Получив записку от учительницы, Евгения Викторовна отпросилась на работе и на другое утро неприветливо разбудила Алика:

– Вставай, друг, пойдем.

До самой школы мама молчала. И только когда вошла с Аликом в школу, в коридоре заговорила:

– Покажи мне учительскую.

– Вот сюда.

Алик забежал немного вперед и показал издалека дверь с большой белой табличкой. Евгения Викторовна вошла в учительскую, а Алик поплелся к себе в класс.

Нинка Пономарева встретила его большими испуганными глазами. Она сочувственно прижала руки к груди и шепотом спросила:

– Мать пришла?

– Да…

– Теперь тебе попадет?

Нинка искренне переживала за Алика. И хотя еще не наступила большая перемена, она спросила:

– Хочешь съесть половинку яблока?

– Не хочу, – вздохнул Алик.

Зойка Клюева не умела никому сочувствовать. Она стала в позу своей мамы и спросила:

– Докатился?..

Профессор кислых щей Вовка Жигалкин и Петька Серебряков ни на кого не обращали внимания. Они дали друг другу слово, что изобретут радиособаку, и занимались своим делом.

Алик вытащил учебник истории и тетрадку по русскому языку. Стал смотреть книжку, а видел, как мама разговаривает с Уф Фимовной.

С задней парты Алика толкнул карандашом в спину Заячья губа:

– Котя, дай стиральную резинку.

Алик передернул плечами и сказал:

– Не дам.

– Дай, тебе говорят, маменькин сыночек, – больно ткнул карандашом в спину Заяц.

И тут с Аликом произошло непонятное. Наверное, все обиды, которые накопились против Зайца, сразу соединились вместе, вложили Алику в руку толстую книжку и со всего размаха стукнули Заячью губу по макушке. Заяц испуганно пригнулся, потом .опомнился и вырвал у Алика книжку. Они схватились и покатились в проход между партами. Девчонки завизжали, кинулись подальше от прохода. Алик увидел Шуркины ботинки с загнутыми рыжими носами и услышал над собой его подбадривающий голос:

– Дай ему, Алик, дай.

Потом чьи-то сильные руки схватили его за чуб и потянули вверх. Алик отпустил Зайца, выпрямился и увидел Уф Фимовну и свою маму.

Лицо у нее было разгневанное, такое разгневанное, что Алику показалось, что его мама не похожа на его маму.

– Ну, спасибо! – сказала она.

– Отличник называется, – подошла сзади Зойка Клюева.

– Эх ты! – заметил Сашка Крачковский.

– Кто дежурный сегодня? – строго спросила Уф Фимовна.

– Кто дежурный? – крикнул Петька Серебряков и вдруг вспомнил, что он дежурный. – Я, Марь Фимовна.

– Класс надо проветрить, дежурный. Уф.

– Освобождайте класс! – крикнул Петька.

Мальчишки и девчонки нехотя потянулись к двери.

Петька думал, что на правах дежурного может остаться в классе, он взял подушечку и медленно начал стирать с доски. Но доска была почти совсем чистая, учительница немецкого языка успела написать на ней всего два слова: гриле и фиолине.

– Стер? – спросила Уф Фимовна. – Ну, иди, тоже погуляй.

Алик остался в классе с мамой и учительницей.

– Как ты мог? – спросила мама и развела руками.

– Удивил ты нас, Алик, – сказала Уф Фимовна.

– Хорошо, что я это видела своими глазами, а то, Мария Ефимовна, я ни за что бы не поверила.

Они стали по очереди прорабатывать Алика за его хулиганский поступок, а он молчал, и постепенно все его тело наполнялось обидой. Сначала обида была по грудь, потом поднималась все выше и выше, и, когда дошла до глаз, из глаз закапали слезы.

– Слезы, – иронически сказала мама. – Москва слезам не верит.

«Ну и пусть, – подумал Алик и отвернулся к окну. – Они взрослые люди, у них должно было возникнуть подозрение против Лешки и Рыжей Берты. А у них ничего не возникло. Ну и пусть…»