Глава 20. В предгорьях Белроги.

В предгорья Белроги вдруг разом пришла зима. Каменистую землю завалило снегом, лишь кое-где торчали из-под него серые валуны и чахлый голый подлесок. Мужики с походом каждый раз ходили к чухам одной и той же дорогой, поднимаясь по восточному берегу Хонары, и каждый раз, когда взору открывалась гладь Источного озера, и будто бы вырастающий из этой глади остров с развалинами великой урской крепости, у Ефима перехватывало дух.

Он бросил поводья и остановился. Вол Банька сделал еще пару шагов, протяжно вздохнул и остановился тоже. Ефим успокаивающе провел рукой по его разгоряченной шее, ощутив под ладонью нападавший снег, который набился в подшерсток, подтаял и превратился в сосульки.

Самое сердце и сама основа урских земель, где из великого озера Источного брали начало две великие реки, Хонара, текшая на юго-восток и Бунара, несущая воды на юго-запад. Эти две водные артерии соединяли водным путем восточные и западные части мира. Здесь когда-то блестели под солнцем сырые верфи самого сильного в мире речного флота урского князя. Кипел жизнью торговый город и порт Северград, столица князя Вереса, а над островом под защитой непобедимой волчьей дружины возвышалась неприступная крепость из черной прокопчённой курени.

Ныне все было разрушено, речная навигация через Источное запрещена Советом Знаменных Правителей, и запрет этот был закреплен подчиняющим договором, по которому само озеро и прилегающие земли отчуждались от владения урского князя. Лишь в развалинах крепости обиталась конная полусотня полудиких воинов из племени красной собаки, оставленная здесь Азум-ханом для соблюдения буквы и духа договора, ревниво следящая за тем, чтоб в эти опустевшие земли никоим образом не вернулась прежняя жизнь.

Все остальные повозки, тащившиеся вслед за торящим тропу ефимовым волом, остановились тоже. К Ефиму, проваливаясь по колено в снег подошел дядька Прохор. Он молча встал рядом и тоже стал смотреть на развалины былого величия урского народа.

— Я в порядке, — Ефим ответил на невысказанный вопрос Прохора, который тот постеснялся задать, — Сейчас тронемся.

Прохор кивнул, хлопнул Ефима по плечу и, разбрасывая снег, направился обратно к своей повозке. Ефима угнетала чрезмерная предупредительность товарищей, и он как мог старался не показывать виду, как тяжело ему переносить пропажу сына. В тот злополучный осенний день месте с Прохором они, как тогда и условились, пришли к куреневой делянке, увидели следы копыт и оставленную Васькой монетку, и сразу все поняли: Лисы Ваську как-то выследили и поймали. Вернувшись тогда в деревню Ефим не сторонился людей, оставался на виду, но стал еще более молчалив, и уж в этом ничего не мог с собой поделать.

Их поход на нифрильный мен в этом году сильно припозднился. То дожди, то полезший из лесов дикий зверь, все это заставляло мужиков откладывать выход, но Ефим был безразличен к этому. Он часами сидел в избе, глядя в окно на льющиеся с неба потоки воды, не в силах заставить себя двигаться. Его жена, чувствовавшая его состояние, даже не пыталась его тормошить, ни словом не обмолвилась о гниющей неубранной с покоса траве. Он очнулся, когда она, запрягши вола и уложив грабли, стала устраивать на повозке дочку. Он вышел из избы, подошел к ней, обнял.

— Мы справимся, — повторяла она, удерживая слезы, — Она большая уже, пусть привыкает.

Ефим стряхнул с себя тяжелое оцепенение. В этот раз его отрезвило осознание того, что жена и дочь без него скорее всего не выживут. Он снова втянулся в дела, убрал остатки сена с полей, подготовил все к отъезду и теперь вместе с деревенскими мужиками приближался к цели их похода, где каждый год они наменивали у чухов продовольствие, орудия и утварь на нифриловые деньги.

