Старика Бионта в Дианохейской долине уважали все. Его не любили горделивые жрецы из города Триаса на юге и сторонились заносчивые чародеи из города Низанта на востоке, но в Дианохее Бионта чтили и ценили. Пускай он был затворником и редко покидал свою башню, жители долины всегда могли обратиться к нему за советом и помощью.

Еще Бионт обучал детей письму и лечебной магии. Он сам предложил старостам деревень прислать к нему наиболее смышленых ребятишек, ведь он не мог успеть всюду, где могла понадобиться его помощь. Бионт не брал плату за обучение медицинским чарам у проявивших Дар, и низантийские волшебники, чей орден Золотой Яблони контролировал распространение магических искусств не только в Дианохее, но и в ближайших восточных областях, мигом ополчились против него. Ведь Бионт не только отказался вступать в гильдию чародеев Низанта, но и критиковал ее за то, что волшебники брали огромную плату за сущие мелочи и прислуживали в первую очередь аристократам и купцам. Стали распускаться слухи об убоговских обрядах, проводимых в башне, о развращении детей, о чернокнижьей сущности волшебства старого мага. Поддержали Золотую Яблоню в диффамации и триасские жрецы, господствующие над магией в землях южнее Дианохейской долины. До них дошли сведения, что Бионт не почитает архэйский пантеон, позволяет себе порицать культ богов и смущает умы учением о некоем безличном Перводвигателе как начале и движителе мира.

Взволновались маги и жрецы в первую очередь потому, что Бионт обучал заклинаниям не только деревенских детей. Прослышав о могучем волшебнике-затворнике, который по прибытии в Дианохею за день уничтожил водящихся в долине гидр (с которыми никак не могла справиться низантийская гильдия) и за два дня после этого возвел для себя башню без посторонней помощи, молодые и многообещающие носители Дара отправлялись в Дианохею, и Бионт привечал их. Многие были родом из богатых и именитых семей, и потеря столь ощутимых источников дохода и влияния не устраивала ни магов Низанты, ни жрецов Триаса. Да и мало кто из дианохейцев поверил слухам. До появления Бионта триасские священнослужители то же самое говорили о Золотой Яблоне, а чародеи Низанты точно теми же словами очерняли жречество Триаса.

Поговаривали, что к старому волшебнику под видом новых воспитанников подсылали лазутчиков и убийц, однако он сразу разоблачал их, словно мог узреть тайные намерения. А может, и мог. Об уровне магического Дара Бионта не знали даже его лучшие ученики, чаще других посещавшие башню чародея. Может, ему по силам было проникать в разум смертных и читать его как раскрытую книгу, ничем не выдавая своего присутствия в чужом сознании. Образованные низантийцы объясняли другим ученикам, что такая психомагия без подготовки невероятно сложна для не прошедших псионическую инициацию, и даже сильнейшим психомагам нужен ритуал для создания мысленной связи, если только они не из элхидов Северных территорий, агхиров Великой гряды или эйнэ Кочатона, что на Дальнем Востоке – о последних, надувшись от важности, рассказал Арсилай Мелеонид, чей отец ходил через Студеный океан в Преднебесную империю.

В любом случае Бионт не опасался ни слухов, ни наемников. Да и с чего магу, в одиночку уничтожившему терзавших долину гидр, с которыми многие годы не могла справиться целая гильдия чародеев, бояться последних? Покой его башни стерегли охранные заклинания, о том злоумышленников предупреждали надписи на менгирах вокруг дома чародея, днем и ночью подсвечиваемые октариновым светом. Особо недоверчивых возле самой башни встречали каменные собаки, не знавшие сна и отдыха и не страшившиеся стрел, копий и простых чар. Они пропускали учеников и посетителей лишь после приказа хозяина, и пройти мимо них незамеченным мог разве что скрывающий свое присутствие Бессмертный.

«Могущественная магия, – говорил со знанием дела Арсилай, год отучившийся в гимнасии Золотой Яблони, где, по его собственному признанию, больше внимания уделяли физическим упражнениям, нежели магии. Остальные низантийцы и триасцы, прибывшие в Дианохею, воспитывались в палестре и учились письму у частных педагогов. Для них и деревенских ребятишек Арсилай со своими познаниями в магических науках почти равнялся самому Бионту. – Страшно могучая и опасная. Ужасно опасная. По пальцам руки можно перечислить способных на такую магию!»

Арсилаю верили. О магах в Дианохее и Триасе знали мало, а низантийская гильдия давно превратилась в замкнутую касту, ревниво оберегающую свои секреты. Правда, Арсилай был не так уж далек от истины. Окажись в долине просвещенный Магистр, он поразился бы сложным композициям колдовских полей, поддерживающих постоянную активность каменных собак и подпитываемых из искусственного источника Силы, а функциональное устройство некоторых заклинаний он просто не смог бы понять.

Не только о магии Бионта, но и о самом старике знали мало. Он не был гражданином Союза, хотя на тайнэ говорил свободно. Не походил он и на уроженца Тысячи островов, извечного морского противника Архэ. Старик пришел в долину с юга, со стороны южных полисов и империи Тевран, но не был и тевранцем. Он мог быть родом из Аланских королевств, где бок о бок жили сотни народов со всех уголков Западного Равалона, но Бионт никогда не подтверждал своего аланского происхождения, впрочем, как и не опровергал. Поселившись в долине, старик никому не рассказывал о своем прошлом.

И в Триасе, и в Низанте пытались выяснить, откуда в Дианохею явился столь могущественный чародей и каковы его цели. Посланники жрецов расспрашивали о Бионте во всех постоялых дворах на всех дорогах от Теврана до долины. Маги пытались разузнать о нем, связавшись с теми аланскими орденами, которые не участвовали в последней войне Морского Союза и Аланских королевств и сохранили мирные отношения с архэйскими гильдиями. Расспросы и обращения ничего не дали.

Двенадцать лет прошло с момента появления старика в Дианохейской долине, а разузнать о нем так ничего и не удалось. Жрецы год за годом проклинали его и просили богов наказать вольнодумца. Чародеи год за годом клеветали на конкурента и пытались разобраться в плетениях, окутывающих его башню. Дианохейцы год за годом радовались исчезновению нечисти и не испорченным гидрами урожаям.

За двенадцать лет старик Бионт стал в долине своим. Он отводил от Дианохеи кочующую по Морскому Союзу нечисть, помогал эликсирами роженицам и новорожденным, следил за погодой. Бионт не покидал долину, и ни разу чужестранцы не посещали его. У него уже обучались дети тех, кто учился у него в первый год жизни в Дианохее. Казалось, что так будет если и не всегда, то еще очень долго, ведь могущественные маги живут как заморские эльфы – не десятилетиями, а столетиями.

А Бионт являлся могущественным магом, в этом никто не сомневался.

Поэтому прибежавший раньше всех утром к башне Теймах, сын Арсилая, поселившегося в полисе Афоре на западе от долины, сильно удивился, заметив неподвижных каменных собак, лежащих на земле в странных позах. Они всегда бегали вокруг башни, и их бег для Теймаха был столь же незыблем, как ход солнечной колесницы Зайлиса Светоносного по небосклону.

