К утру снежное безмолвие окутало все вокруг и снег засверкал под ярким солнцем, по-хозяйски расположившимся в ясной голубизне неба.

Но в голове у Сары царил хаос, звенели прощальные слова Томаса, сказанные ей накануне и постоянно преследовавшие ее.

Пока Томас готовился в путь, она тайком наблюдала за ним, сидя за своим рабочим столом.

Его лицо потемнело от трехдневной щетины. Повязку с его головы она уже сняла, но на лбу были видны следы стежков, которыми она зашила рану. Сейчас у него был вид отчаянного героя, губы его были упрямо сжаты, а выражение глаз свидетельствовало о том, что он редко меняет раз принятое решение.

«После того как он выйдет из моей двери, — думала Сара, — мы расстанемся навсегда, и я никак и ничем не могу изменить этой мучительной реальности». Когда Томас наконец приблизился к ней, она собрала все свои силы, чтобы спокойно попрощаться с ним.

Его лицо было мрачным. Он глубоко вздохнул, прежде чем заговорить.

— Как только я доберусь до своего поместья, я позабочусь о том, чтобы нанесенный мной урон вашему хозяйству был немедленно возмещен, чтобы ваша кладовая пополнилась припасами…

— В этом нет необходимости, — запротестовала она, стараясь заставить замолчать свое сердце, уже охваченное любовью и жаждавшее понимания. — Единственное, о чем я прошу вас, сохранить в тайне то, что вы были здесь. У меня и без того достаточно скандальная репутация.

Он кивнул:

— По-видимому, у вас не будет возможности обсуждать мои неудачи, но я бы просил вас тоже хранить в тайне мои планы на будущее, в которые я посвятил вас.

Сара внимательно посмотрела на него, и ей почудилось в его взгляде томление, она прочитала в нем желание перешагнуть разделявшую их бездну, заключить ее в объятия, ощутив эту радость хоть на миг. Но это ощущение продлилось не более одного мгновения, как раз столько, чтобы его прощальные слова запечатлелись в ее сердце:

— Прощайте, ангел. Не огорчайтесь. Возможно, не всех дураков можно спасти. Даже от самих себя.

Томас повернулся и быстро вышел за дверь, оставив боль в ее сердце и судорогу в горле. Ей хотелось остановить его, крикнув: «Вернись! Обними меня!»

Но он ушел. С тяжестью на сердце Сара смотрела на незаконченное шитье. Ей не хотелось за него приниматься, но работа по крайней мере могла ее отвлечь.

Она только вдела нитку в ушко иглы, когда послышался стук в дверь. Томас! Сердце ее бешено забилось. Не успев ни о чем подумать, она вскочила и бросилась к двери, но радость ее сменилась ужасом, как только она отворила дверь..

— Уэбстер!

Он в упор смотрел на нее, и лицо его было сплошной маской ярости.

— А ты ждала кого-то другого? — рявкнул он.

— Нет, я… я…

— Я видел, как от тебя уходил мужчина, и если бы я пришел на несколько минут раньше, я увидел бы его лицо, а так мне удалось разглядеть только его спину. Кто он, Сара? Твой любовник или один из тех мужчин, которых ты тут, в глуши лесов, развлекаешь, распространяясь о своей несуществующей добродетели? — выкрикивал Уэбстер, наступая на нее и протискиваясь в хижину.

С бешено колотящимся сердцем Сара повернулась к нему.

— Как ты смеешь обвинять меня в чем-то? — Она распахнула дверь и указала на его сани: — Вон отсюда! И никогда больше не возвращайся!

— Так-то ты платишь мне за доброту? Путаешься с другим мужчиной, когда я единственный, кто искренне любит тебя?

— Доброта? Любовь? Да ты шутишь! Ты предал меня, а потом опозорил, заставив людей думать, что я подарила тебе свою невинность! И не любовь влечет тебя сюда. А теперь убирайся!

— Почему это я должен убираться? По-видимому, ты более чем готова делить свое уединение с другим мужчиной. По крайней мере с одним. Может быть, ты ждешь оплаты своих милостей? Ты этого хочешь?

— Я хочу, чтобы ты ушел.

— Только когда ты получишь то, чего дожидалась все эти годы.

Почувствовав за своей спиной свой рабочий стол, Сара принялась шарить по нему, ища свои огромные портняжные ножницы.

