Я быстро принимаю душ, чтобы смыть самую глубокую депрессию и не дать ей затвердеть вокруг меня, как цемент. Оказывается, что душ я принимаю долго. Я должен всё обдумать, без беспорядочных эмоций и страхов. Но различные части мозга могут напевать различные мелодии в одно и то же время, как мой делает прямо сейчас. Моё всё понимающее сознание не может оркестровать его деятельность, чтобы порадовать мою волю, только если я того желаю. Значит, больше воды и ещё больше воды. Побольше потереться и ещё побольше потереться. Побольше подумать и ещё побольше подумать. Меньше и меньше понимания. Больше и больше смертоносных мыслей. Больше и больше мыслей о смерти.

Мне приходит в голову мысль позвонить Ашане. Но я понимаю, что сейчас слишком рано волноваться об этическом аспекте проблемы, поскольку проблема ещё точно не определена. Может, и проблемы нет, – успокаиваю я сам себя. Мне нужно больше фактов, больше сырых и реальных фактов. Убийственных для меня или счастливых для меня фактов. Даже если это ужасные факты, они мне нужны. Мне нужны факты, как мне нужен кислород. Я чувствую себя, как рыба с большим крюком в губе, которую вытягивают из пруда. В любом случае сегодня вечером Ашане звонить уже слишком поздно.

Мои мысли прерывает звонок телефона. Я бегу к телефону, с меня капает вода, словно мои конечности, каждый палец на руках и ногах плачет, и это капают слёзы, а не капли воды. Звонит Джульетта.

– Пируз, с тобой всё в порядке?

– Да, и я весь мокрый. Я хотел, чтобы вода меня успокоила, как это делаешь ты.

Она молчит, эта тишина напоминает замёршее время, мир без будущего.

– Ты меня беспокоишь, – наконец говорит она.

– Я люблю тебя, Джульетта. Мне нужно, чтобы кто-то обо мне беспокоился. Но сейчас не нужно. С тобой всё в порядке, Джульетта?

– Я никогда не видела, чтобы ты так действовал – сбежал, как виноватый муж, которого где-то ждёт жена. У тебя нет жены, Пируз? Или ещё одной подруги?

– Никаких жён. Никаких подруг. А о том, почему я от тебя сбежал, я расскажу позднее. – Между нами возникает болезненное молчание.

– Ну, ты знаешь, я с уважением отношусь к твоему праву на частную жизнь.

Её стоицизм встряхивает меня так, как будто бы сошедший с дороги грузовик с цементом подкинул меня, и я врезался спиной в стену.

– Я должен ополоснуться. Я сейчас должен попрощаться. Мы поговорим завтра, Джульетта.

– Я люблю тебя, Пируз.

– И я люблю тебя, Джульетта.

Я возвращаюсь в душ. Я выключаю горячий кран. Я включаю холодную воду, которую насос качает из глубокой скважины, и подставляю лицо прямо под струю. Я думаю о курсе медитации, который проходил у Ашаны несколько месяцев назад. Он не входит в её обычную учебную нагрузку. Она предлагает его бесплатно тем, кто живёт в университетском городке, даже людям из окрестностей. Мы встречались в подвале под местной публичной библиотекой.

– Как вы думаете, этот мир вращается слишком быстро? – спросила она в первый вечер. Я это точно помню. Потом она говорила дальше, и теперь я только примерно помню, что она говорила. Мы все сейчас обеспокоены, раздражены и находимся в состоянии стресса. Этот тренинг поможет вам привести в порядок и разгрузить ваше сознание. Поможет вам расширить и углубить ваши перспективы. Поможет сбросить ложное с вашей личности. Избавиться от страхов и заменить их любопытством. Да, именно тем любопытством, которое, словно червь, грызло обезьян и заставило их превратиться в нас, людей. Наши упражнения не будут срабатывать в отношении всех ваших страхов, но определённо помогут избавиться от некоторых. И вы должны верить, что медитация, по крайней мере, отвлечёт ваше внимание на позитивные мысли и вскоре поможет вам расслабиться. Это не такое расслабление, которое дают картофельные чипсы перед телевизором, – от чего вы только набираете вес и становитесь нервным, а настоящая релаксация, когда душа освобождается, как канарейка, чтобы свободно лететь и петь ту песню, которую пожелает.

Если вкратце, то медитация освобождает человека от только поверхностного видения и объединяет фрагментарное «я». Она избавляет от множества «я», объединяя внутреннюю и внешнюю личность. Медитация освобождает человека от сожалений, от страхов и жадных ожиданий. Она побуждает к внимательности, будит новое осознание. Медитация ведёт человека в сад глубокой тишины и спокойствия. И использует ваше внутреннее «я» как портал для нового подсоединения вас к высшей реальности, которую некоторые люди называют Богом или Высшим Разумом, причиной всего разума.

Медитация – это древнее дерево с множеством ветвей и различными плодами. Учёные теперь открывают, что медитация влияет на биохимию мозга и форму волн мозга. Во время медитации лобная доля головного мозга, – которая отвечает за размышления, планирование, самосознание и эмоции, – так сказать, отключается. Да, даже эмоции могут отключиться, словно на них повесили табличку «Не беспокоить», как на двери гостиничного номера. Йоги способы погрузить себя в такой глубокий транс, что не реагируют на горячие предметы, которые прикладывают к их коже, и даже не морщатся при выстреле пушки.

