По телевидению нас усиленно убеждают, что главный конфликт современного российского общества – это конфликт между сторонниками рынка и сторонниками плана. Пока у так называемых «рыночников» перевес и много энергичной молодежи вполне адаптировалось к жизни, которую они считают рынком, да другого образа жизни они и не видели и не представляют. Несмотря на очевидное ухудшение жизни, «рыночники» не видят в идеях КПРФ ничего для себя привлекательного, и поэтому болтаются на выборах от одной партии к другой, лишь бы она провозглашала свободу рынка. Причем голосуют они одинаково, и «челнок», и президент нефтяной компании. Они сами считают себя единым «средним классом» или иногда «новыми русскими».

А ведь все на самом деле не так.

Значительная часть тех, кто считает себя «новыми русскими», таковыми не являются, и в постреформаторском обществе они не только найдут себе место, но их социальные функции даже не слишком и изменятся, хотя благосостояние, несомненно, упадет.

«Новыми русскими» считают себя все, у кого есть иномарки. Но настоящие «новые русские» – это на самом деле только экспортеры (от Артема Тарасова до бомжа, ворующего медный кабель ради бутылки). Именно они ради куша в 50 млрд. долларов ежегодно и пытаются законсервировать нынешнее состояние страны. Они составляют особую группу, можно сказать, «первый класс» нашего общества наиболее влиятельный.

А вот чиновники («второй класс»), банкиры (уполномоченные и простые), оптовые и розничные торговцы, в том числе импортеры, бандиты, поп-звезды и журналисты, представители инофирм (все – «третий класс») как бы богаты они ни были, они не «новые русские». На них тратится совсем небольшая доля долларов, получаемых «настоящими новыми русскими», или «первым классом».

Сразу можно с уверенностью сказать, что у уходящего класса «новых русских» нет ни малейшего шанса вернуть ситуацию 1991–1997 годов. Причин этому много, дело даже не в том, что их интересы пересеклись с интересами многих социальных групп в нашей стране и за рубежом. Дело в том, что «новые русские» просто сами не знают, чего бы они хотели, потому что сохранить их недавнее положение нельзя по объективным, естественным причинам. Хотя бы просто потому, что доступные для разработки нефть, золото и лес кончаются. Более умные из них это давно поняли, а некоторые знали, чем кончится, с самого начала.

Уровень их прибыли определяется объемом доступных для продажи за рубеж ресурсов, мировыми ценами – это все факторы объективные, и тем, сколько приходится отдавать государству. Вот это уже фактор субъективный, и экспортерам чрезвычайно выгодно не отдавать ничего. Их главный интерес – как можно меньше выручки возвращать в страну. Это не фантазия – многие частные экспортеры уже производят расчеты и держат счета в иностранных банках, недоступных нашему правительству, и изображают отсутствие валютной выручки. Некоторые из них уже давно вывезли за границу свои семьи.

Если «экспортеры» добьются абсолютной политической власти в обществе, то они почти полностью сократят перечисление валюты в страну, оплачивая только поддержание в рабочем состоянии сырьевых производств и их оборону. Так, после сокращения населения в заполярном Норильске он вполне может работать несколько десятков лет в «автономном режиме». В военном отношении он будет почти недосягаем для слабого правительства центральной России.

Как ни удивительно, «новые русские» прорабатывают и разные варианты сохранения доступа к сибирским нефти и газу даже в случае полного развала страны. Так, чувствуется какая-то возня по консолидации «синего пояса» из северных областей и республик, голосующих традиционно за реформаторов, и, что самое главное, составляющих непрерывный регион, протянувшийся от Тюмени до Балтики.

По сути дела, объективно они заинтересованы в существовании только их самих и персонала, обслуживающего экспортные отрасли – те самые 15 миллионов человек. Но смогут ли они и дальше эксплуатировать природные ресурсы? Нет. Углубляющийся кризис в стране неизбежно приведет к развалу инфраструктуры транспорта, электроснабжения, без чего экспорт из такой страны, как наша, невозможен.

Тем более что и сам класс подвергается сейчас чрезвычайно быстрому разложению. «Лукойл» себе на 48 лет месторождений оттяпал, а у остальных-то поменьше! Довольны ли обделенные?

Даже нефте-газоэкспортеры – это не единая группа, что объясняется спецификой отраслей. Газоэкспорт возможен только на базе крупных комплексов, объединяющих добывающие, обрабатывающие и транспортные предприятия. Структура его та же, что в советские времена. Спрос на газ в мире несколько падает, падают и цены. Падает добыча, и привлекать к освоению новых месторождений иностранные инвестиции не удается, да и не удастся. Газпром даже на Ямале все делает сам. В общем, все как раньше. Лучше ли организовано это дело сейчас, чем в СССР? Да ничуть. Не лучше и не хуже. Но и состояние отрасли не слишком ухудшилось, и запасы остались, поэтому газовики будут жить и работать как раньше. Надо сказать, что и политики, базирующиеся на газе. производят на многих впечатление солидности и профессионализма.

А вот вывозить нефть и нефтепродукты можно хоть трехлитровыми банками, поэтому нефтеэкспортеров, мелких и крупных, расплодилось много (абсолютно идентичны с нефтеэкспортерами и экспортеры цветных металлов). Общеизвестно, что зачастую это буквально бандиты, что и объясняет своеобразный стиль политиков «Правого дела» – мелкий экспортер их социальная база, а крупный – финансовая.

Несмотря на падение мировых цен на нефть, вывоз нефтепродуктов вполне может быть выгоден из-за падения рубля. Для иностранцев наши низкие внутренние цены, да еще и дотируемые из госбюджета – это тьфу. При наличии частной торговли бензин будет выгодно вывозить прямо с автозаправочных станций, и внутренние потребители останутся без нефтепродуктов. Ведь если способны что-то продавать лишь производители нефтепродуктов, то чем будут платить потребители? Они-то в условиях мирового рынка ничего заработать не могут! Но нефтеэкспортеры уже практически исчерпали возможности страны. Инфраструктура добывающих отраслей сильно изношена. С 90-го года уже произошло падение нефтедобычи вдвое, с 512 до 260–300 млн. тонн к 1998 году, и падение продолжается.

