Глава 21. Новый способ кодировки.
Верес вернулся в обычное пространство после заседания Совета Сорока Восьми и обнаружил ожидавшего его начальника замковой стражи.
— Что-то срочное? — Верес потер отяжелевшие веки и потянулся к чаше, которая оказалась пуста.
— Возможно, князь. Тут скорее тебе решать, — воин подошел к столу, взял кувшин и наполнил пустую чашу князя.
Верес напился и благодарно кивнул:
— Ну, хорошо. Выкладывай, что там у тебя?
— Сегодня днем на заставе Хвойная на приемную монету был получен необычный посыл. Не звук и не изображение.
— Любопытно, — сказал князь, — И что же тогда это было?
— Монета мигала короткими вспышками свечения, — начальник стражи пошевелил пальцами, подбирая нужные слова, — Выдавала короткие вспышки свечения с такими же короткими промежутками затухания.
— Так может просто сбоит монета, такое бывает иногда.
— Я тоже сначала так подумал, — согласился воин, — Но, затем я получил донесение с другой заставы. Там было такое же явление. Мерцание приемного камня.
— Продолжай.
— Мною по всем заставам был отдан приказ отслеживать любые странные явления, которые могут произойти с приемной монетой. Так вот, оказалось точно такое же поведение приемников наблюдалось еще на двух заставах.
— М-да. Действительно довольно странно, хотя, ничего необъяснимого я пока не вижу. А, впрочем, где расположены эти заставы?
— Ты, князь, как всегда прозорлив. Все заставы, где обнаружено явление мерцания камня, расположены на реке Вильке.
— Это где-то на востоке, по-моему?
— Да князь. Северо-восток.
— Ну, что ж. Пожалуй, здесь есть над чем поломать голову нашим наукарям, — сказал Верес, — А сможешь ты достать мне запись этого мерцания?
— Уже, князь, — начальник стражи протянул Вересу теплый зеленый пятнадчик, — Здесь запись мерцания с заставы Хвойная. Еще на одной заставе тоже догадались записать. Скоро перешлют.
— А вот любопытно, — сказал Верес, взвешивая на руке полученный от начстража тяжелый кругляш, — Совпадут эти записи, или окажутся с различиями?
Начстраж похоже и сам уже об этом думал и ответил сразу:
— Трудно сказать заранее. С одной стороны, время явления на всех заставах совпадает, да и заставы как на подбор находятся на одной реке.
— Но?
— Но, с другой стороны, заставы удалены друг от друга на сотни верст. Не существует способа передавать посыл на такое расстояние.
— Да, ты прав. И все-таки, отдай приказ отныне записывать все подобные странные явления.
— Слушаю, князь.
Верес отпустил воина, засветил монету и приказал ей показать запись. Над монетой развернулась светящаяся пелена, начался показ записи. Он увидел угол рубленой избы далекой заставы и висящую в этом углу на нитке приемную монету. Вдруг приемная монета вспыхнула и начала мигать светом. Мигание длилось недолго, не больше минуты. Затем мигание прекратилось так же внезапно, как и началось. Запись оборвалась.
Верес отложил монету, поднялся из своего кресла и прошелся по комнате. Затем снова взял монету, убедился, что она остыла и посмотрел запись еще раз. Его не столько поразило увиденное в записи, сколько то, что одна монета показывает другую монету. В этом был какой-то знак. Как указание на бесконечность. Ему представилось как монета показывает другую монету, которая в свою очередь показывает третью монету… В этом было и что-то бредовое и одновременно с этим выход за какие-то пределы. Верес вдруг понял, что это нужно рассматривать вместе: не просто мерцающая монета, а мерцающая монета, показанная другой монетой! Он поймал себя на мысли, что с нетерпением ждет вторую запись, желая получить подтверждение, что запись с обеих застав совпадает. Верес тряхнул головой и направился к выходу.
Оказавшись на улице, он совершенно мимодумно пошел к зданию НИИ, как наукари с чьей-то легкой подачи прозвали свое обиталище. Уже берясь за ручку двери он себя одернул. А что собственно заставило его направиться не в правое крыло, где находятся действительно сильные моги, разбирающиеся в нифриле во всех тонкостях, а в левое, где он разместил довольно странных людей, пытающихся применить здесь свои знания из прошлой жизни на Страшей Сестре? Только ли чутье? Вересу вспомнился сегодняшний доклад Карины на Совете: «Мы пока не можем сказать ничего определенного о той роли, которую должны сыграть выходцы со Старшей Сестры, — говорила она, — Единственное что я могу заявить со всей убежденностью: они думают по-другому»… Нет, не только чутье.
