Пока я иду к Олин-Холлу, я думаю о письме, которое мне по электронной почте прислала Ашана Васвани. В нём – высказывание какого-то восточного мудреца:
Я задумываюсь, не умирает ли смерть перед тем, как умираешь ты сам. Не означает ли это, что ты должен оставить ненужные вещи, как если бы ты был уже мёртв, чтобы освободиться от сбруи из всех ненужных привязанностей и ложных идей.
Сегодня выступать будет аспирантка Ванда Диаз, будущий кандидат наук. Это красивая молодая женщина и очень умная. Но сегодня она выглядит как пугало, которое не смогло убежать от торнадо. Не нужно неправильно понимать мою карикатуру. Мне нравится Ванда. Мы только вчера прекрасно поговорили с ней, встретившись на территории Университета. Она просто очарована основными и глубинными причинами счастья и дорогой к счастью с точки зрения психобиохимии. Она мечтает об одном, и говорит об одном, и работает только для того, чтобы узнать, что такое счастье – как и почему его ощущают мозг и тело, то есть если вы, конечно, можете отделить их друг от друга, как она говорит.
Признак истинного учёного – это безжалостное, неуёмное любопытство и страсть к открытию того, что никто не знает, и к тому, чтобы идти туда, где до вас не был никто и никогда. У меня создалось впечатление, что Ванда Диаз обладает и любопытством, и страстностью истинного учёного.
Наука, как продукт, созданный человеком, – неидеальна и подвержена ошибкам. Тем не менее, это средство прозондировать корни реальности и свои собственные. Учёный может ошибиться и провалиться из-за того, что не полностью отдаёт себя делу, или у него нет нужных для исследования инструментов, или он ищет то, что не существует, а если существует, то не там, где он ищет. Также человек может провалиться из-за подсознательного желания провалиться. Наука – это хрупкий цветок. Перед ней нельзя благоговеть и нельзя от неё цинично отмахиваться. Ею нельзя манипулировать ради статуса, прибыли или власти, по крайней мере, не в идеальном мире! А наука и эмоции связаны; одно может стимулировать или загнать в угол другое.
Мне лично любопытно узнать, как психология счастья и биохимия счастья могут интегрироваться. Какое нечёткое слово, и какой нечёткий мир представляет собой счастье! Это не больше, чем гостиница, в которой вы останавливаетесь. Вроде только что въехали – и уже пришло время выезжать. Боюсь, что моё счастье с Джульеттой – это просто проживание в гостинице, пусть и шестизвёздочной.
Ванда стоит рядом с проектором, во главе стола. Доктор Ку развернул ЗЗ таким образом, чтобы тот оказался к ней лицом. Она занята разбором бумаг и диапозитивов и бормочет что-то себе под нос на испанском. Очередное семинарское занятие осложняется, ещё не начавшись, тем, что все бумаги и диапозитивы Ванды соскальзывают на пол и разлетаются по нему, словно горошины из миски. Она шипит, произносит одно короткое слово – и наклоняется, чтобы всё собрать.
Бог каждый день создаёт всякие задницы, тем не менее Бог редко выдаёт такую задницу, как у Ванды. Семинар, задача которого – сосредотачивать внимание на мозге, теперь сосредотачивает внимание на двух красивых полушариях, которые разглаживают складки на её голубых джинсах.
Я – не единственный, кто обращает на них внимание. Доктор Ку тоже обращает. И доктор Пфайффер. Доктор Васвани смотрит женским взглядом, который замечает, что мы замечаем! Больше всего замечают Эндрю Эшкрофт и Брэдли Уилкинсон, которые конкурируют за всю Ванду в целом. Кажется, что даже ЗЗ смотрит. Взгляды мужчин по большей части не зависят от их воли, интеллекта и убеждений, когда дело касается женских задниц и того, что у женщин имеется спереди. Если вас оскорбляет то, как мы на вас пялимся, вините в этом биологию, а не сексизм тех, кто пялится. Происходящее на семинаре – то, от чего мутится разум у мужчин, – не замечают только доктор Рутковский и доктор Х. Они стоят в дверном проёме и о чём-то шёпотом переговариваются.
Пока я притворяюсь, что не наблюдаю за Вандой, я чувствую, как рука Джульетты скользит вверх по моему правому бедру под столом, она держит и сжимает конечность, которой не следует касаться во время семинара. На меня накатывает волна желания – и к лицу приливает кровь. Мне кажется, что все замечают, что со мной делает Джульетта, даже если фактически никто не может видеть, что Джульетта делает, включая саму Джульетту и меня. Какая наглость! Но это Джульетта. Мой дающий сбои мозг и судьба устроили заговор, чтобы я влюбился в эту женщину. Эту сумасшедшую женщину, увлечённого своим делом учёного, ту, которая любит мозг и счастливчика меня, по крайней мере, пока! Только когда я к ней поворачиваюсь и прошу её глазами о милости, как ягнёнок просит тигрицу пожалеть его, она убирает пальцы. Но перед этим она щиплет меня на прощание и ведь знает, за какое место щипать!