Ведь посмотрите, что получается с выручкой за нефть. Средняя себестоимость барреля нефти в мире  – 4–5 доллара, а в нашей стране – 13–15 долларов. Конечно, наша себестоимость колеблется в зависимости от курса доллара, так как траты внутри страны производятся в рублях, но и валютная составляющая в затратах имеется. Поэтому при мировой цене в 18 долларов за баррель (как в 1997 году) наша нефть давала 4 доллара прибыли за баррель, а при мировой цене 8 долларов (как весной 1998 года) – 6 долларов убытка. И даже при цене 11 долларов (как весной 1999 года) добыча нефти была скорее убыточна. А продавать приходится даже при низкой цене: ведь объемы продаваемой нефти определяются, как правило, заранее, но цена используется мировая на момент продажи. При ежегодных объемах экспорта примерно 130 миллионов тонн (1 тонна нашей нефти соответствует 7,3 барреля) мы экспортируем примерно 950 баррелей. Значит, в 1998 году мы получили от продажи нефти… что-то между 4 миллиардами прибыли и 4 миллиардами убытков. Грубо говоря, ноль. Ситуация бредовая, но еще бредовей она выглядит, если попытаться выяснить, кто же такие «мы», которые ничего не получили. Какие-никакие, но миллиарды долларов за нефть выплачиваются, но получают их без всяких задержек экспортеры. А вот затраты на добычу и транспортировку нефти часто не оплачиваются вовремя. И нефтяники не вовремя получают зарплату, и обслуга нефтепроводов, и за электроэнергию выплаты производятся не всегда своевременно. И в госбюджет выплаты не идут. Это понятно, что они дураки, за просто так выручку отдавать.

Причем ситуация с электроэнергией особенно вопиюща: как уже говорилось, производство электроэнергии у нас государственное, и его отпускная цена ниже мировой в несколько раз. То есть государство – все мы – дотирует добычу и перекачку нефти, и дотация эта в конце концов оборачивается долларами в чемоданах нефтеэкспортеров, а не рублями в кармане рабочих и инженеров.

Кроме нефти и газа крупные статьи экспорта – металлы, аммиак и мороженая рыба. Экспорту черных металлов настает конец. Сталепромышленники США потребовали от Конгресса ввести преграды на пути российских рельсов и стального листа, и объем экспорта упал или вот-вот упадет раза в четыре. Да и в мире кризис – спрос на металл, как и на нефть, падает. Спрос на продукцию экологически вредных производств (аммиака), видимо, пока падать не будет. А наш когда-то океанский рыболовный флот, растащенный по кораблику, доживает последние дни, без баз и ремонта.

Вот вам и эпилог. Но это еще не эпилог книги! Александр Зиновьев уверен, что нынешний строй установился надолго. А так ли? Несмотря на его 77 лет, и он еще, возможно, увидит конец этого строя. А эпилог книги немного дальше.

 

6.1. Средний класс

Но что будет с другими социальными группами, где есть свои «новые русские», или считающие себя таковыми? Своего производства нет, и импорта купить будет не на что. Разве у них тот же интерес, что у экспортеров сырья? Даже те СМИ, которые обслуживали экспортеров идеологически, теперь надеются только на льготы от госбюджета, то есть они тоже относятся не то ко второй, не то к третьей социальной группе. Как оказалось, даже банкиры не входят в число «незаменимых». Счета нефтяных компаний ведутся сейчас в иностранных банках.

Так что те, кто не собирается уехать за границу, не заинтересованы в исчезновении ни бюджета, ни населения. Многие, даже зажиточные люди, бывавшие за границей, знают, что наших «новых русских» там не ждут. Здесь им шел постоянный приток средств, а там где взять? Там привычные «новым русским» методы «зарабатывания» денег немедленно приведут к отсидке и высылке в Россию.

Приходные статьи бюджета сейчас только то, что выделяют экспортеры, прямо или опосредованно, а также займы. Займов больше не будет, а экспортеры стремятся сократить отчисления в бюджет, да и объективно они будут только сокращаться. Так что чиновничество вообще, и честное, и даже коррумпированное, кровно заинтересовано в наполнении бюджета. Как и их окружение, в том числе даже «свои» банки. «Крутить» бюджетные деньги хорошо, когда они есть, а их-то как раз и нет.

Тот «средний класс», который занимается удовлетворением потребностей всего населения страны – торговцы, мелкие и крупные, челноки, служба быта, мелкие банкиры, клерки, журналисты и т. п. – противоположны ли их интересы интересам других социальных слоев? Конечно, они больше ориентированы на первую группу, чем на население в целом – ведь население нищее.

В какой-то степени противоположны, ну и что?

На фондовой бирже Уолл-стрита действуют две группы торговцев акциями «быки» и «медведи». Одни ориентируются на подъем курса акций, другие – на падение. Их интересы противоположны, но не антагонистичны. Ни те, ни другие не заинтересованы в закрытии биржи.

Конечно, чем больше торговцы забирают денег у покупателей, тем им лучше, а покупателям хуже, то есть их интересы противоположны. Но в полном исчезновении населения торговцы не заинтересованы, и население не хотело бы исчезновения торговли.

И среди торгашей есть экспортеры и импортеры, а есть и не выходящие за пределы внутреннего рынка, и в наших условиях их интересы сильно отличаются. Объем импорта у нас в стране жестко ограничен. Очевидно, что на импорт идет та часть валюты, получаемой от экспорта, которая остается после уплаты внешних долгов. Выплаты по долгам растут в геометрической прогрессии, а приход валюты снижается из-за упадка экспорта. Он становится чисто сырьевым, и сырья все меньше. Вот поэтому условия для импортеров товаров народного потребления все ухудшаются, их экологическая ниша сужается. За рубли-то нам никто ничего поставлять не собирается, им валюту подавай. «Внутренние» торгаши вполне могут перестроиться в условиях отсутствия импорта-экспорта, а вот «внешним» это будет нелегко.

Но уезжать за границу им еще тяжелее, чем «олигархам», там у них нет источников средств к существованию, все давно схвачено. Зато московские торговцы экзотическими фруктами уже в массовом порядке переходят на российские овощи и картошку.

Это касается и банкиров, и журналистов. Зачем фирма будет платить журналистам за рекламу памперсов, если у населения нет денег на памперсы? Для тех банков, которые занимаются обычной банковской работой в промышленности и сельском хозяйстве, продолжение «реформ» так же полезно, как и остальному населению.

Даже богатые из этих слоев торговцы, банкиры, считали себя «новыми русскими» по недоразумению. Обслуживая остальные классы, они отчисляли себе процент от процента, и при обнищании населения обнищали также. Обслуживать только экспортеров у них явно не получится, и в исчезновении населения они не заинтересованы, хотя могут пока об этом не догадываться. Этим группам развал России совсем не нужен. У водочных фабрикантов, например, есть несомненный плюс по сравнению с гайдаровцами, им нужно население России, и лучшие из них даже заинтересованы в том, чтобы однажды купивший бутылку их водки смог потом продолжать ее покупать. Что интересно, их положение как-то отражается и на их человеческих качествах. При всей криминогенности этой среды с ними куда приятнее посидеть и попить пивка, чем с «полными демократами», хотя, конечно, крупную сумму денег лучше при себе не иметь. Беда лишь в том, что многие из них завязаны на импорт (например, пивного концентрата) и психологически настроиться на неизбежную перспективу исчезновение импорта в результате нынешней политики, они никак не могут. Но куда денутся?