Но еще больше мальчишка удивился, когда обнаружил, что дверь в башню открыта настежь. И только в тот момент он понял: надписи на менгирах не светились.

Сам не зная почему, Теймах испугался.

Открытая дверь стала похожа на распахнутую пасть чудовища. Войдешь – и навсегда сгинешь в желудке монстра, прикинувшегося башней.

Скоро появились остальные ученики Бионта. Парни постарше и посмелее рискнули войти в обитель старого мага. Неуверенно потоптавшись на первом этаже, где, кроме стола с макетом долины и закрытых сундуков, ничего не было, и по очереди позвав учителя Бионта, Диосей и Патрокл поднялись этажом выше. Обычно старик проводил здесь занятия. Покрывал доску сложными формулами, с помощью волшебного шара демонстрировал действие лечебных заклинаний, доставал из шкафов толстенные книги и зачитывал вслух мысли мудрецов древности и современности, а когда ученики решали задачи, пытались по симптомам выяснить причину болезни, листал тонкие цветные брошюры, называемые журналами, и бормотал под нос что-то осуждающее о споре ятрофизиков и ятрохимиков. Временами Бионт отлучался, встречая посетителей, прибывших с прошением из дианохейских деревень или соседствующих с долиной полисов. Несмотря на порочащие его слухи, Бионт быстро приобрел славу лучшего медика, готового и, что немаловажно, способного помочь даже в тех ситуациях, когда бессильными оказывались священнослужители и магические гильдии полисов.

Разбитая на две части доска и расколотый хрустальный шар, разбросанные по комнате книги и поваленные шкафы… Стекла в окнах выбиты, но почему-то внутрь, а не наружу, на стенах следы копоти и рваные полосы, точно от удара гигантскими когтями, огромная дыра посредине потолка. Совершенно непохоже на привычную учебную комнату.

Осторожно оглядывая помещение, Патрокл заметил, как что-то капает из отверстия в потолке. Приглядевшись, парень нахмурился. Но прежде чем он успел что-либо сказать, на пол комнаты из дыры упало нечто круглое.

Почему-то Патрокл не сразу понял, что он видит.

А когда понял…

Когда понял, то взмолился богам, чтобы ему показалось.

Боги не отозвались. Ему не показалось.

Голова Бионта подкатилась к лежащему на боку шкафу и остановилась. Остекленевшие глаза уставились на учеников, перекошенный рот застыл в безмолвном вопле.

«Кровь… – отрешенно подумал Патрокл. – Это кровь капает…»

И тогда закричал Диосей.

Весть о смерти Бионта моментально разлетелась по долине. Взволнованные жители поспешили к башне мага, а в Афору, в гильдию Сфинкса, немедленно отправили гонца. Аристих Дионид, бывший наемник, участвовавший во всех войнах Западного Края за последние двадцать лет, через полдня уже был в полисе.

Афора стала набирать экономическую и политическую силу после того, как ученики Бионта из низантийцев и триасцев начали селиться в этом городе, организовав в противовес Золотой Яблоне собственную гильдию – орден Сфинкса. Арсилай Мелеонид, глава гильдии, был принят в правящий совет. Именно к нему направился Аристих с ужасной новостью. Сын Мелеона немедленно выехал в Дианохею в сопровождении отряда афорских стражников, выделенного ему старейшинами города по первому же требованию. Арсилай не собирался препираться и прибегать к риторике, как на заседаниях совета и публичных выступлениях. Он просто пригрозил, что орден Сфинкса покинет Афору, если правители полиса откажут ему в столь ничтожной просьбе.

Старейшины не отказали. Шестеро минотавров из Сомахеи, четверо драконидов из Филассийских гор и двадцать человек из Афоры – все тертые бойцы, участвовавшие в Южной летней войне и неоднократно чистившие афорские дороги от разбойников. Кроме стражников Арсилай взял с собой трех волшебников, лучших из «сфинксов» в защитных чарах – чарах, которым Бионт не обучал и в которых его ученики разбирались плохо. Однако братья Коинстан, Солон и Ристар Филисиониды учились волшебству на полях сражений, в битвах между полисами Архэ и в войнах с Аланскими королевствами и Архипелагом. Горделивые низантийцы из Золотой Яблони с пренебрежением относились к чародеям-латро, считая их недостойными приобщения к высоким сферам магического искусства. В этом с ними были солидарны практически все гильдии Морского Союза. Под влиянием Бионта Арсилай на многие вещи стал смотреть иначе, чем его соотечественники, к тому же, в отличие от учителя, он не являлся могущественным волшебником, спокойно игнорирующим недоброжелателей и их козни. От Золотой Яблони, враждебно относящейся к молодому и не обладающему ее властью ордену Сфинкса, стоило ожидать неприятностей. Арсилай понимал, что его гильдии необходимы опытные в защитных заклинаниях чародеи, и лично отыскал сыновей Филисиона на востоке Архэ, где Лионийский союз вот уже сто лет воевал с Мидгардополисом за спорные земли.

Арсилай не сомневался, что Филисиониды пригодятся в Дианохее. Кто бы ни убил старика Бионта, он владел магией. И кто бы ни убил учителя, он убил его магией. Судя по рассказу Аристиха, в башне сражались с применением боевых заклинаний, а они должны были оставить след в Поле Сил, хоть и малейший. Нужно поспешить, снять всевозможные слепки, остаточные образы, колебания и состояния фюсисных переменных. Важны любые мелочи, которые помогут указать на виновника.

Низантийцы?

Триасцы?

Арсилай был уверен: виноват кто-то из них, а может, и все они вместе. Сплотились против общего врага, объединили силы.

Что ж, это они зря.

Конфронтация с Золотой Яблоней и жрецами Триаса была неизбежна, Арсилай понимал это с момента основания своей гильдии. Именно их интересы в Дианохее, Талоанских равнинах, предгорьях Коарды, долинах Эвмара, озерах Кириина и отчасти Сомахейских лугах затрагивал орден Сфинкса. И хотя сын Мелеона готовился к интригам и подковерной борьбе за влияние на аристократов и крупных землевладельцев, он сознавал, что придет время и для открытого столкновения – либо клинками наемников, либо собственной магией.

И он надеялся, очень надеялся, что Бионт останется в стороне от этой схватки.

Время пришло, Арсилай? Время показать заносчивым старцам Низанты и Триаса, как за последние века изменился магический мир? Морской Союз современности мало чем отличается от древнего Архэ. Чуть меньше рабов, чуть больше мануфактур. Все так же полисы грызутся друг с другом, все так же они объединяются лишь против аланцев, архипелажцев и мидгардополисцев. Все так же магические знания находятся в ведомстве жрецов, скрывающих их от обычных людей, как скрывает свои сокровища богатый скупец. А если где и начинают действовать маги из независимых гильдий, то они уподобляются членам тайных обществ, скрывающих от недостойных свои мистерии, и ведут себя точно горделивые полубоги Первой Эпохи. Лишь дети аристократов могут поступить в эти гильдии. Прояви Дар раб – раба сразу же уничтожат, ведь еще помнят в Архэ восстание Артуса Бешеного Пса, бесправного сталанского илота, проявившего невиданную магическую силу и сровнявшего с землей Сталану. А прояви Дар крестьянин – смерду дорога только в младшие жрецы, где его Сила уйдет на поддержку культа и творимые старшими жрецами чудеса. Ну или в отряды латро, где маги, как показывает практика, долго не живут.