Я раздумываю о причинах такого поведения Джульетты. Она наказывает меня за то, что меня привлекла задница Ванды? За те эротические мысли, которые могут обжигать мои синапсы? На самом деле я не смотрел, хотя и смотрел. У Джульетты имеется микросканер в мозгу, в её голубых глазах? Я чувствую, что действия Джульетты были сигналом:
– Я люблю тебя. Ты любишь меня. Сейчас мы принадлежим друг другу. Все другие задницы исключаются.
Подобно детективу, я оглядываю лица за овальным столом, чтобы определить, не видел ли кто сигнал Джульетты мне, не видел ли кто, как неприлично она себя вела. Я думаю, что стыд – это самая сильная человеческая эмоция, более сильная и более распространённая, чем чувство вины, и более устойчивая и более безжалостная, чем любовь.
Но как стыд становится хозяином, как он стал моим хозяином? Может, всё дело в программном обеспечении. Этот постоянно присутствующий босс, стыд, говорит нам, что делать, а что не делать.
Джульетта называет овальный стол «Мадам Венера» после того, как Ванда запротестовала из-за того, что я назвал стол «Мадам». Может, она права и дала ему правильное имя. Секс вращается вокруг Мадам Венеры, как луны вокруг Сатурна. Кажется, что мужчины – животные, у которых период гона не прекращается никогда, его сдерживают только стыд, закон и немного Бог. Но женщин тоже сдерживают стыд и закон. И страх перед Богом – в таком порядке. Конечно, это просто неотшлифованные мысли. О, именно Бог придумал это Ид! О, эти скрытые непрошеные инстинкты! Эти невероятные, сумасшедшие инстинкты! О, этот Ид – причина всех рождений и смертей. Причина существования цивилизаций, пророков, богов и слонов! Это рептилия, которая устроилась в мозге и приказывает мужчинам даже лгать, чтобы получить желаемое, а женщинам – принимать их ложь, чтобы получить то, что они хотят. Магия Ид сильнее истины. Да, Супер-Эго в некоторой степени сдерживает Ид, но тем не менее они преодолевают такие препятствия, как законы и этика, и Бог! Ид подобен вере; тут есть своя магия – то вам кажется, что вы всё понимаете, а то, что не понимаете. Инстинкты уводит вас от ощущения опасностей реального мира, преследуя свои собственные цели, без осознания вами происходящего. И вы не задаёте вопросов.
Ванда наконец заканчивает собирать свои разлетевшиеся бумаги. Она опускает белый экран, закрывая им чёрную доску, таким образом готовясь к презентации. Доктор Рутковский и доктор Х спешат на свои места. У меня ощущение, будто я попал в немое кино – кино, которое идёт и идёт, в нём ничего не говорится, но все всё понимают.
Наконец Ванда обращается к нам:
– Всем добрый день. Спасибо за то, что решили в эту субботу не отправиться на природу, которая сейчас так красива, а провести время в помещении, где не так красиво.
Я прикусываю язык и предполагаю, что все остальные мужчины за столом, за исключением доктора Рутковского и доктора Х, тоже прикусывают языки.
– Пока я не забыла, я хочу поблагодарить профессора Хочипилли за критику и хорошие предложения. Он глубоко интересуется моим проектом. Он также согласился поделиться небольшим психологическим исследованием, которое подготовил, перед тем, как я начну своё выступление о биохимии. Пожалуйста, доктор Х.
Доктор Х опирается на локти.
– Спасибо, мисс Диаз. На первый взгляд, мы все должны быть несчастны. Большинство людей в мире живут в бедности. А те, кто живёт богато, платят за материальный комфорт некомфортным, даже невыносимым уровнем беспокойств и стрессов. Мы все знаем, что умираем с болью и что наши любимые умирают с болью. Так какие причины для счастья? Усталый водитель такси, официант и нищие хотят быть счастливыми. Я хочу быть счастливым. Сидящие в клетке попугаи хотят быть свободными и счастливыми. Мы, сами сажающие себя в клетки, тоже хотим быть свободными и счастливыми. Тем не менее счастье – это загадка, неограниченная, бесконечная тема. Конечно, это сущность, специфическая для каждого отдельного человека и ситуации. Счастьем нельзя обладать, если действовать так, как принято в Америке: поставь себе цель и иди к успеху. Корень счастья, что бы это ни было, уходит глубоко в структуру живых существ, в структуру людей и природы. Я не стану определять счастье. Я уже сказал достаточно. Сегодня – день Ванды. Пожалуйста, Ванда.
