У султанши руки чесались — так ей хотелось задушить еврейку, но она прекрасно понимала, что столь жестокая выходка совершенно не подобает женщине ее положения. И, вполне вероятно, будет стоить ей самой жизни от руки разгневанного супруга. Поэтому Ясмин не оставалось ничего другого, как продолжать воплощать в жизнь свой план. Если уж не суждено насладиться зрелищем того, как жизнь этой сучки тает под ее ногтями, она будет стремиться к достижению своей главной цели, избавившись от назойливой иудейки, убрав ее из мира, в котором живет Саладин.

Соглядатаи султанши, на протяжении нескольких недель наблюдавшие за развитием романа, знали, что теперь Саладин почти каждую ночь проводил в объятиях этой потаскухи. Еврейка явно была для султана не простым увлечением, не каким-то легким любовным зудом, который нужно утолить и жить дальше. Между этими двоими развивалось нечто большее, чем сексуальное влечение, и от этой мысли Ясмин становилось страшно. Она могла простить мужу желание утолить похоть. Но если эта девушка заполняет собой пустоту в его сердце, ту глубокую тоску, которая когда-то поглотила Ясмин, словно ребенка, тонущего в бурлящей реке, то…

Нет. Этого она не допустит.

Султанша повернулась к взволнованному солдату, стоящему перед ней. Попыталась вспомнить его имя.

Захир. Да, точно Захир.

Ее преданный евнух Эстафан искусно справился со своей задачей: собрал информацию не только о Мириам, но также об остальных придворных, которые могли оказаться полезными в осуществлении планов Ясмин. Когда султанша узнала о курдском воине, которого султан приставил к Мириам личным телохранителем по приезде девушки в Иерусалим, она стала копать дальше. И напала на богатую золотую жилу, которую искала.

— Ты удивлен, зачем я позвала тебя сюда, — после долгого томительного молчания заговорила Ясмин. Скорее это был не вопрос, а утверждение, она словно читала чужие мысли.

— Да, ваше величество. — Он стоял не поднимая глаз, и дрожь в его голосе ласкала слух султанши.

— Я слышала о твоих чувствах к еврейке.

Такого поворота беседы воин явно не ожидал. Нарушив приличия, он поднял голову и изумленно взглянул на Ясмин, чувствуя, как кровь отлила от его румяных щек. На султанше была прозрачная шелковая вуаль, поэтому формально он закона не нарушал. Если бы он на самом деле взглянул на лицо госпожи, его бы ждала смерть. Вспомнив об этом, он вновь отвел глаза.

— Не удивляйся, — улыбнулась она его испугу. — Мало из происходящего при дворе ускользает от моего внимания. Особенно то, что касается дел сердечных.

Захир опустил голову, явно не зная, что ответить. Ясмин не отступала.

— Не бойся. Можешь говорить откровенно.

Не зная, что ему делать в таких необычных обстоятельствах, курдский воин ответил прямо, как привыкли горцы:

— Ее красота подобна заре над прозрачным озером.

Ясмин охватил гнев, хотя она понимала, что бедный парень просто выполняет то, что она велела.

— Очевидно, султан тоже так думает, — заметила она, не в силах скрыть враждебность в голосе.

Захир, не в состоянии подавить свой страх, запинаясь, проговорил:

— У меня не было выбора, госпожа… Султан приказал…

— Не суть важно, — перебила она. — Твоя верность и благоразумие должны быть вознаграждены.

Казалось, Захир был совершенно сбит с толку, но он коротко кивнул, не смея посмотреть на султаншу и нервно шаря глазами по мраморному полу. Ясмин оправила свой халат из чистого шелка, накинутый на нежную кожу, и начала претворять в жизнь свой план.

— Но, к сожалению, так не может продолжаться дальше, — сказала она. — Их роман противоречит интересам султаната. Если весть о том, что мой супруг имеет любовную связь с неверной, выйдет за стены дворца, это может вызвать волнения среди наших более набожных подданных. Тогда не обойтись без вмешательства самого багдадского халифа.

Страж распрямил плечи и поднял голову, но смотреть старался в стену поверх плеча султанши.

— Что я должен сделать, госпожа?

Султанша полезла в складки своего халата и извлекла хрустальный пузырек с прозрачной жидкостью.

— В гареме моего отца в Дамаске уже давно научились изготавливать зелье, которое может приворожить любого мужчину — или женщину, как в нашем случае, — к его обладателю.

Она передала настойку курду, который нерешительно потянулся за ней, изо всех сил избегая любого прикосновения к запретной руке султанши. Он с суеверным страхом уставился на пузырек.

— Но почему ты даешь это именно мне?

«Потому что я султанша и могу, если захочу, убить тебя, глупец!» — мелькнуло в голове Ясмин, но она сдержалась.

— Ты много лет верно и преданно служил моему супругу. Считай это наградой.

Страж замялся.

— Но если султан узнает…

— Не узнает, — прошипела Ясмин.

Захир инстинктивно отшатнулся, заслышав угрозу в ее голосе.

— Когда мне дать выпить зелье?

Ясмин улыбнулась. Вот так-то лучше.

— Сегодня вечером. И уже завтра еврейка забудет султана и будет думать только о тебе.