Ашана объясняла, что медитация меняет электроэнцефалограмму, и альфа-волны возбуждённых, сознательных мыслей меняются на тета-волны спокойной неподвижности, связываемой с глубокой релаксацией. Медитация – это восстание разума против себя самого, или против мозга. Она освобождает его от навязанных идей и роботоподобного поиска удовольствий и синдрома ухода от боли. Это суть всего того, что говорила Ашана, бывший биолог, а теперь этик, и это всё впиталось в мои нейроны.

Сегодня вечером, вместо медитации, я думаю о науке медитации. Мне нужно помедитировать, но я не могу, потому что я попал в такое неприятное положение – я бессознательно впутался в трудную ситуацию с точки зрения биологии, психологии, этики и потенциально закона.

Я благодарен доктору Ашане Васвани за такое подробное введение в медитацию. Я – один из тех несчастных, кто не может принять никакие идеи без убедительных доказательств. Однако я не последователен – я верю личному опыту в одной сфере, медитации, и не верю в другой, любви.

Моё затруднительное положение не заставляет меня молиться Богу. Для меня молиться, чтобы получить одолжение или что-то полезное, – это самообман. Это снижает мою целостность, заставляет чувствовать себя нищим. Зачем мне молиться о несуществующем космическом сочувствии, которое никогда не проявляется? Почему я страдаю от трагедии, которую не создавал сам, если такое сочувствие существует? Разве Бог ничего не знал, когда со мной происходила эта трагедия? Да, священнослужители всех мастей привирают больше, чем обычные люди, поскольку их существование зависит от этого вранья. Большинство из нас занято производством гораздо более полезных вещей, чем враньё! Внушение детям каких-то догм – это насилие над детьми, желание дьявола, кошмар истории.

Да, я занимался сексом с Элизабет много лет назад, вне брака, без использования средств предохранения. Так что теперь кто-то может сказать, что я сам должен расхлёбывать кашу, которую заварил. Но раз добрачный секс не всегда приводит к беременности, то почему Бог обрушил это на меня? На мальчика, который не был проинформирован или был проинформирован неправильно о нравах, которые царят в мире, о том, как этот мир живёт? В любом случае, любовь – это плохо? А секс? Дети? Мою вероятную трагедию делают трагедией табу в отношении случившегося и проклятие этого – злые близнецы религии. Почему я должен беспокоиться о том, что другие могут подумать о том, что я сделал, если никто не знает, что я сделал? Это голос религии и культуры – не науки – который оглушительно звучит у меня в ушах, хотя я подозреваю, что он возникает у меня в бессознательном. Я думал, что избавился от таких атрибутов. Теперь страх и позор заставляют меня увидеть, что я ни от чего не свободен. Я когда-нибудь смогу приглушить самокритику и критическое отношение к миру? Сколько ещё критики я могу выкопать из этой неразберихи, которую мы называем цивилизацией?

И кто именно придумал это табу, которое вынуждает меня увеличить мой счёт за воду? В иранском городе Бам во время землетрясения погибли десятки тысяч человек, а когда нескольких счастливчиков откопали живыми, Великий Аятолла объявил это чудом. Но разве изначально землетрясение не является логическим следствием Божьего создания? Вот Бог решил убить много народу при помощи землетрясения, затем не даёт нескольким погибнуть, и это чудо. Людей одурманивали, чтобы почитали идолов, маленьких божков, с маленькой буквы «б», теперь их одурманивают, чтобы почитали Бога с большой буквы «Б». Священнослужители знают про Бога не больше, чем слепой муравей. Но они доят эту идею бесконечно.

Я не хочу никого оскорбить. Я просто описываю вещи такими, какие они есть. Я чувствую, что меня тряхануло, как землетрясение в Баме. Но моя личность не рухнула, как самый древний глиняный замок в Баме. Судьба, вера и табу крадут у меня любовь моей жизни? О, как я боюсь такой возможности! О, в каком я отчаянии!

Мне хотелось бы навечно спрятаться в моём душе, но у меня начинают стучать зубы, а тело покрывается гусиной кожей. Я не хочу стать известным, как единственный человек в истории Огайо, который умер от переохлаждения летом. Я выпрыгиваю из душа и заворачиваюсь в большое зелёное полотенце, подарок Джульетты. Она подчёркивала, что в него должен заворачиваться только я и никто больше, никогда. Я спешу к комоду в спальне, чтобы достать чистое нижнее бельё. Ящик пустой, как это часто случается в последнее время. Поэтому я бегу вниз, в подвал, чтобы посмотреть, нет ли в сушилке чистых трусов и футболок. Конечно, нет. Голый, как в день своего появления на свет, я тащусь на кухню и завариваю чашку травяного чая.