Арсилай был уверен: будущее за другим способом жизни и деятельности. Будущее за такими, как Бионт, кто не видит разницы между смертными из-за происхождения или принадлежности к сословию.

Конечно, триасцы и низантийцы чувствуют, что их время ушло. Что их старый взгляд на мир, их древний мир – умирает. Но они не хотят умирать. Не хотят уходить. Им все нравится таким, как есть. У них власть, у них богатство. И не потому, что они достойны их, а потому что они дети своих отцов и верные слуги своих богов. Им не нужны изменения, их устраивает существующий миропорядок.

Они помнят, как чуть не создал новый миропорядок Алексурус Аледонский, объединивший под своей властью Архэ и половину Алании, Мидгардополис и пустыню Рун, большую часть Серединных земель и Эхларский перешеек. Алексурус собирался отменить рабство в своей империи, и, говорят, его убили из-за этого, ведь это решение изменило бы все.

И они помнят, как пал под натиском роланских легионов древний Морской Союз, когда погибло большинство представителей старинных родов, ведущих свое происхождение от богов, и новые народы пришли в Архэ из Серединных земель. И как только Роланская империя развалилась, Архэ незамедлительно вернулся к прежним порядкам и освященным тысячелетними традициями законам.

И поэтому Бионт умер? Потому что старый миропорядок врос в бытие и не хочет дать дорогу новому, более достойному миру?

Если это так, то он пожалеет. Этот убогов старый миропорядок сильно пожалеет, что не ушел тихо, спокойно и даже с некоторым почетом. Ведь, что ни говори, а именно архэйцы в Первую Эпоху сдержали воинство Заморских Островов, именно в боях с гоплитами древнего Морского Союза завязла Светлая Армада, прежде чем подошли войска аланцев и архипелажцев, прикрываемые защитными чарами Магов-Драконов, и Высокорожденные навсегда были изгнаны из Западного Края.

До Дианохеи отряд Арсилая добрался еще быстрее, чем Аристих до Афоры. Одно из многих преимуществ чародеев, недоступное лишенным Дара: магия позволила поддержать галоп лошадей и крептодонотов до самой башни, хотя и с ущербом для здоровья животных.

Подъезжая к дому Бионта, отряд перешел на рысь. Сосредоточились Филисиониды, шепча Слова и активируя защитные артефакты. Чары октариновой пленкой легли на стражников и магов, сверкнули, обращаясь из зримого покрова в малозаметные символы на щеках. Магическая защита никуда не делась, лишь стала невидимой и для большинства чародеев, а не только для обычных смертных.

В защитных чарах Филисиониды являлись одними из лучших во всем Морском Союзе.

Арсилай нахмурился, когда отряд подъехал к башне. Аристих говорил, что вокруг дома Бионта должны дежурить ученики старика под руководством его старого товарища по наемничьей юности Телемаха, как и Аристих, выбравшего Дианохею для спокойной старости. Сын и дочь Телемаха учились у Бионта, и бывший солдат удачи, как и все наемники, знающий цену быстрой медицинской помощи и каждую неделю приносивший щедрые дары богу врачевания Исклепию, не мог нарадоваться их успехам в лечебном чародействе. По словам Аристиха, убийство старого мага Телемах воспринял как личное оскорбление и грозился совершить гекатомбу Гневным богиням с просьбой покарать злодеев.

Призывающие на голову душегуба кару небесную жители долины, угрюмые ученики Бионта и следящий за округой хмурый наемник – вот кого ожидал увидеть Арсилай возле башни. Но афорский отряд встречал лишь Телемах, изрядно располневший с тех пор, когда сын Мелеона видел его в последний раз. Бывший наемник сидел возле входа в башню и действительно был хмур, да еще вдобавок и мрачен, как грозовые тучи Дайса Дождевика. Легкий полукруглый щит лежал на земле рядом. Телемах подбрасывал и ловил кинжал с широким клинком и совершенно не обращал внимания на происходящее вокруг.

– Эй! – закричал Арсилай. – Что произошло?! Куда все подевались?!

Телемах поймал кинжал, вложил в ножны. Обернулся к подъезжавшему отряду. Дракониды уже спешились и теперь готовили самострелы к стрельбе особыми арбалетными болтами с боевыми чарами на наконечниках. Приготовились слезть с лошадей и люди, лишь минотавры остались на крептодонотах, уставших меньше своих непарнокопытных собратьев.

Арсилай спрыгнул с коня, огляделся, надеясь все-таки увидеть жителей долины. Их отсутствие настораживало.

– Все разошлись по домам! – крикнул в ответ Телемах. Он и не подумал подняться навстречу прибывшим.

– Разошлись? – изумился Арсилай. Он на всякий случай коснулся пояса с двумя могущественными амулетами, доставленными для главы Сфинкса из Серединных земель. Может, на дианохейцев навели опутывающие сознание чары, прогнавшие их от дома Бионта? Но что тогда здесь делает Телемах?

– Ага. – Бывший латро сплюнул на землю. – Им приказали – вот они и разошлись.

– Приказали? – мигом насторожился Арсилай. – Кто приказал?

– Я приказал, уважаемый Мелеонид.

Откуда он взялся? Высокий седовласый человек в пурпурном плаще с золотой расшивкой по краям появился рядом с Арсилаем из ниоткуда, словно до того носил шлем-невидимку Таидеса, бога подземного мира, которую Бессмертный давал в пользование героям древности, сражавшимся с ужасными чудовищами. Карие глаза внимательно смотрели на сына Мелеона. Лишь они казались живыми на лице мужчины, больше схожим с ликом мраморной статуи.

Дракониды отреагировали мгновенно. Не успел человек договорить, а арбалеты уже стали поглядывать в его сторону поблескивающими декарином оголовками. Остальные стражники спешно обнажали мечи. Минотавры выхватили дротики из чехлов на боках крептодонотов. В отличие от арбалетных стрел, легкие копья быкоглавцев мягко сияли эннеарином.

Коинстан эмоционально выругался. Как и Арсилай, Филисиониды не заметили, откуда и как появился седовласый.

Телемах скривился, сплюнул и принялся ковырять кинжалом в земле.

– А вы хорошо подготовились, Мелеонид. Эти чары малоизвестны в Архэ, и быстро сплести контрзаклинания против них местным чародеям не удастся. Это похвально. И соответствует тому, что я о вас слышал. – Мужчина говорил на тайнэ с легким акцентом. Он покосился на тяжело дышащих лошадей, которые стояли лишь благодаря поддерживающим чарам Арсилая, неодобрительно покачал головой. – Хотя коней вы загнали, им не помочь. Жаль.