Таким образом, основной российский конфликт между людьми, стремящимися вывезти из страны все средства к существованию, а затем уехать, и теми, кто собирается в стране оставаться. Первых жалкая кучка. Сосуществовать с российским народом они не могут, так как никакая российская промышленность не в состоянии конкурировать с экспортерами за ресурсы. Сейчас уже всем, кто хоть чуть-чуть задумывается, понятно: либо прекращение прежней экономической политики, либо общая гибель. Единственное препятствие для осознания альтернативы массами незнакомство с «общей гибелью». На протяжении жизни современных людей им не приходилось с этим сталкиваться.

Таким образом, класс «новых русских» в любом случае временное явление; даже если до самого конца они будут осуществлять власть над страной.

Дискуссии на тему о том, какова должна быть роль государства в рыночной экономике, какие виды собственности должны преобладать, возможны только при наличии государства, экономики и населения.

 

6.2. Мы одной крови

Напомню, что капитализм (частно-предпринимательский) – это строй, при котором рабочий работает и создает прибавочную стоимость. Эту прибавочную стоимость капиталист присваивает на том основании, что он владеет капиталом, и за ее счет живет.

(Лирическое отступление. Почему капиталисту удается отспорить прибавочную стоимость у рабочих? Грубо говоря, потому, что рабочие между собой конкурируют, предлагая свою рабочую силу, а тот, кто продает в условиях «совершенно конкурентного рынка», всегда перед покупателем находится в невыгодном положении. Капиталист может и немного подождать с покупкой, а рабочий должен продать свою рабочую силу во что бы то ни стало, так как других источников средств у него нет, а кушать хочется каждый день. Это и дает возможность капиталисту потихоньку уменьшать долю рабочего в прибавочной стоимости).

Таким образом, прибыль капиталиста состоит из того, что создали его рабочие, за вычетом того, что они сами потребили. Из этого следует, что капиталист заинтересован, чтобы:

– рабочие побольше производили;

– поменьше потребляли;

– и, что немаловажно, чтобы рабочих у него было побольше.

Поскольку капитализм естественно стремится к увеличению всех видов капитала, и так как для частного капиталиста рабочая сила – тоже капитал, то его увеличение капиталистам выгодно.

А вот за счет чего живет нынешний «верхний класс» в России? За счет труда рабочего? Нет. Рабочие практически не работают. Обрабатывающая промышленность и товарное сельское хозяйство стоят, и я что-то не знаю никого, кто бы на них разбогател. Если рабочий не работает и, соответственно, прибавочной стоимости не создает, значит, можно заведомо сказать, что никаких капиталистов у нас нет. Этим, кстати, объясняются неудачи наших потенциальных капиталистов («обманутых вкладчиков»).

Классический частный капиталист заинтересован в существовании рабочего, в определенном количестве, конечно. А «новые русские» «первого класса» объективно заинтересованы, чтобы население России вымерло, поскорее и по возможности без скандала. Потому что население России конкурирует с «новыми русскими», потребляя теплоносители и выручку от их продажи в виде продовольствия.

Вот мы теперь и знаем, что нет у нас в стране ни «капитализма», ни «буржуазного строя». Все происшедшее у нас не доказывает неизбежность краха капитализма, даже «в отдельно взятой стране». Капитализм в 90-х годах у нас просто не сложился. Это важно не потому, что я лично люблю капиталистов как родных, а потому что существующий строй ассоциируют со «свободным предпринимательством» – это верно лишь отчасти, и с «капитализмом», а это совсем не так.

Итак.

Строй, сложившийся у нас – это не капитализм.

Названия у такого общественного строя нет, хотя Лужков еще до 1995 года ввел термин «паразитический капитализм». Названия нет, потому что такой строй в истории встречается редко, так как он неустойчив, его экономический базис является временным, расходуется, но не воспроизводится. Эксплуатация ресурсов возможна только благодаря тому, что было построено при советской власти, сейчас этого никто и не отрицает. Те, кто эксплуатирует ресурсы, не вкладывает свои капиталы даже в разведку и разработку новых месторождений по той же самой причине, по которой не вкладывают другие капиталисты: освоение ресурсов на территории нашей страны в рамках мировой экономической системы невыгодно. И никакая «амнистия на незаконно приобретенные капиталы» не поможет вернуть их в страну, лишь их владельцы будут спать относительно спокойнее, и все.

Очевидно, что первый класс пока наиболее влиятелен у нас в стране, чуть ли не правящий. Но главное-то, что база их существования как класса временна. Что они сейчас ни предпримут, вернуть базу их благосостояния нельзя. Даже если они заставят и дальше работать всех бесплатно. Неисчерпаемых запасов нет, и добыча вроде бы природных ресурсов – на самом деле вывоз труда прошлых поколений. Именно они обустроили сырьевую базу СССР, и этот ресурс конечен. Когда режим 1991–1999 гг. называют правительством временщиков, то это только справедливо. Сравнивали их и с алкоголиком, несущим из своего дома последнее, и с домушником в чужой квартире, и с диверсантом-парашютистом в тылу врага. Все сравнения верны, хотя и эмоциональны.

До «товарищей» в массе своей это еще не дошло, пока в коммунистической прессе сплошь «капитализм» да «буржуазия». Словом, «капиталист» ругают «новых русских» просто потому, что считают это слово ругательством. «Новые русские» достойны всяких крепких слов, и они вывозят капиталы из России, но они не капиталисты. Есть еще слово «компрадор», но и оно не очень соответствует явлению. Боюсь, соответствующего слова в русском языке просто нет.

Я уже упоминал, что капитализм – это просто название такого типа человеческой деятельности, который направлен на сохранение и умножение капитала (как «социализм» – не то, что вы думаете, а деятельность в целях удовлетворения потребностей общества). А «новые русские» стремятся все виды капитала в России уменьшить: постоянный и оборотный по возможности вывезти (сырье, полуфабрикаты, технологии, квалификацию), что нельзя вывезти износить (здания и сооружения), переменный капитал – уничтожить (переменный капитал – это рабочая сила). По сути это «антикапиталисты»!

Я не могу придумать название для этого «верхнего класса», но могу предположить, как с ним бороться. Традиционные способы борьбы пролетариата против капиталистов к данному случаю не пригодны. Забастовка эффективна против капиталиста, потому что лишает его прибавочной стоимости. А против кого эффективна забастовка врачей?

Только те меры воздействия на «новых русских» эффективны, которые «бьют по чековой книжке», как в позапрошлое октябрьское восстание (1917 год) говаривали красногвардейцы, стреляя из пушек по банкам на Кузнецком мосту.