Он постоял еще немного, разглядывая потрясающую громадину Белроги, упирающую свою вершину в облака. Эта гора была самой высокой в казавшейся бесконечной тянущейся с востока на запад горной гряде. Если отправиться вдоль горной гряды на запад, то тебе будут попадаться множество талых озер и ручьев, по которым теперь после закрытия навигации по Бунаре проходит княжий северный речной путь. А если пойдешь на восток, то придется пробираться через непролазные чащобы, в которых только кочевники Лисы, по слухам, имеют свои тайные тропы, ведущие к их единственному скрытому в лесах лисьему городу. Ефим невольно подумал, что где-то там далеко на востоке так же подбираются к горной гряде те трое конных лисов, чьи следы он видел у делянки, и, наверное, радуются награде, полученной за пойманного ими Ваську.

* * *

Чтобы поискать следы копыт, Ясень спешился перед неглубокой неширокой речкой с каменистым перекатным дном. Поваливший с утра снег сыпал на землю белые хлопья, даря Лисам новую возможность оторваться от преследования.

Ясень забрался так далеко на восток, что отсюда даже не видно было ослепительной снежно-белой вершины Белроги, а только какие-то неизвестные ему горы, единственно что он знал, составлявшие, ту же самую горную гряду. Он постоял немного раздумывая. Лисы, конечно знают, что за ними идет погоня. И вряд ли упустили бы возможность запутать след. А значит, они, воспользовавшись неожиданным снегопадом, скорее всего опять свернули где-то на известную им одним потайную тропу. К тому же чутье подсказывало ему, что речку Лисы не пересекали.

Ясень не сомневался, что как бы ни были Лисы хитры, он нагонит их. Рано или поздно, сколько не будут они путать и петлять, встретиться с Ясенем им придется. Его сейчас занимало другое. Его тоже кто-то выслеживал. Сначала лишь появилось мимолетное ощущение, тут же пропавшее, но через некоторое время оно повторилось. Теперь ощущение окрепло и переросло в уверенность. Пересекать эту речку ему так или иначе придется. Общее направление движения Лисов указывало на это безошибочно. И Ясень отдавал себе отчет, что, хотя речка и неглубока, но имеет довольно стремительное течение, и, если кто-то собирается напасть на него, удобнее всего это будет сделать во время переправы.

Из этого напрашивался лишь один вывод, своих преследователей следует встретить на этом берегу. Он привязал коня к дереву, окунавшему ветви в речную воду и пошел вдоль берега, делая вид, будто ищет следы. Оказавшись прикрытым зарослями кустарника, он резко сменил направление и, пригибаясь и прячась за растительностью побежал в обратном направлении. Его вело чутье опытного охотника. Он легко перебегал от дерева к дереву, чувствуя, что его преследователи где-то рядом. В какой-то миг он остановился и обнажил свой черный «решатель задач». Он не сомневался, что за кряжистой сосной шагах в двадцати от него, кто-то прячется.

Ясень вдруг понял, что его преследует один единственный человек, к тому же пеший. «Либо дурак, либо смельчак», — подумал он. Вернуться к своему коню и попытаться оторваться от преследования было бы лучшим решением, если бы Ясень не знавал людей, способных бежать, не отставая от коня. Ясень постоял немного, скрываясь за деревом, но довольно быстро понял, что его преследователь не собирается выходить из своего укрытия и уже догадался, что раскрыт.

— Может объяснимся? — крикнул Ясень, выходить из-за своего дерева он тоже не спешил. При всей уверенности в собственных силах, подставляться без нужды он считал глупостью.

Текли секунды, и когда Ясень уже решил, что ответа не дождется, неожиданно раздался голос:

— Давай, коли не шутишь, — голос был довольно молодой, насмешливый. Ни страха, ни напряжения в голосе не ощущалось, даже какая-то ленца, будто говорить особого желания у владельца голоса не было.

«Все-таки смельчак, — подумал Ясень, — а вот дурак-ли?» Ясень решил, что ходить вокруг да около не имеет смысла. Если договориться с этим парнем не удастся, пусть пеняет на себя.

— Зачем ты преследуешь меня? — крикнул Ясень.

— С чего ты так решил? — услышал он неожиданный ответ.

— Слушай, у меня нет времени играть с тобой. Ты идешь по моим следам, следовательно — преследуешь меня.

— Да, я иду по твоим следам. Но я тебя не преследую, — веселье плескалось в голосе незнакомца. А Ясень подумал: «либо он все-таки дурак, либо придуривается».