Сын Мелеона сглотнул. Мужчина неожиданно напомнил ему одного из рабов отца, молчаливого северянина Трольда Льорнссона, проданного в Морской Союз собственным племенем. Соплеменники боялись Трольда. Обычно спокойный и тихий Льорнссон в пылу битвы превращался в одержимого злыми духами безумца, не страшащегося ран и смерти. Сила его возрастала в десятки раз, души павших предков сопровождали воина, и никто на поле боя не мог противостоять ему. Таких, как он, в Северных территориях звали «медвежешкурыми» – берсеркерами, которых боялись даже чародеи.

Но имелся у Льорнссона один большой недостаток. Охваченный жаждой крови, он не различал врагов и союзников, от его руки пало слишком много соплеменников, а с возрастом приступы боевого безумия участились. Недруги страшились Трольда, но страшились его и друзья. Отец Арсилая знал о бешеном характере Льорнссона, когда покупал его. Сопровождавший Мелеона в путешествиях жрец бога Лиаса, покровителя торговли, ловкости, плутовства, красноречия, воровства и атлетов, по ауре северянина распознал берсеркера. С другой стороны, именно жрец и посоветовал приобрести Трольда, пообещав подчинить его безумие разуму. И подчинил. Длительными ритуалами и гипнозом, молитвами богам и воскурением особых трав. После воздействий жреца Льорнссон научился входить в состояние «медвежешкурого» и покидать его по собственной воле, и меч его разил теперь лишь врагов Мелеона.

Возникший из ниоткуда мужчина походил на Трольда. Походил разлитой вокруг него в воздухе угрозой, ощущаемой не потому, что он хотел выглядеть опасным, а потому, что он действительно являлся опасным.

И нужно было быть осторожным, очень осторожным, чтобы не пробудить дремлющего в глубинах души «медвежешкурого».

– Кто ты? – Арсилай положил руку на пояс, на амулет с Многогранным Щитом. Заодно он подал знак стражникам: пока не нападать, но быть готовыми атаковать, как только он снимет талисман.

– Генрих, – представился мужчина. Он посмотрел на амулеты Мелеонида, глянул на Солона, шептавшего Слова, и улыбнулся. Так улыбается ветеран, которому мальчишка хвастается деревянным мечом. – Генрих Стайлон из Когессы.

– Я не спрашивал твоего имени, чужеземец. Я спрашивал, кто ты такой. И по какому праву находишься здесь?

– О, простите. Здешние обычаи непривычны для меня. – Генрих покаянно покачал головой. – Позвольте представиться еще раз. Генрих Стайлон из Когессы. Следователь третьего отдела расследований Шестого департамента Конклава. Здесь нахожусь согласно положению восемьдесят второго Номоса, раздел восемнадцать, пункт третий, подпункт семь. «О действиях по отношению к бывшим сотрудникам департаментов Высшего совета магов, умерших неестественной смертью».

Арсилай похолодел.

Конклав. Шестой департамент. «Молот». Подразделение активных действий против черного и запретного чародейства. Иначе говоря, боевые маги Конклава.

Так вот откуда это чувство опасности?

– Что… – хрипло начал Арсилай, смутился и откашлялся. – Как я могу проверить твои… ваши слова?

– В моей ауре присутствует Метка Конклава, но так будет проще. – Генрих вытянул руку. На ладони лежал овальный плоский медальон, украшенный ажурной золотистой сканью в форме сокола с напаянными поверх серебряными шариками зерни.

Дракониды дернулись, когда Арсилай зажмурился и отшатнулся от седовласого мужчины. Но чародей крепко держался за амулет на поясе, и стрелы остались в ложах самострелов. Да и Филисиониды никак не отреагировали, лишь прищурились и начали перешептываться.

Мелеонид приоткрыл глаза. Концентрированное сияние октаринового Топоса, окружающее медальон Генриха, слепило, как будто в руке конклавовец держал маленькое солнце.

Стражникам хорошо, они не видят этого ослепляющего зеленовато-фиолетового перелива. Только чародеи могут узреть Топосы. И только конклавовские чародеи высшей степени посвящения владеют подобными медальонами. Генрих Стайлон не мог предоставить лучшего подтверждения своих слов.

Интересно, он из Стражей Системы?

Не отнимая правую руку от амулета, Арсилай поднял левую и сделал своим бойцам отмашку. Дракониды опустили арбалеты, люди вложили мечи в ножны, минотавры вернули дротики в чехлы и спешились. Только Филисиониды продолжали держать защитные чары. Мелеонид вздохнул. Сыновья Филисиона еще не поняли, что выложись они на полную, пожертвуй своими жизнями и вложи их в предсмертное проклятие – даже после этого их магии не сравниться с волшебством стоящего рядом с Арсилаем человека.

Боевому магу Конклава разгромить весь орден Сфинкса так же легко, как гоплиту сапогом раздавить таракана. Арсилай хорошо это знал. Ведь после ударов по Золотой Яблоне и триасским жрецам он собирался принять Номосы Конклава, чтобы оказаться под эгидой Высшего совета. Да, он стал бы зависим от Конклава и его решений, делился бы прибылью от деятельности ордена и отсылал бы в департаменты нужных Конклаву магов. Но это ничего не значило по сравнению с тем, что даст ордену Сфинкса признание Номосов. Защиту – вот что это даст. Надежную и непоколебимую защиту от притязаний и происков архэйских чародеев и жрецов. Что ни говори, а Высший совет ревностно защищал своих последователей. Попробуй в открытую или тайно воевать с орденом Сфинкса триасцы и низантийцы, и им придется противостоять превосходящей их во всем громаде Конклава.

Поэтому ссориться со следователем Шестого департамента не стоило. Совсем даже наоборот.

– Что привело вас в Дианохею, уважаемый Генрих? – Арсилай уловил нотки подобострастия в собственном голосе, и ему стало противно. Так перед аристократами из древнейших родов лебезил его отец, получая разрешение на торговлю в западных областях Морского Союза, и сыну Мелеона всегда не нравилось такое поведение родителя.

– А разве я не сказал? – удивился конклавовец. – Номос восемьдесят два, раздел восемнадцать, пункт три, подпункт семь.

– Ах да, – вспомнил Арсилай. – «О действиях по отношению к бывшим сотрудникам департаментов Высшего совета магов, умерших неестественной смертью», правильно?

Генрих приподнял бровь, внимательно посмотрел на Мелеонида.

– Значит, не врут, говоря, что вы подумываете о членстве в Высшем совете. Знаете Номос. Либо у вас хорошая память, как у мнемоника.

– Я… – Арсилай почему-то смутился. – Да, я изучал Номосы. Но подождите! Вы хотите сказать, что Бионт – сотрудник департаментов Конклава?

– Бывший сотрудник, – уточнил Генрих. – И не потому бывший, что его убили. Пятнадцать лет назад он покинул Высший совет, и с тех пор мы ничего о нем не слышали.