— Они думают по-другому! — негромко произнес князь и потянул за ручку двери.
Личное появление Вереса вызвало легкий переполох, левое крыло не было избаловано его вниманием. Поэтому, когда он заходил в совещательный зал, за ним спешно проталкиваясь в дверь, следовало около двух десятков человек. Они бились здесь над воплощением самых разнообразных идей: от сумасбродных до немыслимых. Правда, ничем кроме теорий похвастаться этим изобретателям пока было нечем.
Верес решил не давать им никаких предварительных пояснений. «Пусть просто оценят незамыленным взглядом», — подумал он. Он выложил на стол, полученный от начстража камень, засветил и начал показ. Наукари молча смотрели. Когда показ закончился, он позволил тишине провисеть еще минуту, а затем вполне обыденным голосом спросил:
— Есть какие-то мысли? — и про себя подумал, «ну хоть что-то ребята, хоть какую-то зацепочку».
Дальнейшее показало, что левое крыло своего НИИ Верес сильно недооценивал. Сказать, что мысли были, значит не сказать ничего. После его слов, будто прорвало плотину. Наукари начали сыпать идеями как тугой распоротый мешок зерном.
— Скорее всего мерцание имеет волновую природу, — тут же заявил один из них.
— А по мне так это не мерцание, а скорее пульсация.
— Вы допускаете подобную частоту биения пульса?
— У колибри запросто.
— Похоже на морзянку, только частота повыше.
— Слушайте, Пал Семеныч рассказывал, что на подлодке служил. Во, кажись как раз связистом.
— Эй, кто-нибудь. Позовите Пал Семеныча.
— Да подожди ты, звать. А ну-ка, помедленнее можно запустить? Непохоже это на азбуку Морзе.
— А чего не похоже-то?
— Интервалы между вспышками неравномерные, вот почему!
— Да, ладно. Все-равно это двоичный код, к гадалке не ходи.
— А вы, Евгений, не торопитесь делать выводы, насчет замедления верно предложено. Это может вообще не код.
— А что?
— Некоторые звезды мерцают сходным образом
— Кто знает, как на замедленной прокрутить?
— Да, элементарно, Ватсон, перепиши еще раз на другой камень, только ячейку скорости впиши сначала.
Верес предоставил наукарям разбираться и, уйдя в себя, ненадолго отрешился от их разговора. По окончании Совета Сорока Восьми, он, прежде чем покинуть сновидческие чертоги, имел, уже вошедший в обыкновение, еще один разговор, но уже с глазу на глаз, с черепашьим принцем Бонифаном. Разговор, ожидаемо, вышел довольно тяжелым. Узнав, что камень с тайными сведениями до сих пор не найден, принц устроил Вересу сцену. Он ныл, просил, требовал, ссылался на договоренности, стенал, заламывая руки, что его репутация под угрозой.
Такое поведение Бонифана не стало для Вереса неожиданностью, лицедейство — составная часть искусства торговли. И все же остался от встречи какой-то мутноватый осадок, не дававший Вересу покоя. Какие-то слова принца, как иная мелкая соринка в глазу, сколько не моргай, а она не пропадает. Он начал восстанавливать по памяти весь разговор целиком и довольно скоро вспомнил эти слова. «До сих пор, князь, вы безупречно выполняли свои обязательства по договору…» — сказано было вроде бы вскользь и без нажима, но сказано было.
Верес нисколько не сомневался, если торговец с тысячелетним опытом помянул договор, то сделал это не случайно. Вот только пока совершенно было не понятно, что именно мог задумать Бонифан. Ни передать в третьи руки, ни обнародовать даже само наличие такого договора он не мог, потребовать компенсацию за понесенный ущерб репутации — тоже. И самое главное, вывести Вереса из игры он не мог и подавно, без него весь проект для торговца терял смысл. Позже придется об этом крепко подумать, но позже…
Задачка князя к его собственному полному изумлению оказалась для наукарей, что называется, на один зуб. Вереса не переставало удивлять их отношение к нифрилу. Эти «выходцы со Старшей Сестры», как их называла Карина, не очеловечивали и не обожествляли нифрил, не разговаривали с ним, нашептывая ему приказы, и вообще видели в нифриловом камне не более чем предмет разве, что со своими несколько необычными свойствами. Тем не менее, они быстро нашли способ замедлить показ и определили, что все-таки это код, только не двоичный, а четверичный. Короткие и длинные вспышки света перемежались точно так же короткими и длинными перерывами в свечении.