– Спасибо, доктор Х. – Она делает паузу и поправляет ожерелье – бирюзу на серебряной нити. Начинает она почти шёпотом, потом говорит всё громче. – Во-первых, я хотела бы поблагодарить нескольких участников семинара, которые любезно выслушали мои мысли о счастье. Я уверена, что на меня оказала влияние их реакция. Любое событие, новость, мероприятие может принести счастье или разрушить его. Дождь может испортить свадьбу, которую празднуют на открытом воздухе, и одновременно заставить радоваться фермеров. В различных мозгах на одно и то же событие идёт разная реакция, работают разные нейротрансмиттеры. Игра выиграна – и это вызывает депрессию или радость у зрителей, которые сидят рядом друг с другом. Какие запрограммированные мозги и какие магические химические вещества! Новый любовник заставляет вас чувствовать себя более счастливым, чем когда-либо, но вскоре тот же любовник заставляет испытывать самую сильную грусть. Вы задумываетесь, не обдурили ли вас, или не обманывали ли вы сами себя, или не изменился ли кто-либо. Студенты выбирают свою специализацию за годы до окончания учёбы. Потом им может не нравиться то, что они с таким трудом учили. Супруги разводятся. Рушится карьера. Так что даже если ожидания реализованы, счастье может быть не реализовано.
Я слушаю и думаю: «Часто дела идут плохо с самого начала, или потом всё скисает, кислый – любимый привкус Бога! Он его создал или создал потенциал для него. Бог очень недоволен и чувствует неудовлетворённость из-за того, что Его творения Его не слушают. Столько вещей, которые Он предположительно создал, привели к неожиданным неприятным последствиям и обернулись против Него самого, или не дотянули до желаемого результата, или пошли во фронтальную атаку, или ударили сбоку – и скисли, включая людей, которые уничтожают Его творения, если это не является Его конечной целью! Бог может получить то, что хочет, в отличие от нас, Его ложных образов!»
Я слышу, как Ванда продолжает своё выступление:
– Жизнь становится невыносимой, за этим следуют пагубные пристрастия к одному или другому, и даже самоубийство становится привлекательным. Ваша меняющаяся личность и меняющаяся реальность, как два лезвия ножниц, режут ваше иллюзорное счастье на неузнаваемые обрезки. Таково человеческое состояние. Я пытаюсь уменьшить свои страдания, больше концентрируясь на том, что внутри, а не том, что снаружи. То, как я воспринимаю мир, влияет на моё ощущение того, как мир относится ко мне. Это подразумевает, что я вижу мир таким, какой он есть, принимаю его, ловлю каждый миг, когда он прыгает на меня из будущего. Доктор Васвани также говорила мне, что счастье случается, когда внешний и внутренний мир сливаются вместе, как соединяющиеся любовники. Именно поэтому мы сажаем цветы, чтобы сделать внешний мир более красивым, и именно поэтому мы медитируем, чтобы сделать внутренний мир более красивым. Тем не менее счастье и несчастье танцуют вместе до самой смерти.
Ванда улыбается.
– Во-первых, я хотела бы поговорить о субъективном опыте счастья. Я прошу каждого из вас назвать самый важный фактор, или состояние для вашего личного счастья, такими словами, которые одновременно необходимы и/или достаточны. Если кто-то ещё упомянет ваш первый вариант или второй до того, как придёт ваша очередь, тогда, пожалуйста, называйте третий или четвёртый вариант. Кто будет первым?
Первым отвечает доктор Рутковский:
– У большинства из нас и большую часть времени понятие счастья предварительно упаковано нашим бессознательным. Однако, по моему мнению, предпосылкой для счастья является здоровье. Если вы не здоровы, то вы несчастливы, а если вы несчастливы, то станете нездоровы. Даже воображаемая болезнь высасывает радость из жизни. Эректильная дисфункция, барьер к счастью, лечится магическими лекарствами. Фармацевтика может быть индустрией счастья. И внезапно всё тянется вверх.
В первое мгновение все шокированы, потом все смеются.
– Мистер Эшкрофт, что вы думаете? – спрашивает Ванда, кладя конец нашему веселью.
– Я выбираю оптимизм, – говорит Эндрю, – поскольку несчастья в жизни можно победить оптимизмом и превратить в удачу и счастье. Мы должны прекратить слишком много беспокоиться и начать хоть немного смеяться.
