Грамота была отпечатана типографским способом на бристольском картоне с золотым обрезом и снабжена всеми необходимыми подписями и печатями. На самом верху ее находился герб: увенчанный трофеем и графской короной: серебряный щит с зубчатой башней и тремя пчелками вдоль трехцветной ленты.

К грамоте прилагались: шелковая подвязка, пакет с документами, завещание и личное письмо.

Дарственная грамота

«Я, Мадлена-Дениза графиня де Ту видамесса де Монсегюр, вдова последнего наследственного видама Монсегюра Филиппа-Ангеррана-Августа графа де Ту и единственная наследница титула и состояния, передаю во владение господина Владимира Константиновича Люсина хранящуюся в нашей семье подвязку Генриха Четвертого, короля Франции и Наварры. Подлинность драгоценной реликвии, в день злодейского убийства обагренной кровью великого короля, удостоверяется историческими документами, а также семейными архивами домов Роган, Фуа и Ту. Указанные документы передаются господину Люсину вместе с реликвией в полное и неограниченное владение без каких бы то ни было условий. Он волен поступить с ними по своему усмотрению, а также передать их лично или по завещанию любому лицу.

Мадлена-Дениза графиня де Ту видамесса де Монсегюр. Удостоверено нотариальной конторой Клодель и Кин».

Завещание

«Находясь в здравом уме и твердой памяти, в предвидении неизбежной смерти, я, Эркюль де Роган герцог де Монбазон, дополняю сим ранее составленное мною завещание. Воля моя в отношении движимого и недвижимого имущества остается неизменной. Единственным и законным наследником всего состояния является мой сын Генрих Ганнибал де Роган граф де Шарки. Однако обстоятельства вынуждают меня дать специальное распоряжение касательно некоторых документов семейного архива и доверенной мне на сохранение подвязки короля Франции и Наварры, забрызганной августейшей кровью в черный для Франции день.

Эркюль де Роган герцог де Монбазон».

Сию печальную драгоценность вместе с приложенными бумагами завещаю отдать в вечное владение Бертраму Оливье графу де Ту, моему крестнику, сыну моего друга и родственника маршала Франсуа де Ту, оказавшего последнюю услугу несчастному королю. В день, когда молодой граф станет посвященным, дано ему будет узнать, что сия подвязка – служанка.

Письмо маршала де Ту своему сыну Бертрану Оливье

«Вы получите это последнее мое письмо, граф, когда ни меня, ни вашего крестного отца и опекуна герцога де Монбазона, уже не будет в живых. Молю Бога, чтобы последнее случилось как можно позднее и застало Вас в возрасте достаточно зрелом, чтобы взвалить на свои плечи тяжкое бремя ответственности.

Граф де Ту, маршал Франции».

Никогда не забывайте, граф, что имя свое Вы получили в память о святом епископе истинной веры наших предков господине Бертране д’Ан Марти, который взошел на костер в Поле сожженных марта 16 дня 1244 года.

Помните, сын мой, что на подвязке, которая в настоящую минуту лежит перед Вашими глазами, кровь величайшего из королей. В ночь накануне святого Варфоломея он купил себе жизнь ценой отречения от веры отцов, но не предал великого принципа: “клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны”. Пусть это послужит Вам уроком, ибо жизнь беспощадна. Она всегда требует от нас предательства и компромиссов. Слова редко стоят головы, граф. Не придавайте особого значения словам и уж во всяком случае не спешите взойти на эшафот ради слов. Но знайте также, что и для отступничества есть пределы, преступив которые мы навеки теряем уважение к собственной личности, без которого, в сущности, незачем и жить. Верю, что Бог и собственная ваша совесть, а равно и разум укажут Вам роковые границы эти, а также способы сохранить и жизнь, и честь в годину испытаний. Чужой опыт здесь едва ли полезен. Каждому дано в жизни измерить только собственную душу. Одни люди – таким был епископ Бертран – не знают сомнений и не способны ни к каким компромиссам, другие – я имею в виду короля Генриха, – напротив, оставаясь верными себе, проявляют широкую терпимость и большую свободу в принципах. Но свобода эта всего лишь отсрочка. Наступает неумолимый час, и вокруг них смыкается стальное кольцо, когда уже нельзя ни маневрировать, ни отступать. И если к тому роковому моменту бессмертная душа еще не утрачена ими, они столь же бестрепетно и гордо пойдут навстречу своему костру, как это сделал Бертран д’Ан Марти.

