Мириам убеждала себя, что ей снится кошмар. В любой момент она с испуганным криком проснется и окажется в постели рядом со своим противным любовником Ричардом. Конечно, он тоже — ее собственный кошмар, но она сама в него вошла, она понимала и уважала его границы.

Совершенно другое дело — этот страшный сон, в котором она очутилась помимо воли и правил которого не понимала. Мириам забылась сном после очередной отвратительной ночи соития с королем Англии. Казалось, Ричард был от нее просто без ума, и Мириам последние несколько недель шлифовала свое актерское мастерство, чтобы он тешил себя надеждой, что она разделяет его чувства. Каждую ночь, пока он спал, положив голову ей на грудь, Мириам, собрав всю свою силу воли в кулак, с невероятным трудом сдерживала себя, чтобы не вырвать ему горло голыми руками. Может быть, однажды она не сможет стерпеть, но только после того, как детально продумает надежный план побега из тюрьмы под названием Арсуф. Мириам не мучилась чувством вины за цареубийство, она просто не испытывала ни малейшего желания оставаться здесь и отвечать за последствия.

Она наконец-то уснула, ожидая, что, как обычно, провалится в пустоту без всяких сновидений. Но потом вдруг очутилась в этом странном кошмаре, который казался настоящим.

Мириам открыла глаза и увидела, что они с королем уже не одни. В изножье кровати стояла женщина, облаченная в длинное развевающееся голубое платье и белую чадру. Незнакомка протянула руку и указала пальцем на Мириам, и у девушки по спине пробежал холодок.

— Мири… — Голос женщины звучал необычно, как будто она кричала откуда-то издалека. Мириам не слышала этого имени уже двенадцать лет и почувствовала, как из глаз хлынули слезы. Только ее мама Рахиль называла ее Мири.

Неведомая сила подняла Мириам с кровати, на которой остался лежать спящий Ричард. Последовав за незнакомкой, она вышла в дверь и с удивлением увидела, что стража короля, обычно дежурившая у его спальни, крепко спит на полу. Ей не верилось, что стражники нарушили приказ, но поскольку это был сон, все казалось возможным.

Незнакомка в белой чадре повела ее по коридору. Повсюду крепко спали стражи, некоторые громко храпели. Если бы это происходило наяву, то Мириам подумала бы, что всех в крепости усыпили, но, разумеется, подобное было немыслимо.

Женщина провела ее в то крыло крепости, куда пленницу никогда не пускали. Они спустились по длинной лестнице и оказались у бронзовой двери, где лежали два облаченных в доспехи стража. Мириам охнула, когда поняла, что они, в отличие от остальных, не спят. У обоих было перерезано горло, и перед дверью образовалась лужа крови. Женщина в чадре, даже не взглянув на безжизненные тела, переступила через них. Дверь со скрипом открылась, и женщина жестом приказала Мириам следовать за ней. Напомнив себе, что это всего лишь плохой сон, что в любой момент можно проснуться, Мириам осторожно переступила через тела. По необъяснимой причине она почувствовала, что нужно приподнять подол льняной ночной рубашки, чтобы не испачкаться воображаемой кровью, когда она перескакивала через порог.

Внутри Мириам с изумлением увидела человека: он не спал, а стоял на полу на коленях, связанный черной веревкой и с бархатным кляпом во рту. Одного взгляда на испуганное лицо мужчины было достаточно, чтобы Мириам узнала его. Конрад де Монферрат, сановник-предатель, который предал Ричарда, а потом изменил Саладину. Она думала, что Ричард казнит его, когда он вернется в Арсуф и будет молить короля о воссоединении армий крестоносцев. Но сила обстоятельств, по-видимому, удержала короля от мщения, и он поселил маркграфа в крепости в качестве почетного гостя на время, пока будут вестись переговоры о перемирии.

Мириам лишь пару раз встречалась с Конрадом и не понимала, почему ее спящий разум вызвал в воображении именно его облик. Но каждый раз, глядя на его обезображенное лицо, она чувствовала, как к горлу подступает тошнота. Это ощущение не оставляло ее и сейчас. Казалось, что она видела его раньше, много лет назад. Но это, разумеется, было невозможно. Невозможно?

— Ты знаешь, кто это, Мири? — Женщина, голос которой напоминал голос ее матери, впервые заговорила с тех пор, как они покинули спальню Ричарда.

— Нет, я…

И тут она узнала. Глядя на его ужасный красный шрам на левой щеке, она все вспомнила. Именно этот человек изнасиловал и убил ее мать прямо у нее на глазах. А потом он гнался за ней и пригвоздил ее к песку в пустыне. Несмотря на то что его отвратительный член разрывал ей девственную плеву, смешивая кровь ее матери с кровью Мириам, девочке удалось дотянуться до его ножен и выхватить кинжал. Зажмурившись, она ударила ножом вверх, надеясь перерезать ему горло, но порезала только щеку.