А все эти забастовки, голодовки (простые и политические), самосожжения, перекрытия внутренних транспортных магистралей – суть варианты самоубийства, и «новым русским» они на руку. Если, конечно, забастовки не на нефтеперекачивающей станции у российской границы.

Реальное средство борьбы против «новых русских» – лишение их доступа к выручке от продажи ресурсов. До тех пор, пока возможны легальные методы борьба за национализацию, как первый шаг – полный контроль со стороны государства, отмена коммерческой тайны. Добиться этого (не добиваться, а добиться) должны были бы представители народных сил в парламенте. Где их только взять… Необходимо было останавливать любую сделку по вывозу ресурсов из страны, любыми доступными средствами, ради этого можно было идти на любые компромиссы.

Если же легальные методы по вине экспортеров будут исчерпаны, то методы нужны другие, а цели останутся те же – лишение «новых русских» самой возможности доступа к выручке от сырьевого экспорта, а лучше – прекращение экспорта.

Естественными союзниками в этом деле являются все, кто не «новый русский» и не самоубийца. Некоторые ошибочно считают себя или временно являются «новыми русскими». Им жизнь поможет. Некоторые не знают, что они самоубийцы и убийцы своих близких, им это можно объяснить и отговорить.

Реальной социальной базы у «верхнего класса» нет, а объединить «нижних» можно, так как у них есть общая платформа – выживание в «этой стране».

Главное, чтобы потенциальные союзники поняли друг друга, поняли суть основного конфликта нашего общества. Сократить вывоз, сэкономить ресурсы можно, и, если бы не долги, то даже без особого ущерба для жизненного уровня, так как значительная часть их вывозится для того, чтобы удовлетворять потребности небольшого круга таинственных личностей, а не для того, чтобы платить государственные долги или даже долги коммерческих банков.

И выход только один. Не «разумное включение в мировую экономическую систему», а разумное дистанцирование от мировой экономической системы. Только это может спасти и торговца, и предпринимателя, и рабочего. Вот здесь есть почва для исторического компромисса между классами. Тем более, что общенародная, «ничья» собственность – это все равно исторический тупик, это неизбежная попытка ее присвоить. Да, придется придумывать пригодные для нас формы собственности – возможно, они подойдут и «бывшим новым русским», которые оперировали в основном на внутреннем рынке. Даже журналистам демократических СМИ можно объяснить, что их жирно кормили только для идеологического обеспечения вывоза ресурсов. Хоть нетрудно. Но не все же они на самом деле кретины? Их уже сейчас «кинули», что же будет дальше? Они-то думали, что они не то первый класс, не то пятая колонна, а на самом деле?

К сожалению, уголовный розыск порой сталкивается с ситуацией, когда воры, уходя из ограбленной квартиры, поджигают ее, чтобы замести следы. Есть определенная угроза, что многие из ныне богатых слоев заинтересованы на прощанье «хлопнуть дверью» – развязать конфликт, целью которого будет не победа, а облегчение возможности эмигрировать на Запад под видом «беженца».

В 17-м году надежды корниловцев были на продолжение эксплуатации крестьян и рабочих – земля и заводы никуда не девались, рабочие и крестьяне тоже. В наше время «сладкая жизнь» «новых русских» базировалась исключительно на торговле природными ресурсами и разворовывании кредитов. Сейчас же сложилась ситуация, что добыча ресурсов по сравнению с 1990 годом сократилась в два раза, и самое главное, использовать на потребление остатки выручки нельзя. Подошло время платить долги, вся выручка пойдет туда.

Даже на Западе возникло объективное противоречие с интересами «новых русских» – они конкурируют из-за российских ресурсов. Ресурсы на много лет вперед теперь и так принадлежат Западу. Долгов у нас миллиардов на двести, с учетом процентов выйдет и все четыреста, а экспорт – миллиардов пятьдесят в год. Если же из этого что-то еще и отдавать олигархам, то Запад ничего не получит. С точки зрения прямой выгоды, Западу выгоден любой социальный строй, который обеспечит выплату долгов, а власть олигархов не вернет и процентов. Правда, инерция идеологии крестового похода «за свободный рынок» еще велика, и убедить Запад в неизбежности особого режима работы нашего рынка очень трудно.

Катастрофа в масштабах страны вполне возможна, возврата в 1992 год не будет никогда.

 

6.3. История

Все факты нынешнего состояния нашей экономики подтверждают мою концепцию: экономика нашей страны должна быть четко отграничена от мировой экономики. Но закономерности развития экономики приняли современную форму сравнительно недавно, примерно 300 лет назад, когда на Западе началась промышленная революция, что же действовало раньше?

А это очень интересно: почему наши пути с Западом разошлись уже давно? Почему экономика, да и все государственное устройство нашей страны всегда, с сумерек истории, так разительно отличалось от соответствующих институтов Западной Европы? Ведь оттуда родом значительная часть наших предков! Да и с другими соседями сходство у нас небольшое. Нельзя ли использовать сходный подход и выяснить, в конце концов, в чем же дело?

Ответ, видимо, возможен, и начало ему положено фундаментальным трудом современного нам ученого. Это член-корреспондент РАН С. В. Милов, профессор МГУ, заведующий кафедрой истории России эпохи феодализма. Он выпустил в 1998 году монографию «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». Фактический материал книги относится в основном к 16–18 векам, но не ограничивается только этим периодом. А общий смысл этой книги примерно таков: из-за особых условий России объем прибавочного продукта хозяйства русского крестьянина всегда был, есть и будет меньше, чем в Западной Европе, то есть русское общество – общество с минимальным объемом прибавочного продукта. Эта мысль, пожалуй, вполне заслуживает наименования закона.

Что же следует из этого фундаментального вывода? Это значит, что после вычета того, что нужно крестьянину и его семье, он может отдать государству, то есть его аппарату управления, гораздо меньше, чем западноевропеец. Поэтому на Западе для содержания одного воина или чиновника достаточно, например, десяти крестьян, а у нас нужна сотня.

Но ведь процесс управления везде одинаков!

Один человек может эффективно управлять лишь четырьмя-пятью подчиненными, на всех уровнях, поэтому, например, низовое военное подразделение в армиях всех времен и народов  – пять человек. Даже если по разным причинам делались отделения большей численности (скажем, десять бойцов), все равно жизнь заставляла делить его пополам и иметь дополнительного командира над второй половиной. То же происходит и на более высоких уровнях, напрямую управлять десятью заместителями ни один начальник не может.

В делах гражданских такого постоянного и интенсивного процесса управления, как в армии, нет, но определенная пропорция между управляющими и управляемыми должна соблюдаться. Ну, например, нагрузка на налогового инспектора не может в разных обществах различаться в десятки раз – силы человеческие примерно одинаковы.

Я вообще не встречал сравнительного анализа систем государственного управления у нас и в Европе или Азии, а то, что попадалось, было написано в идеологических целях и к употреблению оказывалось непригодно.