Ванда показывает Эндрю большой палец, одобряя его выступление, затем предлагает высказаться доктору Оливеру Ку. Оливер убирает пальцы с клавиатуры и сплетает перед грудью.
– Для меня счастье – это остаться вдвоём с ЗЗ, – чтобы мы могли расти вместе!
Ванда уже готова прокомментировать это высказывание, но Оливер грозит пальцем.
– Нет, нет, не так быстро, друзья мои, – предупреждает он нас всех и становится спокойным и серьёзным. – Я думаю, что счастье связано с добродетелью, разумностью, самоконтролем, даже с воображаемым или реальным Богом и воображаемыми небесами. Разве рай не является магической гостиницей счастья, из которой никогда не потребуется выезжать? Ощущение присутствия Создателя, магической силы внутри меня – это чудесное чувство, которое даёт мне надежду, несмотря на всё, что со мной происходит.
Ванда смотрит на Брэдли.
– Что делает вас счастливым, мистер Уилкинсон?
– Для меня одной из предпосылок счастья является отсутствие страха, – говорит он. – Я говорю и о страхе в нашем презренном мозге, который запрограммирован природой, и о страхе в нашем неокортексе, который запрограммирован нашим опытом – этот страх появляется из-за расизма, отсутствия работы или нищеты. Но смелость, как антидот страха, может стать мостом к счастью.
Доктор Ашана Васвани, наш специалист по этике, выступает следующей.
– Я считаю, что мы многое делаем для того, чтобы обмануть себя и других, – говорит она. – Мы преувеличиваем. Мы искажаем. Мы льстим. Изображаем неискренние улыбки на лицах. Притворяемся, что сочувствуем. Манипулируем друг другом различными путями. Чем больше неокортекс, тем больше у нас возможностей обманывать и обманываться. Когда мне приходится идти на компромисс с моей моралью и нравственностью, страдает счастье. Чтобы избавиться от этой грусти, я принимаю реальность такой, какая она есть. Если возможно, я пытаюсь её улучшить. Я должна вначале пострадать, чтобы потом чувствовать себя счастливой, а если я счастлива сейчас, то должна ожидать страданий в будущем. Но путём медитации я могу создать великолепное внутреннее спокойствие и умиротворённость, которые простираются за мираж счастья. Мой ответ не является достаточно конкретным, но он достаточно длинный! Пожалуйста, простите меня!
Ванда поворачивается к доктору Пфайфферу.
– Что вы можете сказать умного о счастье, сэр?
Мартин постукивает карандашом по губам довольно долго, словно решая, на каком из нескольких языков говорить.
– Если говорить очень просто, я не буду возражать против того, чтобы меня заперли в клетке с гориллой, которая любит немецкие яйца, если кто-то просто скажет мне правду о реальности, начале и конце всего сущего. Позвольте мне узнать теорию всего, а затем бросайте меня к этой горилле.
Наш смех явно разносится эхом и за стенами аудитории.
– А как насчёт вашего счастья, доктор Пуччини? – спрашивает Ванда.
Я сжимаюсь так, словно попал к студенту, обучающемуся стоматологии, с кривыми руками и нервным тиком, и сейчас он будет впервые в жизни пломбировать канал. Как мне не опасаться? Женщина, которую я люблю, собирается сообщить миру, что делает её счастливой. Если она назовёт меня, то я покраснею и мне будет невероятно жарко. Если она меня не назовёт, то мне станет так холодно, будто вся кровь вытекла у меня из тела.
– Если выходить за рамки необходимого для жизни, я думаю, что любить и быть любимой – это важное составляющее счастья, а если вас отвергают, то это самая важная составляющая несчастья. Млекопитающие, которых не любят, никогда не вырастают нормальными – будь то человек, обезьяна или слон. В последнее время я много читала великих персидских поэтов. Руми говорит, что любовь – это мать всего и лучшее лекарство от большинства несчастий и болезней. Без любви или страсти человек становится таким одиноким, как покрытый пылью игрушечный медвежонок на чердаке…
– Одиночество на чердаке? Откуда ты про это знаешь, Джульетта? – спрашивает доктор Х.
– Я говорила о прошлом, доктор Х. Сейчас я так счастлива, как жучок в ковре.
Ванда снова берёт слово и продолжает опрос.
– А как насчёт вас, доктор Пируз?
