Игнацио Паганини рассматривал с чувственным наслаждением утонченного собирателя орхидею сорта «Клаудиа» у себя в оранжерее, когда зазвонил телефон:

- С вами хочет поговорить достопочтенный Боккачио Карузо, - сообщил секретарь. - Я вас соединю?

- Да, - выразил нетерпение Паганини.

Голос Карузо был официальным и печальным, хотя в нем было достаточно ноток радости.

- Алло, Игнацио... Ты знаешь, откуда я с тобой говорю?

- Откуда?

- Из мотеля «Хай Лайф».

- О...о... - промычал трагическим тоном Паганини.

- Да, да... Из того самого отеля, в котором ты убил моего сына Америко... Мотель сейчас, конечно, покинутый и пустой, потому что район перенаселен неграми... Но я, верный традиции, снял его целиком на сегодня у владельца... Хочу отомстить за сына в том же месте и тем же способом.

- О, боже мой, - простонал Паганини.

- Думаю, ты не забыл, как его убил...

- Это была жестокая и бесчеловечная эпоха... - ответил дрожащим голосом Паганини.

- Ты его поместил живого в металлический гроб, закрыл герметически крышку и вынудил умереть от удушья... А в то время, пока продолжалась агония, ты мне звонил и вынуждал слушать удушливый хрип моего задыхающегося последнего сына, его безнадежный стук в металлические стенки последнего прибежища...

- Разве ты безгрешен, Боккачио?... Разве ты не делал того же и еще хуже? - сказал со всхлипом Паганини.

- Я делал многое, но не это... Не это! И я очень рад, что сейчас это сделаю...

- Сейчас?... - произнес с ужасом Паганини. – Ты хочешь сказать...

- Как раз то самое... Твой любимый сын, Марио, находится в этот момент здесь, связанный и засунутый в подобный же металлический гроб... Ему, знаешь ли, подошла коробка. Он в ней поместился как черепаха в своем панцире... Ты меня слышишь, дорогой Игнацио? - хихикнул с сатанинским садизмом Карузо.

- Марио... Мой несчастный мальчик... Я тебя убиваю, - вскрикнул с мукой Паганини, и его начали душить рыдания. - За грехи родителей мучаются дети...

- И как мучаются… И как мучаются... Самым жутким образом... - подбросил перцу с того конца Карузо.

- Боккачио... Лучше убей меня! – произнес драматически Паганини.

- Я предпочитаю убить твою душу, - сказал тот безжалостно и твердо. - Она умрет постепенно, как умирала моя, когда я слышал страшный звук закрывавшейся герметически крышки гроба над моим любимым Америко... Целых пятьдесят минут я слушал, как он бьется и трепещет...

- Не преувеличивай, Боккачио... Его агония не продолжалась так долго. За десять минут все было кончено...

- Десять минут? Ты хочешь сказать, что мой сын продержался так мало? Это поклеп. Оскорбление памяти Америко... - раскалились провода от гнева Карузо.

- У меня не было намерения его оскорбить... В любом случае, какое это имеет значение?

- Очень большое... Очень большое... У меня, как у настоящего американца, спортивный характер и психоз на рекорды. Особенно в случае, когда рекордсменом является мой сын, Всем известно, что он прожил целых пятьдесят пять минут в герметически закрытом гробу. Я очень хочу знать, сколько проживет твой. Предлагаю пари, что он не продержится и полчаса...

- Боккачио... Ты с ума сошел? Предлагаешь мне пари в столь трагическую минуту для моего отцовского сердца?

- Почему, собственно?... Разве трудно засечь время конвульсий?

- О бог мой... Да минет меня чаша сия, - совсем пришел в упадок Паганини.

- Зуб за зуб, Игнацио... Всадил нож и получай нож...

- Мадонна,- расплакался в старческой немощи Паганини.

- Игнацио... Помолись хорошенько за своего сына... В эту минуту мы закрываем крышку гроба. Естественно, мы ее герметически заварим, так, как сделал ты, друг. Напряги хорошенько слух, чтобы услышать последние стоны Марио...

Паганини напряг слух и слушал, вплоть до того момента, пока они окончательно не смолкли, вопли и удары с того конца телефонного провода. Если б его, однако, видел в этот момент Карузо, того хватил бы удар. Потому что несгибаемый коллега вовсе не рвал на себе волосы и усы, напротив, улыбался с дьявольским выражением и потирал руки, как хитрый делец, обеспечивший себе крупную выгодную аферу.

- Порядок, Паганини, - сказал через некоторое время Карузо. - Все уже кончилось. Я тебе не говорю о рекорде твоего сына, потому что у меня есть такт и я не хочу тебя еще больше огорчать. Но можешь приехать со своими людьми, чтобы его забрать и похоронить, как подобает сыну руководителя.

- Могу я приехать сейчас, немедленно? – спросил Паганини среди рыданий.

- Конечно же... Ты знаешь мотель «Хай Лайф».- Я тебя тоже подожду с моими людьми и заключу в свои объятия, чтобы окончательно примириться над трупом Марио. Да здравствует четыре-четыре! - воскликнул он с энтузиазмом и отключил телефон.

Игнацио Паганини повесил трубку, чтобы тоже с энтузиазмом крикнуть «ура» своей хитроумной гениальности.

- Маразматик... Впавший в детство... - сплюнул он в честь Карузо. - Сегодня ты потерпел величайшее поражение в своей жизни. Этот несчастный ублюдочек из Греции был для меня ничем. Итак, я навсегда веду в счете. Да здравствует четыре-три!