Как же вдесятеро меньший государственный аппарат или офицерский корпус могут выполнять те же функции? Вот где непаханое поле для историка и обществоведа. Очевидно, что государство у нас функционирует как-то по-другому, чем на Западе. Скорее всего, наше население как бы больше вовлечено в процесс управления, хотя внешне это незаметно. Но по некоторым отрывочным сведениям можно сделать именно такой вывод. Так, среди крепостных крестьян административные обязанности выполняли десятские, пятидесятские и сотские, и в армии, как ни странно, на солдатском уровне тоже существовали свои структуры управления.

Во Франции, например, судейские и нотариусы составляли отдельные и политически очень сильные общественные прослойки. Парламент, с которым Людовик XIV собачился по поводу того, кто же является государством, именно из судейских состоял, а не из народных депутатов, как можно сейчас ошибочно подумать. А вот кто в России заключал сделки по домовладениям, например? Как описано у Лескова (не придумал же он это из головы), делалось все самостоятельно, лишь на «общественных началах» выборный вел «китрать» с регистрационными записями. И все! Специального нотариуса просто бы не прокормили.

Эта структура общественного устройства перекочевывала и в государственные органы.

Вот конкретные примеры из специфической области государственного устройства, а именно из военной истории XVIII–XIX веков.

Так, в Крымскую войну, в ходе наступления на Черной Речке 4 августа 1852 года, почти все офицеры были выведены из строя штуцерным огнем, был убит и командующий, генерал Реад. Но вполне организованные атаки войск без офицеров продолжались, и некоторые были даже более успешны, чем предыдущие. У Сергеева-Ценского приводится характерный диалог генерала и солдата, взятый из чьих-то мемуаров:

«– Лезервы нам дайте!

– А тебя кто послал?

– Товарищи.

– А офицеры где?

– А все поубиванные!»

Это не признак какого-то сверхчеловечества – храбрецы везде есть, но аналогичных примеров в военно-исторических трудах я что-то не встречал. Считается, и, как правило, так и бывает, что при разрушении управленческой пирамиды, когда офицеров остается меньше половины, армия превращается в толпу. Но в русской армии сохранялась система управления, перенесенная из сельской общины, хотя ее «функционеры» не носили знаков различия. Кстати, в фундаментальной работе В. Белова по русскому крестьянскому быту «Лад» устойчивость русской армии объясняется в большей степени влиянием устройства патриархальной семьи, чем общины – я думаю, противоречие незначительно.

В мемуарах генерала Ермолова, относящихся к периоду наполеоновских войн, приводится такой эпизод.

Короткое время нашей европейской армией командовал генерал Винценгероде, который отличился, в частности, тем, что для повышения маневренности армии распорядился продать имущество солдатских артелей, без совета с солдатами. Оказывается, все солдаты объединялись в артели по 50–70 человек для финансово-хозяйственных целей и заработка, и в походе, и в местах постоянной дислокации. Сменившему Винценгероде Кутузову пришлось отменять эти распоряжения, и Ермолов особо отмечает неудовольствие солдатских товариществ. Он упомянул об этом случае не как об историческом анекдоте, а как об иллюстрации того, почему немцев нельзя использовать в русской армии (был у Ермолова такой пунктик). Действительно, как может командовать армией генерал, не знающий очевидных вещей о ее устройстве?

Увы, несмотря на то, что такая особенность явно не была для русских офицеров того времени секретом, упоминаний о ней нигде, кроме этого рассказа, нет. Такова уж беда русских мемуаристов – о том, что «все и так знают», никто не пишет.

Тоже своеобразный случай: во время Семилетней войны первое крупное сражение с пруссаками (при Гросс-Егерсдорфе) произошло в крайне невыгодной ситуации. Наш лагерь был укреплен, но противник атаковал с тыла, откуда его не ждали. При попытке построиться (без правильного линейного строя воевать тогда, по западноевропейским понятиям, было нельзя) части перемешались, солдаты по ходу дела разбили бочки с вином и пошла потеха. Прусский король, хорошо видя обстановку в лагере русских, понял, что битва уже выиграна. Более того, и русский командующий – иностранный военный специалист Фермор, с криком «коня мне!» ускакал с поля битвы. Тем не менее русские солдаты, встав кто куда попал, выдержали атаку, и, хотя у нас потерь было больше (17 тыс. против 11 тыс. у пруссаков), сражение кончилось вничью.

Претензий к Фермору впоследствии не было, он проявил профессионализм, по крайней мере в оценке ситуации. И Фридрих уже тогда понял, что управление в русской армии, при внешней похожести, явно осуществлялось не по западноевропейскому образцу.

А помните, как у Н. Островского говорится о порядках в Первой Конной? Когда оплошавшего бойца судили сами, ночью, без командиров и комиссаров?

Только не надо возражать, ссылаясь на горбачевские «восемнадцать миллионов чиновников» или современную численность генералов. На самом деле, все они не имеют отношения к процессу управления. Мы говорим об исторических ситуациях, когда каждый управленец действительно управляет. Нынешний «аппарат управления» во многом просто армия безработных с относительно высоким пособием. Проверить легко – почти никто из современных управленцев не может принять какое-нибудь решение, которое вызовет реакцию в слое управляемых. Приводной связи нет, шестеренки крутятся вхолостую.

Как гласит один из законов Паркинсона – при достижении аппаратом управления порога численности в 3 000 чиновников – он уже не нуждается в объекте управления.

И нынешние генералы – это не те генералы. Кстати, для государственной казны после производства они обходятся дороже лишь из-за канта на брюки, денежное содержание у них мизерно. Просто в современных условиях у власти нет других возможностей поощрить заслуженных или перспективных офицеров, а для них само генеральское звание представляет ценность. И армия сейчас не та, пожалуй, в российской истории не было периода, чтобы она состояла в основном из 18–19 летних. Это, скорее всего, неправильно.

В 19–20-м веках российская государственная власть увеличила «аппарат управления», доведя его до европейских стандартов. Но прибавочный продукт не обманешь! Этот аппарат все равно по необходимости вдесятеро более дешевый. И это касается не только государственного аппарата. Вообще соотношение между производящими и прочими классами у нас по необходимости (по «закону Милова») должно быть другим, например, у нас должно быть меньше количество торговцев на тысячу рабочих и крестьян. Или эти торговцы, при той же численности, что в Европе, будут жить хуже.

И общественная пирамида у нас не может быть такой же сложной, как там, и верхи в нормальных условиях у нас всегда ближе к низам, по сравнению с Западом. Да так на самом деле, конечно, и было. Эта разница хорошо видна и сейчас, стоит посмотреть на отношения, например, в британской армии. Один мой знакомый общался с англичанами, служа в Западном Берлине. Чтобы офицер говорил с солдатом? Да никогда! Только с сержантом, и то только через нижнюю губу. У нас и в царской армии ничего похожего не было. Я уж не говорю, что телесные наказания в русской армии были отменены раньше, чем в других европейских армиях.