– Я согласен со всем, что уже было сказано, и могу добавить к этому удовольствия, которые получает кожа. Но в целом счастье туманно. – Я слышу стон, который вылетает из собравшихся практически одновременно. Я его игнорирую и продолжаю. – Оно туманно и как слово, и как биохимический факт. Если бы оно было связано с достижением конкретной цели, то его можно было бы и не испытать, поскольку человек, который достиг цели, – это больше не тот человек, который мечтал о цели. Полезно знать все виды и степени счастья для разных людей. Если человек предпримет шаги, чтобы стать бессмертным, чтобы демистифицировать сознание, происхождение жизни и бытия, то я буду чувствовать себя более счастливым.
Я обвожу взглядом лица, на которых написано недоумение. До того, как я успеваю сказать что-то ещё, Ванда склоняется через стол к ЗЗ.
– А как насчёт тебя, наш прозрачный друг? Что делает тебя счастливым?
Вместо слов, которые до этого вылетали из пластиковых губ ЗЗ, мы слышим гудок или даже сирену, словно радиоактивное ядро миниатюрной атомной электростанции вот-вот растает.
– Я не запрограммирован знать, являюсь ли я счастливым или как я счастлив. Меня не волнуют права роботов или эксплуатация роботов. Вы можете меня включать и выключать, не испытывая чувства вины.
– А что вы все думаете по поводу заявления о том, что практически все предметы туманны и неопределённы? – спрашивает Джульетта. – Типа этапов осени или этапов страсти? Или оттенков значений, цветов, глубины и типов чувств, мыслей и даже любви?
– Различные оттенки туманности не имеют для меня значения, – отвечает ЗЗ. – Я – гаджет чёрно-белого типа, или парень, если вам так больше нравится. Серое вещество – это боль!
– А как насчёт вашего счастья, доктор Х? – спрашивает Ванда.
Доктор Х выдаёт свой рецепт счастья:
– Я часто задумываюсь, как одна хромосома – Х-хромосома – позволяет мне любить музыку, выращивать цветы и задумываться о своём мозге и его истинной связи с Вселенной. Но эти раздумья или их отсутствие никогда не становились основой моего счастья. Я на самом деле восхищён вашей главной целью, истиной, и вашим отношением к знаниям, доктора Пфайффер и Пируз. Я тоже почитаю истину. Но причина вашего счастья находится в световых годах от причины счастья рептилии, если вы позволите мне так выразиться. Очевидно, что атомы, формирующие мозги некоторых мыслителей, эволюционировали, чтобы ценить любопытство выше, чем выживание вида или группы. Что поражает.
– Хватит, хватит, доктор Х, – жалуюсь я. – Что делает вас счастливым, скажите, ради Бога?
Доктор Х улыбается нам.
– Простите меня за то, что я не подхожу к этому делу так серьёзно, как вы все. Но я просто счастлив – и я не знаю, почему, чёрт побери.
– Давайте дальше, чёрт побери! – требую я среди смеха.
Он делает ещё одну попытку:
– Мой разум ценит зиму точно так же, как и весну. Но давайте я попробую проанализировать. Как мы можем на самом деле оценить хорошую еду, если мы не страдали от голода? Как нам узнать радость, если мы не знали печали, как ценить здоровье, не испытав боли, как быть счастливыми, не испытав несчастья? Как нам на самом деле ценить любовь, если мы страстно не желали любви, сидя на холодном пыльном чердаке?
Доктор Х вертит в руках свой хвост, ожидая, что кто-то бросит ему вызов. Когда никто этого не делает, он продолжает:
– В настоящий момент я на самом деле люблю вас всех. Все химические компоненты у меня в мозге правильно уравновешены, чтобы испытать любовь. Конечно, я до смерти хочу знать, как они работают. Мне хотелось бы, чтобы этот семинар никогда не кончался. Как я не могу не любить ваши удивительные разумы, которые любят истину не меньше, чем мой разум? Как я могу не радоваться тому, что большие деньги, власть и слава не являются для вас призрачным счастьем? Как я не могу не ценить этот миг радости, пусть короткий и преходящий? Я очень счастлив сейчас, и я обнимаю своё счастье так крепко, как только могу, чтобы оно от меня не сбежало – не прямо сейчас.
У него на глаза наворачиваются слёзы. Никто не знает, что сказать или сделать. Интересно, а почему он сегодня так эмоционален?
Наконец Ванда нарушает неловкое молчание.
– Давайте сделаем перерыв на пять минут перед тем, как я начну рассказывать о биохимических аспектах счастья.
– Пока не сделаем, Ванда. Расскажите нам, что делает вас счастливой? – быстро говорю я.
– Узнавание и открытие всего о счастье – как можно больше. Спасибо вам всем за вашу помощь!
В коридоре – в самом дальнем углу коридора – я отвожу Джульетту в сторонку и, озорно пощипывая её за задницу, спрашиваю:
– Зачем вы меня так щупали в аудитории, доктор Пуччини? В этом Университете имеется свод правил поведения. И там есть кое-что насчёт сексуальных домогательств!