Епископ отдал всего себя служению истине и погиб мучительной смертью от руки невежественных злодеев; великий король готов был даже погубить себя во имя Франции и тоже погиб от руки убийцы, вручив только Богу сокровище, которое не принадлежало ни ему, ни его подданным, – бессмертную душу.

Будем же и мы верны теням великих и, сохранив себя, сохраним и доверенные нам тайны. От отца к сыну, от сына к внуку, но только так, чтобы среди живущих был лишь один посвященный. Мы не должны даже пытаться постигнуть доверенную нам тайну, тем более раскрыть ее. Мы только хранители! Мы призваны только хранить ее в лоне семьи до поры, неведомой нам; назначенной не нами и для цели, непостижимой для нас. Помните же об этом всегда, граф! Ваша задача – передать все это потомству.

Теперь же ознакомьтесь с тем, что доверено сохранить и не утратить роду де Ту:

“В безлунную ночь с 14 на 15 марта 1244 года с неприступных скал Монсегюра спустились на веревке четверо посвященных. Их имена: Гюго, Эмвель, Экар и Кламен. Они спасли бесценное сокровище катаров. План, по которому можно отыскать его, выбит тайнописью на серебряной пентаграмме, именуемой «звезда Флоренции», которая принадлежит ныне королеве-регентше, в тайну не посвященной. В руках оной же регентши Марии из рода Медичи пребывает и священный ларец, в коем ранее обитало сокровище. Теперь он пуст, но настанет день, и разрозненные пылинки вновь объединятся в сверкающий узор, в котором посвященные прочтут секреты величия и могущества. Не пытайтесь вырвать священные атрибуты из невежественных рук. Все само собой сложится в надлежащий час, по воле звезд – управителей судеб. Но следите за ними. Дабы не исчезли они из поля Вашего зрения, не сгинули и не пропали бы в безвестности и позоре. Всего их девять, по числу истинных, в тайных катарских учениях перечисленных планет: Сокровище, Вместилище и Семеро слуг (по числу планет астрологическому и учению пифагорейцев). Попечению монсегюрских видамов отданы: Вместилище (священный ларец) и одна из служанок его (серебряная пентаграмма). Следуйте же за ними повсюду, не щадя ни достояния своего, ни самой жизни. Клянитесь и лжесвидетельствуйте, но не раскрывайте тайны”.

Вот, граф, та часть тайны, которая доверена нам на сохранение. От себя добавлю, и отныне это станет постоянным добавлением к великой миссии, которая возложена на наш род.

В связи с тем, что граф де Фуа, дед ваш со стороны матери, умер, не оставив прямых наследников мужского пола, он передал мне свою часть тайны. Вот она: “Ключ к тайнописи пентаграммы хранит слуга – тигровый глаз – седьмое зерно резных четок из индийского камня, принадлежащих испанскому королю”.

Отныне это тайна нашего дома. Мы только хранители. Остальное – в руках Божьих. “Клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны”.

Письмо Денизы Локар товарищу Люсину В. К.

«Дорогой друг!

Искренне расположенная к Вам Дениза Локар».

Позвольте мне называть Вас так, иначе будет совершенно непонятно, почему графиня и наследственная видамесса делает своим наследником Вас. Но это, конечно, шутка. Надеюсь, Вы простите мне это помпезное шутовство с “дарственной грамотой”, но, как говорится, положение обязывает. Вы поймете это, когда ознакомитесь с остальными бумагами. Право, все это вещи очень серьезные и заслуживают соответственного отношения, тем более что подвязка Генриха Наваррского действительно является исторической ценностью. Впрочем, кажется, не только исторической, потому что она была застрахована на сто тысяч новых франков. Страховой полис я не выслала, поскольку Вам он, очевидно, совершенно не нужен. Итак, Вы становитесь отныне наследником древних, запутанных тайн, хранившихся столетиями в известнейших феодальных семействах. Очевидно, недаром их предписывалось так строго хранить, потому что во все века вокруг них вертелось столько проходимцев и негодяев. Но с Вас я не беру никаких клятв. Можете, если угодно, лжесвидетельствовать и даже раскрыть тайну первому встречному. Все это является Вашим личным делом, действуйте, товарищ Люсин, по своему усмотрению. И все же одно обещание Вы должны будете мне дать! Надеюсь, вы догадываетесь, в чем оно заключается? Да, товарищ Люсин, это именно то, о чем вы сейчас подумали. Вы обязаны поймать эту мерзкую и подлую гадину – Андрэ Савиньи! Во имя всего хорошего, что только есть или было на свете, Вы обязаны поймать и раздавить ее!