Несомненно, у взаимоотношений государственной власти и народа в России было очень много отличий от Западной Европы, но как о них узнать? Немного помогают мемуары иностранцев, но для них многое было непонятно, и языка они, как правило, не знали. Конечно, они записывали то, что их поразило, ну, например, когда дворцовый слуга в ответ на подначку царя отвечает «Врешь, собака!» (в присутствии иностранного посла), а Иван Грозный только посмеивается, то как иностранный посол мог такое не упомянуть? А вот наши-то авторы того времени о таких вещах и не написали.

Конечно, и иностранные свидетельства не совсем объективны, слишком сильно влияние пропаганды Запада. Она действовала всегда. Так, откройте любую книгу западного путешественника на Русь, хоть 15-го, хоть 19-го века, и обязательно найдете там замечание, что на Западе свобода, а у нас ее нет, причем без всякого обоснования. Корни этого штампа лежат где-то уж очень глубоко.

Так, вам не преминут заметить, что на Западе давно не было крепостного права. Да, не было. Но в средние века на европейских дорогах стояли патрули, и попавшихся «бродяг», то есть тех, кто не мог доказать, что он местный арендатор, тут же вешали. А крепостного права не было! Иди куда хочешь, кругом свобода.

На самом же деле вполне объективные факторы, отличающие нашу страну, действовали всегда, и их действие проявлялось по-разному, в зависимости от того, по каким законам жило общество. И заселение территории финскими и балтскими племенами, и расселение славян с 6-го века происходило очень своеобразно, и государство образовалось не так, как королевства Западной Европы, и феодализм у нас был другой, по сути, это даже не был феодализм.

Что-то дополнительно узнать об истории удастся, когда можно будет определить, как экономика влияла на жизнь в разных странах. Ведь условия отличались порой настолько, что это делает историческую обстановку в чужой стране для нас просто непредставимой! Так, в «Записках о галльской войне» упоминается, что о важных событиях галлы передавали весть по стране таким вот образом: каждый житель кричал о новости соседу. О случившемся утром к вечеру узнавали за 160 миль от места действия! А возможно ли это было в России, в любую историческую эпоху? И причина невозможности этого – чисто экономическая, у нас нельзя прожить крошечным клочком земли, и, поэтому, не могут крестьяне на протяжении сотен верст жить бок-о-бок. Отчасти поэтому предлагавшаяся Столыпиным «хуторская система» (по опыту Виленского края) в России не прижилась, далековато получалось жить. Россия-Россией, но и другие народы Восточной Европы тоже что-то хуторами не живут, а все довольно большими селами.

Во время одной из многочисленных войн Москвы с Тверью был, говорят, случай, что в течение летней кампании противостоящие армии не смогли встретиться, просто не нашли друг друга в лесах и болотах между княжествами.

Сейчас уже общепринято, что феодализм возник тогда, когда всадник на коне оказался сильнее десятков пехотинцев (поэтому в европейских языках «кавалер» или «рыцарь», то есть феодал, означает «всадник», «конник»). В античную эпоху этого не могло произойти, потому что седло со стременами и подпругами современного типа появилось не ранее рубежа нашей эры, а без него всадник не слишком сильнее пехотинца. Почему западноевропейские крестьяне оказались порабощены феодалами? Как оказалось, по археологическим данным, в Европе юго-западнее Рейна и Дуная преобладала воловья упряжка, и крестьяне не могли противостоять конным бандитам. В остальной же части Европы, северо-восточнее Эльбы, феодализм установился очень нескоро, так как там крестьяне пахали на конях, и кандидаты в феодалы преимуществ перед земледельцами не имели.

Да и позднее, структура нашего общества была с западной точки зрения алогичной в военном отношении класс крестьян неизмеримо превосходил русских «феодалов», но крепостничество пало позднее, чем в Европе. На Западе же при первой возможности (появление огнестрельного оружия) с рыцарями было покончено. Более поздние, абсолютистские дворяне – это уже совсем не то.

Значит, российское крепостничество лишь внешне похоже на западноевропейское, а по сути это другое явление.

При рассмотрении же взаимоотношений нашей страны с Западной Европой, необходимо иметь в виду следующее: в любом государстве правящий слой (элита) живет только за счет прибавочного продукта. Так вот, российская элита всегда беднее, всегда чувствует себя обделенной. Ей никогда не достичь того уровня жизни, который свойственен «элите» Запада. И если основные производящие классы России не слишком озабочены мыслями об этой разнице, хотя бы в силу постоянной занятости, то имеющая более обширные контакты с Западом элита может сравнивать. Комплекс неполноценности особенно сильно обострялся после победоносных войн, когда она в массе своей знакомилась с жизнью своих западных коллег. Как же так, мы им дали, а живем хуже?

Информационная открытость последнего времени дала сходный и даже усиленный эффект – любознательный русский офицер видел в Европе все стороны жизни, и плохие, и хорошие, а в наше время СМИ жизнь Запада показывает выборочно, только с выигрышной стороны.

В конце концов, если рассуждать цинически, с финансовой точки зрения Западу проще и дешевле купить российского чиновника за взятку или интеллектуала за литературную премию, чем нам – западного.

Довольно многих «наших» в принципе можно купить просто за вид на жительство на Западе, но западного за российский паспорт – довольно трудно. Бывали, правда, исторические эпохи, когда от резни и перенаселения к нам ехали французские гугеноты и шотландские католики, но это были другие времена.

Вот эти особенности нашей страны часто проявлялись с плохой стороны. Такое случилось сейчас, бывало это и раньше. Стоило народу начать чуть менее заботиться о государстве, а элите чуть-чуть продаться внешним врагам, как сразу начинались крупные неприятности. Как ни удивительно, несмотря на потенциальную бедность нашего государства, врагов у него всегда много. Элита даже не то чтобы полностью продавалась, просто начинала с тоской сравнивать свое положение со статусом шляхтича или шевалье, и это отражалось на ее преданности интересам государства. Невозвращенцы в ранге послов бывали и в царские времена.

Обычно такие ситуации возникали вслед за чрезмерным напряжением сил всего народа и государства, как после правления Ивана Грозного или Сталина. Освободившись от царской палки, правящая элита начинала с упоением грызться за власть, забыв о государстве, а народ, избалованный тем, что царь долгие годы все знал и умел, не сразу успевал спохватиться. Государство разваливалось, и лишь многолетние бедствия снова сплачивали страну воедино. Причем сейчас, если продолжить аналогию со Смутным временем после Ивана Грозного, смута еще далеко не кончилась, и даже еще как следует не началась.