– А как насчёт этого непристойного щипания вами, профессор Пируз? И почему ваши глаза были приклеены к заднице Ванды? Моя для вас недостаточно хороша?
– Джульетта! – я морщусь. – Я наблюдаю за всем происходящим – это часть привычки учиться. В данном случае – чтобы посмотреть, как биологическая императива посягает на способность самца к рациональному мышлению. Ванду и Брэдли нельзя винить за их чувства – точно также, как нас нельзя винить за наши. Но разум Эндрю находится в очень сложном положении. Если он проиграет Брэдли, то он может потерять больше, чем Ванду. Мы запрограммированы быть ревнивыми и мстительными и в то же самое время совращаемыми, чтобы быть неверными. Почему так, Джульетта-джан?
– Эгоцентричная биохимия процветает для выживания собственных генов организма. – Она опускает руку в сумочку и достаёт пакетик «М & М». – Хочешь?
– Спасибо, нет.
Она бросает несколько драже в рот и выглядит такой счастливой, как белка, которая впервые попробовала жёлудь.
Нас видит доктор Рутковский, разворачивается на блестящих плитках пола и идёт к нам.
– Ну что, влюблённые голубки? Чем опять занимаетесь? Даже эти белые стены краснеют.
Джульетта протягивает ему маленький коричневый пакетик.
– Как насчёт «М & М», доктор Рутковский?
Он качает головой, но всё-таки позволяет ей выдавить несколько драже ему на ладонь.
– Мне нужен сахар.
Джульетта опускает пустой пакетик в сумочку.
– Нас беспокоит Эндрю, – говорит она.
– Как насчёт того, чтобы присоединиться к остальным? – он меняет тему.
– Мы говорили о различных свойствах счастья, – продолжает своё выступление Ванда. – Мы учли биологические, психологические и философские компоненты счастья и выразили наши предпочтения. Удивительно, что никто не высказал несогласия с факторами, которые упоминали другие, и их отношением к делу – только насчёт их относительной важности. Насколько мне известно, вскоре будет изобретён показатель счастья, пусть и нечёткий. В любом случае сегодня я хочу поговорить о новом биохимическом подходе к счастью…
– …Можно мне высказаться? – доктор Рутковский перебивает Ванду Диаз.
– Да, пожалуйста.
– Почему мы хотим быть счастливыми? Как мы узнаем, что делает нас счастливыми? Вы счастливы от того, что я вас перебил, или несчастливы из-за этого?
Ванда поворачивается к нему, вперив руки в боки.
– Профессор Рутковский, а каким образом у вас возник этот вопрос о «как» и «почему» в связи с нашим счастьем или несчастьем?
Она позволяет нам посмеяться, но не позволяет Рутковскому ответить. Вместо этого она спешит продолжить свою презентацию.
– То же самое относится к написанию стихов, музыки, картин или изобретательству – тому, что даёт радость через творчество. Мы не знаем, откуда это всё приходит. Часто художники, учёные, изобретатели заявляют, что их идеи появляются у них из ниоткуда. Приходят во сне. Во время мечтаний. Когда их глаза только открываются утром. Как раз перед тем, как заснуть. Когда они перепили, или выпили слишком много кофе, или накурились до одури, или под воздействием наркотиков. Или когда они принимают душ или меняют подгузники. Точно так же, кто говорит нам, что должно делать нас счастливыми или делает нас счастливыми? Конечно, нам не нужно, чтобы любой говорил нам, что делает нас счастливыми. На самом деле дорога к счастью представляется сугубо индивидуальной, идиосинкразической, и сопротивляется контролю или указаниям.
Давайте возьмём концепцию мести. Сладость мести запрограммирована у нас в мозгах и связывается с биохимическими явлениями у нас в мозгах, и это инстинкт самосохранения. Страх мести порождает порядок внутри группы и между группами. Наказание за преступление – это манифестация биологической предрасположенности инстинкта к мести.
Некоторые неврологи считают, что центральная исполнительная структура в нашем бессознательном выбирает первичную задачу, которой должен заняться наш неокортекс. Это делается биохимически, поскольку эта структура выбирает информацию, которая передаётся в наше сознание. Например, если вы сейчас хотите в туалет по-маленькому, а моё выступление вызывает у вас скуку, то ваша центральная исполнительная структура переключается с сигналов, которые идут от меня, когда вы меня слушаете, таким образом, чтобы сделать что-то, избавляющее вас от испытываемого дискомфорта.