Поймать и раздавить! Иначе не будет мне покоя ни в этом, ни в ином мире. Иначе я навсегда останусь предательницей и клятвопреступницей, самовольно доверившей древние тайны недостойному человеку. Докажите же, товарищ Люсин, что это не так и я вручила наследство в надежные руки. Найдите его! Я не знаю, что он успел наделать в СССР и как на это посмотрят ваши юристы, но помните: счастливейшим днем в моей жизни будет тот, когда я получу от Вас весть о смерти предателя.

Вы получили нелегкое наследство, товарищ Люсин, очень нелегкое. Теперь я хочу поделиться с Вами некоторыми соображениями, которые возникли у меня при чтении исторических документов (я тоже послала их Вам). Не знаю, насколько ценны они будут для Вас, но, мне кажется, они проливают хоть какой-то свет на то, почему всем этим так интересовался Савиньи. Итак, завязку всей этой истории следует искать, по-видимому, в XII–XIII веках в Лангедоке, на юге Франции. Лангедокское графство простиралось тогда от Аквитании до Прованса и от Пиренеев до Керси. Его сюзерены, династия Раймундов, были настолько могущественны и богаты, что их часто называли “королями Юга”, подобно тому как Плантагенетов именовали “королями Севера”. Но если на Севере все еще исповедовали католичество, то во владениях графов Раймундов все шире распространялась опасная ересь, таинственными путями проникшая во Францию из далекой Азии.

Альби, Тулуза, Фуа, Каркассон – повсюду множится число тех, кого назвали потом катарами (“чистыми” по-гречески), или альбигойцами, поскольку впервые они заявили о себе именно в Альби. “Нет одного Бога, есть два, которые оспаривают господство над миром. Это Бог Добра и Бог Зла. Бессмертный дух человеческий устремлен к Богу Добра, но бренная его оболочка тянется к Темному Богу” – так учили катары. В остроконечных колпаках халдейских звездочетов, в черных, подпоясанных веревкой одеждах пошли они по пыльным дорогам Лангедока, проповедуя повсюду свое вероучение. Это были так называемые Совершенные – подвижники веры, принявшие на себя тяжкие обеты аскетизма. Остальные же лангедокцы жили обычной жизнью, веселой и шумной, грешили, как все люди, что не мешало им благоговейно соблюдать те немногие заповеди, которым научили их Совершенные. Одна из этих заповедей – основная: “Не проливай крови”. Это опасная ересь! Опасная во все времена. Она, быть может, еще более страшна для сильных мира сего, чем сама доктрина катаров. Впрочем, они неотделимы друг от друга. Судите сами. Вот небольшой отрывок из подлинных альбигорийских источников, которые разыскал мой муж еще в бытность студентом: “Мир существует вечно, он не имеет ни начала, ни конца… Земля не могла быть сотворена Богом, ибо это значило бы, что Бог сотворил порочное… Христос никогда не рождался, не жил и не умирал на земле, так как евангельский рассказ о Христе является выдумкой католических попов… Крещение бесполезно, ибо оно проводится над младенцами, не имеющими разума, и никак не предохраняет человека от грядущих грехов… Крест не символ веры, а орудие пытки, в Риме на нем распинали людей…”

Конечно, этого было вполне достаточно, чтобы поднять христианский мир на крестовый поход против страшной заразы, идущей с Юга. Благо интересы церкви здесь целиком сходились с тайными устремлениями французских королей. Ведь и Филипп II Август и Людовик VIII давно уже точили зубы на богатое Тулузское графство, которое было бы так славно присоединить к королевскому домену. А тут еще говорят, что Раймунд VI, граф Тулузский, – еретик, не признает католических таинств, отрицает Святую Троицу, ад и чистилище, а земную жизнь именует творением сатаны. Чего же, кажется, лучше? Не пора ли созывать баронов? Трубить поход?

Но Рим почему-то медлил с началом похода. Почему? Не знаю, я не слишком сильна в истории. Очевидно, на то были свои причины. Одна из них, скорее всего, заключалась в том, что катары очень скрытно проповедовали свое вероучение. Шпионы великого понтифика не могли даже ответить на самые простые вопросы владыки. Каковы обряды альбигойцев? Где они совершают свои богослужения и совершают ли они их вообще? Нет, ничего достоверного узнать о катарах не удалось. Может быть, виной тому был великий и очень человечный принцип: “Jura periura, secretum prodere noli!” – “Клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны!”?