Так что наши общественные структуры всегда будут проще, чем на Западе, а «элита» будет нуждаться в постоянном присмотре и контроле со стороны управляемых. А так как наш пряник всегда будет менее сладок, то кнут должен быть потолще. И так как на удачного царя надежды мало, стегать этот кнут должен не сверху вниз, а снизу вверх.

Но не будем слишком далеко забираться в историю. Информация об особенностях тех времен скудна и противоречива, и в выводах легко напутать. Тема отличий нашей страны от других стран, слишком сложна и обширна, на порядок обширнее, чем исследование этих отличий для небольшого исторического периода 90-х годов 20-го века, и я думаю, что пока высказался достаточно.

* * *

Возможно, вам, уважаемый читатель, стало тоскливо – столько проблем в будущем! Как все сложно! А ведь как нам обещали десять лет назад? «Мы сидим, а денежки идут». Тогда некоторые верили. А сейчас?

Увы, мы всегда находимся в той же ситуации, в которую как-то попала Алиса в Зазеркалье: «порой приходится очень быстро бежать, только чтобы остаться на том же самом месте».

Можем ли мы победить в этой гонке? Сможем ли мы испытать то чувство гордости за себя, которое порой испытывали наши предки, победив какого-нибудь «властелина мира» или запустив спутник? Ну, никаких гарантий я не даю, все зависит от нас. На роду нам ничего не написано. Хоть и говорят, что справедливое дело обязательно восторжествует, но в нашем мире это совсем не обязательно. Все себя считают справедливыми, даже Хавьер Солана.

Напомню старую историю: когда судили Жанну д’Арк, ей задали каверзный вопрос: «ты считаешь свое дело правым. Зачем же ты зовешь солдат к битве? Разве Бог и так не дарует победу правому делу?». Соль вопроса в том, что, как бы Жанна ни ответила, ее обвинили бы в неверии в Божественное провидение.

Жанна поставила ученых богословов своим ответом в тупик, заявив: «но солдаты должны сражаться! Только тогда Бог дарует им победу!». Да, аналогично, если мы хотим чего-то достичь, мы должны разбираться в ситуации и должны действовать. Не обещаю, что все будет хорошо, но без попытки понять хорошо уж точно не будет.

И еще одно. Глубоко разбирать этот вопрос мне не хочется, но он важный.

Может быть, вы подумали в ходе чтения книги, что, чем благодатнее земля, тем счастливее ее обитатели? Нет, и тут тоже есть, видимо, определенная причина.

На Кавказе, во многих языках, есть пословица:

«на меже всегда валяются черепа». А ведь как раз на Кавказе самые лучшие земли и климатические условия в России. Что же мешает райской жизни там?

Самые благодатные условия на африканском континенте, «африканская Швейцария», знаете где? В Руанде. Не видели фоторепортажей об очередном конфликте там? Ваше счастье. Я видел, и хотел бы забыть, но не получается.

А Европа? «Цивилизованная», «колыбель культуры»… Это сейчас. А что было 50 лет назад? А 85? А почему вы думаете, что мы не увидим очередной, один из многих, кровавый пароксизм «старой доброй Европы»? Вся Европа – сплошное кладбище, скелет на скелете под каждым метром этой лучшей земли мира.

Вот поэтому не надо им завидовать.

В плодородных странах человеку достаточно затратить незначительную долю своих сил и времени, чтобы его участок земли прокормил и его, и его семью. Значит ли это, что остальное время он ничего не делает?

Нет. Все остальные силы уходят у него на то, чтобы отстоять эту самую благодатную землю от других желающих. Ожесточенность этой борьбы всех против всех нам просто незаметна, но в истории Европы изгнание или уничтожение побежденных – обычное дело.

В Европе, зарезав соседа, удачливый победитель получает рог изобилия и скатерть-самобранку, есть ради чего зверствовать. А у нас? У нас победитель получает пожизненно принудительные тяжелые работы. Это не значит, что у нас, в отличие от Запада, много земли, земли мало и у нас, и русский крестьянин, в случае нарушения межи соседями, берется за вилы так же естественно, как среднеазиатский за кетмень. Но ситуация у нас другая, у нас на междоусобия остается гораздо меньше сил и времени. Это и отразилось на «менталитете» наших людей – они беззлобны и неагрессивны. Если кому-то приходилось сталкиваться с обратным, то скажу, что вы еще не видели агрессивности. В наши города приезжают сейчас люди с Кавказа, везут и свои семьи. Как вы думаете, почему они едут из гораздо более богатых районов, чем Центральная Россия? А ведь это цепкие, жизнеспособные, агрессивные по характеру люди.

Я не буду излагать своих умозаключений, но у меня сложилось стойкое убеждение – никогда на нашей земле не будет того культурного, цивилизованного озверения и ожесточения, которое обычно там, на Западе. Возможны и гражданские, и этнические конфликты, но не такие, как там. И мы не сможем понять рассудком мотивы поведения западноевропейцев. Когда Европейский Совет в одном и том же заявлении приветствует бомбежки Югославии и осуждает смертный приговор маньяку на Украине – нечего даже пытаться это понять. Так они мыслят, так они воспринимают мир. Такова их этика. Это не отсутствие морали, как у нас иногда считают, напротив, так проявляется их мораль, и свои моральные нормы они тщательно соблюдают. У нас порой воспринимали любовь Гитлера к животным и детям как лицемерие. Напротив, в его образе ярко проявилась именно мораль Западной Европы. Они таковы, и сделать ничего нельзя, пытаться объяснить им аморальность их действий бессмысленно, их действия высокоморальны. Мораль другая!

Такого рода нравственность Запада можно либо принять – чисто эмоционально (у нас такие люди есть), либо просто не принять, также чисто эмоционально, но объяснять ее, привлекая рассудок – бесполезно.

В нашей истории был жестокий, Грозный царь. За время его царствования было насильственно лишено жизни не то три, не то четыре тысячи человек. Многие из них – заслуженно. До сих пор и историки, и простые граждане, спорят – можно ли его оправдать за это? Но споры спорами, а памятника этому царю нет. Почему нет его изображения на монументе «Тысячелетие России» – понятно, его устанавливали при царе-демократе Александре II, но почему вообще нет и не было памятника создателю России в ее нынешних границах?

А в Англии стоят памятники Генриху VIII. В его правление только «бродяг» (крестьян, согнанных лордами с земли) было повешено 80 тысяч. И ничего, все по закону, все нормально… В 1848 году только в Париже и только за три дня было расстреляно 3 000 безоружных людей. Кто-то об этом помнит?

Они ненормальные? Нет, ненормальные мы, и нам надо свою ненормальность во что бы то ни стало сохранить.