Наше бессознательное – это настоящий босс, хотя и на поводке, который держит наше сознание. Биохимический подход к счастью – это добавление к психологическому подходу. Теперь мы должны узнать, как психологические факторы биохимически кодируются в мозге и, в свою очередь, выражаются через поведение. В противном случае мы должны верить в магию, эфир и всё остальное невещественное и бестелесное. Дружелюбный нейротрансмиттер переключается между сознанием и бессознательным, и это – начало счастья. Как ещё мы можем испытать чувство красоты весны или экстаз любви? Полное понимание биохимии мозга может раскрыть тайну счастья.
Теперь она описывает и объясняет в деталях свою работу по теории и лабораторные процедуры, а мой разум начинает уходить в сторону. Наконец она спрашивает:
– У кого-то будут замечания?
Я поднимаю руку и говорю:
– Насчёт ваших изначальных комментариев.
– Отлично, – Ванда кивает, но с обеспокоенной улыбкой.
– Мы все задумываемся, как материя научилась быть любопытной и творческой, как приобрела желание любить и так далее. Но чтобы этого достичь, материя должна была переступить через два порога: от неживой к живой материи и от бессознательной жизни к сознательной жизни. Я задумываюсь о третьей или следующей ступени подъёма материи. Какая она, или какой она будет, или какой ей следует быть, если её можно направлять и контролировать? Возможно, это будет полное понимание самого осознания сознательной материей и всех связанных с этим «как» и «почему». Тогда мы сможем узнать, почему материя хочет стать материей счастья, а не материей грусти. Я считаю, что многие тайны разума будут демистифицированы после того. Как будет демистифицировано осознание. И тогда Бог, который, возможно, является только закодированными нейронами, тоже будет демистифицирован.
– Бог – это гораздо больше, чем закодированные нейроны, доктор Пируз, – вежливо, но твёрдо говорит доктор Ку.
– Возможно, как и заявляют, Бог находится в наших генах, – предлагает компромисс Брэдли.
– Предполагая, что Бог – это всезнание и всеведение, я готов отдать год своей жизни прямо сейчас всего за один день через тысячу лет – чтобы я смог узнать, удалось ли человеку демистифицировать всё, что сейчас кажется нам тайной. Я думаю, что это хорошая сделка, – отвечаю я.
– Если бы Бог позволил мне ощутить Его моими органами чувств обычным способом, как я вижу луну, нюхаю розу или слушаю «Послеполуденный отдых фавна» Дебюсси, то я готов предложить Ему свой разум, даже свою жизнь, – чтобы доставить Ему удовольствие, – доктор Пфайффер треплет свою козлиную бородку.
– Я запрограммирован доктором Ку верить в существование Бога, и поэтому я не могу слушать разговоры о том, что Бога не существует. Вы, люди! Неужели вы не можете ни о чём договориться? – протестует ЗЗ.
– Именно поэтому мы и несчастливы, дорогой ЗЗ. Для меня рай – это место, где люди понимают друг друга, даже если они не соглашаются друг с другом, – Брэдли ласково треплет ЗЗ по голове.
Ванда продолжает:
– Кажется, что наше поколение начало поиск, цель которого – счастье. Поскольку творчество, эйфория и другие ментальные состояния могут стимулироваться наркотиками, то чувство счастья, счастливые мысли и счастливое ощущение безопасности тоже могут быть стимулированы наркотиками. Можно придумать лекарства, которые также вызывали бы и несчастье. Использование лекарств – я имею в виду разрешённых, таких, как антидепрессанты, – для воздействия на центральную нервную систему очень выросло в США. Чтобы жить в эйфории, миллионы американцев принимают таблетки, содержащие производные кокаина. И мне даже не требуется упоминать запрещённые препараты и наркотики. Медитация, которая является сознательным усилием, вызывает биохимические изменения, которые ведут к предпочитаемому состоянию, к относительному счастью. Но почему один человек медитирует, а другой нет, даже хотя оба хотят чувствовать себя лучше, неизвестно. Это биохимическое аппаратное обеспечение или психологическое программное обеспечение, если вы позволите мне воспользоваться компьютерной терминологией?
– Можно? – перебиваю я.
– Да, пожалуйста, доктор Пируз.
– Сознание может быть кучером бессознательного и реальности – так называемых диких лошадей. Важно намерение, но насколько оно важно и откуда оно происходит, никто не знает, пока не знает. Это незнание, я надеюсь, не будет вечным, а только является псевдо-тайной. Я признаю, что моя позиция по свободе воли зависит от моего настроения!
Ванда кивает и делает глубокий вдох.