Но чем менее известно было о новой ереси, тем страшнее она казалась.

“Катары – гнуснее еретики! – проповедовали католические епископы. – Надо огнем выжечь их, да так, чтобы семени не осталось…”

Папа Иннокентий III послал в Лангедок своего доверенного соглядатая – испанского монаха Доминика, причисленного впоследствии к лику святых. Доминик попытался противопоставить аскетизму Совершенных еще более суровый аскетизм с самобичеванием и умерщвлением плоти, но это вызывало только смех. Тогда он попытался победить еретических проповедников силой своего красноречия и мрачной глубиной веры, но люди больше не верили в спасительную силу пролитой на Голгофе святой крови.

Фра Доминик покинул Тулузу, глубоко убежденный, что страшную ересь можно сломить только военной силой. Вторжение стало решенным делом. Личной буллой великий понтифик подчинил недавно учрежденную святую инквизицию попечению ордена доминиканцев – псов господних.

Римский первосвященник объявляет наконец крестовый поход, а христианнейший король Филипп II Август, развернув орифламму, двинул к границам Лангедока закованных в сталь баронов и армию в 50 000 копий.

Умирает Иннокентий, и конклав кардиналов избирает нового папу; три короля сменяются на французском престоле, а в Лангедоке все еще полыхает пламя восстаний. Покоренные и уничтоженные жители Тулузы, Фуа, Альби и Каркассона вновь и вновь берутся за оружие во имя бессмертных заповедей Совершенных. Только через шестьдесят лет негодяю из негодяев, по имени Симон де Монфор Старший, по прозвищу Арденнский вепрь, удается как будто бы утихомирить опустевшую, дымящуюся страну.

Только в Безье головорезы, согнав жителей в церковь Св. Назария, перебили 7000 человек, не щадя ни детей, ни женщин. “Святой отец, как отличить катаров от добрых католиков?” – спросил однажды какой-то солдат папского легата Арнольда да Сато, сопровождавшего карательную экспедицию де Монфора. “Убивайте всех: Бог узнает своих!” – ответил легат, и слова его навечно вошли в историю…

Безье горел три дня; древний Каркассон, у стен которого катары дали последний бой, был наполовину разрушен. Последние Совершенные с остатками разбитой армии отступили в горы и заперлись в пятиугольных стенах замка Монсегюр.

Среди защитников крепости было всего около сотни военных. Остальные не имели права носить оружие, ибо в глазах Совершенных оно являлось носителем зла. Но и сотня воинов целый год противостояла девяти тысячам осаждавших крепость крестоносцев. Но силы были слишком неравны. Объединившись вокруг своего престарелого епископа Бертрана д’Ан Марти, Совершенные, последние маги, философы, врачи, астрономы, поэты, готовились принять мученическую смерть.

Однажды ночью крестоносцы втащили на крохотную скальную площадку тяжелую катапульту и забросали замок камнями. В марте 1244 года Монсегюр пал, а спустя несколько дней двести пятьдесят семь уцелевших после штурма катаров взошли на костер.

Но четверо Совершенных спасли главную катарскую святыню. Спустившись с заоблачных круч Монсегюра, они тайно унесли куда-то ларец с неизвестным сокровищем. Это подлинный исторический факт. Его установил мой муж. Но, как вы увидите, задолго до него имена смельчаков были названы в фамильных документах Роганов, Ту и Фуа. Филиппу же просто удалось раскопать в авиньонской библиотеке, что и легат Арнольди был осведомлен об этом. Филипп нашел протокол допроса, который был учинен под пыткой коменданту крепости Монсегюр Арно Роже де Мирпуа. Вот что он вынужден был сказать пресвятому трибуналу: “Бежавших звали Гюго, Эмвель, Экар и Кламен. Это были четверо Совершенных. Я сам организовал их побег, они унесли с собой наши сокровища. Все тайны катаров заключались в этом свертке”. Как видите, эти сведения полностью подтверждаются документами наших семейных хроник.