– Вот как? – удивился Арсилай, нервно поглаживая пояс. – Не думал, что от Конклава можно так долго скрываться.

– Можно, – сухо ответил следователь. – Для одного из Номенов такое вполне возможно.

У Арсилая пересохло во рту. Старик Бионт – Номен? Невероятно. Всякое говорили о старике, многое ему приписывали, но – Номен? Просто невероятно!

Номенами в Конклаве называли магов, которые достигли недоступных для большинства чародеев глубин в сфере определенной магии, познали предельные принципы подчинения Сил и постигли единство с ними, обретя удивительные и недостижимые для остальных способности. Тайкеши Рлаос арнэ Кахоор, экселенц чар Света, подчинивший заклинание Князя Ярого Солнца, носил Номен Светлого мага – Люций. Серую эльфийку Налиэль аэ Одермириину, волшебницу Луны, властвующую над чарами Конунга Дикого Сумрака, звали Лунарис – Лунной магичкой. Человек Джетуш Малауш Сабиирский, мастер геостихии, овладевший чарами Владыки Железной Бездны, именовался Терренусом – Земным магом. Некоторых Номенов, как те, которых вспомнил Арсилай, знали во всем Равалоне, иные были известны узкому кругу, а о других магическая общественность ничего не ведала, и только высшие иерархи Конклава располагали сведениями об их настоящих личностях.

– Учитель Бионт был Номеном? – с трудом скрывая потрясение, спросил Мелеонид.

– Да. Его звали Светлым магом. – Конклавовец посмотрел на солнце, прищурился. – Сейчас так именуют другого чародея. Он из народа тайкеши, что живет на Ближнем Востоке.

– Я слышал о Рлаосе арнэ Кахооре, – кивнул Арсилай, судорожно размышляя. Бионт – Номен, бывший Люций. Никто из чародеев Морского Союза, жрецов или магов, в одиночку или группой, не справился бы с ним. Аватар бога? Архэйские небожители уже очень давно не одаривали своей Мощью верных священнослужителей, да и схватка Номена с одержимым божественной силой не прошла бы незамеченной для жителей долины. Грохотало бы так, словно грянул конец света, небеса бы извергали золотые молнии, а башню Бионта штурмовали бы истошно ревущие креатуры и призванные из иных пластов реальности существа.

Но кто же тогда убил старика?! И как конклавовцы оказались здесь сразу после смерти Бионта, если не могли и при жизни его найти?

Последний вопрос Арсилай озвучил.

– Понимаю ваше удивление, Мелеонид. Нас позвал сам Бионт. Нет, нет, его душа ушла в посмертие, вам не стоит беспокоиться, что неупокоенный дух будет тревожить Даянохею.

– Дианохею, – поправил Арсилай.

– Простите?

– Это долина зовется Дианохейской. По имени героя-полубога Дианоха, который сразил файласа, Стального Льва, обитавшего в местных лесах. Правильно – Дианохея.

– Хорошо, постараюсь больше не ошибаться.

Арсилай испытующе поглядел на боевого мага Высшего совета. Издеваешься, конклавовец? Ты можешь звать долину хоть Дурнохейской, и никто ничего тебе за это не сделает, просто потому что не сможет.

На скульптурном лике не дрогнул ни один мускул. Все то же безмятежное выражение лица, все та же вежливая улыбка. Наверняка он точно так же улыбается, когда уничтожает монстров Нижних Реальностей или убивает чернокнижников.

– Незадолго до гибели Бионт послал весть в астрал. Не сразу, с запозданием, но все-таки информация дошла до нас. И мы тотчас отправились к источнику сообщения.

– Он сообщил, кто напал на него? – быстро поинтересовался Арсилай.

– Увы, нет. И простите, Мелеонид, однако я не могу говорить с вами о содержании созданных Бионтом вед.

– Да, я понимаю.

– Тем не менее – конклавовец повернулся к башне, – мои подчиненные уже должны были закончить осмотр места происшествия и могут поделиться соображениями.

«Место происшествия» резануло слух Арсилая. Здесь жил его учитель, великий маг из Номенов, здесь жил уважаемый сотнями смертных человек, почитаемый за свои дела, а не за родовитость или богатство, и здесь оборвалась его жизнь, вернее, ее оборвали, как рвет нити мойра Ийса, которую в Северных территориях зовут Игсид, а в Серединных землях Смерой.

Называть дом Бионта местом происшествия казалось Арсилаю чуть ли не святотатством.

Мелеонид проследил за взглядом боевого мага Конклава. И даже он, глава магической гильдии, далеко не самой худшей в Морском Союзе, невольно поразился тому, что увидел.

Стена у основания башни вспухла, разбухла огромной фигурой. Во время путешествий с отцом Арсилаю довелось видеть инеевых гигантов Северных территорий и горных великанов Великой гряды, и ему показалось, что из каменной кладки выступает один из представителей племени колоссов. И хотя Мелеонид ошибся, его ошибку можно было понять. Самый крепкий и высокий из минотавров едва достал бы макушкой до пояса вышедшему из стены смертному. Верхнюю часть его лица скрывал кожаный капюшон, а вот выпирающую вперед фиолетовую челюсть с огромными алыми клыками можно было разглядеть довольно хорошо. Доспех на смертном не походил ни на один знакомый Арсилаю. Огромные, полностью накрывавшие плечи пластинчатые наплечники с толстыми длинными шипами на концах. Такие же шипы на наручах и под стать им – алые когти на фиолетовых пальцах. Поверх пластинчатой кирасы красная накидка-сюрко, только вместо герба или сигны на ней – ужасный лик, напомнивший архэйцу каменные головы горгон на колоннах вокруг храма Дайса Карающего. Разделенная на четыре вертикальных части латная юбка, на боковых полосах на шипах держатся заостренные диски. Поножи, как и латные ботинки-сабатоны, обычные, если не считать того, что из поножей мог бы получиться отличный доспех для Арсилая.

Неудивительно, что, кроме Телемаха, никто не решился остаться рядом с домом Бионта. Великан походил на гигантов-паликов, в давние времена выбравшихся из Второго Круга Нижних Реальностей и разрушивших половину полисов древнего Морского Союза. Чудовищ наслали на Архэ боги за грехи смертных – так возвестили жрецы, и столетие за столетием священнослужители пугали народ сказками о возвращении паликов. Аристократия и образованные архэйцы посмеивались над суевериями, но в народном сознании страх перед древними гигантами был непоколебим.