— А могу полюбопытствовать, зачем ты тогда идешь по моим следам? — Ясень решил, что, если носитель веселого голоса и на этот раз не даст прямого ответа, тратить время на болтовню он больше не станет, дальше говорить с ним будет «решатель».

— Ты хорошо тропишь. А сам при этом путать следы не пытаешься.

А вот такого оборота Ясень не предусмотрел:

— И тебе известно кого именно я троплю?

— Известно, конечно. Ты идешь за тремя Лисами.

— А тебе они зачем?

— Мне нужен только один из них. А вот зачем… извини, не готов рассказывать незнакомому мне человеку.

— Ну, хорошо, — этот нелепый разговор явно ни к чему не вел, — Что нам мешает познакомиться?

— Познакомиться можно. Только сначала хочу уточнить, ты сам желаешь со мной познакомиться, или только, чтоб я познакомился с твоим мечом? — крикнул он со смехом, и добавил, — Если все-таки сам то, боюсь, черный меч в твоей руке может оказаться такой помехой.

Ясень хмыкнул, подобный способ общения, — отвечать вопросом на вопрос, его несколько раздражал, но он был вынужден признать, что парень все-таки не дурак.

— Давай, так. Убираем оружие в ножны и выходим без резких движений. Руки держим на виду. Согласен?

— Согласен.

Ясень звучно, чтобы было хорошо слышно, задвинул меч в ножны, слегка приподнял руки с раскрытыми ладонями и осторожно вышел из-за своего дерева. Незнакомец точно так же, медленно ступая, вышел из-за своего. Оба замерли, с любопытством друг друга разглядывая. Ясень отметил, что перед ним стоял человек, действительно довольно молодой, лет семнадцати, не больше. Роста он был невысокого, но широкоплеч, особенно впечатляли ладони, широкие, сильные, мозолистые. Из-за спины, как наглядное пояснение причины возникновения этих мозолей, выглядывал внушающих размеров боевой топор на непривычно длинной рукояти. Одет он был тоже непривычно, вся его одежда была пошита из выдубленных шкур, но при этом пошита довольно искусно. Более всего Ясеня поразил его оборотень. Ходили слухи, что в дальних восточных лесах разведчики встречали людей из племени медведя, которым Ясень не особенно склонен был доверять, однако перед ним стоял именно он, человек из племени медведя. Ясень невольно усмехнулся:

— А ты смог меня удивить.

— Что, никогда раньше наших не встречал? — Медведь явно угадал причину удивления.

— Нет, только слухи доходили.

— А я, не поверишь, когда в детстве бабка про племя волков рассказывала, думал, что врет, — он открыто улыбнулся.

— А все-таки, зачем тебе понадобился тот Лис? — парень начинал нравиться Ясеню, но для доверия одного этого мало.

Парень помедлил немного, но все же решил ответить:

— Скажем так, обижать слабого нехорошо. И я не собираюсь спускать такого никому, пусть он хоть на краю света попытается спрятаться.

— Ну что ж, ты в своем праве, — это невнятное объяснение Ясеня удовлетворило. Он видел, что парень не врет и душою не кривит, — Только обещай, прежде ты дашь мне с этими Лисами обстоятельно потолковать.

Парень понимающе улыбнулся и согласно кивнул. Не сказать, что обстановка вполне разъяснилась, но держать дальше руки поднятыми смысла не имело. Ясень хотел сказать об этом, но его опередил грозный окрик кого-то невидимого из-за деревьев:

— Ни с места! Будем стрелять на поражение. Руки не опускать.

Ясень бросил на парня быстрый взгляд. Неужели его так ловко переиграли? Однако тот выглядел не менее ошарашенным, и точно так же смотрел на Ясеня зеркальным оценивающим прищуренным взглядом.

Сразу с нескольких сторон выходили люди с нацеленными на них луками. Нет, леший возьми, это были не люди, лесные эльфы. Самые спесивые и недоговороспособные существа из всех Ясеню известных. Они связали руки за спиной и ему самому и парню-медведю. Забрали оружие, тщательно обыскали «нифрилоискателем», и подталкивая в спину повели. Ясень расценил обстоятельства как крайне скверные. Радовало только, что убивать прямо сейчас его не собирались, и что парень-медведь с эльфами заодно не был.