Появился и тот самый Павел Семенович, который, правда, на подводной лодке не служил, но о шифровании кое-что знал, к тому же в прошлой жизни был неплохим программистом. Этот Пал Семеныч тут же составил «программку», позволившую сначала расшифровать, а затем и прочесть послание. И теперь он, несколько рисуясь, зачитывал его князю. Начиналось послание словами «Ясень вызывает все заставы». Дальше шло описание прибора, позволившее Ясеню передать посыл по воде на столь большое расстояние. Описание, надо сказать, довольно подробное. В конце Ясень сообщал, что будет по возможности ожидать связи возле реки по полудням.
Закончив читать послание, Павел Семенович добавил от себя, что представленный здесь способ хранения, кодировки и передачи данных в корне меняет взгляд на возможности нифрила и открывает пути для создания довольно мощного вычислительного прибора.
— Тут две страницы текста помещены всего в четырех ячейках, — вещал он, разрастающимся голосом, тыча в небо указующим перстом, — Вы понимаете, князь, средство хранения данных плюс средство передачи данных! Мы сможем создать интернет! Позвольте, я расскажу вам…
— Мне известно, что такое интернет, — охладил Верес пыл наукаря, — Можете не утруждать себя его описанием. О технологиях вашего мира я имею представление. Скажите лучше, что даст нам этот ваш интернет здесь на Ниферии?
— Ну, средство общения… — сообщил Пал Семеныч не очень уверенно.
— В идею социальных сетей я посвящен, — князь снова проявил осведомленность, — Но социальные сети на хлеб не намажешь.
— Так ведь, они собирают огромные рекламные сборы?
— Увы, — князь покачал головой, — Ни реклама, ни сетевая торговля не дадут существенного дохода. Не забывайте, здесь не может быть никакого производства, кроме кустарного. Ни конвейер, ни стандартизация изделий здесь не возможны.
Присутствующие наукари приуныли. Их богатое воображение уже успело нарисовать в их умах картину великих открытий, ведущих к благоденствию мира…
— Впрочем, я не сказал, что открытие не может быть применимо, — вернул Верес наукарям надежду, — К тому же, в некоторых крупных городах средиземья уже делают нечто подобное. Такую сеть используют для передачи новостей, даже я слышал, с картинками, — он задумчиво побарабанил пальцами по столу, — М-да, с картинками…
После этих слов Верес достал переговорную монету засветил, и на приветственное «слушаю, князь» сказал:
— Егорыч, срочно зайди в левое крыло НИИ… Нет, ты не ослышался, в левое!
Странный приказ князя Ивана Егоровича удивил, однако ослушаться его он даже в мыслях не мог себе позволить. Советник вежливо извинился перед своим посетителем, маленького роста человеком в островерхой шляпе, одетым во все зеленое. Шляпа тоже была зеленой. Это был представитель некой Объединенной зерновой компании, прибывший сюда по рекомендации самого Азум-хана с предложением по кредитованию. Иван Егорович только начал разговор, и не успел даже спросить, почему предприятие, которое судя по своему названию, должно заниматься торговлей зерном, собирается оказывать банковские услуги.
Он поспешил в здание НИИ, на ходу обдумывая возможную причину странного вызова. Левое крыло НИИ было для него как бельмо на глазу. Он был убежден, что заседают там лоботрясы, даром переводящие княжеский хлеб. Он лелеял мысль очистить крыло от сомнительных изобретателей и устроить в нем службу писарей. Разрастающаяся хозяйственная деятельность государства требовала все более обширного учета. У Ивана Егоровича даже мелькнула радостная мысль, что князь наконец убедился в бессмысленности их исследований, и вызвал советника, чтобы сообщить ему об этом.
Зайдя в здание левого крыла у него появились основания думать, что догадка его верна. Из-за закрытых дверей зала заседаний доносился шум сразу нескольких голосов, будто бы старающихся друг друга перекричать. Однако, когда он вошел в зал и увидел горящий взор князя, Иван Егорович понял, что ошибался.
С этого мгновения жизнь в замке забурлила, а советнику пришлось перекраивать все свои планы. Несколько раз за день, забегая в очередной раз в свой кабинет, он натыкался на человечка в зеленом, извинялся, просил еще обождать, и уже через минуту о нем забывал.