Мелеонид посмотрел на башню позади исполина. Стена осталась нетронутой, словно великан разложил себя и доспех на мельчайшие частицы и просочился сквозь кладку. Или использовал портальное перемещение. Но не в привычке чародеев Конклава нарушать собственные Номосы, по крайней мере, при посторонних свидетелях. Ну или гигант прошел сквозь камень, превратившись в единый с ним стихийный элемент – на такое, говорят, способны сильнейшие из геомагов. Хотя Арсилай, сам первоначально инициированный стихией Земли, не заметил характерных для геомагии изменений в Поле Сил. Он вообще не заметил изменений в магическом фоне, хотя подобное появление не могло не наложить отпечатка на движение элементалей по стихийным путям, особенно если верно первоначальное предположение Мелеонида. Такая магия требует огромной Силы. По крайней мере, Арсилай так думал, ведь после того как он покинул гимнасий, ему еще ни разу не приходилось сталкиваться с магами, с легкостью скрывающими от него свое чародейство. Кроме Бионта, конечно.

Второй смертный появился еще более удивительным способом, чем первый. Он просто соткался из вылетевших из окна верхнего этажа голубоватых лучей. Словно сотни тонких, толщиной с волос нитей сплелись в невысокую, едва достающую до бедра Арсилая фигуру. Невидимый «плетельщик» ловко завершил свою работу, полностью скрыв серым плащом с капюшоном половинчика – а кто это еще мог быть, если не хоббит или кендер из Серединных земель? Как и гигант, невысоклик умело скрыл свою магию, не проявив ее ни в виде поля, ни в виде потока. Было видно только то, что доступно обычному зрению, – однако каждый волшебник, будь он родом хоть из Аланских королевств, хоть из дальневосточных государств, знает, что даже простому фокуснику не составит труда обмануть обычное зрение. Что уж говорить о магах?

Арсилай пожалел, что решил поберечь Силу и, подъезжая к башне Бионта, не наколдовал Вторые Глаза. Хотя… что он надеялся увидеть с помощью магического зрения? Мощь превосходящих его чародеев? Одним своим появлением они продемонстрировали, что сын Мелеона и Филисиониды не равны им.

Исполин и половинчик приблизились, остановились в метре от Генриха и Арсилая. Земля под ногами великана не содрогалась, как того ожидал сын Мелеона.

– Мы все внимательно осмотрели и тщательно изучили тело, – негромко сказал невысоклик. В отличие от Генриха, половинчик говорил на всеобщем языке. – Я могу продолжать?

– Да, – также на всеобщем ответил конклавовец. – Можешь говорить, ничего не скрывая, Тайли.

– Судя по состоянию помещений, Номен, защищаясь, использовал низкоуровневые заклинания, в основном энергоглобулы. Три плетения высокоуровневых чар Света и их активации, но никаких последствий. При этом мы не засекли ни активности орбов, ни комбинаций из комплекса Разочарования. И все же мы полагаем, что Номену удалось одним из высокоуровневых заклинаний задеть нападавшего. Однако результата, по крайней мере, характерного для этого заклинания, не последовало. По неизвестной причине магия Номена оказалась ограничена или же его противник обладал негатором заклинаний незнакомого нам типа.

– Запрещенные артефакты?

– Реакции отсутствуют.

– Астральные отражения?

– На доступных для нас уровнях отражение области в диаметре километра находится в неуравновешенном состоянии.

– Понятно. Что с Номеном?

– Судя по всему, сначала он получил удар мечом в живот. За ним почти мгновенно последовал удар по горлу, и завершил все удар в сердце. Голову отрубили уже после смерти.

– Вот как? – Взгляд Генриха стал отрешенным. В этот миг он еще больше напомнил сыну Мелеона «медвежешкурого» Трольда. – Это все объясняет.

Конклавовец обернулся к Арсилаю.

– Я скажу лишь раз, и вам самому решать, стоит доверять моим словам или нет, Мелеонид, – тихо произнес боевой маг Конклава. Он продолжал говорить на всеобщем, точно знал, что никто из прибывшего отряда, кроме Арсилая, им не владеет. – Бионт Алтарийский пал не от рук чернокнижников или магов Архэ. В его смерти не повинен ни один чародей Равалона. Жизнь Светлого мага забрал шрайя.

Арсилай побледнел и невольно осенил себя защитным знаком.

– Шра… шрайя? – переспросил он. – Клан Смерти?

– Верно. Зовущие себя жрецами Госпожи Мертвых в ответе за смерть Бионта. Разумеется, их наняли для убийства, но узнать имя заказчика можно только от самого шрайя. Иначе говоря, это невозможно.

– Но… но что мне теперь делать? – растерянно пробормотал Арсилай.

– Это решать только вам, Мелеонид, – холодно ответил Генрих. – Но для начала устройте Бионту достойные похороны.

– А… вы не заберете его с собой?

– В том нет надобности. Раз Бионт жил здесь, пусть и покоится в Дианохее. – Конклавовец поднял руку, особым образом сложил пальцы в Жест. Земля под ним, исполином и невысокликом задрожала, поднимаясь в виде четырехугольной платформы и приобретая стальной оттенок.

– Наши дела здесь закончены, Мелеонид. Если у вас еще остались вопросы или вам потребуется помощь, например, для защиты наследия Бионта, можете обратиться в представительство Конклава в Ривах. Вам не откажут, однако и ответы и помощь предоставят в разумных пределах. Все же вы пока не приняли Номосы. А теперь – прощайте, Мелеонид.

Гранитная плита вздрогнула и начала отъезжать от архэйца, постепенно набирая скорость. Объехала по дуге минотавров, выехала на дорогу и помчалась по ней со скоростью галопа крептодонота. Телемах громко пожелал всем чужестранцам провалиться в Тартарарам, где их титаны познают так, как познал Дайс Дождевик Еледу Прекрасную. Стоило бы объяснить бывшему наемнику, что для этих чужестранцев расстояние не помеха, и им наказать Телемаха легче, чем тому же Дайсу полыхнуть молнией в небе. Но Арсилай был занят. Он смотрел вслед конклавовцам, пока они полностью не исчезли из виду, и все это время думал, что скажет старейшинам Дианохеи и Афоры.

Гранитная плита несла конклавовцев по дороге на север, к полису Ривы, где три года назад Конклав открыл представительство, а полгода назад установили Арку. Путь лежал сквозь лесистые долины и древние горы, которые служили пристанищем для нечисти. В последние столетия, после того, как старейшины Рив заключили договор с ведьмаками о защите города и подчинявшихся ему деревень, чудовища притихли и появлялись редко. Но временами в кряже заводились твари, достаточно умные для того, чтобы скрыться от ордена и питаться неосторожными путниками или пожадничавшими на охрану каравана купцами. Иногда разумная нечисть истребляла прячущихся в горах разбойников, иногда нечисть вырезали столкнувшиеся с ней лиходеи, но бывало и так, что, подобно черным ведьмакам, разбойники договаривались с чудовищами и действовали совместно.

Боевые маги Конклава не опасались ни нечисти, ни грабителей, ни всех их, вместе взятых. Да и не всякий, завидев здоровяка руагха с алыми клыками и когтями, решился бы напасть на него и путешествующих с ним смертных, даже не зная, что они чародеи. Народ воинов, с молоком матерей впитавший дух сражений, руагхи исстари оберегали границы Кочатона от поползновений Преднебесной империи и Я-Маджира, и на Дальнем Востоке говорили, что на поле боя лучше встретить бога смерти, чем руагха – больше шансов выжить. И хотя грозная слава воителей Страны Утренней Свежести не достигла Западного Края, внешний вид исполина заставил бы и Меченого держаться от него подальше.