Вели их недолго, вскоре они вошли в небольшой, обнесенный крепким забором охорон, с несколькими деревянными довольно грубо тесанными строениями. Скорее всего эльфы использовали его как временное пристанище для ночевок, ни детей, ни женщин здесь не наблюдалось. Их затолкнули в небольшой крытый сруб, явно предназначенный для содержания пленников. Запирался он только снаружи, и сработан был не для того, чтобы не впустить, а чтобы не выпустить. Громыхнул опускаемый засов, снаружи за дверью встал один из эльфов. Ловушка захлопнулась.

— Лесные эльфы, — заговорил парень-медведь, как только их оставили одних, — Любят кичиться своей воспитанностью и предупредительностью. Только это не помешало им грубо прервать наше общение. Меня зовут Михаил, но для всех — Миха. Извини, не могу протянуть руку для пожатия.

Он тут же повернулся к Ясеню спиной и пошевелил связанными руками, показывая, что рукопожатие и впрямь невозможно.

— Ясень.

— Ясень — это имя, или это значит, что тебе ясно? — уточнил Миха.

— Ясень — это имя, — пояснил Ясень.

— А-а, понятно, — сказал Миха, но посмотрел при этом на Ясеня так, будто в этом имени осталась для него какая-то загадка. Он подошел к запертой двери, нашел подходящую щель, припал к ней глазом и стал смотреть наружу.

— Так вот, кто навел на нас эльфов, — сказал он через некоторое время, затем отошел на шаг от двери и приглашающе мотнул Ясеню головой.

Ясень тоже подошел к двери и стал смотреть сквозь щель. Сперва он ничего такого не увидел, а многообразие доносившихся до него звуков не давали ни малейшей подсказки. Он уже хотел переспросить Миху, что тот имел ввиду, но тут охраняющий вход эльф немного сдвинулся, и он увидел садящихся на коней трех лисов. И, разумеется, тут же узнал их. Старый Блас, единственный оставленный Ясенем вживых после схватки в лесу, их ему описал и на подробности не поскупился. К этой лисьей тройке, подставившей своих же товарищей под клинок Ясеня, он проникся самыми недобрыми чувствами, а расставаясь с Ясенем, пожелал «поскорее прирезать этих предателей лисьего народа».

Один из лисов, пожилой, по всей видимости, Дроло, перед тем как подняться в седло, о чем-то коротко переговорил с эльфийским большаком, достал из-за пазухи кошель, запустил в него руку и что-то передал эльфу. По довольному виду получателя можно было догадаться, что отсыпал он ему не орешков.

Двое других лисов, молодых, судя по всему, были его сыновьями, Фидолом и Мегулом, на что указывала и схожесть черт. При этом в глаза бросалось явное различие в их характерах. Один неподвижностью холодного взгляда напоминал змею, другой, напротив, имел необычайно подвижное лицо, на котором выражение бесшабашной радости вдруг ни с того ни с сего мгновенно меняется на гневный оскал.

После того как лисы выехали за ворота, Ясень отнял взгляд от щели, и вместе с Михой они тихонько отошли к дальней от двери стене.

— Что думаешь? — спросил он своего нового знакомого.

— А чего тут думать, — ответил Миха с усмешкой, — Сначала нас допросят. Допросят, должен сказать, очень обстоятельно, — Миха поморщился, будто эльфий допрос ему уже приходилось испытывать на своей шкуре, — Потом одно из двух. Либо прирежут, либо попросят выкуп. Но, поскольку отправиться за выкупом никто из них не рискнет, в конечном итоге все равно прирежут.

Ясеня поразила такая осведомленность, но расспрашивать сейчас об этом Миху он посчитал не подходящим ко времени.

— М-да. Значит, пора это представление заканчивать, — подытожил он.

— Согласен, но лишь частично, — сказал Миха, и в ответ на удивленный взгляд Ясеня подмигнул бойким глазом с густоянтарным почти до черноты зрачком и пояснил, — Заканчивать, конечно, надо, но представление… представление еще даже не начиналось.

