Сэр Уильям Тюдор был Божьим человеком, по крайней мере, стремился им быть. Стоя в одиночестве на вершине сицилийского холма, рыцарь с горечью размышлял о том, как часто жестокая реальность служения земному монарху мешает следовать заповедям Отца Небесного. Он знал, что Бог велел так: кесарю — кесарево, а Богу — Богово. Но, по мнению Уильяма, богоизбранность королей не отменяла нравственных норм Священного Писания. Рыцарь в глубине души верил, что Царствие Небесное — в сердце каждого человека, поэтому существует и на земле, хотя и управляется свыше. К сожалению, при дворе его друга короля Ричарда мало кто разделял подобные взгляды. Положение молодого короля на недавно обретенном престоле было слишком шатким, чтобы обращать внимание на разговоры о «высшем предназначении» монарха; ему в уши вкладывались подробности козней и интриг хитроумных придворных. Мнение Уильяма среди наделенных властью волков — глас одинокого в пустыне, поэтому он был подмят неодолимой жаждой власти и гордыней и оказался в одиночестве.

Он всегда мечтал увидеть Сицилию — жемчужину Средиземноморья, но не такой ценой. Не в качестве перевалочного пункта во время безрассудных поисков приключений, подогреваемых ненавистью и жаждой мщения. Сейчас Уильям стоял на покрытом буйной растительностью мысе, выходящем на залив Мессины, который являлся жертвенным агнцем ради исполнения самой большой прихоти его короля. Порт с кристально чистой водой обычно служил пристанищем бесчисленного количества старомодных рыбацких лодок и огромных торговых судов, ведущих торговлю с языческим миром на юге и востоке. Частных судов под разноцветными флагами со всего мира — источников жизненных сил экономики Сицилии — теперь нигде не было видно. По правде говоря, даже сам залив был едва виден под темной армадой крестоносцев. Военные корабли простирались от берега далеко за туманный горизонт.

Больше двухсот кораблей, будто черный лишайник, покачивались на морской глади. Галеоны крестоносцев в основном представляли собой двухмачтовые суда под алыми с золотыми крестами парусами. Дромоны являлись облегченной версией древнеримских трирем. Шагов семьдесят пять в длину, с двумя рядами длинных весел, эти суда, похожие на драккары викингов, были укомплектованы самыми крепкими моряками со всего христианского мира. На носу у каждого дромона недавно была установлена тяжелая труба, из которой вырывалось таинственное горючее вещество, почтительно прозванное моряками «жидким огнем». Поговаривали, будто взрывчатое вещество было изобретено в Китае, но о нем мало что было известно даже Уильяму — торговцы-итальянцы чрезвычайно рьяно охраняли секрет вещества.

Считалось, что у арабов есть доступ к редкостному «жидкому» огню, однако на протяжении десятков лет все усилия европейцев воспользоваться этими военными чудесами были тщетны из-за того, что арабы монополизировали торговые пути в Азию. Лишь благодаря изворотливости византийских и итальянских шпионов удалось раздобыть у тюркских племен из восточной Анатолии некоторое количество взрывчатого вещества. Запасы «жидкого огня» у европейцев были ограничены, но Уильям знал, что в борьбе с такой развитой в военном отношении армией, как мусульманская, даже незначительное преимущество играет роль.

Дромоны были мощнее и практичнее, чем элегантные венецианские бассо. Эти галеоны в форме полумесяца с дополнительным трюмом и рядами весел возвышались над судами поменьше. Красивые, но гораздо менее маневренные в морском сражении, они поэтому плыли в тылу и в центре армады, играя роль командных пунктов. Уильям знал, что полководцы и их именитые патроны предпочли бы нежиться на роскошных венецианских кораблях и, находясь на безопасном расстоянии, отдавать команды из своих комфортных кают, посылать на дромонах и крошечных одномачтовых рыболовецких судах простой люд навстречу смерти, а может, что намного хуже, в лапы сарацинских капитанов. Такова несправедливость власть имущих со времен Каина и Авеля, и до сих пор ничего не изменилось.