Когда плита достигла поворота с зарослями ольхи, Генрих Стайлон насмешливо взглянул в небо и сказал:

– Хватит таиться, Лоренцо. Твоя маскировка стала лучше, раз ее не заметили Лиа и Кромх, но от меня тебе пока еще не спрятаться.

– Радует, что пока, наставник! – воскликнул, возникая из воздуха и приземляясь на наплечник Кромха, смуглый молодой сабиирец в синем военном мундире и с аккуратно зачесанными на пробор жгуче-алыми волосами. Ножны висящей на поясе шпаги альвийской работы стукнули по капюшону руагха. Исполин никак не отреагировал на столь бесцеремонное поведение.

– Были проблемы с телом Бионта? – спросил Генрих.

– Никаких, наставник. Лиа создала прекрасную копию, ее не отличить от оригинала.

– Если знать, что искать, то отличить можно, – возразил Генрих. – То, о чем я вас предупреждал, не изъяли?

– Нет, убийца не тронул Письмена. Впрочем, Лиа могла сказать об этом еще возле башни.

– Не могла, Лоренцо, – возразила скрытая плащом девушка. – Наставник назвал меня Тайли, и, следовательно, я могла говорить лишь об общедоступных вещах.

– А, вот как. – Парень почесал в затылке. – Ну, мне не понять всей этой секретности. Скажите, наставник, а зачем вы рассказали этому архэйцу о шрайя? Он ведь думает о принятии Номосов? Можно ведь было намекнуть на его конкурентов, как их там? Золотая Береза? Он бы уже сегодня побежал в Ривы давать клятву верности Архонтам. И ему польза и Конклаву.

– Лоренцо, я тебе неоднократно говорил: у каждого смертного должен быть выбор. Я предоставил выбор Арсилаю Мелеониду: открыть причастность Бионта к делам Конклава и тем самым продемонстрировать остальным старшим магам своей гильдии опасность сотрудничества с Архонтами, или сделать козлом отпущения Золотую Яблоню, обвинив ее в убийстве Бионта.

– Ага, вот оно что. – Сабиирец с умным видом покивал. – Понятненько-понятненько. А козел отпущения – это что еще за зверь?

– Ты правда не знаешь? – изумилась Лиа.

– Ну не знаю, ну и что? Это у тебя от рождения Сила через край плещет, мне же постоянно учиться и тренироваться нужно, нет времени на всякие заумные книжки. Да и наставник постоянно говорит: спрашивайте, и вам ответят. Вот я и спросил. А ты могла бы и ответить, если знаешь, а не корчить из себя Магистра.

– Ты, наверное, удивишься, Лиа, но я поддержу Лоренцо, – улыбаясь, сказал Генрих. – Не каждому дано знать многое, подобно мне или тебе. Кромху, например, тоже неведомо значение выражения, о котором спрашивает Лоренцо.

– Кромх из Кочатона, – возразила девушка. – Он может не знать.

– А я из Сабиира, – буркнул Лоренцо. – На каком географическом основании ты лишаешь меня права не знать?

– Речь о культуре, а не о географии, – ядовито отозвалась Лиа. – Ты принадлежишь к западной цивилизации и должен знать о традициях составляющих ее народов.

– Я принадлежу «Молоту» и знаю его традиции. Впервые слышу о притязаниях на сюзеренитет надо мной какой-то западной цивилизации.

– Невежа, – прошипела Лиа.

– Малявка, – не остался в долгу сабиирец.

– Ладно-ладно, – примирительно сказал Стайлон. – Прекращайте оба. Послушай меня, Лоренцо. У народа затрарианцев из Аланских королевств есть обычай в последний день первого месяца года приводить в Дом Святости, главный храм их страны, двух козлов. Верховный священнослужитель бросает жребий, выбирая козла для жертвоприношения богам и освящения храма жертвенной кровью. На второго козла символически возлагают грехи всего затрарианского народа, уводят в горы и сбрасывают со скалы в пропасть. Этого козла называют козлом отпущения грехов, и от этого обряда в Аланских королевствах пошло выражение «козел отпущения».

– Самоуверенный народ эти затрарианцы, – задумчиво сказал Лоренцо. – Одним козлом хотят от грехов всего народа избавиться – надо же такое придумать! Ха, да они по скупости переплюнули гномов. Да уж, да уж… А можно еще вопрос, наставник? Как вы поняли, что Люция…

– Бывшего Люция, – напомнил Генрих.

– Ага, бывшего. – Сабиирец хмыкнул. – Теперь во всех смыслах бывшего.

– Побольше почтительности, Лоренцо, – сурово глянул на подчиненного Стайлон. – Во-первых, ты говоришь о мертвом. Во-вторых, ты говоришь о бывшем сотруднике Конклава. В-третьих, ты говоришь о бывшем Номене.

– Прошу прощения, наставник. И все же ответьте: как вы узнали, что Бионта Алтарийского убил шрайя?

– Я уже видел подобное, – ответил Генрих. – Давно. Две гильдии магов сражались за контроль над сбытом артефактов в одном королевстве на западе Серединных земель. Одной из гильдий удалось нанять шрайя, и жрецы Госпожи за ночь покончили с верхушкой ордена соперников. Удар в живот не просто опасное ранение. Он наносится в одно из физических средоточий Локусов Души, ошеломляет мага на физическом и метафизическом уровнях. Удар по горлу – и скрытые в ауре готовые заклинания уже вербально не активировать. И заключительный выпад в сердце – чтобы наверняка убить, чтобы не осталось и шанса на регенеративные заклинания. Голову рубят с той же целью, хоть и редко.

– И что, Архонты оставили Клан Смерти безнаказанным? – удивился сабиирец. – Старшие чародеи магической гильдии все же не колдуны и деревенские знахари.

– Видишь ли, не все так просто. Примерно лет триста назад, когда Конклав окончательно укрепился в Серединных землях, Архонты повелели Стражам Системы узнать все о жрецах Госпожи Мертвых. Мне неизвестно, как именно, но «Богадельня» поймала шрайя и поместила его в один из секретнейших схронов. Его пытали, требуя открыть секреты ордена, но прежде чем Стражам удалось узнать что-то действительно важное, схрон атаковали.

– Ого! – воскликнул Лоренцо. – Это были шрайя, да? Шрайя?

– Верно, на схрон напали жрецы Госпожи Мертвых. Как они нашли его, как сумели подобраться незамеченными и, наконец, как сумели прорваться сквозь «богадельщиков» и убить своего товарища – неизвестно до сих пор. И тогда Архонты…

– Подождите, наставник, – перебил сабиирец. – Шрайя не освободили, а убили своего товарища?

– Его и еще восьмерых своих, раненных во время нападения. И шестерых «богадельщиков», с которыми столкнулись внутри схрона.