Молодой эльф, поставленный стеречь пойманных, томился от скуки и досады. «Ну почему опять поставили именно его? Теперь он должен торчать тут один под открытым небом, тогда как все другие занимаются чем хотят». Еще большего томления ему добавляли запахи от кухонного котла. Подходило время обеда. Молодой эльф мог совершенно точно рассказать, как все будет происходить. Сначала есть сядут старшие и повыберут лучшие куски. Потом пустят молодых, и они подчистят то, что останется. А когда его сменят, ему в лучшем случае останутся полуобглоданные мослы.

Эльф протяжно вздохнул. Ему было тоскливо. Поэтому, когда он услышал чутким эльфийским ухом, что в темнице между пленниками завязался жаркий спор, он тут же обратился в слух, стараясь разобрать, что они там говорят сдавленным приглушенным шепотом. Пленные явно старались говорить как можно тише, и поначалу разобрать что-либо было невозможно. Однако, страсти их спора постепенно накалялись, и молодой эльф начал разбирать сначала отдельные слова, а затем и большую часть их разговора.

— Да, ничего я тебе не должен, — говорил один свистящим шепотом, — Да где закопал, там и закопал. Твоя какая печаль?

Затем забубнил второй, видимо увещевая товарища по несчастью, но что именно он говорил разобрать эльф не смог. Зато более-менее отчетливо услышал ответ первого.

— Сколько закопано, столько и закопано. А про выкуп пока и разговора не было. Может и так отпустят.

После такого ответа увещевания второго зазвучали угрожающе. Затем послышалась возня и слабые попытки первого уладить все миром. После этого эльф явственно услышал мягкий звук падения, а за тем чьи-то стоны, переходящие в хрип. Эльф понял лишь одно, один из них закопал какой-то клад, а второй пытается выпытать у него, где именно. Слушая доносящиеся сипы и всхлипы у него пронеслась мысль: «да он же его душит!» Как можно кого-либо душить со связанными за спиной руками, он в этот миг не подумал и заметался, не зная, что делать, но тут на счастье рядом проходили два молодых эльфа.

— Эй, сюда, скорее, там один пленник другого душит!

— Тебе-то что, — ответил один из них, перекатывая в зубах пожелтевшую соломинку, — Пусть хоть оба передушат друг друга.

— А старшие уже сели жрать, — мечтательно сообщил другой, — Скоро наша очередь.

— Да вы не понимаете, — с жаром заговорил стерегущий эльф, — Один из них клад закопал, а второй его душит! Надо старших звать.

Подошедшие эльфы переглянулись.

— Да, пока дозовешься. Поздно будет! — решительно сказал тот, что с соломинкой, — А ну, отворяй. Сейчас мы сами выясним, где там у них клад. А вот надо ли делиться об этом со старшими…

Он многозначительно поглядел на товарищей. В глазах будущих подельников зажегся алчный блеск, однако сторожевой эльф все еще сомневался:

— Так все равно придется старшим про клад рассказывать. Пленники ведь все выболтают.

— А некому будет болтать, — в голосе эльфа с соломинкой проявилась баюкающая напевность, — Сам говоришь, один другого задушил, ну а второго пришлось прирезать, чтоб не повадно было, — он выплюнул соломинку, вытянул из ножен кривой клинок, и добавил голосом, не терпящим возражений, — Открывай!

Засов был решительно отброшен и трое эльфов вломились в темницу, совершив последнюю в своей жизни глупость, — слишком быстро зайдя со света в темное помещение, они даже не успели толком ничего рассмотреть. Вошедший первым был сбит с ног одним из пленных ловкой подсечкой, а на оставшихся тараном налетел другой, свалив их обоих.

На все дело ушли считанные мгновения. Ясень подсек одного, и пока тот не успел опомниться впечатал ему в горло колено. Он вскочил, чтобы помочь Михе, но тот в помощи уже не нуждался. Два обмякших тела лежали в углу без признаков жизни. Ясень присел на корточки, нащупал и поднял выпавший у одного из эльфов меч, которым они с Михой перерезали, оплетавшие их руки веревки. Быстро обыскали тела, нифрила у них оказалась сущая мелочь. Ясень тут же зарядил на монеты какие-никакие атакующие заклятья. Миха тем временем вертел в руках непривычный для него клинок.