Уильям наблюдал, как над переполненными доками кружит стая чаек. Он завидовал птицам, их беззаботной жизни, которую им ежедневно — так сказано в Священном Писании — дарует Всевышний. Рыцарь бегло говорил на латыни и в тиши собственного кабинета не раз перечитывал Библию. Подальше от священников, ревниво охраняющих интерпретацию Писания. Жаль, что его приятели-православные не читают Библию сами, а лишь бездумно повторяют доктрины, навязанные так называемой Церковью. Конечно, в этом смысле он был одинок: большинство его товарищей едва умели читать на своем родном, что уж говорить о чужом языке Откровения. Уильям понимал, что Римская церковь кровно заинтересована в том, чтобы люди оставались безграмотными. Если обычный человек сможет по-настоящему прочесть и понять слово Божье — Церкви конец. Традиционная иерархия власти и отношений в мире — священник и мирянин, господин и раб, муж и жена, отец и сын, а также, возможно, правоверный и иноверец — будут перевернуты вверх дном благодаря освобождающей силе простого учения Христа. Любовь есть всепобеждающая сила, и власть имущие пойдут на все, чтобы погасить пламя любви, как они уже сделали на Голгофе тысячу лет назад.

Грустные размышления Уильяма были прерваны приездом Ричарда. Огненные волосы короля развевались на полуденном ветру, что делало его похожим на Адониса с нимбом над головой. Он так и сиял, расплывшись в улыбке, и Уильям, который уже много месяцев, с того самого зловещего дня на Роне, не видел короля таким довольным, был весьма удивлен.

Ричард похлопал приятеля по плечу и с вершины холма взглянул на свою армаду.

— Даже твой пессимизм не сможет испортить такое величие, — заявил Ричард. В его голосе, исполненном гордости, звучала твердая уверенность, которую не разделял Уильям.

— Путь был долог, сир, — ответил рыцарь с обычной откровенностью. — Ладони наших солдат истерты в кровь, а у язычников ни одной мозоли.

На мгновение лицо Ричарда потемнело, и Уильям понял, что задел его за живое. После хаоса на Роне Ричард собрал свои ослабленные войска и направился к побережью. Долгий утомительный переход по французскому бездорожью быстро превратил и без того плохо дисциплинированную армию слуг и хулиганов в банду озлобленных воров и мародеров. Уильям с бессильным ужасом наблюдал, как эти люди под его номинальным командованием обирают до нитки деревню за деревней, грабят и разоряют своих собратьев христиан, насилуют девушек и избивают стариков. Уильям самолично казнил за подобные злодеяния шестерых преступников, и Ричард поспешил сделать ему серьезное предупреждение: попридержи свой карающий меч, пока армия не взбунтовалась.

— Большинство этих солдат — невежественные рабы, так и ждущие, чтобы кого-нибудь изнасиловать или ограбить, — с показной беспечностью сказал Ричард. — А чего ты ожидал? Мы не в силах обуздать их природу, но мы можем направить их жестокость против сарацин.

Уильям презрительно фыркнул. Он знал, что таким людям Господь не дарует благословения на победу. Если эти бандиты не могут гуманно относиться к своим собратьям, то как они будут сражаться с неприятелем, руководствуясь законами справедливой войны?

— Даже на войне, сир, есть законы.

Глаза Ричарда посуровели, улыбка угасла.

— Есть, — тихо согласился король. — Их устанавливают победители.

С этими словами Ричард Львиное Сердце повернулся и ушел. Рыцарь следил, как его король решительно спускается по склону холма, направляясь к деревянным докам, чтобы наблюдать за приготовлениями к следующему этапу этого безумия.

Крестоносцы сосредоточили свой огромный флот у Сицилии, вечнозеленого острова, с единственной целью. По мнению Уильяма, такая стратегия тут же раскрывала нечестивую природу так называемой «священной войны». Они собирались напасть на своих собратьев христиан, которые охраняли подступы к землям язычников и правитель которых взял на себя обязательство поддерживать мир с ордами безбожников.

Кипр станет первым местом настоящего сражения в этом крестовом походе.