— Не знаю, как и сказать... — по закрытой линии звучал напряженно-испуганный голос главы Службы госбезопасности Бадакина. — Заяц... захватил поезд в метро. Состав почти под вашей администрацией, а у него — бомба... 

   — Витя, ты что — укололся?! — президент удивленно провел пальцем по губам. 

   — Никакое не укололся! Что делать-то?! 

   Раньше подобным тоном говорить с хозяином председатель госбезопасности даже и в мыслях не осмеливался, и это — как нашатырь — отрезвило Мороза. 

   — Так он же ноги лечил... И как тогда захватил поезд?.. Зачем?! — во рту стало сухо и горько. 

   — Захватил, говорю же. Он не один. По электронке письмо пришло... И в диспетчерскую по рации сообщили. У Зайца бомба в кейсе! Проверили — не блефует. У него на хате нашли все причиндалы! Тротил, все такое... И несколько «эргэдэшек»... Мои пробили по номерам — начинка из Горно-Косовской автономии. Вероятно, помощники у него оттуда же... 

   — А чего он хочет? — Мороз переставал понимать действительность. 

   — С вами поговорить... Обменяю всех заложников, трындит, на президента. 

   — Он что, белены объелся?! 

   — Да кто б его знал… 

   Растянулась длинно-тревожная пауза. 

   — Свяжите меня с ним, — наконец очнулся президент, переждал горькие протяжные гудки в трубке и услышал Зайца: 

   — Слушаю. 

   — Николай Семенович, здрасьте! Это, я понимаю, шутка? — он даже через силу попробовал улыбнуться. 

   — А... Иван... Здоров будь, — тихо прошептала трубка. — Знаешь, я сожалею, что не научил тебя когда-то, что жизнь — не шутка. Она — вещь серьезная. Ну и рад я, конечно, что с тобой поговорить могу. Великим ты стал, занятым... Что тебе со мной время-то терять... Дороговато, правда, за такую связь платить — все запасы отдал, квартиру и дом над рекой заложил, чтобы бомбочку прикупить... 

   — И… 

   — До этого «и» были у нас с тобой, Ваня, еще и «а», и «бэ», и «вэ»… Помнишь, как я рассказывал о тезке твоем — царе Иване Грозном, о Евангелии от Иоанна и царстве слова? 

   — Ну… — заморгал президент. — Как там?.. Вначале было слово… Так? 

   — Нет! Не так. Не было слово, а — есть. Вначале было, есть и будет слово! И будет — даже когда и нас позабудут. Вот чего ты так и не понял… 

   Мороз недовольно чмокнул и скривился: 

   — Ну и чего ты хочешь? 

   — Хм... Тебе же, наверное, доложили уже. Давай!.. — Заяц прислонил к мобильнику ладонь и, чуть не сбросив пальцем очки, зашептал еще тише, чтобы в вагоне не было слышно: — Дава-а-ай... Это же проще, чем в той твоей плаценте: раз — и ждать не надо! Бах — и ты сразу в вечности, как спаситель людей, — голос стал распевным, с заметным волнением. — Понимаешь, это как в «Тарасе Бульбе»: я тебя породил — я и... А мне же все равно терять нечего — два-три месяца доктора отмерили... Когда-то ж ляпнул, помнишь: «И пусть отсохнут мои ноги, если ты не станешь президентом…» Вот и сбылось сказанное... Ноги диабет съел, а ты — ты так и не стал настоящим президентом… 

    Мороз взорвался: 

   — Так ты что — всю эту байду устроил, чтобы мне лекцию прочитать?! 

   — Нет, Ваня, нет... — голос Зайца сделался спокойным. — Чтобы сказать то, что сказал. И засвидетельствовать перед народом, что ты, его правитель, побоишься спуститься , дабы сограждан от старого маньяка спасти. 

   Наступило терпкое молчание, оборвавшееся задумчивым: 

   — Ну все... Не могу больше говорить. Начинают люди оглядываться... 