Она уже схватила их, но они выскользнули у нее из рук и упали на пол возле очага. Теперь ее единственным оружием оставался острый ум. Она выпрямилась и высоко подняла голову:

— Чем я занимаюсь в своей хижине, не твоя забота и никого это не касается. Ни теперь, ни когда бы то ни было. А человек, которого ты видел, всего лишь путник, заблудившийся во время снежной бури. Я предложила ему приют и ничего больше.

Его глаза округлились:

— И ты провела ночь наедине с ним?

— А чего бы ты хотел от меня? Чтобы я позволила ему насмерть замерзнуть у моего порога, дрожа за свою репутацию?

— Провести ночь в обществе мужчины весьма неразумно для незамужней женщины. Тебе это отлично известно, и теперь-то ты доказала, что твоя репутация падшей женщины вполне заслуженна.

— Поговорим о твоей репутации. Полагаю, тебе будет трудно объяснить, зачем ты явился в мою хижину, когда ты будешь рассказывать о том, что видел здесь.

— Я пришел сюда, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, что ты в бурю добралась до дома. Миссис Данлэп беспокоилась о тебе, хотя, осмелюсь сказать, она не была в восторге, когда я предложил свои услуги, чтобы успокоить ее.

Гнев в его глазах сменился выражением жаркой и темной страсти, и от этого взгляда кровь Сары заледенела.

— А теперь сними свой чепец и вытащи шпильки из волос ради меня, как ты это делала прежде.

Поколебавшись секунду, Сара сняла чепчик, и, как она и предполагала, Уэбстер оцепенел, увидев ее остриженные волосы.

Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами:

— Ч-что ты сс-сделала?

Она пожала плечами:

— Разве ты не видишь?

— Ты отрезала волосы, чтобы досадить мне?

Он окинул ее презрительным взглядом.

— Возможно, я прощу тебе это, если ты пустишь меня в свою постель, — заявил он наконец. — Если же нет, я стану распространять о тебе такие грязные слухи, что ты не посмеешь приблизиться к городу и на сто миль.

— Ты жестокий, злобный…

— Одумайся, Сара. Сделай это ради себя самой.

— Ради себя самой я требую, чтобы ты убрался, — повысила она голос. — И запомни, что я не пущу тебя в свою постель ни теперь, ни когда бы то ни было.

— Ладно, пусть будет так, — пробормотал он. — Пусть будет так, раз ты этого хочешь.

Томас остановился на берегу запорошенного снегом озера и теперь смотрел на дом, возвышавшийся перед ним. Он был величествен и вполне отвечал цели Томаса создать свой собственный мир. Этот каменный особняк казался прочным и неприступным. Всего несколько дней назад, застигнутый бураном, он думал, что этот дом станет вечным памятником его бесшабашности и любви к риску, но ему удалось выжить. Только теперь его будущее было омрачено печальными мыслями, а в сердце его поселилось сомнение.

Рыжеволосая женщина, спасшая ему жизнь, прокралась в его сны и мечты. Ему следовало бы сразу понять, что он должен покинуть ее хижину в первый же день, невзирая на бурю.

Но сейчас он думал о том, как ему заставить ее изменить свои намерения и образ жизни. Особенно трудно это было сделать потому, что эта женщина обладала незаурядным красноречием и умела рассуждать о героизме и ответственности, хотя сама и укрылась в глуши вместо того, чтобы открыто сражаться с клеветой.

Стремясь поскорее преодолеть очередной подъем, Томас двинулся вверх по заснеженному склону холма. «Итак, — рассуждал он, — в холодный зимний день я встретил женщину своей мечты, ангела во плоти, но убедился, что она такая же смертная, как и все остальные женщины». Но на этот раз все-таки было иначе. На этот раз он потерял больше, чем мог бы вынести, и тут речь шла не о его гордости и достоинстве.

На этот раз он потерял свое сердце.

«Неужели я не сумею переубедить ее и заставить поехать со мной на праздник?» — продолжал рассуждать Томас. И внезапно он понял, что хотел бы соединить с этой женщиной свою судьбу.

В следующем месяце Томасу предстояло сделать многое, и у него мгновенно родился план, как заставить Сару думать только о нем.

Хотя она гордо отказалась от любого вознаграждения за помощь, оказанную ему, он был уверен, что она не откажется от честного и достойного заработка. А для того чтобы придать его дому жилой вид, требовалось приложить немало усилий, и его домоправительница была бы только рада избавиться от лишнего бремени забот.

Томас усмехнулся и глубоко вдохнул холодный воздух. Ко времени, когда он вернется из Нью-Йорка, Сара поймет, что он был прав, и переменит свое мнение. И от этой мысли настроение его поднялось, и он зашагал быстрее.