— Дрянь какая, даже в руки брать стыдно, — буркнул он после короткого осмотра.

— Зато луки неплохие, — сухо заметил Ясень, пристраивая на спину жидкий колчан, — Стрелять-то доводилось?

— Да, уж стрельнем как-нибудь, — по медвежьи проворчал Миха. После схватки он оставался в оборотне и вид имел пугающий.

Ясень осторожно выглянул наружу и осмотрелся. Они все сделали быстро, тихо и внимания не привлекли. В охороне царила благолепная тишина. На дворе никого не было. Бойцы откушивали обед, а некоторые, кто уже откушал, переваривали пищу.

— Значит, обстановка такая, — сообщил Ясень после осмотра, — Вон в той хоромке сидят старшие, насколько я успел рассмотреть, особей пять, не больше, а в этой — молодняк. Их, я думаю с десяток, но троих уже упокоили. Предлагаю сразу вломиться к старшим, там и оружие наше.

— Поддерживаю, — рыкнул Миха и затрусил в означенном направлении.

Ворвавшись к старшим, Ясень сходу разрядил заклятье замешательства, а Миха всадив так не понравившийся ему меч в ближайшего эльфа, подхватил свой топор. Благо их оружие было «заботливо» оставлено на лавке у входа. Ощутив в руках привычную приятную тяжесть, он радостно рассмеялся, будто бы встретил горячо любимого и давно не виденного друга. Его двуручник замелькал как крыло летящей стрекозы, с легкостью отсекая головы и руки ошарашенных эльфов. Ясеню оставалось только прикрывать ему спину, лезть вперед этой мельницы он смысла не видел.

Бой вышел кратким, эльфы не успели не то что оправиться от заклятья, а даже толком испугаться. Шуму, правда, наделали. В небольшое оконце Ясень увидел выбегающий из соседнего здания молодняк. Действовали молодые эльфы довольно бестолково. Привыкшие подстерегать противника в засадах и стрелять с безопасного расстояния, они плохо представляли что делать, когда враг прорвался в их собственный дом.

К их чести надо сказать, что молодые не струсили, оставшись верными долгу рода, но не придумали ничего лучше, чем пробиваться в помещение старших эльфов, по всей видимости на подмогу. Ясень и Миха такому порыву препятствовать не стали и молодых в здание запустили, радуясь про себя, что бегать потом по лесам и ловить разбежавшийся молодняк, рискуя нарваться на стрелу, им не придется. Они даже успели опрокинуть, стоящий посреди помещения стол, чтоб тот не мешал молодым эльфам набиваться в тесную довольно комнату, а сами стали по углам.

То, что произошло позже назвать боем язык бы не повернулся. Не только Миха вернул свое оружие, Ясень тоже уже держал в руках свой верный «решатель задач», а вот некоторые молодые эльфы вместо мечей были вооружены только луками. Трудно представить более скверный выбор оружия для боя в замкнутом пространстве. После побоища Ясень с Михой споро обыскали тела. Миха оказался парнем не брезгливым, хотя, как выяснилось, нифрил его мало интересовал. Как только он вытащил из кармана одного из старших, забранную при обыске узкую берестяную трубочку, запечатанную с обоих торцов, он удовлетворенно кивнул и к дальнейшему обыску интерес потерял

— Что это у тебя, если не секрет, — спросил его Ясень.

— Переговорный прибор, — ответил Миха, — А ты что, не видал таких?

— Впервые вижу подобное устройство, — честно ответил Ясень, — А как работает?

— Так через воду знак подает. Опускаешь его в реку вот так и засвечиваешь. Он в воде и не греется почти.

— Погоди, — Ясень от удивления даже перестал шарить по карманам очередного эльфа, — Через воду ведь образы не передаются. Или у тебя в стаканчике не монеты?

— Монеты, конечно монеты. Семь штучек одна к одной. Образы, согласен, не передаются, а простейшие посылы запросто.

— А смысл? — задал Ясень резонный вопрос.

— Так в расстояниях смысл, мой друг, в расстояниях.