Во-первых, Верес сообщил, что должен незамедлительно отправляться в поход в средиземье и потребовал готовить ладьи, а также собрать как он выразился «свою старую дружину». На вопрос сколько людей понадобится для похода, — «Извини за спешку, Егорыч, но хотя бы человек пятьсот», — ответил князь всплеснувшему руками советнику. И теперь Иван Егорович срочно вызывал в замок старых бойцов, многие из которых находились довольно далеко от столицы, заодно подыскивая им замену на прежних местах несения службы.
Несколько раз пришлось связываться с заячьими купцами. Советник уведомил их, что князь, как и было ранее оговорено, снимает часть войска с северного речного пути. С Зайцами, к счастью, обошлось без проволочек. Они были готовы к этому и заверили, что путь без охраны не останется. Теперь ему оставалось только согласовать с ними, куда и сколько привлеченных Зайцами бойцов потребуется поставить.
Во-вторых, князь Верес сообщил Ивану Егоровичу о запуске нового крупного исследования самой высокой срочности, для которого приказал перенаправить в подчинение левого крыла НИИ всех наукарей, чьи изыскания требовали для своего завершения более месяца. Какой-то Павел Семенович, с которым Иван Егорович и знаком-то не был, назначался руководителем проекта с самыми широкими полномочиями, в том числе предоставляющими доступ к казне. Княжескому писарю пришлось заниматься и этим. Отдельной головной болью стало требование обеспечить строжайшую тайну всего проекта, это при том, что в проект вовлекалось под сотню человек.
И, наконец, в-третьих, Верес ни с того ни с сего заявил о сворачивании предприятия по скупке ветряных мельниц и пчелиных пасек в средиземье. В свое время князю составило немалого труда убедить советника в целесообразности этого предприятия, тем более, что средства на него брались из резервного фонда черного дня. И вот теперь, когда цены на мельницы и пасеки уверенно и непреклонно поползли вверх, и Иван Егорович в очередной раз убедившись в невероятном чутье князя на прибыльные дела, начал готовить долговременную спекулятивную игру по перепродаже активов неожиданно возросшего спроса, как получил указание все распродать не позднее, чем через три месяца.
— Сделаю как ты скажешь, князь, — сказал советник со вздохом, — Вот только вопрос, как мы переправим вырученные деньги обратно в Урсу? Или…
— Или, Егорыч, или!
— Слушаю внимательно.
— Деньги останутся в средиземье. Я хочу, чтобы ты незамедлительно ускорил расширение нашей речной сети. Начинай скупку пристаней и мелких портов. Да, и Зайцев подключай, полагаю они кровно в этом заинтересованы. Думаю, им не нужно объяснять, что для них сулит обретение доступа к новым рынкам сбыта.
Иван Егорович замолчал, пытаясь осмыслить внезапно изменившееся положение дел. Верес его понимал и не торопил. Советник, много лет проработавший с князем рука об руку, вполне отдавал себе отчет в том, что Верес о чем-то ему не договаривает. Самого Ивана Егоровича это не смущало, он и так носил в себе немало государственных тайн, а кроме того знал, что в свое время получит от князя исчерпывающие сведения. Его беспокоило иное. Князь явно задумал что-то очень большое, возможно даже коренной поворот в развитии страны. И хотя Иван Егорович крепко усвоил правило, если не понимаешь, что задумал князь, то просто точно следуй его указаниям, все же он ощущал огромный неуют оттого, что ему опять придется действовать, без малейшего понимания того, к чему эти действия ведут. Знал Иван Егорович и то, что выспрашивать князя бесполезно. Если уж он считает важным о чем-либо умолчать, то и не расскажет.
— Только один вопрос, князь, — сказал он наконец.
— Спрашивай, советник.
— Ваше внезапное решение о расширении речного пути, как-то связано с новым способом передачи посыла через воду?
— Егорыч, — сказал Верес мягко, — Поверь, у меня нет ни малейшего желания от тебя что-то скрывать. Я лишь вынужден держать данное мною слово о неразглашении.
— Но, князь…
— Обожди, — перебил Верес советника, — На твой вопрос я тем не менее отвечу. Однако, повторюсь, прямого ответа я тебе не дам, так что додумывать тебе придется самому.
Иван Егорович подобрался, приготовившись внимать.
— Во-первых, — начал князь, — Решение по развитию речной сети не такое уж и внезапное. Ранее ты сам неоднократно предлагал это.