Крестоносцы спешно снарядили погоню, но беглецы как в воду канули. Единственное, что удалось найти преследователям, – это был пустой ларец, в котором раньше хранился сверток с сокровищем. Очевидно, беглецы были не в силах и дальше таскать за собой огромный и тяжелый сундук и, вынув сверток, спрятали его в надежном месте. Где именно? Об этом, как вы знаете теперь, могла бы рассказать только серебряная пентаграмма “звезда Флоренции”, ключ к шифру которой хранится в седьмом зерне четок из тигрового глаза. Филипп пытался разгадать эту тайну, но помешала война… Возможно, Савиньи знал об этом…

Я даже думаю, что знал наверняка… На этом теряются все следы священного сокровища мужественных альбигойцев и, как говорили в прошлом веке беллетристы, начинается история ларца и семерки его слуг. Я мало что знаю из этой истории. К тому, что вы узнаете из этих документов, я могу добавить лишь очень немногое. Так, из семи слуг мне известны только следующие: упомянутые в документах серебряная пентаграмма (“звезда Флоренции”), подвязка Генриха IV, седьмое зерно четок и – об этом я узнала случайно – какой-то необычный алмаз красной воды. Но я, кажется, забегаю вперед. Как вы, должно быть, уже догадались, семьи де Ту, де Фуа и Роган связаны с трагической историей катаров. Право, не так уж важно теперь проследить всю их генеалогию. Я лично знаю только одно, да и то опять-таки совершенно случайно: де Фуа являются прямыми наследниками графов Тулузских. Но повторяю, не это важно.

Очевидно, потомки уцелевших Совершенных продолжали тайно следить как за спрятанными, так и за расхищенными сокровищами (в данном случае я имею в виду ларец и его слуг). Это была действительно миссия поколений, передаваемая, как священный огонь, от отца к сыну.

Но постепенно, очевидно, тайна оказалась раздробленной, связь между семьями ослабела, а кое-что просто утерялось или забылось. Сообщу вам поэтому только то, что известно мне. Филипп, возможно, сказал бы Вам больше. Итак, после покорения Лангедока разбойничья армия возвратилась домой, увозя с собой награбленное. Уехал к себе на родину, в Италию, и папский легат Арнольд де Сито. Именно он и увез с собой легендарное вместилище катарской святыни – драгоценный резной ларец. Впоследствии ларец этот оказался в семействе Медичи. Когда Генрих IV по политическим соображениям вступил в брак с Марией Медичи, ларец возвратился во Францию. Вместе с ним вернулся и священный пятиугольник из серебра, на котором было зашифровано описание места, в котором четверо Совершенных укрыли когда-то катарское сокровище. Возможно, Генрих IV кое-что знал об этом или о чем-то догадывался. Иначе трудно объяснить, каким образом его подвязка оказалась вдруг причисленной к семерке слуг. Мария Медичи же, одна из вдохновительниц заговора против короля, вероятно, не была посвящена в тайну принадлежавших ей сокровищ или же просто так и не нашла времени, чтобы ею заняться. Когда на престол вступил сын Генриха IV – Людовик XIII, еще одна служанка попала в Лувр. Это были четки из тигрового глаза, в которых спрятали ключ к шифру. Эти четки испанский король подарил своей сестре Анне Австрийской в день ее обручения с Людовиком. Опять, как видите, иностранка, став королевой Франции, возвратила ларцу беглую служанку. Знала ли Анна Австрийская тайну четок или нет, неизвестно. Неведомо также, как вообще попали четки в Испанию. Скорее всего, их увез какой-нибудь безымянный грабитель, а может, даже и сам святой Доминик.

Семейные хроники умалчивают о том, что случилось с интересующими нас предметами в последующие годы. Может быть, оттого, что они мирно почивали под сенью королевского дома. Лишь накануне революции 1789 года ларец и его слуги вновь заставили заговорить о себе. Это связано с приездом в Париж знаменитого Калиостро, графа Феникс.

Людовик XVI буквально боготворил Калиостро. Он даже громогласно объявил, что всякая критика в адрес этого замечательного человека будет рассматриваться как антигосударственное деяние. Неслыханное заявление! Оно только лишний раз доказывает, что режим королевской власти окончательно разложился и должен был пасть, подобно тому, как случилось потом у вас, в России, при Распутине. Но это – всего лишь отступление, а не историческая параллель. В истории я, повторяю, абсолютная дилетантка.