Я сижу на софе в гостиной, в качестве освещения только несколько тускло горящих звёзд, и представляю Ашану Васвани в позе Будды, убеждающую меня помедитировать. Я должен разгрузить сознание, я должен расслабиться, а потом, с ясными мыслями и успокоившись, я попробую найти выход, решить, что делать. Я спрашиваю у бесстрастных звёзд, всё ли в порядке. Я не получаю никаких ответов. Разве всё не окрашено временностью и разве на всё не давит какой-то груз? Психологический груз? Нравственный груз? Интеллектуальный груз? Груз того, что человек одновременно – общественная сущность и индивидуальность, биологическая и духовная сущность, груз того, что он одновременно есть и его нет? Вес большого камня, который сам камень никогда не чувствует. Мне хотелось бы быть камнем.

Мы с Буддой прекрасно поладили бы, если бы мне повезло жить в его время – или ему не повезло жить в моё. Он хотел обучить людей избавляться от страданий и не хотел помещать их в тюрьму теологической системы, как в авраамических религиях. В любом случае я соскальзываю на пол и сажусь в позу Будды – мои руки свободно лежат на коленях. Я закрываю глаза и не закрываю глаза. Я закрываю уши и не закрываю уши. Меня никто не отвлекает, даже часы с кукушкой, которые моя бывшая жена как-то подарила мне на Рождество. Я делаю глубокие вдохи и медленно выдыхаю воздух. Я концентрируюсь на своём дыхании, словно каждый вдох – это мой первый и последний вдох. Я чувствую, как уменьшается сердцебиение. Глубокое дыхание становится естественным, и я не обращаю на него внимания. Монотонность дыхания помогает мне ни на чём не концентрироваться – концентрироваться на неощущаемом бытии, и оно становится ощущаемым не-бытиём.

Время течёт невесомо, как отражение луны на спокойной воде озера. Пространство расширяется за пределы границ воображения. Постепенно мой мозг становится незагруженным, он больше не обрабатывает информацию, которая течёт в него от моих органов чувств. Постепенно груз стресса, который заставляет меня бороться или сбегать от проблем, выдыхается из моей сущности. Постепенно отчаяние, страх, горечь, радость, гнев, разочарование и грусть отпускают меня, они плывут мимо меня. Постепенно даже мысль о трагедии, которая меня окружает сегодня, выходит из меня каплями, как дождь из низкой, серой тучи, из слоисто-дождевых облаков, и капает на землю. Моё сознание очищается. Мой мозг свободен, чтобы делать всё, что угодно, – или ничего – отдыхать, расслабляться, включать свой свет ради себя самого и обнимать себя в этом свете.

Теперь моё тело и разум дистанцированы друг от друга и все мысли и желания отброшены. «Я» и я сам очищены от всего, кроме «я» и меня. Мы плывём в пространстве – свободные от силы тяжести, временно ощущая лёгкость света, временно освобождённые от груза существования.

Как будто настойчивый пилигрим, я прошёл сквозь энергию страсти, заснул в энергии инертности и проснулся в энергии спокойствия или неподвижности и тишины. Мои намерения и мотивы, которые когда-то были журчащими ручьями, пробирающимися сквозь различные долины, теперь вместе текут, чтобы сформировать кристально чистую реку.

Я вхожу в царство свободы. Царство свободы, где Бог не шпионит за мной. Где никто смертный или бессмертный, реальный или воображаемый не судит меня. Где грех и конфликт ещё не изобретены. Где я становлюсь тем, кто я есть на самом деле, – создателем в своём праве. Я свободен от груза, который давит на моё сознание.

Свободен от грузов, сжимающих мой разум. Даже Бог, который ехал у меня на плече, как попугай весом в двадцать тонн, прощает мне мой атеизм и улетает – хотя ему это трудно, как настоящему попугаю весом в двадцать тонн.

Понемногу я подхожу к пику медитации. Там, где мелодии выбивались у меня в мозге из общего ряда, теперь гармония. Все конфликты внутри меня сливаются в единое спокойствие. Я наконец свободен от груза. Я наконец в нирване. Где я никому не приношу зла. Где никто мне не приносит зла. Где я свободен от всех внешних ограничений и внутренних желаний. Я остаюсь в этом умиротворённом состоянии – ну, я не знаю, сколько времени. Я сплю без кошмарных снов, хорошо сплю одну ночь. Мне следует медитировать, регулярно заниматься этой прекрасной практикой.

Первое, что я вижу утром, – это то, что я вижу в своём воображении. Я вижу Ашану в сари цвета красных опиумных маков, почти цвета шафрана. Она будто парит за окном и мягко произносит:

– Доброе утро, Пируз. Надеюсь, что ты хорошо спал.

Вид её сари цвета шафрана Уносит меня в дивный мир… Там экзотических красок нирвана И чувственных запахов пир. Там с ароматом цветущей папайи Сплетается дикий жасмин, Чтоб опьянить меня, не опьяняя, — Уйдя, не расстанусь я с ним. У магии этой я буду во власти, Свободен в желанном плену. И, упоён платоническим счастьем, В любви навсегда утону. В ней растворюсь, распадусь на частицы Пространства и времени вне. Не знать направлений, не видеть границы — Вот чего хочется мне.