В чем отличие богатой Западной Европы от бедных стран, расположенных порой в весьма благоприятных регионах? В менталитете Запада гвоздем сидит принцип:

«Боливар не выдержит двоих». «Как бы много ни было благ, их не хватит на всех». «Только люди – не дефицит». Они постоянно думают об этом, и этот принцип вошел и в определение экономики, принятое на Западе, и в западную парадигму, и в практику. Этот принцип облегчает им и взаимоотношения друг с другом – каждый знает, чего ожидать от другого. Конечно, их умение бороться с перенаселением внушает уважение… но наши предки ушли оттуда не только в поисках свободных земель, в какой-то степени и от этого принципа. А кое-кого оттуда и «ушли».

Впрочем, это не мое дело. Я-то живу здесь, и до других стран мне дела нет, что бы вы ни подумали, прочитав эту книгу. Я живу здесь без принуждения, и мне не надо делать над собой усилия, общаясь с людьми в любой точке страны, и ничто и никто меня не раздражает. Точнее, есть у нас в стране и то, что я люблю, и то, что я хотел бы изменить – единственно, всем рассказывающим мне о «свинцовых мерзостях российской жизни» сравнительно с прелестями Запада я рекомендую тут же туда уехать, не мучая здесь «себя любимого», или заткнуться, раз кишка тонка.

Конечно, оснований для оптимизма в окружающей I действительности маловато. Мешает уверенность населения, что дальше падать некуда. А вот тут я, наоборот, оптимист. Есть куда падать, есть! И лучше до этого не доводить.

 

6.3. Жареный петух – птица мудрости

В мифологическом словаре можно найти описание мифологических птиц – Сирина, Алконоста и Гамаюна. Им приписываются разные качества, в частности, считается, что Сирин – птица мудрости. Может быть, так и было в незапамятные времена, но потом все изменилось.

В последние века нашей истории, в течение примерно, так, лет тысячи, птицей мудрости на Руси был Жареный Петух. Именно он олицетворяет мудрость русского народа. Иногда действие его описывается иносказательно («гром не грянет, мужик не перекрестится»), а что именуется «громом»? Это он, мощный и точный клевок Жареного Петуха. Или вот это: «нужда научит пироги печь!». Это точно, научит. Под «нуждой» тут имеется в виду тоже он, Жареный Петух.

Однажды при обсуждении какого-то только что случившегося события (для нас совершенно несущественно, какого) один мыслитель изрек: «Россия вступила в войну, будучи к ней не готова». На что его собеседник, человек, видимо, более широкого и практического ума, возразил:

«А к чему Россия вообще когда-либо была готова?».

Вопрос еще шире. Россия бывает не готова к крутому повороту истории, потому что ее политики и народ не думают о ходе истории. Но ведь не только об истории не думают! Перечень научных дисциплин и целых наук, о которыхникто не думает, весьма обширен. Никто не думает о климатологии, метеорологии, теплотехнике, географии, биологии, геополитике, экономике, науке управления, и т. д., и т. п.

А что получается в итоге? Как, каким чудом наш народ все-таки выжил и построил такое государство, равного которому не было и даже сейчас нет? Как победил всех претендентов на мировое господство? Как приобрел наследство Чингисхана?

Ответ один. Чудес не бывает, и помог нам вполне реальный Жареный Петух. Как наше государство смогло собраться с силами в 1943 году, когда мы уступали соединенной Западно-Центральной Европе по населению вдвое, а по промышленности вчетверо? Да, конечно, был Сталин, кто спорит, но в 1941-м тоже был Сталин! Чего ж не хватало? А Жареного Петуха! Разве могло тут обойтись без вмешательства его, родимого?

Как после долгой свары боярских клик, которые и между собой-то воевали польскими и шведскими войсками, расплачиваясь русскими землями, когда вся Россия превратилась в пепелище, как же все-таки народ сплотился вокруг новой династии, как после этого на несколько сот лет «выключил» Польшу, а потом и Швецию, из европейской истории?

Вспомним-ка поподробнее, к чему Россия пришла в результате «годуновской оттепели».

«…а в Кремле, при свете зарева, бодрствовали и рассуждали вожди их (ляхов), что делать? Там еще находилось мнимое правительство российское с знатнейшими сановниками, воинскими и гражданскими:

ужасаясь мысли желать победы иноплеменникам, дымящимся кровию москвитян, но малодушно боясь и мести своего народа, или не веря успеху восстания, Мстиславский и другие легкоумные вельможи, упорные в верности к Владиславу, были в изумлении и бездействии; тем ревностнее действовали изменники ожесточенные: прервав навеки связь с отечеством, заслужив его ненависть и клятву церковную, пылая адскою злобою и жаждою губительства, они сидели в сей ночной Думе ляхов и советовали им разрушить Москву для их спасения…

…До самой ночи уже беспрепятственно губив огнем столицу, ляхи с гордостию победителей возвратились в Китай и Кремль, любоваться зрелищем, ими произведенным; бурным пламенным морем, которое, разливаясь вокруг их, обещало им безопасность, как они думали, не заботясь о дальнейших, вековых следствиях такого дела и презирая месть россиян!

…Наконец везде у тухло пламя, ибо все сделалось пеплом, среди коего возвышались только черные стены, церкви и погреба каменные. Сия громада золы, в окружности на двадцать верст или более, курилася еще несколько дней, так что ляхи в Китае и Кремле, дыша смрадом, жили как в тумане – но ликовали; грабили казну царскую: взяли всю утварь наших древних венценосцев, их короны, жезлы, сосуды, одежды богатые… сдирали с икон оклады…… пили из бочек венгерское и мальвазию… А россияне, их клевреты гнусные или невольники малодушные, праздновали в Кремле Светлое Воскресение и молились за царя Владислава, с иерархом достойным такой паствы…».

Да, крепко тогда, в 1612 году, клюнул россиян Жареный Петух. Надолго после этого ума хватило. Во все летописи, да и в память народа навечно внесли не только имена героев – Ляпунова, Палицына, Пожарского – но и перечислили поименно «легкоумных» вельмож, «малодушных невольников» и «гнусных» «воров и изменников», как проклятого Салтыкова.

Но любой запас, даже народной мудрости, кончается, нужен новый. Если не думать головой, то приносит его он, он, спаситель нашего государства.

Что же вызвало сейчас, на рубеже тысячелетий, новое явление Жареного Петуха? Как он узнал, что требуется его вмешательство?

Вызвали его слова «конкурентоспособность» и «твердая валюта».

Посмотрите в вышину: вот он, кружит над нами, на своих мощных, отливающих бронзой крыльях. Его круги все ниже, ниже.

Спросим его: «что ж ты вьешься», Жареный Петух, и почему к тому же «с восточной стороны»? А потому с восточной, с клекотом отвечает он, что повернута Русь лицом на Запад. Так откуда мне заход делать? Знаете же, каков мой обычай?

Увы, знаем. Хорошо клюнет!