас будет дворец, — еле слышно шепнула Сара.

Беллингем не расслышал бы ее, даже если бы она сказала это громко. Надев свой лучший дублет, он оглядел себя и впал в ярость.

— Неужели ты не можешь зашить лучше? Куда делось твое знаменитое умение? Да я же похож на бродягу в этих лохмотьях! Неужели ты думаешь, что в таком дублете я могу рассчитывать на новое назначение?

— Нет, — ответила Сара. — Но больше я ничего не могу сделать, пока не сотку новой материи, а на это у меня из-за стирки нет времени.

В этом году Беллингему отказали в жалованье, и если бы Сара сама не зарабатывала несколько монет, то неизвестно, что бы они ели.

В Сили-Гроув о Беллингеме ходило много дурных слухов.

Из стариков только отец Сары поддерживал священника. Те, кто верил в ведьм, считали его слабым духом, если он позволил себя околдовать. Те же, кто следом за отцами Церкви поверил, что много безвинных людей подверглось преследованиям и погибло, тоже избегали преподобного Беллингема из-за его участия в судилище над Глорией Уоррен.

Беллингем пихнул ногой корзину, и из нее выпало несколько вещей.

— Ты стираешь для Томаса Леонарда? А кого-нибудь другого ты не могла найти? Сара собрала простыни и рубашки и сложила их опять в корзину.

— Его жена — единственная не стирает сама и держит слуг, не считая госпожи Вартон, но она тебе тоже не понравится.

«Странно, — подумала Сара, убирая корзину подальше, — и Вартоны, и Леонарды очень разбогатели в последние годы».

— А кто бы не разбогател, завладев фермой Уорренов? Надо еще выяснить, каким образом Леонард получил ее, — Сара изменилась в лице, потому что Беллингем назвал два имени, которые они поклялись не произносить вслух. — Я ухожу! — проорал он. — Не задерживайся с ужином.

Сара вернулась к своему стулу. Проснулись дети. В окно она видела большой дом, который возводил на холме Исаак Хокинс. Когда-то он хотел жениться на ней, а она предпочла ему Джосию. Он тоже преуспел. Кто бы мог подумать? Сара стала представлять, как делала это не раз, какой бы была ее жизнь в большом доме со множеством слуг, а не в лачуге с целой кучей детей. Ладно, нечего гневить Бога. По крайней мере теперь, когда двое детей делят с ними постель, Джосия гораздо реже требует ее ласк.

Одна малышка из троих, игравших у ее ног (еще двое умерли), дернула ее за юбку.

— Послушай, мама, — сказала она, поднимая к ней карие глазки. — «Глаза, как ведьмины, точь-в-точь».

— Замолчи, Черити, — сердито ответила мать, яростно мешая похлебку.

Ей, как многим в Сили-Гроув, тоже хотелось бы знать, жива Глория или нет.

Под золотым балдахином на шелковой простыне в одной из спален в собственном загородном доме Куэйд Уилд нежно раздвинул гладкие ножки жены, пылая от так и не ставшего привычным для него желания.

— Любимая, ты с каждым разом все прекраснее и желаннее, — прошептал он, страстно целуя ее в губы.

— После родов ты еще больше похорошела!

Глория вскрикнула от радости.

— Да, да, мой любимый. Просто не верится, что может быть так хорошо, — она тихо застонала, когда он приподнялся над ней. — Неужели другие чувствуют то же, что мы?

— Нет, — сказал он, опускаясь. — Это только наше.

Ей было нетрудно в это поверить. Огонь, горевший в ее глазах, возвращался к ней огнем, который она видела в его взгляде. Она чувствовала, как он заполняет ее, а потом ей показалось, что он превратился в пламя, обжигающее ее внутри и снаружи, и наслаждение стало почти невыносимым. Она шептала его имя, слушала, как сильно бьется его сердце, прижатое к ее голой груди, и выгибалась, чтобы принять его.

Потом, откинувшись на подушки, Глория принялась подсчитывать свои радости, вспомнив, что пять лет назад она делала то же самое. Если она была благодарна судьбе тогда, то теперь и говорить нечего. Она так мало хотела и так много получила. Дядя ее мужа умер через несколько лет после того, как отправил племянника в Америку, и пока Куэйд охотился в лесу, его поместье дожидалось его возвращения. Под управлением опекунов Иден оно процветало, и накопленные богатства потрясли воображение Куэйда, а Глория просто не могла себе представить, что так много всего может принадлежать одному человеку.

Если Куэйд не был похож на герцога, когда сошел с корабля в Англии, то ему потребовалось всего несколько месяцев, чтобы хорошо вжиться в новую для него роль. Шелка он носил так же естественно, как когда-то оленьи шкуры, ну а для Глории он в любом наряде был лучше всех. У нее тоже не возникло трудностей из-за нового положения, и мягкие ткани, выбранные для нее мужем, замечательно оттеняли ее красоту. Ей фантастически повезло, и она знала это, поэтому никогда не забывала поблагодарить Господа в годовщину своего повешения.

— Случись все опять, я бы ничего не стала менять, — шепнула она Куэйду. — Только маму жалко. Но я бы опять прошла все испытания, чтобы быть с тобой.

— Ты права, любимая, — согласился Куэйд, прижимаясь щекой к шелковистому плечу. — Я бы тоже все оставил, как было. Даже розгу Фиска… Да, даже ее.

Глория рассмеялась.

— У тебя по крайней мере не было веревки на шее.

Куэйд приложил палец к ее губам.

— Давай лучше поговорим о приятных вещах. Вчера пришло письмо от Томаса Леонарда. Он пишет, что в этом году богатый урожай. Да! Женился Уильям Кук.

— Уильям? Прекрасно! Он хорошо помогал Томасу, правда?

— Правда.

— А что Вартон? Как у него дела?

— Он говорит, наша компания вторая после Бэй-компани. Скоро ты сможешь его сама обо всем расспросить. Через два месяца он будет в Англии. Что скажешь? Где будем его принимать? В Лондоне или здесь?

Глория постучала пальчиком по его подбородку.

— В Лондоне. Хватит с него деревни.