– Шестерых магов «Богадельни»?! – поразилась внимательно слушавшая рассказ наставника Лиа.

– Вот именно, – наставительно сказал Генрих. – Как вы можете понять, такие потери заставили Архонтов призадуматься о целесообразности войны с Кланом Смерти. Поэтому они пригласили мастеров ордена Шрайя на встречу, на которой договорились об определенном нейтралитете. Неприкосновенность для Архонтов и высших магов орденов, принявших Номосы, и тому подобное. Взамен Конклав не вмешивается в дела Клана.

– Если они договорились о нейтралитете, то почему шрайя напал на Бионта? Разве это не нарушение договора? Мы что, теперь с жрецами Госпожи Мертвых будем воевать? – Лоренцо возбужденно замахал кулаками, точно представляя перед собой злобных шрайя и то, как он их «будет воевать».

– Нет, – лаконично ответил Стайлон.

– Почему нет? – удивился сабиирец. – Архонты же, как вы говорите, заключили с ними договор.

– Бионт покинул Конклав и отказался от его покровительства, – вздохнув, пояснил Генрих. – По всей видимости, шрайя знали об этом. Но, признаться, не смерть звавшегося Люцием беспокоит меня. Вернее, не только его смерть.

– Вы считаете, между исчезновением лорда Витриса и убийством Бионта есть связь? – спросила Лиа.

– Что еще за лорд Витрис? – поинтересовался Лоренцо. Парню надоело стоять, и он расселся на наплечнике руагха.

– Тебе следует читать отчеты, а не надеяться на пересказ Лиа, – осуждающе сказал Генрих. – Кромх плохо понимает всеобщий, но что мешает тебе?

– Тренировки, наставник. Я очень много тренируюсь. Так что это за фрукт такой, этот лорд Витрис?

– Аланский герцог, один из кандидатов в Номены.

– Что-то в последнее время изрядно этих кандидатов развелось. Что вы на меня так удивленно смотрите, наставник? Да, я много тренируюсь, но отчеты все же иногда просматриваю. Краешком глаза, конечно, и все же мне обидны ваши инсинуации. И что случилось с кандидатом?

– Лорд Витрис исчез во время охоты. Его искали, в том числе и наши маги, однако безрезультатно. И, отвечая на твой вопрос, Лиа: я полагаю, что между исчезновением Витриса, убийством Бионта, смертью от лихорадки Ликурга, молодого наварха Тиритского союза, и бегством на Архипелаг Рошиарха Серого, главы Серебряного Созвездия, есть несомненная связь. Двое из трех чародеев, чью предрасположенность к предельной магии выявил «Оракул», мертвы – скорее всего, Витрис мертв, Лиа. А третий прячется в аномальных зонах Тысячи островов. И это лишь те, о ком мы знаем.

– А что говорят в «Омфале»?

– Архонты больше обеспокоены назревающей на Ближнем Востоке войной, которая перечеркнет все достижения Конклава за последние двести лет. Три мага, которые в будущем могли стать Номенами, не заинтересуют их. А смерть Бионта, скорее, даже обрадует, ведь это означает возвращение Изначальных Письмен.

– Но вас что-то тревожит, наставник, – заметила Лиа.

– Так и есть. Вы хорошо знаете историю Конклава?

– Знаю ее в совершенстве, – ответила девушка.

– О себе могу сказать, что не знаю ее в совершенстве, – откликнулся Лоренцо.

Кромх промолчал, но Генрих и не ждал ответа от руагха.

– Когда в последний раз «Оракул» выявил подобное множество потенциальных Номенов?

– Около шести веков назад, – задумчиво сказала Лиа. – Если точно, то примерно пятьсот шестьдесят лет назад, в две тысячи семьсот восемьдесят восьмом году.

– Правильно, Лиа. А что произошло через три года?

– Началась Священная война… Ну вот что вы опять на меня смотрите, будто я внезапно заговорившая мертвая лягушка, а некромагов в округе днем с огнем не сыщешь? Я плохо знаю историю Конклава, а военную историю знаю прекрасно.

– Тогда, Лоренцо, объясни Кромху, что такое Священная война.

– Запросто. – Сабиирец повернулся к голове руагха и тоном лектора Эквилистонского университета произнес:

– Священной войной, мой огромный друг, в историографии Серединных земель принято называть крупный военный конфликт между государствами Ближнего Востока, объединившимися в Лахаймский союз, и рядом стран Великой гряды гор, на стороне которых выступил Роланский Клуб. Причиной военных действий послужило разрушение святилищ ближневосточных богов, построенных на землях, с Первой Эпохи принадлежавших Маудовской Абарии и Туллистану, однако в начале Второй Эпохи завоеванных союзом Подгорных народов Великой гряды. На самом деле это была не одна война, а серия военных кампаний, организованных по очереди западом и востоком, и в итоге завершившаяся возвращением земель Абарии и Туллистану. Название «Священная» эта война получила не только по религиозным причинам, но и потому, что в ней со стороны Ближнего Востока принимали активное участие аватары Бессмертных, получавшие Силу из Небесного Града. Я ни в чем не ошибся? – Последнюю фразу парень адресовал Генриху и Лиа.

– Все правильно, Лоренцо. А теперь, чтобы вы поняли, почему меня волнует связь между Бионтом, Витрисом, Ликургом и Рошиархом, открою малоизвестный факт. Спустя год после открытия «Оракула», в две тысячи семьсот восемьдесят девятом году, кандидаты в Номены из Западного Равалона начали умирать от болезней, гибнуть от рук убийц и просто исчезать. К началу Священной войны запад потерял большую часть потенциальных Номенов. А ближневосточные кандидаты в Номены стали аватарами, которые в итоге принесли победу Лахаймскому союзу.

– Вы думаете, нас ждет новая Священная война? – не скрывая скепсиса, спросила Лиа.

– Не знаю. Не думаю, что Священная война повторится. За шесть веков многое изменилось, как в магическом мире, так и в политическом. Но все же что-то грядет. Что-то покрупнее войны на Ближнем Востоке, – Стайлон задумался и добавил: – Вернее, я так думаю. Но могу и ошибаться. Ведь я все же состою в «Молоте», а не в «Оракуле», наша работа накладывает отпечаток на восприятие и интуицию, и на многие вещи я привык смотреть в плохом свете. Нужно подождать. Если погибнут или исчезнут еще несколько Номенов, это заставит Архонтов обратить внимание на происходящее и подключить к расследованию «Богадельню».

– А нас? – спросил Лоренцо. – Нас тоже подключат к расследованию?

– Вряд ли. Вам к испытаниям нужно готовиться. Сами знаете, что вас ждет… – Генрих вздрогнул и замолчал. Предупреждая вопросы учеников, Стайлон сделал особый жест левой рукой, означавший, что с ним вышли на мыслесвязь руководители «Молота», и даже неугомонный Лоренцо притих, сосредоточившись на разглядывании предгорий, мимо которых неслась гранитная плита с отрядом боевых магов Конклава.

Тишина не нарушалась до самого прибытия команды в Ривы.