   — Что б это было, если бы руководитель страны слушал каждого маразматика… Взрывай! Давай! Тарас Бульба выискался... 

   — И я тебя, Ваня, люблю. Прощай! — в трубке застреляли короткие гудки. 

   А затем Заяц поправил очки, пригладил совиную бровь, словно ненароком прислонился коляской к стенке и постучал в дверь. В кабине это услышал усач и потянулся к микрофону. 

   — Товарищи пассажиры! — захрипели его голосом вагонные динамики. — Сбой в электроснабжении линии устранен. Сейчас мы продолжим движение. Только на несколько секунд отключится освещение... Осторожно, следующая станция «Ноябрьская». 

   — Ну вот, наконец-то! А то я чуть на встречу не опоздала... — радостно проговорила брюнетка в коротком черном платье со стразами. Та, с ямочками на щеках. 

   — Наверно, на свидание? — улыбнулся ей в ответ Заяц. — Успеете, обязательно! А похожие задержки, — он сказал это нарочно громко, — и в лондонском метро случаются. 

   — Давай зеленую, мы едем! — хрипло сообщил в диспетчерскую усач, уволенный после подзабытой уже забастовки метрополитеновцев железнодорожник-краснодипломник, а ныне — ночной грузчик, оторвал приклеенные усы, снял затемненные очки, семафорный фиолетовый пиджак, выбросив все в форточку. Щелкнул рубильником — и в составе стало темно. Приставил к носу сонного машиниста нашатырь и незаметно выбрался из кабины в вагон, где спрятал в карманы штанов перчатки. 

   — Это диспетчерская! Какую зеленую? Кто говорит?! — закричала в кабине рация. 

   Машинист очнулся, недоуменно заморгал вокруг, схватил микрофон: 

   — Алло! — во рту сушило, и он проглотил терпкий комок. — Алло! Диспетчерская, что случилось? Это Марченко с «Восьмерки». Я тут, кажется, отключился. Кто-то с проверкой пришел... И дальше ничего не помню...

   Жизнь — не мед, и люди — не пчелы. Однако многоэтажные универмаги и кофейни около закрытых станций метро напоминали растревоженные ульи. Растревоженные собравшимися над городом дождевыми тучами, дизельным дымом переполненных автобусов, а еще — пугающей неизвестностью. 

   — Чего это метро не работает? Снова забастовка? — интересовались горожане. 

   — Нет... Говорят, там террорист с бомбой. Видите, сколько милиции и солдат нагнали. 

   А в это время к пустому перрону неспешно подъехал запоздалый поезд. Раскрылись двери, начали выходить удивленные пассажиры; около турникетов каждого почему-то начинали обыскивать вооруженные люди в бронежилетах и черных масках.

   — У Зайца кейс пустым оказался! — по рации надрывно сообщал президенту председатель Службы госбезопасности. — А мои же у него на кухне тротил нашли... и три «эргэдэшки» из бывшего косовского гарнизона… А тут — только ноутбук да книга в кейсе! Профессор... 

   — Какая книга?! — Мороз сам не узнал своего голоса. 

   — Старая какая-то, толстая... Сейчас... Библия, мля! Пастор хренов... 

   Под языком у президента сильно запершило. Что-то хотел сказать, но глубоко вздохнул и промолчал. 

   Словно в забытьи он уехал в Ворониху. До вечера просидел в бане. Влил в себя литр коньяка — и не смог забыться. 

   «На черта ему сдалась та Библия?.. Чего они уже полтысячи лет с ней носятся?..» — лихорадило воспаленный мозг. 

   А когда наконец отключился — увидел громадную аудиторию. 

   Перед ним — шеренги одинаково одетых молчаливых манекенов. Слушают, а он не может найти слов, зло и бессмысленно кусает губы, переступает с ноги на ногу. Молчит… 

   И видит средь пластмассовой толпы Екатерину. 

   Ее затаенно-презрительное лицо. 

   И ее недоступную красоту.

2009–2010

Мінск – Бар (Чарнагорыя) –   Стамбул (Канстанцінопаль) – Мінск