Порез на щеке. Совсем такой, как на лице Конрада.

Мужчина скатился с нее, выкрикивая проклятия на языке, который она не понимала. Мириам побежала, по ее бедрам текла кровь. Мириам не помнила, как ее удалось скрыться от преследователей. Она неслась прочь от разграбленного каравана — то вверх, то вниз по песчаной дюне. Она бежала, спасая свою жизнь, пока наконец не увидела скалистые горы, а в них маленькую пещеру. Вход в пещеру был настолько мал, что она едва в него протиснулась. Она пряталась там, не обращая внимания на кишащих повсюду скорпионов и скарабеев, пока голоса не затихли. Сколько прошло дней? Один? Два? Она не помнила. Затем Мириам выбралась из пещеры и пошла к разграбленному каравану. Кочующие бедуины, которые обнаружили кровавую бойню, уже похоронили ее родителей и остальных погибших. Она, словно живой мертвец, направилась к ним, ее ноги были в песке и запекшейся крови. Она надеялась, что они облегчат ее страдания, заберут ее жизнь, чтобы она вновь оказалась вместе с мамой. Но добрый бедуин с жидкой бороденкой посадил ее на своего верблюда, дал фляжку с водой и повез ее назад, в Каир.

И вот она здесь. Стоит лицом к лицу с человеком, который отобрал у нее все. Он больше десяти лет преследовал ее в кошмарах, но она не знала его имени. Теперь знает.

Конрад де Монферрат.

К ней подошла женщина в чадре, в руках она держала нож. Мириам узнала инкрустированную камнями рукоять и выгравированного льва на лезвии. Именной кинжал короля.

— Ты знаешь, что нужно делать.

И Мириам сделала. Она взяла кинжал, повернулась к испуганному Конраду. Он крупно дрожал, по его щекам текли слезы. Его лицо блестело от скорби, а шрам, казалось, куда-то исчез. Но Мириам понимала, что он оплакивает не ее мать, не сотни тысяч убиенных им людей. Он оплакивает себя, оплакивает свою скотскую жизнь, которая закончится прежде, чем он завершит свою миссию разрушения на земле.

Когда Мириам подошла к нему с ножом, она не чувствовала ни жалости, ни колебаний. Зачем лишать себя удовольствия отправить это чудовище в ад?

В конце концов, это всего лишь сон.

Мириам приставила лезвие к его шее, увидела первые струйки крови, которые потекли вниз, когда острый как бритва нож коснулся плоти. Она почувствовала что-то теплое у ног и поняла, что стоит в луже Конрадовой мочи. Великий воин, человек, считавший себя истинным королем Иерусалима, при мысли о смерти обмочил себе штаны.

Она перерезала ему горло.

Из раны фонтаном брызнула кровь. В Мириам ударила струя обжигающей жидкости, и ее белая ночная сорочка внезапно стала алой. Конрад упал наземь, лицом в лужу собственной мочи.

Мириам обернулась и увидела, как призрачная незнакомка протягивает руку. Мириам заметила в ее руке что-то зеленое и блестящее. Любимое нефритовое ожерелье ее матери.

— Я горжусь тобой, Мири… — сказала женщина. Мириам выронила нож и схватила амулет. Как она любила это мамино ожерелье!

Когда Мириам подняла голову, радостная улыбка поблекла. Сон изменился, перед ней уже не было таинственной женщины. Вместо нее стоял мужчина в черной как ночь одежде и чалме. Его лицо скрывалось за вуалью. Его желтые глаза сверкали подобно кошачьим, и он смеялся. Страшный скрипучий смех, похожий на скрежет металла о металл.

Мириам закричала…

…и проснулась. Она опять была в постели Ричарда. Король лежал на животе и крепко спал, а в арочные окна их спальни пробивались первые лучики зари.

Мириам, стараясь унять бешено колотящееся сердце, встала с постели, чтобы попить воды. И внезапно застыла на месте. На ней вместо белой ночной рубашки было голубое платье, а кожа казалась влажной, как будто она только что приняла ванну и вытерлась полотенцем.

А затем она почувствовала, что у нее на шее что-то висит. Дрожащими руками взяла ожерелье и вгляделась в зеленый нефрит и восьмигранный амулет с именем Бога.

Мириам хотелось кричать, кричать не переставая. Но она не издала ни звука. Она почувствовала, как подкашиваются ноги, как она падает на кровать и ее поглощает темнота.

Последнее, что она увидела краешком ускользающего сознания, — это горящие желтым огнем глаза змия, прожигающие ее разум.