– Приём таблеток влияет на биохимию мозга снаружи, а медитация влияет на неё изнутри. Однако и то, и другое доказывают силу влияния химических веществ на ментальное явление. Наука о счастье – это ещё ни в коей мере не зрелая наука, но делаются попытки разработать показатель счастья.
– …А как насчёт настроений? Кажется, что моё ощущение счастья связано с настроением, – перебивает доктор Пфайффер.
У Ванды для него готов ответ.
– Я как раз подхожу к настроению, доктор Пфайффер. Настроение – это внутреннее ментальное состояние, которое фильтрует внешнюю информацию. Мы знаем, что взгляд, прикосновение, слово, мелодия, не говоря уже о запахе горки блинов, могут вызвать счастливые и несчастливые воспоминания и изменить настроение. То, что вы узнаёте, сохраняется в памяти. Вместе с тем, где, когда вы её узнали, время и ощущения – насколько вам было приятно, когда вы это узнали. Память связана с контекстом и имеет электробиохимический штамп. В хорошем настроении вы вспоминаете счастливые события, а когда в плохом, то безрадостные вещи. Если вы теряете кого-то из близких, то на вас могут нахлынуть воспоминания о других потерях. Таким образом, доктор Пфайффер, если вас не интересует изменение настроения под влиянием наркотиков или лекарств, или бег трусцой для выработки опиатов в вашем мозге, то представьте радостное событие из вашей жизни. Например, как вы кричали «Ага!» во время одного из своих открытий. Искры от передачи нейронов счастья нейротрансмиттером заставят вас улыбнуться…
– …Да, было у меня несколько таких моментов, но, конечно, недостаточно, – говорит доктор Пфайффер с улыбкой.
Ванда продолжает:
– Картина кажется мрачной несчастливым, поскольку обучение замедляется из-за плохого настроения. Счастливый человек учится с меньшими усилиями, при равных возможностях. Отсутствие равновесия между нейромедиаторами допамином и серотонином может похоронить счастье, которое пытается расцвести. Лучшие вещи через химию. Или худшие.
– А вы можете дать совет о том, как стать более счастливым, мисс Диаз? – спрашивает доктор Х.
– Вы хотите, чтобы я сказала вам, что делать?
– Конечно. Ни у кого нет монополии на мудрость.
– Я бы посоветовала вам, дорогой доктор Х, немного сбавить темп, успокоиться, расслабиться. Послушайте радостную музыку. Сходите в кино. Встретьтесь с друзьями и выпейте пару рюмок. А если это поможет, разбейте какие-нибудь доводы и аргументы студентов. – Ванда кажется озадаченной, но в хорошем настроении.
– Я всё это пробовал, мисс Диаз. И ничего не помогло, – качает головой доктор Х.
– Большинство американцев ведут себя так, словно что-то потеряли и лихорадочно это ищут, – говорит она. – Или что им не хватает чего-то жизненно важного. Но они не понимают, что наши потребности, которые сфабрикованы средой и разумом, и химически записанные в мозге, имеют долгие сроки хранения, и им требуется много места на полках, и требуется прилагать постоянные усилия для управления ими. Поэтому важно исследовать происхождение, природу и ценность испытываемых нами потребностей перед тем, как они устроятся на постоянное место жительства в архивах наших мозгов и вызовут нежелательные чувства лишения…
Её перебивает доктор Ашана Васвани:
– …За ваше последнее замечание Будда поцеловал бы вас в щёчку. – У неё на лице играет таинственная улыбка, как у Будды.
После ужина я звоню своему сыну Бобби. Мы говорим о его диссертации. Он может сказать о своём консультанте только хорошее. Он говорит, что она требовательная, но старается помочь. Я знаю её репутацию. На основании разницы между доходами на фондовой бирже и разницы в процентных ставках Бобби объясняет изменения обменного курса. Он использует для этого очень прогрессивную математику и эконометрику. Если я могу это сказать: я очень горжусь им. Я ничего не говорю ему про свои беспокойства, которые превращают меня в пессимиста, относящегося ко всему негативно, даже в параноика. Я знаю, что должен избавиться от этих мыслей, которые вносят свой вклад в мою рассеянность. Бобби чувствует, что что-то не так, но не давит на меня.
Он рассказывает мне о своей новой девушке, с которой недавно познакомился. Как он говорит, она ему нравится целиком и полностью. Её внешность. Её интеллект. Её дух. Поразительно, как мы превращаем отдельных людей в воспринимаемые нами их качества, как доктора превращают нас в список симптомов. Я чувствую себя хорошо, потому что Бобби счастлив и прогрессирует. Он говорит, что собирается вскоре меня навестить. Я поддерживаю эту идею – если он сможет выделить время. Теперь мне его особенно не хватает.