В документах дома Фуа говорится, что Калиостро обещал Людовику бессмертие, тайной которого якобы обладал вот уже две тысячи лет. Взамен он потребовал “всего лишь” ларец, “звезду Флоренции” и четки из тигрового глаза. Как видно, граф Феникс каким-то образом овладел тайной. Король ни в чем не мог отказать своему любимцу и с радостью отдал ему “всю эту старую рухлядь”. Но тут как раз приключилось знаменитое дело об алмазном ожерелье, познакомиться с которым можно в любой книге по французской истории. Оклеветанный епископом Роганом (как я понимаю, это было сделано намеренно, чтобы лишить самозваного фифа королевских сокровищ: ведь сделал-то это Роган – один из тех, кому назначено было следить за ними!), Калиостро очутился в тюрьме, а все его имущество конфисковали. Но оговор не удался, и Калиостро вскоре пришлось освободить. Впрочем, я совершенно не уверена, что все обстояло именно так… Вместе со своей женой, красавицей Лоренцей, он покинул Париж. И опять неизвестно, увез ли он с собой катарские святыни или они остались во Франции. По одним сведениям, он все же сумел их вывезти и спрятал где-то и России, в каком-то курляндском замке. По другим – вынужден был оставить. Но так или иначе, каким-то путем в начале прошлого века ларец все же попал в Россию. Как именно? Об этом я ничего не знаю. Известно только, что один из родственников де Фуа, некто Жорж де Кальве, последовал за ларцом и продолжал даже на чужбине оставаться его хранителем. Это обстоятельство, собственно, и наводит меня на мысль, что Савиньи приехал в Советский Союз, чтобы отыскать ларец. Но возможно, я и ошибаюсь…

Пожалуй, больше мне нечего Вам сообщить. Впрочем, нет, еще одно. Дело в том, что во Франции Калиостро очень сблизился с мартинистами, иллюминатами и розенкрейцерами. Это, конечно, естественно. Он продемонстрировал им такие чудеса, что они приняли его за второго Аполлония Тианского, возможно, даже за первого, ибо Калиостро считали бессмертным. По некоторым свидетельствам можно заключить, что один из виднейших иллюминатов, знаменитый Казот, поведал Калиостро какую-то важную тайну и преподнес ему алмаз удивительного цвета, напоминающего разбавленное водой бордоское. Казот при этом именовал алмаз “слезою Марса” и “одним из слуг”. Из этого я делаю заключение, что Калиостро узнал тайну именно от Казота, хотя, по другим сведениям, красный алмаз был увезен на Мальту каким-то фламандским дворянином-розенкрейцером.

Казот был замечательным человеком. Опять же из истории Вы можете узнать о знаменитом “предсказании Казота”, сделанном якобы в одном дворянском кружке. Казот предсказал тогда всем присутствующим, и себе в том числе, скорую трагическую смерть. Предсказание его вскоре полностью сбылось во время якобинского террора.

Это опять-таки отступление, никакого отношения к интересующему Вас делу не имеющее. Но и добавить к этому делу еще что-либо я уже не могу.

Позвольте же на этом проститься с Вами и пожелать Вам самых больших успехов. И помните, что я жду от Вас сообщения о Савиньи.

…Люсин отложил письмо мадам Локар и задумался. В этот момент в кабинет вошел Шуляк.

– Так, так! – рассмеялся он, увидев разорванный пакет с разноцветными штемпелями и кучей иностранных марок. – Переписочка с заграницей! Что это у вас? – Он кивнул на «Дарственную грамоту». – Небось докторский диплом получили?

– Э, что там диплом! – поморщился Люсин. – Подымайте выше! Просто за заслуги перед иностранной державой меня возвели в герцогское достоинство… А кроме того, я получил предложение стать директором «Интерпола». Вот подыскиваю себе заместителя. Нет ли подходящей кандидатуры на примете?

– Как же! – рассмеялся Шуляк. – Очень даже есть! Могу предложить, в частности, себя!

– Вот как? – Люсин сделал вид, что очень удивлен. – А справитесь?

– Полагаете, что не потяну? Как же быть тогда с материалами о Стапчуке? Я уж и не решаюсь вручить их вам, раз такое недоверие…

– О Стапчуке? – Люсин сразу же перестал дурачиться. – Что-нибудь новое?

– Очень даже новое! Можно сказать, совсем новое!

– Давай сюда! – незаметно он перешел на «ты».

– Вот как? А в «Интерпол» возьмешь?

– Возьму, возьму!

– И этим самым – как его? – графом сделаешь?

– Само собой! Считай, что корона у тебя в кармане. Давай материалы!

– Так уж и быть! – Шуляк положил на стол досье. – Когда допрос снимать будешь?

– Как только прочту.