Сначала мы подумали, что это будильник.

— Выключите его! — закричала Ханна.

Но звон не умолкал. Он, наоборот, нарастал, и вскоре нам стало казаться, что мы сами попали внутрь гигантского будильника. Но на самом деле мы всё ещё были в избушке и лежали в собственных кроватях. Было утро, и во дворе кто-то звенел так, что стены вибрировали. Мы подбежали к окнам. И увидели оленей.

Их было десятка два, все разные — с рогами, без рогов, — у всех сзади были сани, или нарты, или волокуши, или даже ванны — в общем, что-то вроде корыта. Олени со своими ваннами заполонили весь двор.

Мы оделись, выбежали на улицу и увидели, что учитель опередил нас. Он уже стоял во дворе и разговаривал с оленем. С тем самым оленем, которого мы встретили на мотопрогулке, — с его рогов Козломороз и его хозяйка потом снимали Тину и Ханну. Учитель в чём-то страстно убеждал оленя, маша рукой в сторону дороги, а потом, к всеобщему изумлению, предложил оленю свёрнутую в трубочку пачку купюр. Купюры были те самые, которые мы видели в аэропорту, — дирхамы. Наверное, поэтому они не заинтересовали ни оленя, ни его хозяина.

Мы немножко посмеялись, когда заметили, что учитель говорит не с оленем, а с человеком, который стоял позади и закреплял на олене оглобли саней. А потом ещё немножко — пока учитель вёл беседу, олень аккуратно взял из его руки пачку денег и сжевал.

— Дорогой, — сказала жена учителя, — ты ведь не собираешься делать никаких глупостей?

— Разумеется, нет, — с обидой ответил учитель. — Что, мне уже и поговорить с человеком нельзя? — и он потрепал оленя по носу.

— Эти олени никак не смогут довезти нас до дому, — сказала жена учителя. — Особенно в южных частях страны, когда снега станет меньше.

— Наверное, ты права, — сказал учитель. — Но деньги оставь себе, — добавил он, обращаясь к оленю.

— Дорогой, ты устал. Всю ночь копал этот ход, — ласково сказала жена учителя.

Тут и мы заметили, что у учителя очень усталый вид. Он был весь в грязи и вытряхнул из карманов горсть песка. Копать землю — тяжёлая работа, особенно зимой, мёрзлую, особенно если из инструментов только ложка.

— Может, ляжешь поспать? — предложила жена учителя.

— Хорошая идея, — согласился учитель, лёг на ближайшие сани и накрылся одеялом.

— Я имела в виду, в своей постели, — заметила жена учителя, но было поздно: учитель уже заснул.

Нам очень понравилось кататься. Каждый сел на своего оленя, и все они послушно побежали за вожаком — тем самым, в санях у которого спал учитель. Цепочка оленей пересекла заснеженную сопку, спустилась по узкому ущелью в долину, позвякивая, миновала озерцо и пришла к стойбищу.

Олени остановились возле большой индейской хижины. Точнее, она очень походила на индейскую, но была сделана из дерева. От её верхушки тянулся дым.

— За границей всё совсем по-другому, — вздохнул Пат. — Ну, кроме оленей.

Учитель проснулся, когда две собаки принялись лизать его в лицо. Он страшно обрадовался, потому что это оказались его старые знакомые из самолёта. Собаки тоже обрадовались.

— Это ездовые собаки, — сказал погонщик оленей, тот самый, с которым учитель разговаривал во дворе.

— Прекрасно, — сказал учитель.

— Нет, — сказала жена учителя. — Эти две собачки никак не утащат двоих взрослых и двадцатерых детей. И даже двоих взрослых. Они ещё щенки. — Жена учителя взяла его за руку.

— Но можно ведь попробовать? Они довольно крупные щенки, — заспорил было учитель, но жена потащила его внутрь индейской хижины.

В хижине, которую хозяин называл чумом, нас накормили блинчиками с клубничным вареньем.

— Почти как в Финляндии, — заметил Пат.

Блинчики и правда были очень вкусными.

Мы задумались, часто ли они достаются гномам. Ради таких блинчиков можно, пожалуй, стерпеть небольшую бороду. И покрасить её в какой-нибудь весёлый цвет.

— Ты работаешь у Деда Мороза? — спросила Ханна погонщика.

— Нет, — ответил тот.

— А эти олени чьи, Деда Мороза? — спросила Тина.

— Нет.

— А это хижина Деда Мороза? — спросила я.

— Это чум.

— А ты знаешь, что Дед Мороз держит нас в плену? — спросил Тукка.

— Нет.

— Ты знаешь, что я стану гномом? — спросил Сампа.

— Нет.

— Ты знаешь, что у меня скоро вырастет борода? — спросила Ханна.

— Нет.

— Ты знаешь, что мне придётся водить хороводы с девчонками? — спросил Сампа.

— Нет.

— Ты знаешь, что я расквашу нос и тебе, и всем остальным, если мне придётся водить хороводы с девчонками? — спросил Злюк.

— Нет.

— Хоть ты ничего и не знаешь, а хорошо говоришь по-фински для иностранца, — похвалил Пат.

Этот погонщик был очень тихий человек. Казалось, что он всё время о чём-то думает. Мы удивились: о чём можно думать, если ничего не знаешь? И только когда мы снова оказались во дворе у Козломороза, он заговорил.

— Ты знаешь, что эти дети совсем сумасшедшие? — спросил он у учителя.

— Знаю, — сказал учитель. — А ты знаешь, что папа хочет уйти на пенсию и заставить меня продолжать его дело? — спросил у погонщика учитель.

— Знаю, — ответил тот.

— Но я хочу быть учителем. Это моё призвание, — объяснил учитель.

Погонщик покачал головой и пожал учителю руку на прощание. Мы видели, что он вложил в руку учителю купюру в двадцать евро.

— Ты уж держись, — сказал погонщик на прощание и уехал, всё так же покачивая головой.