— Все верно, князь, — подтвердил советник, — По моим расчетам водный путь выгоднее сухопутного, и при должном уровне его развития, он сможет приносить хорошую отдачу.
— Да, я этого и не отрицал, — согласился Верес, — И придерживал проект только потому, что вынужден был направлять средства на запуск другой, более важный.
— Подожди, князь, — советника озарила догадка, — Так скупка мельниц и пасек…
— Именно, Егорыч. Ты думал, почему именно мельницы и пасеки?
— Я полагал, что у вас есть какие-то свои источники о скором повышении спроса.
— Ты попал пальцем в небо, Егорыч. На самом же деле, ветряные мельницы и пчелиные пасеки важны для меня только тем, что они всегда располагаются на холмах!
— Ни слова больше, князь, — Для советника все встало на свои места. И как он только раньше не сообразил, хотя знал, что на холмах дальность передачи образов увеличивается. Обретя понимание, Иван Егорович испытал огромное облегчение, — Я понял!
— Вот и отлично. Ступай советник, у тебя много срочных дел.
Проводив взглядом удаляющуюся согбенную спину своего писаря, Верес отметил, что советник его сильно постарел. Время его ухода на перерождение приближалось. Иван Егорович, конечно, тоже понимал это, и потому ценил каждое мгновение, проведенное рядом с князем, а ощущение близкого ухода лишь придавало его чувствам особую остроту. Вероятно поэтому Верес так и не стал рассказывать Ивану Егоровичу, что служит он у князя далеко не первую свою жизнь.
Над замком повисла ночь, но ложиться спать, похоже, никто даже не собирался. Выпавший было снежок уже давно был втоптан в черную землю двора, и чтобы хоть как-то разогнать сгустившуюся тьму, Иван Егорович приказал зажечь и расставить вдоль дорожек факелы. Все пребывали в приподнятом настроении, даже те, кто только появлялся в замке, тут же заражались этим радостным возбуждением и сразу включались в общую суету.
Во всех зданиях замка в окнах горел свет. Особенно полно было освещено левое крыло НИИ, там обосновался Верес, принимая нескончаемую череду посетителей в зале заседаний. Иван Егорович понимал, что спать этой ночью ему не придется, но как оказалось, и следующая ночь тоже оказалась для него бессонной. И лишь когда по прошествии второй ночи забрезжил рассвет, он смог выдохнуть и спокойно присесть. Все люди разведены по местам, указания розданы, дела уверенно потекли по новым руслам.
Княжеский писарь шатался от усталости, но перед тем, как пойти залечь спать, решил все же сначала найти князя и отчитаться. Он зашел в совещательный зал левого крыла НИИ, но Вереса там уже не оказалось. Помещение вновь вернулось в распоряжение наукарей, здесь заседали исследователи, что-то обсуждая с могами правого крыла. Несколько голов повернулись в сторону советника, но Иван Егорович только махнул им рукой и вышел.
Князя он нашел в большом приемном зале заседаний правительства. Правда сейчас никаких правителей там не заседало. Атман всей Урсы сидел в белой рубахе во главе длинного во весь зал стола, возглавляя пир, устроенный в честь прибытия бойцов старой дружины. Пятьсот человек собрать советнику конечно же не удалось. Кто-то оказался лишком далеко от столицы, кто-то совсем уж вышел за возраст, а кому-то еще предстоит присоединиться к князю уже в походе. Но под двести матерых здесь присутствовало. Среди них были и такие, кто имел послужную дорожку, как говорят, от ногтя до ногтя, и почти всех их Иван Егорович хорошо знал. Были здесь так же и люди родовитые, из подкняжичей, помнящие свои жизни и службу князю в прошлых воплощениях.
Ивана Егоровича узнали, повставали с мест чтобы поприветствовать одного из старейших бойцов дружины, и не успел он опомниться, как уже сидел по правую руку от Вереса поднимая здравницу. Из-за двух бессонных ночей советник быстро захмелел. Он сидел, подперев щеку рукой и блаженствовал в обществе старых боевых товарищей. В его сознании рисовались манящие картины, как было бы хорошо сейчас бросить все бумажные дела, встать на носу быстрой ладьи, подставив лицо пронизывающему ветру, и отправится хоть на край света, и сам не заметил, как крепко заснул, не проснувшись даже, когда чьи-то заботливые руки переносили его обмякшее тело на скамью.